СЕМЬ ИСКУССТВ

Наша официальная и массовая историография долбит одно и то же, невзирая на очевидные факты, на русские же летописи, не говоря уже о других источниках. У нас Мамай до сих пор считается ханом Золотой Орды. И битва Дмитрия Донского на Куликовом поле считается войной с Золотой Ордой и победой над Золотой Ордой.

Сергей Баймухаметов

НЕИЗВЕСТНЫЙ КНЯЗЬ ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ

Из книги Сергея Баймухаметова «Ложь и правда русской истории. От варягов до Империи». Издательство «Вече», М., 2021.

«Спросите у любого человека, кто такой Дмитрий Донской? Куликовская битва, освобождение от татар… Если бы самому Дмитрию Донскому сказали эти слова — «освобождение от татар», — он бы с ума сошел. Потому что царем, которого он признавал, был именно татарский царь. А Мамай, которого побил, был самозванец, узурпатор, от которого он этого самого царя защищал. И ничего даже близкого «освобождению от татар» у него в голове не было. А ведь это — святая святых нашей истории».
(Ю. Афанасьев, «Общая газета»)

Понятен пафос ученого, восстающего против фальсификации истории в угоду чему бы то ни было. И нельзя его не разделить. Но при этом Юрий Афанасьев пытается развенчать Дмитрия Донского, ставя ему в вину союз и защиту «татарского царя». Мол, первый слуга, а никакой не борец.

Так историк, опровергая одни мифы, тут же предлагает вместо них другие, столь же идеологизированные, но уже с другим знаком.

Против кого сражались русские на Куликовом поле?

Возможно, Александр Невский и Дмитрий Донской преследовали только личные цели, хотели только личной власти, которой добились при поддержке Орды. Они не оставили письменных свидетельств, как нам надо толковать и в чем искать смысл их деяний. Но мы, слава Богу, имеем возможность и обязаны судить по результатам. А результаты известны — мы живем в России, которую создали, отстояли и укрепили именно Александр Невский и Дмитрий Донской. Каким образом — вот в чем суть страстей нынешних.

«Западники» открыто пишут о дружбе Невского и Донского с ханами Орды и называют это низкопоклонством и предательством. Но умалчивают при этом об объявленных Крестовых походах Запада против Руси. И «патриоты-славянофилы», при всей своей нелюбви к Западу, тоже об этом почему-то умалчивают. Зато стараются выдать святых князей за яростных борцов против Золотой Орды. И получается полная нелепость. Ежели не бред сивой кобылы. И как тут можно спорить, когда сам предмет спора не обозначен, стыдливо и неуклюже замолчан, просто-напросто перевран? В таких случаях всегда, вольно или невольно, в ход идут идеологемы, эмоции. Вот откуда невнятица, горячность, сумбур.

Духовный, исторический и политический наследник Александра Невского — князь Дмитрий на Куликовом поле также сражался не против Золотой Орды, а за Орду.

Но тут надо многое прояснять. Потому что наша официальная и массовая историография долбит одно и то же, невзирая на очевидные факты, на русские же летописи, не говоря уже о других источниках. У нас Мамай до сих пор считается ханом Золотой Орды. И битва Дмитрия Донского на Куликовом поле считается войной с Золотой Ордой и победой над Золотой Ордой.

Ничего подобного у Дмитрия Донского и в мыслях не было — тут Афанасьев трижды прав. Потому что ни Дмитрий, ни другие русские князья, ни — главное — Русская православная церковь никогда в то время не выступали против Золотой Орды и никогда не ставили знак равенства между Мамаем и Золотой Ордой.

Тогда в Золотой Орде, как отмечают русские летописи, наступила «великая замятня». Твердой власти не стало, ханы убивали и травили друг друга в тайной войне за трон. Да, мятежник и узурпатор, темник (командир тумена, конной дивизии) Мамай пользовался в Золотой Орде огромным влиянием. Когда у власти был его тесть хан Бердибек, он фактически руководил армией Золотой Орды. Потом, после свержения Бердибека, воевал постоянно со всеми законными ханами Орды, стремясь посадить на трон своего ставленника. Но ханом не был, и не мог стать никогда по причине того, что не был чингизидом, потомком Чингисхана. Он создал свою орду — Мамаеву. Кстати, в русских летописях иногда встречается «Мамаева орда», но ее опять же историки и тем более писатели-публицисты отождествляют с Золотой Ордой. Мол, разные названия одного и того же. И только в конце XX века пробился первый свет. Историк и писатель Вадим Кожинов незадолго до смерти определил и доказал, что «Мамаева Орда» и Золотая Орда — совершенно разные образования. Он привел ранее никогда не упоминавшиеся в исследованиях «Памятные записи армянских рукописей XIV века», в которых черным по белому начертано:

«Завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым…»

«Написана сия рукопись в 1377 году в городе Крым во время владычества Мамая — князя князей…»

Переводы сделал и представил Вадиму Кожинову армянский ученый В.А. Микаелян. Значит, наша историческая наука до Кожинова и Микаеляна не удосуживалась заглянуть в древние армянские рукописи, живя с армянами в одном государстве — Советском Союзе? Остается только вздохнуть.

