В тот раз Изабель не сказала, как называется улица, которая ведет в чемодан. Ника начала было приставать, но няня щелкнула пальцами, и Нике пришлось замолчать. Она и сама не знала, почему закрыла рот. Вот как если бы в комнате сидел король на троне и отдал какое-нибудь повеление; хочешь — не хочешь, замолчишь, даже если ты совсем глупый. А Ника не была глупа.
Тамара Ветрова
НЯНЯ ИЗ ЧЕМОДАНА
Детская повесть для взрослых
(Начало)
Ника сказала:
— Кто-то шевелится в чемодане под крышкой.
— Мама сказала не трогать чемодан без разрешения, прошептал Ромка.
Но Ника сказала:
— У мамы проект. Ты что, хочешь, чтобы проект провалился?
— Куда провалился?
Тут Ника подползла к чемодану на коленках и прислонила к крышке ухо.
— Сам послушай, — сказала она.
Ромка прижался щекой к чемодану.
— Она там чего-то делает, — сказал он. А потом добавил: Она чешет ногу.
— Вот видишь, — сказала Ника. — Думаешь, удобно чесать ногу в чемодане?
Ромка сказал неуверенно:
— Я могу.
Наступило молчание. Затем Ника вначале полезла в угол, где за торшером лежали старые Ромкины игрушки.
Ромка предупредил на всякий случай:
— У меня там фломастеры.
В ответ Ника сунула ему в руки айпад с трещиной на экране и велела посмотреть «Роббинсов».
— Сейчас поставлю.
Ромка сел на коврик и принял айпад.
А Ника, обшарив угол за торшером, взялась за огромную подушку, предназначенную для прыжков. Но не стала прыгать, а заползла под нее, как ловкий угорь в их книжке. Под подушкой она пролежала довольно долго, как будто намеревалась там зимовать. Но наконец, вылезла обратно и сунула под нос брату длинную пластмассовую спицу.
— Я нашла ее около башни. Теперь пригодится.
Ромка сказал, неохотно отрываясь от экрана:
— Около башни валяется всякая дрянь. Там туристы.
Не придумав, что ответить, Ника сказала:
— Я старше тебя.
— А потом я буду старше! — запальчиво сказал брат.
А Ника крикнула насмешливо:
— Старичок!
Так они препирались некоторое время, пока из чемодана не донесся новый звук. Внутри словно шуршали бумагой.
— Наверное, она заворачивает подарки перед праздником, — предположила Ника.
— Надо бы ей помочь.
И вот девочка засунула спицу в отверстие для ключа и начала ее ворочать.
— Помогай! — велела она брату, не оборачиваясь.
Но Ромка не знал, как помогать. Поэтому взял в руки желтый резиновой мяч и начал его сжимать сколько было сил. Это было все-таки лучше, чем ничего не делать.
Прошла, наверное, минута, и в замке чемодана раздался щелчок. Затем крышка приподнялась, словно ее толкали изнутри (а ее и толкали); и из чемодана, придерживая юбку, вылезла Изабель. Она тут же осмотрела свои кружевные фиолетовые перчатки — те были целехоньки. Сквозь фиолетовое кружево выпирали перстни. Лимонный сверкал желтым огнем сквозь перчатку, так что Ника вздохнула. Такого не купишь в коммерческом центре. Изабель, наверное, получила в наследство сундук с драгоценностями.
Однажды Ника спросила:
— Откуда ты взяла этот перстень?
— Не твоего ума дело, — последовал ответ. Но затем Изабель подумала и немного смягчилась. И сказала:
— Просто мне был очень нужен перстень с желтым камнем. Если что, им можно осветить темный коридор.
А когда Ника попросила разрешения примерить перстень, то Изабель искусно притворилась удивленной.
— Может, тебе сразу дать палец? — спросила она.
