©"Семь искусств"
    года

Loading

Нет, не лгите про «встарь», «извечно»,
Про полвека и век назад!
Озарённое семисвечно,
То, былое, — светись стократ!

Алекс Манфиш

А БЫЛА ЛЬ СТРАНА (РЕКВИЕМ НА КРОВИ)

Алекс МанфишА была ль страна, чей образ канул?
А плыла ль та тишь, звучала ль песнь?
Иль сметён извергшимся вулканом
Лик её, чтоб больше не расцвесть?
Были ль те святые сердцу даты —
Иль листков-оторвышей старьё?
Родина! Была ль она когда-то?
Или, может, не было её?
Что сказать? И чем тут излечиться?
Разве грёзой — будто от вина:
Может, там, в заоблачьи пречистом,
Ледяною лебедью — она?
Но, коль так, — теперь лишь с облаками
Пошептаться можно мне порой —
О своём ли детстве? О Блокаде?
О стране иной… не той — былой?..
Было ль это? Ласковые вёсны…
ВЛКСМ… Волоколамск…
Той ли юной взор нежданно взрослый,
Хлеба ль та горбушка пополам?
Осень ли, рябина ли… и школа,
Чей завет — сколь в силах, множь добро;
И развилка Рощино-Ушково,
И ночные отсветы в метро…
Поездов уют чайнооконный,
Чуткий шаг спешащих проводниц,
Пирожки из стареньких ладоней
Вяжущих внучатам продавщиц…
Тот подъезд, что в юности покинут,
Та, чьих кос янтарь ласкать не мне,
Те, чьих слёз потоки не остынут
О погибших — павших на войне…
На войне! Но можно ль это слово
Мне теперь?.. Ведь прежде мы войной
Называли образ из былого,
Что — как знать, — не выдумано ль мной.
Из преданья, что сломали с хрустом,
По живому взрезали, кроша;
Ибо мiръ, что кличут ныне «русским», —
Мiръ-мертвец, чья отнята душа.

Ни библейский седой пергамент,
Ни цыганская длань-ладонь,
Ни напев, что детей пугает,
Ни двуперстная «посолонь» —
Нет, ничто о таком… об этом —
Не вещало! И в вечер тот
Я пустым называл наветом
Упреждающий клич — грядёт!..
Но — жар-лезвием засапожным
Вспыхнув, словно полынь-звезда,
Невозможное — непреложным
Стало. Сделалось. Навсегда.
Стало. Сделалось — лютым залпом
Русских бомб — по земле по той,
Чьими нивами шли на запад
Под «закурим, товарищ мой…»
В чьём покоятся лоне-стане
И Гайдар, и мальчиш Олег,
И промолвивший весть-прощанье
Вороному, упав навек…
Но — спасая, любя, надеясь,
Пал и он, и погиб в свой срок
Столь же юный белогвардеец,
Поля русского колосок…
Мир их душам, давно почившим;
А теперь… а за что теперь
Умирать довелось мальчишкам
В дымной пустоши тех степей?
Не за Родину, а за морок!
Не во имя, а во тщету…
И, глумясь, подшибает молох
Души юные на лету…
Где ты, Родина, чьим объятьям
Вверясь, — плакать бы всласть, навзрыд?
Те, живые, — за что стоять им?
Тот, упавший, — за что убит?
Ужас сбывшийся — непосилен,
Но — сбылось… но никто не спас…
Чьею властью, из чьих служилен —
О войне этой клич-указ?
Близость-общность была — распалась;
В рану свежую — бей клинком;
Вырван якорь и сломан парус,
И безумьем корабль влеком…

И кому б то под силу
В сей юдоли земной
Молвить — вправду ли было
Незабытое мной?
Иль изъят я теченьем
Хроноквантовых рек
Из вселенной ничейной
И не бывшей вовек?
Чьей-то выхвачен дланью,
И — то бремя иль клад? —
Образ, память, преданье
Всё болят и болят.
И куда же всё делось?
Хоть осколки б собрать…
То, о чём тебе пелось, —
Ну-ка спой вдругорядь!..
Ни капутов, ни хальтов,
Ни «… в полях под Москвой», —
Лишь растерзанный Харьков;
Кем растерзан? Тобой!
И ни слёз тех украдкой,
Ни смоленских скорбей,
А по Виннице всмятку
Бьёт российский старлей.
И тех девичьих окон
Уж не жди в свои сны, —
Будет детский там локон
Из-под павшей стены…

Войны этой ужас — разверзнутый ров,
И нет на устах оправдания слов.
Виновным — вина их пребудет навек
Тем пленом, откуда немыслим побег.
Но был ли из сонма языцей и стран,
Себя нарекающих — праведный стан, —
Из тех, в незапятнанно-белом плаще, —
Хоть кто-то желавший — пусть даже вотще,
Но честно и чисто, — ту жуть отвратить,
Безумья костёр не разжечь — погасить?
Нет! Ваша сражений не знавшая рать
Злорадно и алчно рванулась сбирать
(Забыв осторожности мудрой завет)
Плоды не одержанных вами побед.
И думали вы — как присуще глупцам:
Запретное прочим — дозволено вам.
Дозволена ради наживы игра
В ракеты свободы и бомбы добра.
Дозволено, молвив — нет больше вражды, —
Меж тем умножать боевые ряды
И строй их — презрев уговор и межу, —
Всё ближе и ближе стремить к рубежу
Империи той, чья и тень вам страшна;
Зачем? А затем, что пожива нужна
Всемирного торга жрецам, — и лишь им
Вы служите словом и войском своим,
И маслом в костёр, чтобы вспыхнул лютей;
А кровью платить? Ну, так что ж, — не своей!..