Итак, была отдельная и довольно могущественная Мамаева Орда в Крыму, распространившая свою власть и на Золотую Орду. Мамай — властелин громадных пространств, командующий огромной армией, диктовавший свою волю и Москве, и Рязани, и Золотой Орде, и в чем-то даже Ягайло, великому князю Литвы. Вот против кого и выступил Дмитрий Московский.

Но назвать князя Дмитрия последовательным борцом с Мамаем опять же ошибка. Не было в тогдашней политике прямых, однозначных решений и действий. Ко времени усиления Мамая великий князь Дмитрий уже взрослый человек, вполне зрелый политик. Учтем, что всю жизнь, с младых лет, он руководил страной по советам своего наставника с детства — митрополита Алексия, фактического правителя Руси с 1363 года. (Об этом человеке, забытом русским народом и церковью, создателе Русского государства, — в главе «Три патриарха».) А митрополит был верным и последовательным союзником Золотой Орды, его связывала личная дружба с ханом Джанибеком и ханшой Тайдулой. Но когда Джанибека и Тайдулы не стало, когда в Орде начались разор и смута, когда огромная власть сосредоточилась в руках Мамая, — Алексий и Дмитрий пошли если не на союз с Мамаем, то, по крайней мере, признали его власть. А куда деваться? Объявлять Мамаю войну бессмысленно. И, главное, во имя чего? Ради вассальных обязательств перед Золотой Ордой и законной ханской властью, которых тогда просто не существовало?

Митрополит Алексий и князь Дмитрий жили в сложном и жестоком мире, и были изощренными политиками. Их использовал Мамай в своих целях, но и они использовали Мамая. Например, князь Дмитрий вместе с Мамаем воевал против Олега Рязанского, своего ближайшего соседа и вечного противника. И очередной ярлык на великое княжение, то есть на власть над Русью, получил из рук Мамая. При этом нет свидетельств, что Дмитрий хоть как-то поддерживал Мамая в его стремлении занять трон Золотой Орды. То есть законность власти в Орде оставалась как бы за скобками его политики: есть Мамай, с ним и поддерживаем отношения.

Такова реальность. И она, между прочим, говорит об Алексии и Дмитрии больше, чем непонятные умолчания или прямые искажения с целью возвеличивания. Но ложью можно только унизить.

К концу десятилетия, особенно к 1380 году, политическая картина изменилась, положение Мамая резко ухудшилось. Законным преемником золотоордынского трона стал Тохтамыш — хан Синей Орды, владения которой простирались в нынешней Западной Сибири, Северном Казахстане, по бассейну Ишима, Иртыша и Оби. Сильный, могучий хан, самый авторитетный в Монгольской империи. Он собрал армию и двинулся к Золотой Орде, к своему законному трону.

Как раз за два года до того происходят стычки русских войск с Мамаем на Пьяне и на Воже. Дмитрий делает решительный выбор — порывает с Мамаем и переходит на сторону Тохтамыша. На Руси хан уже провозглашен «царем Тохтамышем».

Ситуация, критическая не только для Мамая, но и прежде всего для Запада. Если сильный хан Тохтамыш утвердится в Золотой Орде, то планы католической церкви рухнут в очередной раз, как это было при Александре Невском, который и заключил военно-политический союз Руси и Золотой Орды.

Владимирская Русь во времена Александра Невского и Дмитрия Донского была опорой Орды. Точно так же, как Золотая Орда стала опорой для Владимирской Руси. Связаны воедино. Рухнет один — легко одолеют и другого. А против русско-ордынской конницы ливонско-тевтонские рыцари были бессильны. Потому-то и снарядили армии Мамая и великого литовского князя Ягайло, принявшего католичество. Литва в те века была копьем Запада, направленным против Востока. В двухтомном труде германского историка Эдуарда Винтера «Россия и папство» прямо говорится, что Ватикан планировал

«завоевание Руси при посредстве Литвы… Во имя пап и с их благословения. Литовские князья действовали так усердно, что образовавшееся Великое княжество Литовское на 9/10 состояло из областей Древней Руси… При Клименте VI Литва заняла центральное место в планах захвата Руси».

