©"Семь искусств"
  январь 2025 года

Loading

Алеша в Бостоне работал до последнего дня своей жизни и написал три научно популярные работы по физике. Уже после его смерти вышли в журнале «Звезда» три его статьи: «Что такое время?», «Философия физики — философия двадцатого века», «Как устроен этот мир». Его популярные статьи продиктованы желанием объяснить всем, какое это чудо — научные достижения, как надо их ценить и не засорять свое сознание мистицизмом, астрологией и экстрасенсами.

Людмила Ансельм

СЧАСТЬЕ ВИДЕТЬ КРАСОТУ МИРОЗДАНИЯ

(окончание. Начало в №11/2025 и сл.)

 Итак, Принстон! Мечта сбылась. Мы едем в Принстон! Алешу пригласили читать лекции в Принстонском университете. Наши друзья сняли для нас комнату в доме известной писательницы Татьяны Толстой.

 Известие о том, что мы поселимся в доме писательницы, взволновало наше воображение. Рисовались картины светского салона, в котором собирается творческая интеллигенция Принстона. Не было сомнений, что поскольку Принстон центр научной и культурной жизни Америки, переполненный писателями, литературными критиками, и учеными, то все они, без сомнения, должны собираться в доме известной русской писательницы. Нам тоже хотелось присутствовать при этих встречах, и мы беспокоились и волновались, как будем выглядеть в этом литературном образованном обществе. Мы готовились и к встрече с Татьяной, перечитали все её рассказы. Действительность оказалась совсем не такой, как рисовалась в нашем воображении…

 Несколько лет назад Татьяна приехала всей семьей (с мужем и двумя сыновьями) по приглашению Принстонского университета читать лекции о современной русской литературе. Один год она читала лекции, а на следующий её не пригласили. Она нашла работу преподавателя в другом городе, где тоже был университет. В этом университете она должна была учить американских студентов писать рассказы… Работа, по её словам, была совершенно бессмысленной. Она заранее предупреждала студентов, что научить этому невозможно, но студенты не верили ей и в ответ скептически усмехались.

 К тому времени, когда мы поселились в доме Татьяны, она жила одна. Сыновья выросли и разъехались, с мужем Татьяна рассталась. Один сын остался в Америке, женился, другой— уехал назад в Россию.

 Дом Татьяны одиноко стоял на дороге, ведущей в Принстон. В темноте леса виднелась развалюха-избушка, на которую страшно было смотреть. Казалось, именно в такой избушке может прятаться от дневного света «нечистая сила”, а на одном из деревьев притаилась “Кысь”. Солнечные лучи с трудом, раздвигая тесный лес, продирались между деревьями, плотным кольцом окружавшими дом. Только к концу дня, перед самым закатом, солнцу удавалось заглянуть на кухню и осветить круглый стол со стеклянной столешницей, главным украшением кухни.

 Работа у Татьяны была далеко от ее дома, приходилось ездить в университет на машине четыре часа туда, четыре обратно. Поэтому она оставалась в городе до вечера среды. Обычно она вставала в пять утра в понедельник, пока мы еще спали, садилась в машину и уезжала на работу. Мы ждали её возвращения с нетерпением. Потом вместе ехали на машине в ближайший магазин, покупали еду, что-нибудь на ужин и обязательно дешевое красное вино — огромные двухлитровые бутылки «Еллоу тэйл», где на картинке кенгуру помахивала своим желтым хвостом.

 Самое приятное время начиналось, когда возвращались домой, садились за стеклянный стол и в последних лучах заходящего солнца раскладывали на столе покупки, откупоривали вино, разливали его по фужерам и приступали к ужину. Казалось, мы для того и приехали в Принстон, чтобы вот так посидеть за столом, выпить немного вина и послушать рассказы Татьяны. Обычно ее рассказы были заполнены непонятной, необъяснимой мистикой: например, как она сидела на террасе, читала рассказ Чехова “Душечка”, вдруг зашумел лес и в этом шуме она ясно расслышала слова. Кто-то разговаривал с нею, как раз на ту тему, о которой она только что подумала.

