Не давай поцелуй без любви…
Но пойми, кто достоин награды?
То ли это волненье в крови,
То ль, действительно,
страсть без пощады.
«Я ЖИВУ, КАК ВСЕ»
СТИХИ
Из цикла «Шутки такие»
* * *
Не давай поцелуй без любви…
Но пойми, кто достоин награды?
То ли это волненье в крови,
То ль, действительно,
страсть без пощады.
Поцелуй… Ну, а дальше-то как?
Может, большего рыцарь достоин.
Хоть бы кто-нибудь сверху дал знак,
В этом смысле мир хитро устроен.
Чернышевский запутал вопрос,
А Толстой с Достоевским — тем паче!
Интерес к этой теме возрос,
Нету в мире сложнее задачи.
Не грусти и гони в шею сплин,
И ходи, коли хочешь, на танцы.
Не выискивай тонких причин,
Не примешивай высших субстанций.
Умным книжкам, мой друг, не внимай,
Фрейд и прочие… мир зазеркальный.
Что для них этот вечер и май?.. —
Скажут так: Дисбаланс гормональный.
Не даю я советов, не жди.
Лишь одно и скажу, провожая:
Жизнь свою, как желаешь, сожги —
Ведь твоя эта жизнь, не чужая.
Проклянешь ведь за всякий совет,
В одиночестве старость кукуя.
…Повторю эту глупость, мой свет:
Не давай без любви поцелуя!
* * *
Помнишь в детстве — средь прочих потех:
Черт берет тех, кто позади всех.
Припустишь… Сердце бьется в груди —
Только б не остаться всех позади.
Не важно быть первым, плевать на успех…
Черт берет тех, кто позади всех.
И то же в школе: отличник — подлец!
Но «пара» в четверти — это конец.
Четверки… и тройки тоже не грех,
Черт берет тех, кто позади всех.
Аттестат без троек… кому-то — медаль.
А позади… Жми сильней на педаль.
Дальше ВУЗ… Например, Политех…
Черт берет тех, кто позади всех.
Врученье дипломов… актовый зал.
Кто подбирает тех, кто отстал?
Не расслабляйся… не время утех.
Черт берет тех, кто позади всех.
Жилы рви… Нет сигнала «отбой».
Все меньше тех, кто бежит за тобой.
Кто на трибунах? Чей слышится смех?
Черт берет тех, кто позади всех.
Нас подгоняют, в словах их металл:
Черт подберет тех, кто устал.
Ты отстаешь: слишком много помех.
Черт берет тех, кто позади всех.
Толку-то взявшему множество вех:
Черт берет всех… и этих, и тех.
* * *
Теперь часов — ну, пять — я сплю от силы,
И просыпаюсь с головой больной.
Нет, сердце не тревожат мне «распилы»,
И не коррупция бессоннице виной.
Волна плеснет в лицо мне горькой пеной:
О, сколько нам осталось жалких дней?
Проснусь в тревоге за судьбу Вселенной,
Как дело с темною материей у ней?
Вопросы так мне душу измотали…
О, эти сны!.. пророческие сны:
Разбег галактик — он идет туда ли,
И дыры черные достаточно ль черны?
О, нет — не курса акций жду обвала —
Но схода звезд с привычных звездных трасс.
Тревожно сплю поэтому и мало…
Вы спите хорошо?.. А что тревожит вас?
* * *
В толстой «Книге жалоб и замечаний»
Не оставил автографа — я не вру.
А ведь мог бы — и про холодный чайник,
И про грубую старшую медсестру.
Предложений нет у меня к Минздраву,
К мирозданию в целом претензий нет.
Да имел бы их, по какому праву
Положительный мог ожидать ответ?
СМЕШНОЙ СТИШОК
Я — жалкая, подлая тварь.
Молчу, но я знаю об этом.
Такой вот премудрый пескарь —
Я в теме… владею предметом.
Я мерзок бываю порой,
Труслив, слаб и телом, и духом…
— Закрой эту тему… закрой, —
Твердит голосок мне над ухом.
Но издавна образ возник…
Что в местности некой гористой
Есть город… и в нем мой двойник
С душою прекрасной и чистой.
Там стены и башенный мост,
За стенами замки и шпили,
И стража вступает на пост,
Чужие чтоб там не ходили.
Как грустен прекрасный двойник…
Победа ему — не победа.
И мне бы к нему хоть на миг,
Чтоб важное что-то поведал.
Печален ли он от того,
Что знает, что есть я такое? —
Не ведаю… Облик его
На миг не дает мне покоя.
И как-то тянусь я к нему,
Мне знак подающему с башен.
…Мне верится, я потому
Чуть менее жалок и страшен.
* * *
Дело в точке отсчета… масштабе…
Ощущенье конца продли…
Скоро явятся Госс и Сабби
На просторы родной земли.
Прогрызают земную корку,
Вся работа у них пополам.
Не найдете такую норку,
Чтоб надежно спрятаться там.
Никому не покажется мало,
Как бы ни был ты раньше крут.
