И дирижер волшебно вел за собой оркестр, не пританцовывал и не раскачивался как некоторые, а очень скромно водил своими легкими воздушными руками, а иногда и переставал дирижировать, а просто восхищенно смотрел на своих музыкантов. И слушатели вместе с ним погружались в пену волн музыки Дворжака — и в нежной второй части Poco Adagio, и в веселом скерцо, и в мощном и мрачном финале, который однако заканчивается в Ре-мажоре, и создает впечатление, что все будет хорошо…
РОМАНТИЧЕСКИЕ «БЕРЛИНЦЫ» В НЬЮ-ЙОРКЕ
Три дня подряд Карнеги-холл был наполнен музыкой.
Впрочем, кого этим удивишь?
Ведь этот легендарный зал вот уже 130 лет заполняется музыкой, чаще всего высшего класса. Кто здесь только ни играл, ни пел, ни дирижировал!
Все величайшие имена музыкантов 20 века и первой четверти 21 века прошли через этот фантастический зал.
А сколько еще впереди!
Однако музыка музыке рознь.
Конечно, здесь играют не только гении. Да это и невозможно…
И гении существуют только благодаря тому, что рядом с ними существует огромное количество прекрасных и добротных музыкантов, пианистов, скрипачей, виолончелистов, и всех других «родов музыкальных войск»… И именно на их фоне, в их среде добросовестных, честных и преданных музыкантов рождается тот, кто оказывается гением. Он сам об этом не знает, но его «заграницы издают и продавщицы узнают», как сказал поэт.
Впрочем, есть некая разница между гениями вообще (ну скажем в шахматах, в математике, в вокале, в разных видах спорта и т.д.), когда очевидно, что гениальность — это дар божий. И человек, который получил этот дар — счастливчик, он может больше ничего не делать – жизнь все равно ему улыбается, и все будет хорошо.
Однако в музыке — все не так… Человек, получивший гигантский музыкальный дар, должен — просто обязан — в детстве много заниматься, играть гаммы и этюды, слушать огромное количество музыки в разных стилях, заниматься спортом, здоровьем, воспитывать выносливость. Без этого ничего не получится.
***
Мы внезапно переходим к судьбе дирижера Кирилла Петренко. В ней мы видим удивительные повороты, перст судьбы и дар божий — все перемешано вместе.
Поистине, тут уместно выражение «Бог поцеловал»…
Начал он в провинциальном Омске — я не хочу никого обидеть, но Омск — это ярко выраженный провинциальный российский город. Я там бывал довольно часто.
Да, там родились Иннокентий Анненский и Михаил Врубель, из более поздних — артист Михаил Ульянов и композитор Виссарион Шебалин… Однако все эти люди рано покинули этот город, и больше туда не возвращались.
А Достоевский провел там 4 года на каторге (1850–1854) и написал так: «Омск — гадкий городишка. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видал. Городишко грязный, военный и развратный в высшей степени». Надо же — в этом «городишке» родился человек, без которого сегодняшняя музыкальная жизнь Европы, да и всего мира — непредставима.
Я не буду здесь пересказывать биографию Кирилла Петренко, интересующийся легко найдет все подробности в интернете… Пожалуй, отмечу только одну деталь: как его избирали на пост Генеральмузикдиректора в оркестр «Берлинер Филармоникер».
Это загадочный и сложный процесс: музыканты выбирают своего будущего руководителя с такой же тщательностью и ответственностью, как выбирают Римского Папу. Происходит это всегда в некоей церкви на юге Берлина, музыканты обязаны прийти и отдать свой анонимный бюллетень в руки членов правления оркестра. Операция может продолжаться несколько раз, пока не будет получено существенное большинство. Так же избирались три предыдущих дирижера: Герберт фон Караян (самый длинный срок — с 1954 по 1989), затем Клаудио Аббадо (с 1989 по 2002) и, наконец, Саймон Рэттл (с 2002 по 2018).