Не прошло и минуты, как в ногах Изабель завертелся крошечный Боло. Он, как и Изабель, наверное, обрадовался, что наконец-то вылез из чемодана; просто Изабель не подавала вида, а Боло пока что не научился скрывать свои чувства. Вот и радовался — прыгал, повизгивал…
Тем временем Изабель, нахмурившись, оглядела детскую комнату.
— Что это вы тут устроили? Вот доиграешься, — сказала она Нике. — Эти дома держатся на честном слове, того гляди не выдержат перекрытия.
— У меня есть укрытие, — вставил Ромка, который ничего не понял.
А хитрая Ника сказала:
— Я хотела тебя спросить, Изабель. Почему я тру пальцы, а огонь не вылетает?
— Зачем тебе понадобился огонь? У вас в доме паровое отопление.
— Мне не для этого.
— Не для этого? Вот новости.
— Это пока тайна, сюрприз, — на ходу выдумывала Ника.
На самом-то деле огонь был только отговоркой. Девочке не нужен был огонь; ей хотелось порасспросить вредную няню, как она делает всевозможные штуки, сильно смахивающие на настоящие чудеса. У Ники имелся небольшой опыт в таких делах. Как-то в школе, рассорившись с одноклассником, она принялась настаивать, что может сделать все что угодно.
— Ничего ты не можешь, — сказал мальчик с насмешкой.
Ника сказала:
— Я знаю секретную точку. Не точку, а портал.
Тут Ника, сверкая глазами и захлебываясь словами, крикнула, что достаточно ткнуть точку пальцем, как тут же откроется портал с Гарри Поттером.
— Я там была три или даже четыре раза.
Пока Ника кричала про свою точку, она и сама поверила, что такая точка есть. И вот вечером она провела испытание и ткнула пальцем стенку в их детской комнате. Тут Ника увидела, что в стенке сделалась дыра размером с синюю сливу. Но этой дырки было недостаточно, чтобы пролезть всему человеку. Можно было лишь просунуть палец. Но плохо было и то, что одна только Ника увидела вход в портал. А Ромка не увидел, и мама не увидела; но мама сказала:
— Тем лучше, что нет дыры. Как бы вы жили в дырявой комнате?
— В дырку бы вошел паук, — вставил Ромка. — Паук и его бэбики, — добавил он, потому что верил, что у всех есть детеныши, которых он называл «бэбики». Хоть у паука, хоть у кометы (а Ромка не так давно узнал, что порой по небу летают кометы).
Изабель, которая жила в чемодане вместе с Боло, конечно же знала, как проделать портал в какое-нибудь место. Как-то раз она сказала Нике:
— Ты поосторожнее. Порталы бывают разные.
— Мне нужен портал к Гарри Поттеру, — неуверенно сказала Ника.
— Я выдумками не занимаюсь, — отрезала Изабель. — Вначале узнай адрес, а потом уж ищи портал. К твоему сведению у порталов, как и у улиц, имеются названия.
— А ты же вот как-то пролазишь в чемодан. По какой улице?
— Лучше тебе не знать, как называется эта улица.
— Потому что она лашебная? — спросил Ромка, который пока что неправильно выговаривал слово «волшебный».
— Не волшебная, а опасная. На этой улице у тебя запросто могут отхватить палец или ухо.
Ромка спросил:
— Что такое «отхватить»?
— Отхватить значит съесть! — объяснила Ника. — Нельзя есть чужие пальцы, — добавила она. — Я их за это убью, в полицию позвоню.
— Звони на здоровье. Только в полиции новое ухо не пришьют, — сказала Изабель.
А затем раскрыла огромный веер, сшитый из длинных павлиньих перьев и принялась обмахиваться. Ника мрачно следила за действиями няни.