Выражение: все пропало,
Как нельзя подходяще тут.
Так скорей поспешайте к кассе,
Не читайте зазря газет,
Никакие Ортега и Га’ссет
(Или все же точней — Гассе’т)
Не напишут о том романа,
Даже маленького эссе.
Вот выходят они из тумана —
Госс и Сабби во всей красе.
Из карманов вытащат финки,
И такую устроят резню…
Бедный, маленький Вилли Винки…
Впрочем, хватит пороть фигню.
Я к тому — мажьте жиром лыжи,
Отрясайте весь прах и хлам…
Госс и Сабби все ближе… ближе,
Время смерти все ближе к нам.
Распадается мир на части,
Видно, высох исходный клей.
Чернопопая птица счастья
Заспивает все веселей.
—————————————————————-
Госс и Сабби — персонажи романа Чайна
Мьевиля «Кракен». Инфернальные злодеи.
* * *
Я бы из прошлых своих подружек женился на всех,
Если бы только они молчали… побольше молчали.
Кажется милым их щебет, ужимки, радостный смех —
В самом начале знакомства… только лишь в самом начале.
Но что-то в их хитром устройстве, в самой их глубине
Мешает следовать самой верной тропинкой к успеху.
Это ведь кажется, если припомнить, не только мне,
Относится совсем не только к их болтовне и смеху.
Тут мы ступаем на зыбкую почву всяких легенд,
Домыслов диких… что, мол, женщины — не совсем и люди.
Да надоел мне весь этот джаз, форменный диксиленд —
Лучше мы в эти материи углубляться не будем.
Я бы на каждой женился — точно скажу вам — о, да!
Да не в мои паруса дул тогда судьбоносный ветер.
Умная и болтушка подхватила меня тогда…
Увы! молчаливых дурочек в те времена не встретил.
* * *
Каждый из нас достоин суда и казни
В нашей жизни, сколь бы кратко она ни длилась.
Дьявол поэтому нас манит и дразнит
И воплощает божественную справедливость.
Ну не казни, так точно тюрьмы без срока.
Грешны не только поступком, но всяким вздохом.
Разбираться с каждым — одна лишь морока,
Наверно, поэтому проще разом и чохом.
Потому-то, видать, неизбежна кара:
Армагеддон, война… что-то в этом же роде.
На фоне предстоящего нам кошмара
Бессмысленно думать о добровольном уходе.
* * *
Жизнь свою прожил несчастливо он, но правильно.
Не очень часто, но все же бывает такое.
Нет, не грустит, не глядит на всех опечалено,
Не итожит судьбу. Оставьте его в покое.
Не стоит и разговаривать с ним участливо.
Что ему проку от вашей грошовой жалости?
В том разве дело — благополучно и счастливо?
Ему виднее… Не троньте его, пожалуйста.
Речь идет о наличии силы и мужества,
Не утраченных у таких, как он, молчаливых.
В чем я уверен: он не завоет от ужаса…
Справится.
Поскольку сильней большинства счастливых.
* * *
Если каша во рту, от природы ты косноязычен,
Преодолеть не пытайся этот порок.
К насмешкам притерпишься скоро,
станешь к ним ты привычен,
Спотыкаясь, бубня перед классом урок.
Но, конечно, если честолюбив, как Буонопарте,
И решил, что порок сей тебе не с руки,
Тогда день напролет повторяй текст,
лежащий на парте,
Набрав себе в рот камешки и черепки.
Перед тобою тома, толстых книжек античных груда…
Ждешь и в себе, и в речи своей перемен.
После долгих трудов убедишься: не случилось чуда.
Скажешь себе в оправданье: …не Демосфен.
Не для тебя теперь слава и популярность, сестрицы,
Гул восторга, плеск оваций со всех сторон.
Но, с другой стороны,
дочитай до последней страницы:
Как они кончили — Демосфен… Цицерон?
* * *
Я говорю без всяческих прикрас,
Превозмогая стыд и осторожность,
Что даже лучшие стихи одаривают нас
Не смыслом жизни, но намеком на его возможность.
Я повторяю… пробую на слух:
Поймет ли он меня — читатель строгий?
Вот звук совсем заглох, в пустынной комнате потух,
Со мной останется сомнение мое в итоге.
Читатель ждет, и так печален он:
Без смысла и вода ему — отрава.
Он верит каждому, кто может срифмовать свой стон,
Без смысла этого и жизнь ему не в радость, право.
А я бы смог… Вот разве, что стихи…
Подобие надежды в нас рождая,
В картину мирозданья вносят некие штрихи.
И что находят люди в них от Штатов до Китая?
* * *
Сижу… думаю, непонятно о чем,
Конец января, за окном ненастно.
Пустяками всякими я увлечен,
Как всегда, бессмысленно и напрасно.
Эта зима — последняя или нет?
И весну еще я увижу… или?..
Впечатление, что притушили свет…
За окном редкие автомобили.
Опутан вопросами о ерунде.
Тоже загадка мне: время и место.
Ну, какая разница — когда и где?
