СЕМЬ ИСКУССТВ

Тут я подумала, что всё ещё бывают у меня в жизни события, которые происходят впервые. Не избалованная гастролями по Советскому Союзу, помню ситуации, когда я знала о своих концертах, а кроме меня больше никто не знал. Такие ситуации были. Но так чтобы ВСЕ знали, а я не знала — такое со мной случилось в первый раз!

Елена Кушнерова

ГРЕНЛАНДИЯ

Удивительные приключения в Гренландии, или Записки пианиста

Текст этот я должна была написать много лет назад, сразу же после описываемых ниже событий. Но, как всегда, находится тысяча важных и не очень важных дел, обстоятельств, которые отодвигают проект сначала на недели, потом на месяцы, годы, и, в конце концов, он становится неактуальным. Да и потребность рассказать о давно минувших событиях рассасывается сама собой.

Но всё же, где-то в глубине души, покалывает тебя иголочка: как же не написать о таком событии в жизни, как пребывание в Гренландии и о концертах в самой северной и отдаленной точке Земли? И поняла я, что просто обязана это сделать. Как минимум для себя самой.

К счастью, в Гренландии я вела дневник, записывала буквально по дням, что там происходило, именно это и позволило мне всё же вернуться к этой странице моей биографии и восстановить достаточно точно цепь событий.

Для начала, наверное, надо ознакомить читателя с действующими лицами моего повествования в очерёдности их появления.

Итак!

Джоел Шпигельман (Joel Spiegelman, 1933-2023) — пианист, композитор, дирижёр. Собственно, он появляется только в начале, но без него не было бы Гренландии. Кстати, он и сам там был! О нём я пишу несколько подробнее ниже.

Галя Морелл (Galya Morrell) — одно из главных действующих лиц. Невероятная женщина, прожившая за свою жизнь много разных жизней, обладающая даром рассказчика, а также писательским даром, даром фотографа и ещё многими разнообразными дарами. Она — исследовательница Севера, побывавшая в самых отдаленных северных точках, была военным корреспондентом газеты «Правда», синхронным переводчиком с испанского и английского… этот список можно продолжать, подобной биографии вы не встретите нигде. Для себя называю её «сказочницей», так как в её рассказах трудно отличить правду от её эмоциональной реакции на факты, кроме того у Гали богатое воображение и уже упомянутое мной выше удивительное владение пером. А ещё Галя умеет подать любую информацию в самом выгодном свете. Но при любых раскладах то, что она пережила, вполне хватило бы на сотню приключенческих романов.

Оле Юрген (Ole Jorgen Hammeken) — житель Гренландии, датчанин по паспорту, инуит по происхождению — высокий красивый мужчина, образованный, воспитанный, интеллигентный, но при этом умеющий управлять собачьей упряжкой, охотиться на нерпу и не страшащийся вступить в бой с белым медведем.

Гудрун — сестра Энн, живущая в Копенгагене. Появляется в эпизоде, но настолько ярком, что не упомянуть о ней невозможно.

Петер — пилот-финн, веселый малый, «горячий финский парень», как я его сразу нарекла. Перевозил нас на вертолете до Уумманнака, сидела рядом с ним.

Энн — жена Оле Юргена, живущая в Уумманнаке в Гренландии. Родилась на Фарерских островах, викинг по происхождению. Большая красивая блондинка с невероятных размеров грудью. Умеющая поставить на уши всех и вся, и устроить всё так, чтобы все бегали у неё на посылках, причём, совершенно бескорыстно и добровольно. Некоронованная королева Уумманнака, всегда окружённая свитой, как и полагается королеве.

Ларс — высокий красивый датчанин, живущий в Уумманнаке, на все руки мастер, находится в полном распоряжении Энн.

Пастор церкви в Уумманнаке, тётя Энн с Фарерских островов, жители Уумманнака, Аазиата и других городов Гренландии, дети из детского дома, и другие жители Гренландии. Все очень колоритны и важны для повествования.

 

Сначала предыстория. Как я дошла до жизни такой

В один из моих приездов в Нью-Йорк играла я очередной клавирабенд в Леман колледж (Lehman College), где работает мой муж. То есть, мой муж работает на факультете физики, а концерт я играла на музыкальном факультете. В то время там я и занималась, так как дома в Нью-Йорке инструмента у меня не было. Как обычно, на концерт приглашала всех знакомых. Кроме старых друзей, выразил желание меня послушать новый Facebook friend — замечательный музыкант — дирижёр, композитор и пианист Джоел, Joel Spiegelman.