Кирилл Петренко был избран почти единогласно. На сколько лет — кто его знает. Думаю, что надолго. Его любят все музыканты оркестра, его любит критика (почитайте рецензии во всех газетах мира), а главное — его обожает публика.
Его имя всегда означает, что все билеты проданы, и что в конце концерта будет долгая овация, крики «браво» и «бис», в Америке — общее вставание.
Чем отличается Кирилл Петренко? На мой взгляд — прежде всего скромностью. Причем это не придуманная поза, и не поставленная актерская игра. Он действительно живет ради музыки, и ставит музыку впереди себя.
Он выходит на сцену быстрыми шагами, поднимается на подиум, быстро кланяется в зал и поворачивается к оркестру… После этого несколько секунд ждет, пока не наступит абсолютная тишина. И тогда вступает музыка.
Я слушал этот оркестр за последние годы трижды: два раза в Карнеги-Холл и один раз в Берлине, в зале, который принадлежит «Берлинским Филармоникам». Всегда было безукоризненно, трогательно, возвышенно, порою грандиозно.
Однако концерт в Берлине мне не очень понравился — прежде всего не понравилась программа. Оркестр и дирижер были, как всегда, на высоте, но музыка была выбрана из одного музыкального течения, и называется это течение «авангард».
Четыре композитора — Янис Ксенакис, Мартон Илес (Венгрия), Карл Хартман и Дьердь Куртаг (тоже Венгрия). Все они — интересные композиторы, все они, безусловно, мастера своего дела… Однако их «особенная» музыка в таком большом количестве показалась чрезмерно сложной, замудренной и не очень понятной… Я написал в своей рецензии (см. Журнал «Сноб» 26 сентября 2023 года), что, на мой взгляд, программы должны быть более разнообразны.
Не знаю, читал ли Маэстро Петренко мой текст. И не знаю, прав ли я по отношению к новейшей музыке.
Но программа, с которой оркестр приехал в США в этот раз, была диаметрально противоположной. В ней была музыка написанная от конца 19 века (симфония Дворжака) до 1945 года (Скрипичный концерт Корнгольда) с заходом в год 1909 (поэма Рахманинова «Остров Мертвых»)…
Хотя все эти три произведения никак между собой не связаны, и произросли из разных мест (русский Рахманинов, чех Дворжак и американец австрийского происхождения Эрих Корнгольд) — все они из одного гнезда.
Назовем это постромантизмом. Или неоромантизмом…
Или просто — Романтизмом.
Если мы используем слово «романтизм» без притягивания определенной группы композиторов середины XIX века (Шуберт, Шуман, Брамс, Шопен, Лист и некоторые другие), то слово «романтизм» совершенно спокойно можно отнести и ко всем трем авторам этого вечера, и ко многим другим (ну чем не романтики Чайковский и Скрябин, Форе и Сен-Санс, Малер и Брукнер)?
Так вот, это был замечательный концерт.
Исполнение «Острова Мертвых» было мрачным — так, как задумано автором. С первых нот мы погружаемся в мир Харона, мистического лодочника, отвозящего мертвецов на ту сторону Стикса… Рахманинов, тогда еще живший в России (хотя написал это в Дрездене), удивительным образом показал в этой пьесе грандиозный расцвет своего дарования… Примерно в это же время он сочинял свое самое любимое сочинение — 3-й фортепианный концерт, и ничего удивительного, что многие интонации этого концерта проникли и в «Остров Мертвых»… Однако «Остров Мертвых» — о смерти, о неизбежности конца человеческой жизни, а Третий Концерт, наоборот — о победе над смертью, о вечной жизни человеческого духа…
Это произведение исполняется довольно редко в концертах, оно депрессивное, даже можно сказать — страшное. Рахманинов много пережил тогда в России, и картина Арнольда Бёклина «Остров Мертвых» произвела на него гигантское впечатление…
Хотя там произошла маленькая ошибка: Рахманинов увидел копию этой картины, и она пробудила в нем целую бурю чувств…
Но копия была черно-белой. Когда же он увидел оригинал этой работы, то очень удивился: картина была цветной. И он даже сказал, что если бы он сразу увидел оригинал, то вряд ли бы написал эту музыку.