В тот раз Изабель не сказала, как называется улица, которая ведет в чемодан. Ника начала было приставать, но няня щелкнула пальцами, и Нике пришлось замолчать. Она и сама не знала, почему закрыла рот. Вот как если бы в комнате сидел король на троне и отдал какое-нибудь повеление; хочешь — не хочешь, замолчишь, даже если ты совсем глупый. А Ника не была глупа. Она уже знала про Большой взрыв и про черные космические дыры. Ей хотелось бы заглянуть внутрь такой дыры, но от этого пришлось отказаться. Потому что уже давно доказано, что черная дыра никого не выпускает обратно. Ни человека, ни его вещи, например, тетрадку или розовый пенал с наклейками.
Чемодан не разрешалось открывать без спросу. Он открывался лишь в определенное время, предусмотренное контрактом с няней. Все остальные часы Изабель и Боло сидели в чемодане или где-то по другую сторону чемодана и занимались своими делами. Изабель ничего не рассказывала детям об этих делах, но Ника догадывалась, что няня и в чемодане щелкает пальцами и распоряжается. Как и сама Ника, Изабель обожала, чтобы все ее слушались; командует там, наверное, майскими жуками, сказала Ника.
— Майские жуки только в мае, — сказал Ромка, который недавно узнал, что в году есть двенадцать месяцев. — А сейчас не май.
— Ну и что. А в чемодане может быть май. Может быть, там сейчас в ботаническом саду летают майские жуки, — сказала Ника.
В общем, брат и сестра спорили, но толку-то. Все равно ни тот ни другая не знали тайны бордового чемодана; хотя и догадались, как няня там умещается. Складывается, наверное, как полотенце в шкафу.
Однажды Изабель велела Нике достать тетрадку и ручку.
— Будешь писать диктант. И не печатными, а письменными буквами.
Ника сказала:
— Я хочу есть. Я, знаешь, Изабель, ем мало фруктов.
— Я тебе не фруктовое дерево. Вот, можешь убедиться, — и няня вытянула перед собой руки в кружевных рукавах. Как будто решила доказать, что у нее именно руки, а не ветки.
Ника уселась за стол.
Ромка сказал:
— Я тоже буду писать диктант. Я знаю букву «м».
— Маловато, — заметила Изабель. — Вот если бы ты знал хотя бы еще одну букву.
Ника сказала запальчиво:
— По-твоему для диктанта хватит двух букв? (она иногда была не прочь уличить взрослых, что те знают не так уж много).
— Две буквы лучше, чем одна. Уже можно написать «Мо».
— И что это значит?
— Что-нибудь да значит. Не на одном языке, так на другом. Ну, готова? Давай пиши: если бросишь на пол кашу, получишь серебряные рога.
Ника спросила:
— Как ты узнала? Ты что, видишь сквозь стенку?
Она была зла на няню и вот крикнула:
— Если хочешь знать, это была манная каша!
— Хоть деревянная, — сказала няня.
Как-то Ника сказала брату:
— Знаешь, почему нам не разрешают открывать чемодан без спросу? Мама и папа боятся, что няня поведет нас гулять в неправильный парк.
— Я хочу туда, — на всякий случай сказал Ромка. Но хотя и сказал так, было видно, что брат колеблется.
А Ника, наоборот, поглубже вздохнула и принялась врать:
— Вместо скамеек там стоят урны, а вместо урн стоят скамейки.
Ромка похлопал глазами.
— Помнишь, — спросила Ника, — я тогда принесла божью коровку? Потом она умерла, потому что пересохла. А теперь живет в этом парке.
— Не живет, она развалилась, — заметил брат.
— Ты не понимаешь, — сказала Ника. — Это такой парк, где все обратно склеивается. Помнишь, я папе подарила на День рождения половину хулахупа? (Ромка кивнул на всякий случай). Но потом, — сделав страшные глаза, сказала сестра, — этот хулахуп склеился крепко-накрепко, так что даже папа не смог его разломать.
Ромка опять кивнул. Ему тоже хотелось привести какой-нибудь пример, и он сказал:
— У меня сломался фломастер на четыре цвета.
— Ты перепутал, таких фломастеров не бывает.