— Я слушал твои записи на youtube, и мне они очень понравились, но хотелось бы послушать тебя вживую, из зала. Так что я приеду, — написал мне Джоел.

— Приеду не один, а с одной моей хорошей подругой, русской.

— Так, так, — подумала я, — без этих русских нигде не обойтись, но вслух, понятно, ничего не сказала. Джоел был американцем, родился в еврейской семье из Украины. Его предки бежали от погромов. Родным языком его был, естественно, английский, по-русски с ним никто не говорил, но русским он овладел позже, уже взрослым. И поразительно хорошо на нем общался, говорил практически без акцента. Кстати, этот феномен я наблюдала неоднократно среди старой русской эмиграции. Как композитор он был представителем авангарда, как дирижер организовал русский оркестр американцев, также дирижировал в Москве и Санкт-Петербурге. И вообще любил русских и очень многим русским музыкантам помогал встроиться в музыкальную жизнь Нью-Йорка. Был организатором и вдохновителем многих проектов, в общем, эдакий «отличный американский парень» с русской душой.

После концерта Джоел подошёл ко мне, поздравил, наговорил много всего приятного о моей игре и представил свою спутницу.

— Галя, — просто сказала она и протянула мне руку. Это была хрупкая грациозная женщина, сразу вызывающая симпатию. Галя сразу осыпала меня тоннами комплиментов. Как обычно, после концерта сложно поговорить, поэтому мы договорились с ней для начала соединиться на facebook. Сказано — сделано. И Галя начала писать мне невероятные электронные сообщения о том, какое впечатление произвел на неё мой концерт. Надо отдать ей должное, пером Галя владела в совершенстве! У меня прямо слёзы на глаза наворачивались, так трогательно она описывала свои ощущения.

Вскоре мы договорились о новой встрече втроём — Галя, Джоел и я. Встретились мы на Columbus circle, в кафе. Это была удивительная встреча! Удивительно было то, что мы, незнакомые люди, проговорили часа три без остановки. Вернее, я больше слушала, а говорили Галя и Джоел. Галя оказалась невероятным человеком. Чего только эта изящная симпатичная женщина не пережила в своей жизни! Она завораживающе рассказывала о своих экспедициях на крайний север, о работе военным корреспондентом газеты «Правда» с репортажами из горячих точек и о богатой событиями личной жизни. В общем, я сидела и слушала с открытым ртом. Джоел тоже много всего рассказывал, говорил, что хорошо было бы пригласить меня сыграть с оркестром, а он бы дирижировал. Даже обсуждали концерты — Чайковского первый или второй, Прокофьева или Рахманинова… В общем, Джоел желал от меня именно русского концерта. Нечего даже говорить, что я на всё соглашалась.

В какой-то момент Галя неожиданно переменила тему: «А что ты думаешь о том, чтобы поехать со мной в Гренландию? Я работаю над новым проектом — развитие культурной жизни в этой самой северной стране. Ты могла бы стать первым пианистом, играющим концерты на крайнем Севере, где ещё не ступала нога пианиста». Наверное, я уже писала о том, что никогда ни от чего не отказываюсь, независимо от того, верю я в проект и его реализацию или нет. Как незабвенный Фемистоклюс, который не имел ничего против того, чтобы стать посланником. Расчёт мой прост. Отказом ты сам закрываешь для себя все возможности и заодно обрезаешь контакты. И, наоборот, согласием ты даешь себе шанс. Если проект не состоится, ты ничего не теряешь, а вот если состоится — считай, вытянула счастливый лотерейный билет.

Не помню, сколько времени прошло после этой судьбоносной встречи, может год, а может, и несколько лет. Нет, и с Галей, и с Джоелем мы постоянно общались и созванивались, но в какой-то момент разговоры о наших проектах пожухли и отвалились, а дружба перешла в иную фазу — со мной обсуждались личные дела и проблемы.

В один из очередных моих приездов в Нью-Йорк подловила меня Галя и просто так, совершенно невзначай и как-то даже обыденно поделилась: «Через два дня мы летим в Гренландию. И ты с нами». Несколько опешив от такого крутого поворота дел, я открыла рот, чтобы ответить, что вообще-то собиралась ещё месяц пробыть в Нью-Йорке.