Это ведь скучно и неинтересно.
А важно лишь: откуда пришел сюда?
Выдернула оттуда что за малость?
Что за случай пустой… катаклизм, беда?..
И что там вообще без меня осталось?
* * *
Я почти не практикую теперь телепатию и телекинез.
Передавать вам мысли свои? —
навряд ли вы в них хоть что-то поймете.
А ваши так просты, понятны и неинтересны мне, что и без
Всякой передачи на расстояние от них, как в птичьем помёте.
Что касаемо передвижения предметов силою мысли, то
Они и сами передвигаются в направлении бо’льших денег —
Это сильнейший магнит.
Не приманишь теперь из магазина пальто.
В смысле парапсихологии этой я полнейший теперь бездельник.
А когда-то я всё это запросто мог. Собственно, и теперь могу.
Но способность ущербна теперь,
в ней провалы, пустоты, зияния.
Мои современники на одном, а я совсем на другом берегу,
И общаться почти нет возможности и еще меньше желания.
В этом, если подумать,
в общем, нет и трагедии совсем никакой.
Да я ведь не столько к другим,
сколько к себе требовательней и строже.
А прекрасному будущему с берега своего помашу рукой…
И наплывает прошлое, что настоящего намного дороже.
* * *
Муза — это явно «другая женщина».
Странно, если б ее любила жена.
В этой проблеме столько всего наверчено,
Без поллитры не разберешься тут ни хрена.
Потому с утра залужу по-малому
И вникаю в проблему и так, и сяк.
Да куда разобраться мне в этом, старому?
Внук хмуро посмотрит, втайне подумав: Дурак!
Жена моя внуку — бабушка милая,
А Муза совсем посторонний предмет.
От стишков этих только тоска унылая.
Муза?.. Дед явно свихнулся на старости лет.
* * *
Я — типа андерсеновской русалки,
Почти что пла’чу при каждом шаге.
Я — если и сталь, то плохой закалки,
Такие не бредят об общем благе.
Такой далеко не уйдет от дома,
Что мятеж ему и что — хунта?
Они не боятся раскатов грома,
Они страшатся неровностей грунта.
Пока что, стесняясь, хожу без палки.
Бреду, превозмогая муку.
Но тут, пожалуй, не нужно гадалки:
Скоро смирюсь я — и тросточку в руку.
По Марксу оно: бытие — как шоры,
Башка болью своей забита.
Это — всего лишь от пяточной шпоры,
Иначе — плантарного фасциита
* * *
Я разве, когда начинаю стишок,
Знаю, что будет в его конце?
Что знает Будущее об этом мальце,
Который и призван его изменить?..
Ариадна, вручая Тезею нить,
О Дионисе разве мечтала? — ответь,
Представляла, что Наксос ждет впереди?
А Будущее на четверть или на треть,
Или, может быть, даже и целиком
Приходит вопреки и благодаря —
Стихотвореньем… слитком… комком.
И можно сказать ему только: Веди! —
Готовясь к роли раба и царя.
* * *
Я живу, как все. Может, немножко иначе.
Мораль, которой живу, не тычу в глаза другим.
Выпиваю редко, лишних денег не трачу,
Да и нет этих лишних… откуда бы взяться им?
Нищим не подаю, не посещаю храмы.
Ну, да — атеист… но библейские тексты ценю.
Все чаще болею, впрочем, особой драмы
Не ощущаю совсем, не пла’чу семь раз на дню,
Осязая близость… как бы сказать… ухода.
Впрочем, зачем о грустном? Не трону подобных тем,
На которые есть спрос… особая мода…
Но я не подвержен влиянию моды. Совсем.
Сказал бы вам все… да что вам от правды этой?
В неправде ведь тоже известная есть глубина —
В лжи, возвышающей вас… повсюду воспетой.
Шубы из правды никак не сшить. Зачем вам она?
* * *
Все 12 (без малого) соток, что мне отвели садоводы,
30 метров на 40 — такой необъятный громадный мирок,
Не пытался отнять я у матери нашей родимой — природы…
Что от прошлых хозяев досталось, я даже того не сберег.
Но зато не выкапывал сосенки, ели, дубки или клены —
Что ко мне занесло, то пускай и растет, сам покуда живой.
У меня здесь — свой кодекс,
поправки к законам и сами законы,
Сам решаю, кто свой мне, а кто изначально враждебно чужой.
Не гоню ни ворон, ни сорок,
ни скворцов, ни дроздов вороватых,
Что готовы в азарте склевать черноплодки моей урожай…
А ведь мог бы я птице сказать:
ни твои здесь ни двор, ни палаты,
Если хочешь рябину клевать, то сама ты ее и сажай!
Ну, а птичка бы мне отвечала: да шел бы ты, дедушка, лесом.
Ты и сам-то не свой… погляди:
истрепался за жизнь свою весь…
С нею я соглашусь.
Оглянусь на деревья и птиц с интересом
Прежде, чем сделать шаг за черту…
Только жаль, закопают не здесь.
Рифмовать сегодня:
любви
крови
?