— Вначале он был синий, потом сломался и стал синий и желтый, и еще какой-то.
Постепенно Ника поверила, что неправильный парк и впрямь существует. А следом за Никой в парк поверил ее брат. И вот они оба принялись приставать к няне:
— Изабель, ну Изабель! Пойдем в парк на одну минуточку!
— Ты такая красивая, Изабель, — добавила Ника искренним голосом. Хотя сто раз видела на спине няни под фиолетовой накидкой небольшой горб.
Выслушав просьбы, Изабель в ответ пропела: в горах расположен неправильный парк, не аттракционов и не зоопарк!
Ника выслушала песню. Если бы она была старше и умела четко формулировать свои мысли, то, пожалуй, пришла бы к заключению, что няня над ней издевается. И все-таки именно Изабель сделала важное открытие. Она заметила, что когда Ника однажды разозлилась и крикнула, что ненавидит Марка из их школы, а затем топнула ногой, то из-под тапочка посыпались желтые искры, а половое покрытие начало тлеть. Глядя на разлетевшиеся искры, Изабель молча усмехнулась. С этого дня она стала смотреть на девочку другими глазами (надеюсь, понятно, что речь идет не о самих глазах, а о взгляде. Просто Изабель начала присматриваться к Нике, словно та была не ребенком, а какой-нибудь редкой бабочкой). Эти наблюдения сделали свое дело, и скоро няня убедилась, что вредина и капризуля Ника, сама того не зная, умеет колдовать. Надо ли говорить, что своим открытием няня ни с кем делиться не стала? Потому что рассудила так: ну, скажу я что-нибудь Карине и Игрою, а толку? Все равно они мне не поверят. Родители, когда смотрят на детей, вечно видят одно вместо другого. И Изабель, действительно, никому ничего не сказала; зато, когда Нике опять пришло в голову разозлиться, предупредила:
— Топай поосторожнее. А то под пяткой проснется вулкан, что станешь делать?
Ника спросила:
— Везувий?
Изабель пожала плечами:
— Вряд ли это для тебя будет иметь значение.
Ромка, который стоял рядом, сказал:
— У вулкана вверху дыра.
— Не дыра, а жало, — сказала Ника (она хотела сказать «жерло»).
— Мне не жалко, а тебе жалко, — заспорил брат.
А Изабель сказала Нике:
— Дай-ка мне руку.
Ника повиновалась, и Изабель осмотрела один за другим ее пальцы.
Затем сказала:
— Если позабудешь карандаш, пользуйся указательным пальцем, вот этим. Много им не напишешь, но точку поставить сможешь.
— А восклицательный знак?
— Я сказала точку. Ты что, не можешь отличить точку от восклицательного знака?
Ника кивнула. Ей подумалось, что теперь, когда она поставит точку пальцем, Марк перепугается и может, убежит из школы. Но Изабель, словно прочитав Никины мысли, сказала:
— Только не вздумай хвастаться. Воспитанные люди не хвастаются собственными пальцами.
Ника вздохнула, а затем спросила:
— А другие девочки тоже? Ну, тоже умеют писать пальцем? (ей хотелось убедиться, что она единственная на весь свет).
Но няня уклонилась от прямого ответа, а ограничилась замечанием:
— Другие девочки не забывают дома карандаш. У них, знаешь ли, нет надобности писать пальцами.
Ника надулась. И решила больше не разговаривать с няней. Молчать хоть целый год. Но Изабель — а у нее был характер, как у одной королевы, которой даже собирались отрезать голову — и дела не было до Никиных обид. Она сидела в детском кресле и перелистывала крошечную записную книжку в потертом бархатном переплете. Позабыв, что она больше не разговаривает с няней, Ника спросила:
— Это у тебя ежедневник, да? Такой маленький? А в телефон ты не умеешь записывать номера? А какая у твоего телефона память?
— Не жалуется. Мой телефон, — отрываясь от книжки, сказала Изабель, — помнит все, что было примерно пятьдесят миллионов лет назад.