— Вот и прекрасно, — быстро сказала Галя, не дождавшись ответа, и тут же добавила — ни о чем не беспокойся, всё будет оплачено, билеты туда уже куплены, а оттуда отправим тебя, куда скажешь…

— А на сколько мы… туда? — поинтересовалась я.

— Ну, как пойдёт, — ответила Галя уклончиво, — но недели три нам нужно точно.

Я настолько была сражена этой новостью, поломавшей все мои планы, что даже забыла спросить, что от меня собственно ожидается.

В Гренландию!

Быстро и как-то неподробно был собран чемодан, все планы отменены, ну, не каждый день летаешь в Гренландию! Через два дня мы должны были стартовать. Поскольку билетов на руках у меня не было и вообще я ничего не поняла, договорились, что по дороге я заеду за Галей и мы вместе поедем в аэропорт. Так я и сделала. А уже в аэропорту к нам присоединился ещё один герой моего повествования — Оле Юрген. Это был высокий красивый мужчина. Галя сразу начала мне рассказывать «сказки» (по другому не скажешь) об этом невероятном человеке. Он и юрист по образованию, и знаменитый путешественник, и актёр (как раз снялся в главной роли какого-то фильма про Север), и друг чуть ли не самого принца Монако Альберта… ну, а то, что Оле Юрген к тому же обаятельнейший человек — в этом я сразу же убедилась сама. Тут я сделала очередную попытку выведать у них обоих, в чём заключается, собственно, моя миссия в Гренландии. На это не было дано однозначного ответа, поэтому мне ничего не оставалось делать, как просто расслабиться и ждать, «что день грядущий мне готовит». В принципе я очень радовалась, что лечу не одна, как всегда, а в приятной компании, и что ответственность за всё планирование, билеты и всякие другие мелочи наконец-то снята с моих хрупких плеч… но радость оказалась преждевременной. Почти сразу после знакомства Оле Юрген предложил, чтобы все билеты и документы хранились у меня «чтоб с ними ничего не случилось». А вскоре стало понятно, что и за местом вылета, и за временем (чтоб не опоздать) следить тоже надо мне. Ну, это, конечно, в том случае, если мы хотим куда-то улететь. То есть, who is on duty today? (Кто сегодня дежурный?). Немного перефразировав текст из спектакля Образцова «Необыкновенный концерт» — «то же, что всегда».

Проинспектировав билеты, я поняла, что полёт наш в Гренландию сам по себе какой-то кривой. С зигзагами. Для начала мы летим в Копенгаген (поскольку в Гренландию можно лететь только через Копенгаген, так как она, Гренландия, политически относится к Дании), но не сразу, а с пересадкой в Амстердаме. Траекторию наших передвижений я узнавала постепенно, по мере выдачи мне всё новых билетов. От меня требовались скорость реакции и гибкость решений, когда по ходу дела выяснялись новые подробности наших передвижений, как, к примеру, чуть ли не семь часов ночного ожидания полёта из Амстердама в Копенгаген. Наверное, скорее было бы доехать на машине.

Копенгаген

В Копенгагене выяснилось (то есть, ДЛЯ МЕНЯ выяснилось), что самолёты в Гренландию летают далеко не каждый день, так что надо будет ждать рейса. Сколько дней? Пока непонятно. Благо, у Оле Юргена огромная квартира в Копенгагене, где мы все можем ждать рейса. Вскоре выяснилось, что кроме нас, там уже живут какие-то люди.

Поняв, что мы неожиданно осели в Копенгагене на неопределенный срок, я начала осторожно выяснять, нет ли где-нибудь поблизости инструмента, чтобы позаниматься. Все мои попытки что-либо выяснить с треском провалились. Меня уверяли, что где-то и у кого-то есть пианино, и что, конечно, там можно заниматься, но было совершенно непонятно, как до него добраться, тем более, что и адреса никто чётко сказать не мог. Позже я поняла, что в принципе тебе никто не говорит «нет» (прям, как в Японии), всегда «да», но это ничего не означает.