Кстати замечу, что Бёклин написал целых 6 вариантов этой картины, и среди них есть и черно-белые… Одна из таких копий есть в Эрмитаже, там я ее и видел…
В любом случае, это великая музыка была исполнена «Берлинцами» с пониманием и глубиной… Все 25 минут — сколько шла эта музыка — публика слушала, замерев…
Ну, а затем был развлекательный Скрипичный концерт Эриха Корнгольда… Да, кинокомпозитор сразу слышится, с первых же нот.
Красивая музыка, но красивая именно в том смысле, когда режиссёр говорит композитору: Сделайте мне красиво!..
Кстати, я не раскрою никакого секрета, если скажу, что в этом Концерте используются фрагменты из музыки к фильмам, написанной Корнгольдом ранее. Возможно, все эти мелодии были ранее узнаваемы, и все друзья Корнгольда ахали и вздыхали: Ах, как здорово вы вставили этот мотивчик!
Конечно, сейчас все эти фильмы забыты, забыты и те мелодии. Безусловно, Корнгольд был в высшей степени профессиональным композитором, и кино сделало его богатым, но не сделало его, тем кем он мог бы стать — композитором на уровне Курта Вайля или Леонарда Бернстайна.
А Скрипичный Концерт — да, хороший, его играют сегодня многие скрипачи. Первым его сыграл друг Корнгольда Яша Хейфец. В нашем концерте вместо Хилари Хан, которую многие ждали, сыграла другая дама — Вилде Франг. Она, конечно, блестяще сыграла этот концерт, заменив заболевшую Хилари Хан… Ну что поделать, жизнь идет…
Концерт был встречен, бурными аплодисментами, и Вилде Франг сыграла на бис виртуозную «Жигу» композитора Монтанари из его скрипичной Сонаты ре минор.
Ну и на закуску во втором отделении оркестр сыграл Седьмую симфонию Дворжака (интересно, случайно, или нет, но в прошлый раз этот оркестр в этом зале играл Седьмую симфонию Малера… Может в следующий раз будет «Семерка» Бетховена? Или Шостаковича?).
Кроме шуток — это замечательная музыка… Дворжак — один из крупнейших композиторов 19 века, вполне мог бы стоять рядом с Брамсом или Листом… Но что-то ему мешало стать Великим, и он остался Выдающимся… Однако его музыка звучит повсеместно, и она всегда высшего качества.
Симфония — очень традиционная… Но при этом она происходит не из симфоний Бетховена…
А из кого? — спросит кто-нибудь. Ответ очень простой: из Брамса.
Да, они были друзьями. Очень близкими друзьями. Да, Дворжак был конечно младшим другом, и конечно он многое позаимствовал у Брамса… Не в смысле плагиата, а в смысле уровня музыкального языка, строения и структуры музыки. И поэтому Седьмая Симфония Дворжака слушалась как продолжение 2-й или 4-й симфонии Брамса.
И оркестр хорошо это понимал. И дирижер волшебно вел за собой оркестр, не пританцовывал и не раскачивался как некоторые, а очень скромно водил своими легкими воздушными руками, а иногда и переставал дирижировать, а просто восхищенно смотрел на своих музыкантов. И слушатели вместе с ним погружались в пену волн музыки Дворжака — и в нежной второй части Poco Adagio, и в веселом скерцо, и в мощном и мрачном финале, который однако заканчивается в Ре-мажоре, и создает впечатление, что все будет хорошо… Такие финалы есть у всех композиторов-романтиков, и Дворжак — не исключение!
Спасибо, берлинцы! Ждем вас в гости опять. Или приедем к вам.
Как поется: «Ведь это все любви прекрасные моменты!»
Photo Stefan Cohen.