— А что было? — спросил Ромка.
— Как обычно, — объяснила няня. — Вымирание, нарождение новых видов. Короче говоря, эволюция.
Ромка лег на пол и принялся смотреть в потолок, как будто надеялся увидеть эволюцию. А Ника уселась рядом с братом. В ее душе царило уныние. Она и сама не знала почему, но ей очень хотелось понравиться Изабель. Заслужить ее похвалу или хотя бы улыбку. Но Изабель дружески улыбнулась лишь однажды — когда в их дворе неизвестная кошка настигла живую мышь.
— Вот это называется использовать когти по назначению, — одобрительно сказала няня.
Краем глаза Ника тоже наблюдала охоту. А когда все было кончено, подумав, решила заплакать.
— Бедное животное! — сказала она довольно громко.
Изабель уточнила:
— Ты кого имеешь в виду?
— Мышку. Она ведь умерла, верно?
— Что-то мне не приходилось встречать бессмертных мышей.
— А кошка могла бы поесть корма, — заметила Ника. — А не нападать на слабого.
— Хорошо, что тебя не слышат мыши, — сказала Изабель. — Особенно одна.
— Расскажи! — оживилась Ника.
— Да нечего тут рассказывать. Ну, имелась такая особа… Играла, кстати говоря, на гобое, но, как говорят сами мыши, зубы взяли верх над талантом.
— У меня тоже выпал зуб, — сказал Ромка и открыл рот.
— Почему взяли верх? Что такое «взяли верх»? — спросила Ника.
— В общем, — неохотно сказала няня, — однажды ночью Гайде перегрызла корпус инструмента, что было между прочим не так-то просто. Так или иначе, гобой переломился на две половины.
— А теперь больше нету этих… гобоев?
— Нету мышей, которые играют на гобое, ясно?
Нике давно хотелось научиться колдовать. Но, по правде говоря, она не знала, как творить волшебство таким образом, чтобы получилось по-настоящему. Ну а тот единственный раз, когда из-под ее тапочка брызнули желтые искры, остался Никой не замечен. Точно так же, как палец, который вдруг сам собой научился писать. Усевшись на ковре в своей комнате, девочка мечтала о настоящем волшебстве, в котором фигурирует волшебная палочка с серебряной звездой на конце. И вот, если бы у нее спросили: а что бы ты наколдовала? — то Ника бы ответила: я наколдовала бы все что хочу. Чтобы все исполнялось.
Иначе говоря, она толком не знала, чего потребовать у волшебной палочки. Да и где взять волшебную палочку, тоже пока не придумала. Ну а Изабель — пора это сказать вслух — была опытной и проницательной колдуньей. Она первая разглядела необычные Никины способности, первая поняла, что, если девочка выучится в хорошей школе, то освоит искусство волшебства так, что любо-дорого.
Был ранний вечер. Заканчивался февраль, и в Париже зацвели те кустарники, которые первыми покрываются серо-сиреневой цветущей дымкой. Из-за их цветения кажется, что ты идешь сквозь бледные светящиеся облака. Изабель вела детей на прогулку в сквер, раскинувшийся сразу за башней; с Сены прилетал довольно холодный ветер, и пришлось покрепче завязать шарфик Ромке, а у Ники взять слово, что она больше не будет прятать свою шапочку, засовывая ее в кусты.
— Иначе получишь шапку с заячьими ушами, — пригрозила Изабель.
— Я не буду такую носить.
— Заячьи шапки, к твоему сведению, так прочно сидят на голове, что нипочем не снимешь. У них даже иногда отрастают настоящие уши.
Ника притихла. Они уже входили в сквер, и Ромка бросился за мячом по широкой дорожке. Ника была обижена на заячьи уши и, усевшись на скамейку, демонстративно отвернулась от няни. Изабель поправила свою меховую накидку и сказала:
— Помнишь, я учила тебя ставить пальцем точку? Дай-ка сюда твой палец (Ника молча повиновалась). Теперь смотри.
