СЕМЬ ИСКУССТВ

Невпопад отвечает, с ноги на ногу переминается, рукоятку меча сжимает. А главное — в глаза мне не смотрит, а всё на придворных косится. А те между собой перешёптываются, никак решают, какой смертью законного царя извести. Казнить бы их всех, но я так стар.

Александр Орфис

ГНИЛОЕ МОРЕ

Посвящается Полинe Лихтшайнхоф — талантливому писателю и прекрасному человеку

Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
(Елена Ширман: „Последние стихи“)

Впрочем, здесь еще не кончаются „записки“ этого парадоксалиста.
Он не выдержал и  продолжал далее.
Но нам тоже кажется, что здесь можно и остановиться.
 (Федор Достоевский: „Записки из подполья“)

— Его величество пробудился от сна!
Пробудился-то я ещё посреди ночи. А потом до самого рассвета в постели промучился. И целый день мучиться буду. Глаза сами собой закрываются, голова на грудь падает, язык к гортани липнет. Да ещё море гремит. Плоское, бурое, мутное море, покрытое несмываемыми трупными пятнами. Гнилое море. Ненавижу. А поэты древнего душегубца своими лирами прославляют[1]. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество пребывает в добром здравии!

Добрее не бывает. Глаза не видят, уши не слышат, ноги не ходят, руки не держат.
Да ещё непобедимая, ужасная болезнь, при которой у других болит полголовы,[2] а у меня вся голова и не просто болит, а на куски разламывается. Как та болезнь зовется? Забыл.
Вот и память теряю. Доктора мне ничем не помогают. А может, помочь не хотят. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество вкушает трапезу!

Гнилое мясо, тухлая рыба, горькое вино, кислые фрукты. С души воротит. Нутро насквозь прожигает. Повара совсем разленились. А может, нарочно травят. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество принимает наследника престола!

Приполз, Змеёныш!

Невпопад отвечает, с ноги на ногу переминается, рукоятку меча сжимает. А главное — в глаза мне не смотрит, а всё на придворных косится. А те между собой перешёптываются, никак решают, какой смертью законного царя извести. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество читает послания иноземных государей!

Уже который год одно и тоже пишут — „заключи союз со мной, вместе разъясним[3] соседей, добычу поровну“. Совсем озверели.

Да мне ли их судить?

— Град мы разрушили, жителей всех истребили.

Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много. Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок[4].

Да разрушили, да истребили, да награбили, и что с того?

— В ком больше силы, тот и прав.
     Никто не спросит: „Чье богатство?
     Где взято и какой ценой?»
     Война, торговля и пиратство —
     Три вида сущности одной.[5]

Я моей бедняжке так и сказал, а она не успокоилась. Побежала, глупенькая к Милосердной Матери в храм, грехи чужие замаливать. С тех пор совсем ума лишилась, день и ночь слова безумные выкрикивает. Приходится под замком держать, чтобы народ не смущался. Надругался над ней в храме какой-то бог. А может и не бог, а демон. А может и не демон, а… Молчит верховный жрец, молчат его сынки, молчат его подручные. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество обращается к своему Городу!

Мой Город. Город великий, город крепкий.[6] Город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом.[7] Город, кнутом и кровью построенный.[8] До сих пор по улицам мертвецы бродят и мёртвыми губами не то „грана», не то „колы» шепчут.[9] „Не бойтесь мёртвых, бойтесь живых». А я и живых не боюсь. Казнить бы их всех, но я так стар.

— Его величество объявляет, что Город пребывал, пребывает и всегда будет пребывать в совершенной безопасности!

Приходится объявлять, чтобы народ не смущался. — И это не стыдно, и это не унизительно! — может быть, скажете вы  мне, презрительно покачивая головами.[10] Казнить бы вас всех, но я так стар. Так что покачивайте и дальше.

— Его величество принимает дары от благодарных подданных!

Им каждый день дары приносить приходится. Вот и молят Милосердную Мать, чтобы душу старого царя поскорей в преисподнюю отправила. О нелепость нелепостей![11]  Змеёныш их ещё крепче за горло возьмёт. И при каждом новом царе все хуже и хуже будет — пока завоеватели не нагрянут… Город разрушен, осталось море.[12] Да, только море и останется. Гнилое море. Ненавижу.

— Его величество принимает золотую державу от придворных ювелиров!

 „Золотая держава»? Грубый кусок ржавой меди, наспех позолоченный. А золото придворные ювелиры припрятали и между собой поделили. Обманули, думают, старого дурня. Казнить бы их всех, но я так стар. А медную труху в море! Гнилое море. Ненав…
Э-нет. Почему ты, Милосердная Мать, и пальцем не шевельнула, когда в твоём храме, перед твоим алтарём, мою дочь бесчестили?! Свобода воли и всё такое ?! Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле ?![13] Нет, не отрекаюсь и не раскаиваюсь! Прими же, Немилосердная Мать, дар лицемерный, дар лживый, дар коварный, дар, тебя достойный!

Яркая молния вспыхнула в давно потухших глазах древнего владыки. Огнём и кровью зарделась его багряница. Подобно титану, свергающему тяжкое ярмо, согбенный царь внезапно выпрямил спину, расправил плечи и высоко поднял голову. А затем взмахнул железным жезлом[14] как воин секирой и грозно прорычал:

— Отнесите же золотую державу в храм Милосердной Матери и возложите на её алтарь!

Затесавшийся в толпе микенский лазутчик по имени Одиссей вздрогнул от ужаса, хотя и был тёртым калачом, вышедшим целым и невредимым из многих передряг. Но вскоре страх сменила злоба и он твёрдо решил: „Только моя госпожа, царица Клитемнестра, достойна владеть этим золотым яблоком. Только мой господин, царь Агамемнон, достоин владеть Троей, или по крайней мере тем, что от неё после войны останется!“  — а затем с ненавистью покосился на седую голову старого Приама.

Примечания:

[1] Отсылка к началу стихотворения Александра Пушкина „К Вяземскому“: „Так море, древний душегубец,/ Воспламеняет гений твой? / Ты славишь лирой золотой / Нептуна грозного трезубец“  

[2] Отсылка к внутреннему монологу Понтия Пилата из романа Михаила Булгакова „Мастер  Маргарита“

[3] Эвфемизм из повести Михаила Булгакова „Собачье сердце“

[4] Гомер / „Одиссея“ / Песнь 9 / Ст. 40-42 (перевод Василия Жуковского).

[5] Иоганн Гете / „Фауст“ (перевод Бориса Пастернака).

[6] См. Апокалипсис от Иоанна / Глава 18 / Ст. 10.

[7] См. Апокалипсис от Иоанна / Глава 18 / Ст. 16.

[8] Характеристика Санкт-Петербурга в драме Альбера Камю „Праведники“ (перевод И. Кузнецовой).

[9] Отсылка к стихотворению бывшего узника ГУЛАГа Вадима Попова: „Гренада–Колыма“, которое, в свою очередь является полемическим ответом балладе Михаила Светлова „Гренада“.

[10] Дословная цитата из повести Федора Достоевского „Записки из подполья“.

[11] Дословная цитата из повести Федора Достоевского „Записки из подполья“.

[12] Дословная цитата из стихотворения Али Хайтлиной „Ніколи знову“.

[13] См. Книга Иова / Глава 42 / Ст. 6.

[14] См. Апокалипсис 2:27, 12:5, 19:15, а также стихотворение Александра Блока: „Всё ли спокойно в народе?..»