На той картошке одежда выполняла исключительно защитную функцию. Так, Маринка предусмотрительно надела в колхозе толстые шерстяные рейтузы под брюки, которые ее мама настоятельно требовала носить с октября по апрель, но дочь, как водится, раньше всячески этого избегала. А тут валявшиеся без дела теплые рейтузы очень даже пригодились.
ВТОРАЯ «КАРТОШКА»
Осень 1973 года выдалась на редкость дождливой. Сбор картошки в колхозах Подмосковья из-за дождя оказался под угрозой срыва. Колхозники запросили помощи у властей, и те в начале октября решили бросить на подмогу студентов, оторвав их от учебного процесса на две недели. Третьекурсники химфака МГУ оказались в Уваровcком совхозе еще раз, хотя наиболее сообразительные из них срочно раздобыли справки о временной нетрудоспособности. Расположение совхоза соответствовало известному выражению «загнать за Можай» — это была самая удаленная от Москвы часть Можайского района. Студентов групп № 5, 11, 12 и 13 привезли на этот раз в село Колоцкое1— историческое место на реке Колочь, которое находилось на пути наполеоновских войск, наступавших на Москву. Студентов поселили в местной школе-интернате для глухонемых детей, расположенной в помещении бывшего Успенского Колоцкого православного мужского монастыря, основанного еще в XV веке сыном Дмитрия Донского. На это время школьников, по-видимому, отпустили на внеочередные каникулы.
Сразу при выходе из автобуса сапоги студентов погрузились в непролазную густую грязь. Как и прошлой осенью, картофелесборцам раздали уже побывавшие в употреблении ватники, а некоторым достались армейские. Например, Виталик Гуро получил ватник с сержантскими лычками, после чего его долго звали сержантом. Ватник2 — величайшее достижение российской цивилизации, который мог служить одновременно верхней одеждой, одеялом или подушкой, но, однако, не спасал студентов от дождя.
Первым делом, администрация провела оргсобрание в спортзале школы. Все прибывшие студенты дружно сняли грязные сапоги у входа и сели прямо на пол. Во время собрания каждый, глядя на кучу одинаковых сапог, отличающихся только размером, подумал:
— И как же я потом найду свои?!
Действительно, после собрания возникла такая проблема. Во вступительной речи, представитель совхоза рассказал о том, что случилось за прошедший год. Несколько местных специалистов было задавлено на смерть пьяными трактористами. Об этом было сообщено студентам для того, чтобы, во-первых, указать на недопустимость злоупотребления спиртными напитками и, во-вторых, обратить внимание молодежи на осторожность общения с механизаторами.
После собрания студенты пошли обустраиваться. Быстро сориентировавшиеся в предлагаемых обстоятельствах девочки-москвички заселились в отдельный класс — бывшую трапезную. Большинство мальчиков осталось в том же зале, где проходило собрание. Остальных, не успевших сориентироваться на месте, поселили вместе в одном классе. Вера, Маринка и Света, кухарничавшие на первой картошке в Шохово, попали как раз в «остальные». Всем дали наматрасники, которые надо было набить сеном из сырых стогов, набухших от дождя. Предполагалось, что студенты должны спать на этих тюфяках на полу. Самое интересное, что у нас не возникло никаких вопросов. На полу так на полу, ведь надо было срочно спасать урожай.
В общем помещении бывшие поварихи обосновались вместе в дальнем углу. Приходя ночью к общему лежбищу из двух длинных рядов матрасов, они отсчитывали в темноте свои, снимали сапоги и погружались в объятья Морфея прямо в одежде, не снимая ватника, так как помещение не отапливалось. В закрытом классе было душно, и студенты вставали с тяжелой головой, но быстро проветривались в поле. О звуках и запахах же в этой «спальне» вспоминать не стоит.
Первым же утром после ночи такой «половой» жизни студентки пошли искать место, где можно почистить зубы и увидели небольшой пруд, вернее, просто большую лужу с мостками, на которых сидел москвич, сын доктора наук Саша Хорлин и чистил зубы, болтая в воде ногами в высоких резиновых сапогах.
— Саш, ты где воду нашел?