О нет! За кошмар этой дикой войны
Никто с проклинаемой вами страны
Не снимет ответа! Пребудет в веках
Та кровь на её — не на ваших, — руках.
Но, в чёрной сей яви купая свой взгляд,
Не вижу сквозь мрака вселенский охват
Ни рыцарей, жаждущих мир защитить,
Ни тех, кто достоин карать и судить.

А тебе, Украйна, Украино,
Молвлю ль слово тягостно-повинно
Речью, ныне — кто подскажет, Боже, —
Вражескою ль, сестринскою ль всё же?..
Ею — нет другой, чтоб боль вместила, —
Прошепчу — на крик не хватит силы, —
Рушатся дома и гибнут дети!
Кто в ответе? Родина в ответе!
Речью той же — кто б вложил иную, —
Родины безумье прокляну я,
Той, кому — и с чёрною печатью, —
Словом и душой навек причастен.
И вопрос — пусть отклика не чая, —
Брошу в ночь, чтоб плыл, дрожа и тая:
Не теперь — когда-нибудь, в затишье, —
Сбудется ль тот миг, когда простишь ей?..
Сбудется ли? Будете ли снова
Средь многоязычия земного
Сёстрами в озёрно-звёздных ризах,
Теми, чей уклад извечно близок?..
Нет, твоё не стану славить знамя:
Родина — не ты. И есть меж нами
Голос-память крови не уснувшей,
Нелюби твоей чрез край черпнувшей.
Но, когда на жертвенное ложе
Брошена, — сквозь память молвлю всё же:
Бог твоих невинных, Украино,
Огради от скорбныя судьбины!

Нет, не лгите про «встарь», «извечно»,
Про полвека и век назад!
Озарённое семисвечно,
То, былое, — светись стократ!
Что узрели там, что открыли?
Схваток сабельных вихрь и гик,
Битвы танков и эскадрилий,
Майский день, чей свят-светел лик…
Нет, ни слова я и ни дела
Не сокрою в преданьи том:
Были там без суда расстрелы
И безвинные под судом.
А ещё — в Будапешт и Прагу
Бил-вторгался стальной таран,
Возвращая венцу и стягу
Непокорный мятежный стан.
Было это. Пленял-неволил
Меч имперский; но всё ж тогда
Бомбы с зычно-надрывным воем
Не летели на города.
Брал гвардеец прицел без дрожи, —
Верен Родине, чужд идей, —
Но лишь тех убивал он всё же,
Кто с оружьем, — а не детей!
И — Стожар ли неугасимей,
Бубна ль гулче мне память та,
Что червоный и бело-синий
Бой друг с другом вели цвета…
Но, пусть недруг земле праотчей,
Пусть не праведен и не свят, —
Всё же в лётчика целил лётчик,
А не в дом, не во двор, не в сад!

Знаю: грешною — не безвинной, —
Та, иная, была страна,
Что — великая, — в час кончины
Пуще Каина клеймена.
Но ни в славе её, ни в скорби,
Ни в разбойной подчас стезе —
Не найдёте того, чем вскормлен
Этот ужас под хищным «зе».
Эта рать — нет бесчестней рати, —
Мiръ зловещий и знак косой —
Не плоды её грешной стати,
А на прах её — с ядом соль.
И, на жертвеннике фашистском
Украины детей губя,
Те ракеты с бесстыжим свистом
Метят, Родина, и в тебя.
И не призрак ли плотоядный
Капищ идольских восстаёт,
Если внук сироты блокадной
Мариуполь терзает-жжёт?..
Внук убитого подо Ржевом
По Одессе берёт прицел,
И сжирает бездонным зевом
Молох — всё, что я в детстве пел.
И оскал неживой глумится
Над погибшею той страной —
Репрессивной, антисемитской,
Героической и родной…

Кто ж теперь от жуткой яви спас бы
Кружево видений тех и грёз?
Родина!.. А может, в царство сказки
Вихрь её волшебный скрыл-унёс?
Там царевной мёртвою почила,
И — живая ль вызволит вода,
Или неизбывна боль-кручина
И лишь там пребыть ей навсегда?
Что ж… уткнусь ли в память, как в подушку,
Чтоб опять подняться и идти?
Ведь однажды выйти на опушку
Может даже сбившийся с пути.
Дождь ночной, утешь и убаюкай,
Чашу снов до краешка налей,
Чтоб плеснуть в рассвет, сдружась с разлукой,
Горстку слов, как стаю журавлей.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Один комментарий к “Алекс Манфиш: А была ль страна (Реквием на крови)

Добавить комментарий для Ефим Левертов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.