Помню, что мне срочно надо было учить баллады Миши Коллонтая, чтобы записать их в Москве, к тому же, хотела как-то подготовиться к возможным выступлениям в Гренландии (иначе зачем меня туда вообще везут), но на нет и суда нет! Мне ничего не оставалось делать, кроме как просто сидеть в Копенгагене и ждать у моря погоды. Через день сидения в квартире я высказала незамысловатое желание, что уж коль скоро мы сидим в Копенгагене (вернее, где-то на его окраине), хорошо было бы этот самый Копенгаген посмотреть, хотя бы одним глазком. Как я уже написала, на всякий вопрос будет дан положительный ответ. В этом случае — показать нам Копенгаген — вызвалась одна из гостей Оле Юргена, Гудрун, оказавшаяся сестрой его жены, живущей в Уумманнаке (западная Гренландия), куда мы в конечном итоге и направлялись. Подхватив Галю и меня, эта женщина с удивительной готовностью повезла нас «смотреть Копенгаген». Ничего не подозревая, мы поехали с ней.

Первым пунктом нашей «экскурсии» по Копенгагену неожиданно для нас стал магазин цветов, где очень долго и подробно выбирались цветы. Было ощупано и осмотрено буквально всё, что имелось в наличности и, наконец, выбраны и закуплены огромные роскошные букеты разнообразных цветов. Эти самые цветы мгновенно, словно сами собой, оказались в руках у меня и у Гали. Мы ещё не поняли, для чего это было сделано и зачем нам столько цветов, как наша «экскурсия» продолжилась.

Следующей «достопримечательностью» Копенгагена был, по-видимому, универмаг, в который Гудрун направилась бодрым шагом, а именно, в отдел сладостей. Мы с Галей и цветами, естественно, направились за ней. Там мы также провели некоторое количество времени, пока эта бойкая дама выбирала конфеты. Она тщательно инспектировала все коробки, открывала их и подробно изучала сорта, только что на зуб не пробовала. Некоторые открытые коробки, красиво поставленные для наглядной демонстрации выше, она хватала, высыпая содержимое на пол, по которому мы с Галей ползали, собирая конфеты обратно в коробку. Не прошло и часа, как и здесь было закуплено всё, что нужно, а именно, какое-то беспредельное количество этих самых коробок с конфетами. К нашему ужасу все эти сладости в многочисленных пакетах были тут же распределены опять же между Галей и мной. После чего эта самая золовка (или сноха) благополучно удалилась, внезапно вспомнив про какие-то срочные дела. Так что наша «экскурсия» прекратилась, не успев начаться. Только через день, перед отлётом, я поняла, что всё это предназначалось для сестры в Гренландии, где, по причине понятной, нельзя было купить ни цветы, ни конфеты.

Гудрун сбежала, а мы с Галей остались в центре Копенгагена, нагруженные, как волы в базарный день. Понятно, речи о том, чтобы со всеми этими цветами и конфетами смотреть Копенгаген, не было. Мы просто сели где-то перекусить после пережитых волнений, заняв почти все свободные стулья нашими цветами и конфетами. После этого всё это добро было честно, по-братски, распределено между нами, хотя нам сильно не хватало рук. На этом знакомство с Копенгагеном закончилось, так и не начавшись. Копенгаген до сих пор остался для меня таинственным городом, где можно купить цветы и конфеты. Как мы дотащились до дома, честно говоря, не помню.

Как я уже говорила, в огромной квартире Оле Юргена гостило много народу. Сколько дней мы гостили там, между полётом из Нью-Йорка в Копенгаген и полётом из Копенгагена в Гренландию, я не помню. Зато я прекрасно помню, что в последний день перед отлётом в квартире была устроена отвальная. Сколько человек было на прощальном ужине, подсчитать не представлялось возможным, как и понять, кто эти люди были, хотя меня со всеми знакомили по несколько раз. Было их не просто много, а очень много. Какие-то родственники, знакомые, родственники знакомых и знакомые родственников, в общем, настоящий международный праздник! Говорили на всех языках — с нами на английском, между собой на датском и ещё на каком-то непонятном языке. Еда, вино, всё, как полагается, в изобилии. К вечеру мне стало плохо и я ушла в свою комнату, чтобы отдохнуть перед вылетом, а вылет был ранний, такси заказано часов на 6 утра. Но расходиться никто не собирался. Я даже побаивалась, как бы нам полёт не пропустить. Мне становилось все хуже — жутко болел живот, или боль сидела где-то в груди, понять я не могла (может, что-то съела или выпила?), но буквально корчилась от боли совершенно одна, и серьёзно подумывала о скорой помощи. Но сама я этого сделать не могла, а просить кого-то мне было неудобно. Заснуть не представлялось никакой возможности из-за криков и смеха гостей, но даже если бы этого не было, от боли я всё равно не могла бы уснуть.