Особенно часто в своих рассказах Татьяна возвращалась к своей странной, непонятной болезни, она почти умирала, теряла сознание, но в конце концов неожиданно увидела белый свет в тоннеле или еще где-то и через некоторое время пришла в себя. Говорили о литературе, о ее рассказах, которые нам нравились, расспрашивали, как они появились на свет, что послужило толчком для написания рассказов, таких, как «Река Оккервиль», «Милая Шура» и других… Она давала нам читать еще неоконченный роман, наполненный сценами с «нечистой силой» и советовалась, как ей закончить роман.

 За окном начиналась ночь. Через кустарник в окно заглядывал кончик луны, и в такое темное ночное время в самый раз следовало заняться спиритизмом, главным увлечением Татьяны . Только вместо блюдца была иголка, висящая на тонкой нитке. Татьяна вынимала лист бумаги, с заранее написанными буквами, иголку на нитке и, облокотившись локтями на стол, чтобы нитка не дрожала, сосредоточенно читала буквы, на которые указывала иголка. Татьяна вызывала духа, а Алеша должен был задавать этому духу вопросы. Поскольку обычно вызывались известные физики, то и вопросы должны были быть по физике. Дух слушал внимательно и через некоторое время иголка в руках Татьяны начинала медленно двигаться над буквами. Из букв Татьяна складывала слова и читала нам ответы. Мы очень радовались, если получался удачный ответ. Но обычно ответы были уклончивыми и неопределенными. На вопрос «что такое темная материя, заполняющая пространство Вселенной», дух известного академика отвечал: «Закрой лучше форточку. Дует.» или на вопрос «будут ли новые открытия в физике в ближайшем будущем» дух отвечал: «Завтра будет завтра». Прямого ответа мы никогда не получали. Пробовали даже записывать удачные ответы, но потом ответы потерялись. Она относилась к этому занятию серьезно, и иногда ее можно было застать одну, склоненную над кухонным столом с качающейся иголкой в руках… Спать она ложилась поздно.

 Нам было ясно: Татьяне нужно возвращаться в Россию… В России ее знают, читают и любят, а здесь она чужая, одинокая, никому не нужная кроме двух-трех друзей и родственников. Перед отъездом мы все-таки завели разговор на эту тему — о возвращении в Россию, оказалось, что она тоже думает об этом.

 Прощание было грустным, не хотелось уезжать из Принстона. Нам с Татьяной было хорошо, надеялись, что и она оценила наши теплые дружеские отношения. В своей повести «Легкие миры», в которой она описывает свою жизнь в Америке, она вспоминает о нас и то приятное время, которое провела с нами. Уезжали мы на такси. Татьяна вызвала такси и вышла проводить нас. Она стояла на краю дороги, пока мы не скрылись за поворотом, махала рукой, грустно улыбалась. Так она нам запомнилась: одинокая фигура в длинном черном пальто с поднятой рукой на фоне своего печального дома в густом лесу.

Наша дочь Ирина в 1990 году переехала в Бостон, сдала все экзамены на врача и прошла две резидентуры, поступила в Children’s Hospital на должность педиатра-невропатолога. Мы приехали по ее приглашению просто по гринкарте, которую Алеша получил как известный ученый. Мы не имели никаких медицинских страховок и не знали, что с нами будет. Наша дочь через свой госпиталь добилась для Алёши бесплатного лечения, и он стал получать химиотерапию.

Через два года после Алешиной смерти Ирина родила сына, Алеше не суждено было его увидеть. Ему дали имя Алеша в честь деда. Маленький Алеша теперь окончил колледж и работает. Алешина внучка Аня родила двоих детей — девочку по имени Оливия Ансельм Хельблинг и мальчика Ари Ансельм Хельблинг.