Тут няня, ухватив девочкин палец, нарисовала им в вечереющем воздухе небольшой круг. Некоторое время ничего не происходило и Ника, замерев, смотрела в пустоту.
— Выбирай нужный цвет, и побыстрее! — тихо и твердо скомандовала Изабель.
— Розовый, — ответила девочка шепотом.
— Что толку болтать? Я сказала выбирай, а не делай объявление.
Ника зажмурилась. Прошло, наверное, полминуты, и в воздухе загорелся небольшой бледно-розовый круг. Он парил в сумраке, слабо покачиваясь, и Ника непроизвольно протянула руку, чтобы схватить его. Но няня цыкнула языком, и девочка спрятала руку за спину.
— Дурная привычка — хватать круги, нарисованные собственным пальцем. А если это кусок плазмы?
Ника спросила осторожно:
— Плазма — это пластилин?
— Это то, из чего сделано солнце. Примерно.
— Горячее?
— Погорячее тоста с сыром.
Нечего и говорить, что Нике тут же захотелось показать кому-нибудь свое умение. Но Изабель, мигом догадавшись что к чему, предупредила:
— Не вздумай хвастаться своими пальцами. Не то сразу растеряешь то немногое, что умеешь.
Ника затихла. Няня из чемодана имела над ней необыкновенную власть. Куда бОльшую, чем метресса в школе. Однажды Ромка сказал Нике по секрету, что Изабель шепчет волшебное слово фиолетовыми губами.
— У Изабель никакой не фиолетовый рот.
— А вот и фиолетовый! Если она говорит нормальные слова, то и рот нормальный, а волшебные слова говорит фиолетовым ртом.
— Все ты выдумываешь, — сказала Ника. И тут же спросила: — А ты расслышал волшебные слова? Хоть одно волшебное слово?
— Угу. Я слышал слово «зубной мастер».
— Так никто не говорит. И это не волшебное слово.
— А Изабель говорит. Если ты скажешь такое же слово, то у тебя губы будут фиолетовые.
— А волшебство?
— Не знаю, — сказал Ромка.
Он редко спорил с сестрой. Потому что думал, что Ника старше его на десять лет. Ему не мешало бы научиться получше считать, но это было дело будущего. Конечно, если у него было какое-нибудь будущее. Ведь когда ты говоришь волшебные слова фиолетовым ртом, то никто на всем свете не знает, к чему могут привести подобные опыты.
Хотя Ника и не поверила в волшебное слово, но запомнила: «зубной мастер». И вот (дело было в пятницу) Ника зашла в кладовку, чтобы проверить пуговицы на розовом платье. Толку от проверки не было никакого, потому что на платье не было никаких пуговиц. Оно застегивалось с помощью липучек. Ромка остался в детской, а мама разговаривала по телефону, отделенная от Ники тремя комнатами. Она закрылась в спальне, как в крепости. И уж конечно, не имела представления, что Ника делает в кладовке.
Затворив за собой дверь, Ника немного струсила. Она и раньше говорила волшебные слова, но сейчас дело другое. А если Ромка что-то перепутал? И слово «зубной мастер» приведет к тому, что она разломится на две половины? Молча и нахмурившись, девочка стояла под абажаром. Слева и справа от нее тянулись от стенки до стенки платья на плечиках. У Ники было очень много платьев, как будто бы ее мама так же плохо считала, как Ромка. Надену зеленое платье, сказала Ника, чтобы оттянуть опасную минуту (а она уже смекнула, что болтать налево и направо волшебные слова, может, и опасно…). И действительно надела красивое зеленое платье, в котором была похожа на русалочку, потому что ног все равно видно не было; их можно было принять за хвост. Но нарядившись, Ника опять задумалась. Ей все меньше хотелось проводить испытание, и тут она вспомнила, что папа однажды говорил, когда ей разрешили самой пожарить яичницу, что пусть няня (это была другая няня, не Изабель) включит плиту и выйдет из кухни для чистоты эксперимента.