Опять полеты

Наконец-то наступило утро, и мы начали таскать вещи в такси. Честно скажу, никогда не видела, чтобы люди летали с таким количеством багажа. Там получалось что-то по 40 кг на каждого + цветы и конфеты в зубах (то есть, в ручной клади). Втроём с таким количеством багажа мы могли сесть только в грузовое такси. Я, корчась от боли, еле до него дошла. Только в аэропорту я поняла, что будет не один полёт, а много. Потому что из Дании самолеты летят только в столицу Гренландии — Нуук. Гренландские авиалинии, к моему великому изумлению, приняли все наши вещи на борт, потому что летели мы, как оказалось, бизнес классом. И вот сижу я в бизнес классе, впервые в жизни, а мне так плохо, что я ни есть, ни пить не могу — такое может случиться только со мной! Попросила только рюмку водки, пока Галя рассказывала мне в красках, в каком роскошном отеле в Ilulissate мы будем ночевать. Под эти сказки я благополучно и заснула. Боль, к счастью, медленно начала отпускать, и к приземлению я была уже более или менее вменяема. Правда, есть пока боялась. Так и не поняв, где тот самый сказочный отель, из Нуука мы сразу же полетели в город Аазиат, где должны были остановится опять же в «лучшем отеле», как обещал Оле Юрген. Аазиат — по местным меркам большой город — 3 000 жителей. Надо сказать, что организационные способности Оле Юргена оставляли желать лучшего. Он был, как бы это поточнее выразиться, как будто в постоянной медитации и вообще вне времени и пространства. Куда мы летим, когда мы летим и летим ли вообще, оставалось вне зоны его интересов.

Аэропорт города Аазиата походил скорее на остановку автобуса, чем на аэропорт. Только не на большой автобусный вокзал, а так… типа конечной остановки. Там мы выгрузились со всем этим багажом и наблюдали, как все люди, прилетевшие с нами, разбирают такси. Когда все разошлись и разъехались, а мы остались одни, я робко спросила Оле Юргена: «А мы чего ждём? За нами кто-то приедет?». На этот вопрос чёткого ответа у Оле Юргена не было. Он подумал и сказал, что хорошо было бы сесть в такси… «А чего ж мы не сели? Ведь такси были?». «Ничего страшного, мы сейчас такси вызовем»… «Ага», — подумала я. Галя тоже была в какой-то отключке, но не депрессивной, а какой-то благостной. Она-то давно была знакома с неторопливым ритмом Севера и не дёргалась. Где-то через полчаса действительно подъехало такси, но увидев объём багажа, тут же уехало. Оле Юрген задумчиво почесал в затылке… «Наверное, грузовое надо было вызывать», — предположил он. И хотя на дворе был октябрь, в Гренландии уже была зима, правда мягкая, но «мягкая» для Гренландии. Хочу этим самым сказать, что было холодно. И когда наконец-то приехало грузовое такси, этого холода я уже не чувствовала. Я вообще уже ничего не чувствовала.

Первый концерт в Аазиате

Очень скоро, благо, городок был маленький, мы доехали до так называемого отеля. Конечно, отелем ЭТО назвать было трудно. Это был одноэтажный домик с несколькими комнатами и кухней. Кроме нас, жильцов не было. И вообще никого не было. Как мы туда заселились, не помню. От мысли принять душ пришлось сразу же отказаться, так как, во-первых, был жуткий холод, а во-вторых, в душе не было ни мыла, ни шампуня, ни полотенца, в общем ни-че-го. Так что сразу свалилась спать. Проснувшись, пошла на кухню поискать чего-нибудь съестного, поскольку в последний раз ела я в Копенгагене сутки назад. Не нашла. Выпила кипятку. Через какое-то время бужу Галю: «Слушай, я умираю с голоду. Давай будить Оле Юргена». Долго мы стучались в его дверь, наконец, сильно заспанный, Оле Юрген открыл нам дверь. Тут я ему поведала о голоде, а он только спросил с удивлением: «Are you hungry?» Попыталась ему доходчиво объяснить, что ни утром, ни в самолёте я ничего не ела из-за жутких болей, и что прошли уже сутки! Я не учла, что в Гренландии не есть сутки — дело обычное и даже житейское. «No problem!, — сказал Оле Юрген, — let‘s go!», и мы пошли искать ресторан. То, что называлось рестораном, оказалось будкой, такой, какие стоят в Нью-Йорке, только туда вовнутрь всё же можно было войти. Это было очень кстати, так как от холода и голода я уже не чувствовала ни рук, ни ног. Оказался этот «ресторан» слишком экзотическим по моим понятиям, чуть ли не таиландской кухни. В общем, попросила я чего-нибудь не острого, помня мои недавние боли. Дали мне какое-то китовое мясо с чем-то, что я идентифицировать не смогла. Съела буквально пару ложек этого лакомства, и тут Оле Юрген задумчиво так говорит: «We are about to be late» (мы опаздываем). У меня просто ложка застыла по дороге в рот: «What do you mean?», — спрашиваю.