Алеша в Бостоне работал до последнего дня своей жизни и написал три научно популярные работы по физике. Уже после его смерти вышли в журнале «Звезда» три его статьи: «Что такое время?», «Философия физики — философия двадцатого века», «Как устроен этот мир». Его популярные статьи продиктованы желанием объяснить всем, какое это чудо — научные достижения, как надо их ценить и не засорять свое сознание мистицизмом, астрологией и экстрасенсами.

Я написала воспоминания об Алеше и издала их в книге под названием «Счастье видеть красоту мироздания». Кроме моих воспоминаний в книге есть еще воспоминания друзей, мысли и переживания Алёши. В книге ещё собраны научно-популярные статьи, написанные Алешей в Бостоне Он стал писать научно популярные статьи потому, что уже не мог делать научные работы по физике и ему хотелось не только поделиться своими мыслями перед уходом, но погрузиться в творчество, чтобы… забыться.

 Алеша начинает свою статью «Что такое время?» с извинений перед читателем, так как считает, что популярную статью по физике, по его мнению, должен писать только знаменитый и известный физик, и объясняет, почему он взялся за такое дело.

«Дело в том, что я нахожусь сейчас на терминальной стадии ракового заболевания и жить мне осталось, условно говоря, несколько месяцев. Конечно, эту дату про себя точно никто не знает («тоже мне бином Ньютона!»— вспоминается замечательное восклицание из гениального романа Булгакова), но это, я думаю, есть реалистическая оценка. Писать о чем то с ”петлей на шее” — в этом что то есть. Это дает особый острый взгляд на предмет и, я уверен, повышается интерес читателей».

В письме из Бостона А. Кушнеру Алеша писал:

“Удивительным образом, в принципе, но я знаю средство спастись от конечности отпущенного времени. Это средство — творчество. Любое. Наука ли, искусство… Но средство это заколдованное. Между тобой и твоим творчеством — пустота. Ты берешь лист бумаги с яростным намерением создать нечто стоящее (в науке ли, в искусстве) и не создаешь… ничего!»

 В статье «Что такое время» Алеша пытался объяснить, что значит время для физика, как изменилось в научном мире представление о времени после создания Эйнштейном специальной и общей теории относительности. Человеку, далекому от физики, новое понимание, что такое время, почти невозможно представить и понять. Классическое представление о времени «что бы мы ни делали, а время идет» оказывается неверным, приходится отказаться от универсального представления о времени. Время не течет непрерывно. Работы Эйнштейна привели к открытию фундаментальной связи между пространством и временем. Теперь пространство и время тесно связаны. Время может ускоряться или замедляться, если одна система в пространстве движется относительно другой с ускорением. В таких системах события, происходящие в разных точках пространства и одновременные в одной системе отсчета, будут не одновременны в другой системе отсчета, если эта другая система движется относительно первой с ускорением. Заканчивая статью “ Что такое время?”, Алеша в письме А. Кушнеру пишет:

“Я давно не испытывал такого счастья, как когда писал недавно заметки: «Что такое время?» Я совершенно забыл, что это не я придумал, а Эйнштейн, да и, по правде говоря, какая разница? Если такая красота! Мне кажется, что нам, очень конкретно физикам теоретикам, да и то далеко не всем, дано великое счастье видеть красоту мироздания в некотором аспекте, неведомом другим“.

 Еще до перестройки Алеше посчастливилось побывать в Англии, а затем, после перестройки, он посетил Швейцарию. Вернувшись домой, он написал статью «Запад есть Запад, Восток есть Восток”. Он был под таким сильным впечатлением от западной цивилизации, что торопился скорее поделиться своими размышлениями и ощущениями о чужом мире.

 «В течение многих лет я пытался найти ответ, в котором сказал бы о самом главном, о том, что поражает нас на Западе больше всего… И я решусь на два небольших обобщения. Первое восприятие западного мира — как цветовой удар. Второе — фантастическая, по нашим меркам, удобство жизни».