— Ну вот же, здесь! — весело ответил Саша, кивнув вниз, и еще сильнее стал болтать ногами.
Казалось бы, такой вынужденный образ жизни в полной антисанитарии мог привести почти к катастрофическим последствиям. Но к счастью, зараза обошла нас стороной.
Дочь хирурга Вера, приученная с детства к особой чистоте, сильно страдала в таком, по ее выражению, непотребстве. Как-то утром, тщетно пытаясь найти хоть каплю воды в одиноком криво висящем умывальнике около школы, она достала из кармана ватника маленькое зеркальце, чтобы посмотреть, как она выглядит. Не узнав себя в отражении — на нее глядело чужое опухшее лицо с засаленными волосами, — она застонала и тут же спрятала зеркало.
Питание студентов в полевых условиях было организовано хорошо: столы под навесом и тут же многососковый умывальник, а поодаль специально сколоченный новенький двухочковый сортир — «М» и «Ж». За столом особенно выделялись два щекастых, широко улыбающихся лица со здоровым румянцем — Маринки Морозовой и Саши Хорлина, которые с аппетитом уплетали картошку или кашу. Однажды эта веселая парочка лихо прокатилась вокруг столовой по вязкому бездорожью на откуда-то раздобытой телеге с запряженной лошадью. Их запросто можно было принять за местных, так естественно они вписались в сельский колорит.
Из-за постоянного дождя трудовой процесс отличался от прошлогоднего, когда в сухую погоду картофель убирали на комбайнах. В этом году студенты выходили в мокрое от дождя поле, и все происходило по старинке: трактор пытался разрыхлять картофельные ряды, а ковыляющие за ним по вязкой грязи ребята выбирали из борозды картошку в ведра, а потом опрокидывали их в мешки и забрасывали на грузовики, если они приезжали. Под дождичком ватник набухал и тяжелел, на сапоги налипали огромные комья, а руки в хлопчатобумажных перчатках, рывшиеся в картофельных грядках, обрастали грязью. Когда передвигать тяжелые от налипшей земли сапоги становилось уже невозможно, ребята возвращались в школу. Работа постоянно прерывалась мелким дождиком, недостаточно крупным, чтобы уйти с поля совсем, но достаточным, чтобы оправдать вынужденное безделье: студенты прятались в ближайшем лесу. Разговаривая и покуривая, они скрашивали унылую обстановку употреблением таинственного напитка фиолетового цвета под названием «вино «Алжирское»» что продавался в местном сельпо в бутылках из-под шампанского, именуемых в народе огнетушителями. За способность выпить его больше всех остальных и потом не свалиться Сашу Хорлина стали уважительно называть«Железный Феликс».
Несмотря на чудовищные условия быта, молодость брала свое. Жили весело, не обращая внимания на неудобства, ко всему относились с юмором, по-доброму подшучивая друг над другом и, конечно же, отчаянно флиртовали. Днем вывозившись по уши в грязи на поле и по нескольку раз освежившись душем из нависавших над головой облаков, по вечерам неунывающие студенты устраивали танцы под магнитофон. В сенях затапливали печку, и в интригующем свете ее огня они плотной толпой танцевали, подогреваемые все тем же алжирским вином. Вера считала, что в непрезентабельном виде и резиновых сапогах она не может себе позволить танцевать с парнями, и поэтому им отказывала, хотя сам факт приглашения на танец и просто музыка заметно улучшали ее настроение. А другие чувствовали себя вполне органично. Ира Людковская приходила на танцы в туфлях, небрежно наброшенной на плечи меховой курточке и имела большой успех у ребят. Маринка тоже пользовалась успехом. А жизнерадостный Славик Подмастерьев, держа под руки сразу двух однокурсниц, наслаждался девичьим обществом и напоминал при этом букву «Ф».
На одном из таких вечеров алжирское фиолетовое сыграло важную роль в судьбе одной семейной пары. Будущую жену приглашали на танец многие, но почти каждый медленный танец будущий муж выбирал только ее. Эта верность тронула девичье сердце. И лишь спустя тридцать лет счастливой семейной жизни она узнала, что тогда он танцевал исключительно с ней одной просто потому, что находился под действием алжирского фиолетового и, чтобы не упасть, спешил опереться на кого-нибудь, а она была ярким, сразу бросающимся в глаза ориентиром в расплывающемся пространстве.