— Рома, — сказала Ника, высунувшись из кладовки. — Иди скорее.
А дальше заговорила очень быстро, как всегда говорила, если точно знала, что делает что-то не то.
— Говори «зубноймастер», «зубноймастер» три или четыре раза, что ты молчишь.
Ромка молчал, потому что не понял. Наконец сказал:
— Оймасте.
— Не масте, а мастер. Ты что, не можешь сказать? Это нужно для чистоты эксперимента.
— Я уже сказал.
— Ты сказал «какашка», а не мастер! — разозлилась Ника. Ей хотелось побольнее уколоть брата, а оскорбительнее какашки она ничего не знала.
— Это ты какашка, — ответил Ромка, а затем сказал ясно и громко: — Зубноймастер!
У него неожиданно получилось, потому что Ромка был упорный человек, куда упорнее Ники (что отмечалось и в школе). И вот его упорство тут же принесло результат: он пошел в дальний угол кладовки, зашел за последнее платье с оторванным рукавом, который Ника случайно оторвала, когда рукав не надевался — в общем, зашел в угол и там куда-то делся. Ника строго сказала:
— Сейчас же выходи, это опасно.
Но не получила ответа.
Тогда она опять сказала:
— Рома, выходи, сколько можно повторять.
Но брата все не было, и тогда Ника, не зная что делать дальше, села на пол. Над ее головой, как флаги далеких стран, слабо колыхались легонькие разноцветные платья. Ника понимала, что надо идти искать брата, но неожиданно вспомнила, что она пока что ребенок, а детям нельзя одним выходить на улицу. Что же делать? Ждать, когда вырастешь, долго. Может, позвонить в полицию? Скажу маме, что мы играли в прятки. Ромка сам напросился играть в прятки, а я была занята, потому что, может быть, хотела делать прописи.
Неожиданно и бесшумно из-за платьев вышла Изабель.
— Долго будешь рассиживаться? — спросила она Нику.
— Знаешь, Изабель, — льстиво сказала Ника, — у меня уже в прописях получается два элемента. Ты хорошо пишешь письменную L?
— За Ромой пойдешь сама. Я тут тебе не помощница, разве что могу немного замедлить ход времени.
— Даже на компьютере?
— В природе. На тридцатимиллионную долю секунды, ясно? Так что пошевеливайся, времени у тебя не так уж много.
— А куда идти? Мне еще уроки делать, — на всякий случай добавила Ника.
— Не забудь про пальцы, — сказала Изабель. — Другого-то все равно ничего делать не умеешь. Рома ведь потерялся в этом углу? Туда и иди.
Тут Ника оказалась в дальнем углу кладовки (не сделав и шага. Как будто ее туда перебросили щелчком).
— Говори слова! — крикнула Изабель, но издалека, словно сидела на какой-нибудь горе.
— Зубной мастер, — неохотно сказала Ника.
И сразу в ногу кто-то ткнулся. Боло — откуда ни возьмись…
— Хочешь есть? — растерялась Ника. — Ну, потерпи, я же терплю.
Боло поднял голову, покрытую тонкой золотистой шерсткой, и побежал вперед, Ника за ним. Хорошо известно, что собаки — верные друзья. И уж конечно, Боло ее не бросит. Но знает ли он дорогу? Скорее всего, знает, ему наверняка объяснила Изабель. Ника вздохнула и пошла. Сейчас самое время объяснить, где она очутилась. На мосту, который протянулся от кладовки с платьями до неизвестно какого места. Это место было нипочем не разглядеть, поскольку оно было скрыто густым туманом.
У меня нету даже увеличительного стекла, подумала Ника. Хотя имела в виду телескоп. Впрочем, и то и другое мало бы помогло. Туман есть туман, не так ли?