 В статье Алеша на нескольких примерах объясняет, как удобно жить в западной цивилизации, рассказывает, как устроены эти удобства, которые обеспечивают уважительное отношение к человеку. Везде, на каждом шагу вам говорят “спасибо” в магазине, в ресторане, в билетной кассе, тщательно продуманы устройства для пассажиров, багажное отделение, туристическая информация по городу, телефонные книги в телефонных будках. Он понимает, что корни этого “спасибо” имеют коммерческий характер, но все таки приятно. Каждая мелочь восхищает его. Статья написана в 1987 году, в самом начале “перестройки”, когда в российском обществе появилась надежда на перемены. Алеше хотелось объяснить, как важно для России выбрать именно западный путь. Уже при его жизни стали появляться намеки на перемены, и он с радостью подмечал малейшие изменения в стране. Сейчас многое изменилось, и действительно можно сказать, что Россия стала ближе к западной цивилизации, чем была в советское время.

В ХХ веке в физике были открыты квантовая механика и теория относительности, что привело к отказу от классической механики для новых объектов, таких как элементарные частицы. Это привело к отказу от привычных аналогий с действительностью. Теперь оказалось очень важным задавать природе правильные вопросы, так как на неверно поставленные вопросы нет правильного ответа. С этого момента, как пишет Алеша в статье «Теоретическая физика ХХ века, — новая философия природы» и начинается новая философия. Новые достижения в физике элементарных частиц трудно понять в повседневной жизни и поэтому для объяснения свойств элементарных частиц необходимы многочисленные подтверждающие эксперименты и сложные математические вычисления.

Так, например, для тел, которые исследуются в классической механике, мы можем измерить одновременно положение тела и скорость. Но, как доказывают многочисленные эксперименты, для элементарных частиц это невозможно. Исследования элементарных частиц привели к открытию совершенно новых явлений — таких, как дуализм и невозможность одновременного измерения положения электрона и его скорости. Потребовались новые теоретические объяснения этих свойств. Так был открыт принцип неопределённости.

С переменами при «перестройке» появились и новые каналы на телевидении, которые наряду с интересными программами показывали экстрасенсов, сеансы телепатии и всякую псевдонаучную муть. Алеша очень огорчался этим новым веяниям и лично переживал каждую такую программу. Своими переживаниями он поделился в статье: “Как устроен этот мир”.

“Ощущение мира как целого свойственно только профессионалам. Именно поэтому люди, далекие от науки, не могут понять, откуда ученый черпает уверенность, когда иной раз категорически утверждает, что чего то быть не может. Не может — потому что противоречит всей картине мира, а не каким то отдельным фактам. Конечно, наука не обладает способностью заглядывать в будущее… Псевдооткрытия вроде телепатии и телекинеза смехотворны для ученого потому, что они делаются в области, которая давным давно исхожена и истоптана вдоль и поперек. Такие псевдооткрытия противоречат всему, что мы знаем, а не каким то конкретным фактам“.

Науку Алеша сравнивал со зданием, а себя он считал кем то вроде “штукатура”, который заделывает щель в этом здании. Хотя Алеша отводил себе скромное занятие “штукатура”, он знал свое место в науке и чувствовал себя ответственным за всю науку, за все научное здание. Имея 130 печатных работ по теоретической физике, он всегда говорил, что ему не хватает хотя бы одной фундаментальной работы по физике. На самом деле у него такая работа была: будучи совершенно молодым человеком он открыл явление, противоположное выводам Ландау и др. Алеша доложил о своей работе на семинаре Ландау и опубликовал ее, но эта работа, к сожалению, не получила должного признания. Ландау не оценил его работу. Это явление только через пятнадцать лет, было переоткрыто американскими физиками. За эту работу Американские физики получили Нобелевскую премию.

В своей статье «Как устроен этот мир» Алеша сравнивает науку с огромным зданием. Он пишет:

Учёный почти всю жизнь занят тем, что он это здание науки ощупывает, поглаживает, приглядывается к нему, иногда отходит чуть чуть, разглядывает пропорции этого здания. Дальше, как правило, дело сводится к тому, что он находит где то какую то щель, где то какой то не совсем ровно лежащий кирпич, что то подмазывает, что то добавляет… В самом замечательном случае, именуемом гениальностью, он достраивает этаж. Но он никогда не строит на голом месте…“ (А. А.).