— Ну, — говорит он, — мы на концерт опаздываем…

— На какой концерт?

— Да на твой же, — говорит Оле Юрген, дожёвывая нежное мясо нерпы… у меня пропал дар речи, а когда вернулся, спрашиваю:

— А когда концерт?

— Да прямо сейчас!

Пытаюсь как-то объяснить Оле Юргену, что так дела не делаются, что я уже неделю без инструмента, что надо заниматься, чтобы играть концерты, что я после 4-х полётов без душа, толком без еды и отдыха не могу играть концерт! А он мне: «Да не волнуйся! Тебя здесь все так ждут! Это такое событие! Все уже радуются и вообще, наверное, уже в зале сидят»…

Тут я подумала, что всё ещё бывают у меня в жизни события, которые происходят впервые. Не избалованная гастролями по Советскому Союзу, помню ситуации, когда я знала о своих концертах, а кроме меня больше никто не знал. Такие ситуации были. Но так чтобы ВСЕ знали, а я не знала — такое со мной случилось в первый раз!

Делать нечего. Как говорится: взялся за гуж…

В школьном зале, куда мы пришли пешком, уже набилось полно народу. Стульев не хватало, поэтому люди сидели везде: на лестнице, на полу, даже на перилах лестниц.

 

 

Тут же я увидела и рояль, скромно стоявший закрытым в углу большого холла. Отступать было некуда, с помощью нескольких человек мы выкатили рояль на середину. Затем надо было найти стул. Этим с готовностью и даже с удовольствием занималось много народа.

Так я и вышла на концерт. В брюках, теплом свитере (переодеваться не было времени), правда, всё же удалось уговорить Оле Юргена забежать домой, чтобы взять хотя бы туфли! Играть в «луноходах» — это было бы даже в такой ситуации перебором. Счастливая встреча с роялем после недельного перерыва. И… представление началось.

Открыла я своё выступление прочувствованной речью, в которой вкратце ознакомила публику с ситуацией. Оле Юрген был со мной на сцене и переводил с английского на инуитский. Затем я начала играть всё, что помнили пальцы. Бах, пьесы Чайковского, Шопена, Шумана… в общем всё, что могла. Конечно, перед каждой пьесой я что-то рассказывала.

Публика была очень благодарной! Не каждый день в Аазитат приезжают заграничные пианисты — скорей всего этот мой концерт стал для многих первым в жизни опытом такого рода. Не знаю, как педагоги, но дети наверняка классической музыки до этого момента не слышали. Но самым потрясающим было то, что после концерта ко мне подошёл один из учителей, датчанин, прекрасно говоривший на немецком. И рассказал мне, что давно меня знает, слушает мои записи, и что дома у него есть несколько моих дисков! И он даже мечтать не мог о том, чтобы услышать меня в живом концерте. В такие редкие минуты посещает меня мысль о том, что не всё в этой жизни лишено смысла! Может быть даже… страшно сказать, и живу я не зря?

Раз я уже нашла рояль, это надо использовать! Остаюсь после концерта позаниматься хоть часок. Обычно занимаешься перед концертом, а я вот — после. Всё лучше, чем ничего!