Несмотря на плохую погоду, расположенные неподалеку от школы стога постоянно осваивались студентами — как парами, так и в расширенном составе. В этот незапланированный выезд в колхоз организованный контроль за поведением студентов практически отсутствовал, и ночевки в стогу не грозили выговором. Естественно, в силу погодных условий, ночное пребывание в стогах не предполагало никакой интимности. На той картошке одежда выполняла исключительно защитную функцию. Так, Маринка предусмотрительно надела в колхозе толстые шерстяные рейтузы под брюки, которые ее мама настоятельно требовала носить с октября по апрель, но дочь, как водится, раньше всячески этого избегала. А тут валявшиеся без дела теплые рейтузы очень даже пригодились.
Перед отбоем Маринка с Леночкой Неверовой, Сережей Бескоровайным и Вадиком Комлевым частенько забирались на уцелевшую с прежних времен монастырскую колокольню. По преданию, сам Наполеон, идя на Москву, обозревал с колокольни позиции своих войск и даже расписался на ее стене. И оттуда на всю округу ребята распевали бардовские песни, запевалой был Вадик, а в репертуаре преобладали песни Владимира Высоцкого.
К концу следующей недели к студентам пришло осознание бесполезности своего «трудового подвига» на картофельных полях. И они стали придумывать самые разные, но веские причины, чтобы отпроситься в Москву, а на самом деле, просто съездить домой помыться. Так и Вера, которая была не в состоянии больше страдать без единой «помывки» и противная сама себе, отпросилась у командира, фамилию которого она не помнит, но который был, безусловно, хорошим человеком — он отпустил ее! Те, кто были посмелее и не боялись последствий, уже не возвращались. Тогдашнюю тоску по чистоте тела в колхозе удивительно точно передал Гриша Коган в своей стихотворной пародии, которую мы распевали на мелодию песни «Темная ночь»:
…Чешется грудь,
В воду б тело свое окунуть.
Не могу сапоги я набуть —
Ноги грязью покрылись.
Папка родной,
Забери нас отсюда домой!
К нам приходит механик блатной
И мешает филонить…
Картошка. 1973 г.
Вскоре все студенты вернулись к прерванной учебе. И вот удивительное дело, несмотря на грязь, неудобства, скученность, бессмысленность работы (мокрая грязная картошка, наверняка, быстро сгнила в гуртах), вторая поездка осталась в памяти многих ярким и веселым приключением. Будущие ученые, руководители институтов, заводов, фирм и компаний — отечественных и зарубежных (некоторые из наших внедрились даже в Европейскую комиссию3), а также педагоги, астрологи-психологи, поэты, писатели и музыканты, — в общем, все мы погружались тогда в простую колхозную жизнь, преодолевая обычные для нее неудобства и трудности. А еще на своей шкуре проверяли правильность теории Карла Маркса, в соответствии с которой человек коммунистического будущего будет разносторонней личностью, распределяющей свое время между разными видами деятельности: с утра — ученый, днем — земледелец, а вечером — поэт или писатель.
Трудно сказать, ездят ли сегодня студенты на картошку. Но точно известно, что помещение школы, в котором мы жили тогда, вернули возрожденному монастырю, теперь уже женскому. А неподалеку вновь открыли святой источник, по преданию, забивший из земли еще в XVI веке на месте явления чудотворной иконы Колочской Божьей Матери, ставшей прославленной общерусской святыней, помогающей мужчинам избавиться от пьянства, а женщинам обрести счастье материнства.
1 В августе 1812 года сначала Кутузов, а позже, после отступления русской армии, и Наполеон, с колокольни Колоцкого монастыря осматривали окрестности, выбирая место для генерального сражения.
2 Ватник — стеганая ватная одежда, появившаяся в России еще в XIX веке, сначала в качестве российской военной формы, приспособленной к нашему климату с резкими перепадами температуры, а затем получившая признание в самых широких народных массах.
3Европейская комиссия — орган исполнительной власти Европейского союза.