Алеша страстно защищал науку в своих статьях и в выступлениях по Би-би-си. В то же время он был и учителем, стараясь ясно и внятно объяснить людям, далеким от науки, трудно объяснимые, непонятные открытия современной физики: квантовую механику, принцип неопределённости, парадокс близнецов, стрелу времени и т. д.

 «Алексей Андреевич был прирожденным учителем: тонким, внимательным и щедрым. У него была редкая черта — понимать, что другой не понимает, и терпеливо и умело объяснять суть дела не вообще, а именно исходя из потребности данного человека или конкретной аудитории. А. А. поразительно умел минимизировать неизбежные потери при объяснении: и его объяснения были ясны, и не грешили против истины». (Ученик Ансельма Д. И. Дьяконов)

В Бостоне Алеша остро переживал пустоту одиночества: без друзей, без любимой работы и без своего любимого города, в котором родился и прожил почти всю свою жизнь. Живя в Бостоне, мы с ним постоянно вспоминали Петербург и мысленно повторяли наши прогулки по любимым местам: вот мы выходим из дома, пересекаем Манежную площадь, затем идем по Кленовой аллее к Инженерному Замку, потом направляемся к Марсову полю и выходим на Мойку и далее идем вдоль Мойки… “ Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки”… (Александр Кушнер). Алеша часто повторял стихотворение Бродского: «Да не будет дано мне вдали от тебя умереть…», очень хотел вернуться в Санкт Петербург.

Алеша заболел неожиданно, будучи совершенно здоровым и не старым человеком… Он любил жизнь, во всех её проявлениях, получал удовольствие от знакомства с интересными людьми, любил праздники, с удовольствием принимал гостей и ходил в гости, излучал такое жизнелюбие, которым заражались его ближайшие друзья при общении с ним. Любил просто жить, и жизнь любила его до того момента, пока он не почувствовал очарование старости и решил остановиться и оглядеться. В последних записях дневника Алеша писал:

«Старость подкрадывается на кошачьих лапах к мирно жующему жизненную жвачку… И ты уже замечаешь, что, севши в поезд, идущий в Москву, не смотришь с жадностью в окно, а с досадой думаешь о предстоящей бессонной ночи… Ты вдруг начинаешь понимать, какая радость — пахнущий грибами и сыростью осенний лес или косые лучи заходящего солнца, какое счастье остаться вдвоем с женой на даче, что никуда не надо идти и никто не придёт в гости … Радость, когда маленькое доверчивое существо — твоя внучка прибегает к тебе по утрам и плюхается к тебе в кровать с криком: «Давай!», что означает, что ты должен рассказывать очередную историю из бесконечной эпопеи, придуманной тобой» (из дневника А. А. Ансельма).

Может быть, за эту остановку он и был наказан. Ведь шестьдесят лет это еще не старость, еще рано меняться на свою противоположность, рано останавливаться… А может быть, болезнь уже сидела внутри него и не хотела появляться до поры до времени, выжидала удобный момент… В Израиле он почувствовал себя плохо. Уже по возвращении домой долго не хотел показываться врачам. В конце концов пришлось… Начались бесконечные операции. Мы все бросили и поехали в Бостон в надежде на американскую медицину. Но было уже поздно…

 «Для меня вся красота жизни именно в ее несводимости ни с какими, даже самым замечательными, ее сторонами. Меня поражает отсутствие окончательных высказываний о жизни. Жизнь не то, не другое, не третье, она и то, и другое и третье. И каждая конкретная жизненная ситуация всегда имеет много сторон… А смерть — она как рама, ограничивающая полотно жизни. Рама играет не последнюю роль в восприятии картины, но обязательно должна соответствовать картине. Мне кажется нельзя победить страх смерти, пытаясь забыть о смерти, но только пристально разглядывая ее вместе с жизнью». (А.А. Ансельм из письма А. Кушнеру).

Share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.