Пережив кое-как мой первый концерт в Гренландии, опять почувствовала страшный голод. Оле Юрген уверил меня, что сейчас мы точно что-нибудь найдём по дороге в гостиницу (понятно, что и на концерт и с концерта мы шли пешком). Интересно, что на каждый вопрос ответ положительный. Позаниматься можно? Можно. Поесть можно? Можно. То есть, можно всё, но только теоретически. Еды никакой мы, конечно, не нашли. И пригласить на ужин нас тоже никто не догадался. В нашем «роскошном отеле» на кухне нашла остатки овсянки, которую и сварила на воде. И Галя, и Оле Юрген ели с большим аппетитом и наперебой расхваливали мои кулинарные уменья. Голод не тётка, чего только не съешь!

После этого «праздничного» ужина я решила, что самое время ввести Оле Юргена в курс дела, раз уж пошла такая пьянка. А именно, объяснить, ЧТО самое главное в организации концертов. Так что же это такое, самое что ни на есть главное? Правильно! Самое главное — банкет после концерта! Может, я немного и сгустила краски, с голодухи чего только не расскажешь! Меня, как Остапа, понесло. Но ведь лучше сразу объяснить, что к чему и поставить все точки над «и», чтобы не было потом мучительно больно и не пришлось всю поездку голодать.

Qasigiannguit

На следующий день мы должны были двигаться дальше, в город Qasigiannguit. Пишу латиницей, потому что понятия не имею, как его выговорить. Единственное, что было понятно, что добраться туда можно только на лодке. Для этого надо иметь билеты. Это понятно. А вот когда и откуда лодка отплывает и где взять билеты — на эти вопросы надо было найти ответы. Для того, чтобы это определить, Оле Юрген решил, что надо звонить жене Энн в Уумманнак — конечную и главную точку нашего путешествия. Поскольку именно она, Энн, и командует парадом. Позвонить, конечно, было бы можно, только телефон у Оле Юргена почему-то не работает. Он одалживает мой немецкий телефон. После долгих переговоров с Энн выяснилось, что билеты заказаны, их просто надо взять на причале (где мы и находились). Вскоре и лодка пришла, просто на удивление, именно туда, где мы её и ожидали! Я даже не успела окоченеть. Мне лодка показалась маленькой, но это я ещё не ездила на действительно маленьких открытых лодках между айсбергами (это я уже забегаю вперед). Часа через три мы были на месте. Можно сказать, почти без приключений, если не считать, что штормило, лодку ужасно болтало и единственной мыслью моей было — лишь бы не вытошнило…

Но зато нас встречают! На машине! Ура! И сразу (боюсь поверить моему счастью) везут ужинать! Надо сказать, что в Гренландии я поняла одну очень важную вещь: когда не ешь, то потом уже и голода особо не замечаешь, то есть, вполне можно себя приучить не есть, ну, до какой-то степени. Правда, желательно, чтобы не получилось, как с тем цыганом, который приучал свою лошадь не есть, и почти уже совсем приучил, но она сдохла… Но вообще, если серьёзно, в основном едим мы не от голода, а от скуки, недаром говорят: «люблю повеселиться, особенно поесть»!

Но вернемся обратно к повествованию. Когда долго не ешь и даже голода не чувствуешь, а потом вдруг можно поесть — это если не счастье, то огромная радость, резко повышающая настроение и жизненный тонус. Ужином нас кормили в школе. Заправляли всем очень приятные люди, датчане.

Потом нас с Галей поселили в уютный маленький домик прямо на воде. Правда мыться приходилось в школе, у нас в домике душ был, но не было ни мыла, ни шампуня, ни горячей воды. Но это было даже и славно. Все в одном флаконе — и поел, и помылся перед концертом, и концерт сыграл.

В школьном зале, где я играла концерт, холод был какой-то ужасный. Так что концертное платье опять не пригодилось. Пианино YAMAHA было в состоянии плачевном, правда, справедливости ради надо заметить, что мне приходилось играть и на худших. До концерта надо было привести зал в порядок, типа, ведро с мусором вынести, подмести и помыть пол, стремянку с прохода убрать, электрическое пианино в угол задвинуть. Чем я и занялась перед концертом, заодно и согрелась. Концертный шикарный вид — джинсы, теплый черный свитер и черные же перчатки. Перчатки, правда, перед игрой всё же сняла. Ничего после не помню. Но кормили. Это точно.

На следующий день надо было ехать обратно в Аазиат, опять на лодке, чтобы оттуда уже направиться в Уумманнак.

(окончание)