Вдруг маленький Боло остановился и поднял головку. Он смотрел на девочку внимательно и с упреком — если бы Нике было известно значение этого слова.
— Придем домой и покушаем, — сказала Ника.
Тогда Боло гавкнул и подбежал к высоким перилам моста, ткнувшись в них мордочкой. Ника приблизилась и заглянула под мост. Там медленно текла река, но не Сена — хотя тоже широкая и мутная. Но главное, там был Ромка, который, сжавшись, сидел на бортике под перилами и дрожал так сильно, что оставалось удивляться, как ему удалось не свалиться вниз.
— Ромочка! — закричала Ника. — Давай руку!
На это брат ничего не ответил, только задрожал еще сильнее. Нике даже показалось, что от этого закачался мост под ее ногами.
— Тут Боло, — сказала она растерянно. — Он говорит, чтобы ты дал руку.
На этот раз брат ответил:
— Боло не умеет говорить.
— Умеет, умеет. Шепотом. Вот я тебе сейчас спущу цепочку — а у Ники имелась цепочка от ключа. Ключа пока что не было, а цепочка была; эту цепочку она и попыталась просунуть сквозь перила моста. Однако цепочка не пролазила, и Ника испугалась, что никогда не сможет втащить Ромку обратно. Может, это было бы и неплохо — ведь брат вечно путался под ногами и даже сказал, что Ника все врет про то, что умеет протыкать пальцем стенку. Без него было бы куда спокойнее. Но Нику смутило вот что: если Ромке не помочь, он останется под мостом на веки вечные, пока не превратится в мягкую пыль. Подумав так, девочка зажмурилась, как будто ее ужалили в глаз. Затем, больше не раздумывая, просунула сквозь узкую решетку тонкий палец и принялась давить на прутья; Ника видела, что палец немного опух и потемнел, но продолжала делать свое дело. Ей не хотелось — она и сама не знала почему — чтобы брат сделался пылинками. И в конце концов Нике удалось расшатать прутья. Они поддались ей, как будто были не железными, а соломенными. Цепочку удалось просунуть внутрь, но она оказалась короткой. Однако теперь Ника знала, что делать. Она намотала цепочку на палец, а конец взяла в другую руку. И, благодаря волшебному пальцу, добилась результата. Цепочка стала длинной, как железная змея. И только брат уцепился за нее руками, как тут же, одним махом, Ника втащила его на мост. Все это время Боло молча и неподвижно сидел у ног девочки.
— Толку от тебя, — сказала Ника, позабыв, что именно Боло нашел брата.
После чего все трое побежали по туманному мосту в сторону кладовки с платьями.
В кладовке на низком стуле сидела Изабель. Она была мрачной и сразу занялась Боло, как будто детей и в помине не было. Осмотрела у собаки лапы, выудила из крошечной сумочки стеклянный пузырек и смазала одну за другой. Затем сказала, обращаясь к Боло:
— Хуже нет бестолковых детей. Это еще хуже, чем бестолковые взрослые. У тех хотя бы отсутствует воображение.
Ника не до конца поняла смысл сказанного. Вдобавок у нее болел палец, и она молча показала его няне. Та мимолетно осмотрела повреждение.
— Скажи спасибо, что не оставила палец на мосту, — сердито сказала она. — Там знаешь сколько этой дряни?
— Какой дряни?
— Пальцев всяких дурочек. А ты тоже хорош, — сказала она Ромке. — Разве можно повторять все подряд? Знала я одного такого повторялу. Даже не хочу говорить, что с ним случилось, причем по его собственной вине.
Но все-таки няня сказала:
— Упал в стакан с молоком, и если бы не помощь, оказанная смышленым полицейским (он пролетал мимо на вертолете)…
Тут дети не сговариваясь начали хохотать. От смеха они повалились на пол и не заметили, как Изабель и Боло покинули кладовку с платьями.
(продолжение следует)