Великий литовский князь Ольгерд перед смертью передал власть младшему сыну Ягайло, нарушив династические правила преемственности власти. Очевидно, что Ольгерд, убежденный противник Москвы, из своих сыновей выбрал того, кто целиком и полностью разделял его неприязнь к Москве и Дмитрию Московскому. Ведь Ольгерд предпринял два похода на Москву, а в перерывах между ними всячески поддерживал Тверь в ее постоянной вражде к Москве. Тут надо обязательно напомнить, почему Тверь не присоединилась к Дмитрию на Куликовом поле. Да потому, что была союзницей Литвы. Потому, что за пять лет до Куликова поля московские войска Дмитрия вели осаду Твери.

А что до династического противостояния в Литве, то дети Ольгерда, православные братья Андрей и Дмитрий, бежали от своего новообращенного католического брата Ягайло на Русь. Андрей Ольгердович был посажен на княжение во Пскове, а Дмитрий Ольгердович, который княжил в литовском тогда городе Трубчевске, сдал его Москве и в обмен получил княжение в Переславле-Залесском. И Андрей, и Дмитрий в составе московского войска вышли на Куликово поле против своего брата Ягайло. Они возглавляли передовой полк и сражались героически.

Эти подробности, я думаю, убедительно говорят, насколько убого, примитивно и несостоятельно привычное всем нам упрощение, «выпрямление» истории. События, настроения, противоречия эпохи не укладываются в схему.

Но общая линия в истории безусловно присутствует. За Мамаем и Ягайло стоял Запад во главе с Папой Римским, католическая церковь, которая еще полтора века назад объявила Крестовый поход против «схизматиков и татар», то есть против Руси и Золотой Орды. Если с севера наступление шло через Литву, то с юга — из Крыма. В XIII веке там образовалась мощная генуэзская колония — города Кафа (Феодосия), Чембало (Балаклава), Солдайю (Судак). Золотая Орда уже утратила власть над Крымом, а Мамай, ставший там «царем», сам опирался на финансовую мощь этих городов, стоящей за ними Генуи и, соответственно, на папство. В сказаниях о Куликовской битве с точностью указываются наемники, в том числе и «фряги» — то есть итальянцы из генуэзских колоний в Крыму, а также говорится о замыслах Мамая:

«Когда войду в Русь и убью их князя, то какие грады прекрасные подойдут нам, там сядем и будем Русью владеть».

Что еще раз подтверждает: Мамай к политике ханов Золотой Орды никакого отношения не имел, и действовал как раз против ее воли, традиций, законов и интересов. Во-первых, Золотая Орда никогда не прибегала к услугам наемников, тем более итальянцев. А во-вторых — и это главное — Золотая Орда никогда не завоевывала и не стремилась завоевать Русь. Двести пятьдесят лет, со времен Батыя и Александра Невского, они сосуществовали рядом, на правах сюзерена и вассала. Со всеми конфликтами, набегами, походами, участием в усобицах удельных князей, однако без завоевания. Очевидно, что Мамай тут выполнял волю своих западных союзников.

Но общие планы крестового похода совпадали и с личными устремлениями и планами Мамая. Его положение было чрезвычайно сложным. С приходом Тохтамыша власть бывшего темника кончалась сама собой. А теперь, когда Дмитрий порвал с ним и поддержал Тохтамыша, надежды на сохранение хотя бы влияния на Орду и вовсе превращались в дым. Значит, оставался только Крым, но и там Мамай не чувствовал себя хозяином, потому как там уже правили деньги генуэзских купцов. (Доказательство — дальнейшая судьба Мамая. После поражения от Дмитрия на Куликовом поле и на Калке — от Тохтамыша, он бежал в Крым, где его и убили при неизвестных обстоятельствах. В общем, марионетка, не оправдавшая ожиданий.)

Последний шанс Мамая — перенести свою ставку в Москву. И потому он заключает союз с Олегом Рязанским против Дмитрия, Мамаю непременно надо завоевать Москву и другие русские города до прихода Тохтамыша, «там сесть и Русью владеть», разделив ее между собой, Ягайло и Олегом. К полному удовлетворению последних. Олег Рязанский в письме к Ягайло загодя расписывает, кому что достанется:

«Царь даст тебе град Москву, да и иные грады, прилегающие к твоему княжению, а мне даст град Коломну, да Владимир, да Муром, что стоят близко к моему княжению».

И откровенно радуется и предвосхищает успех: «Ныне же, князь, пришло наше время!»

И действительно: три армии — рязанская, литовская и мамаевская — вышли в поход, абсолютно уверенные в успехе. Прежде всего потому, что они опережали Тохтамыша — Тохтамыш со своей армией не успевал ни к Сараю, ни к Москве, ни к Куликову полю.

Но, видно, Господь простер тогда руки свои над Русью. К сече на Куликовом поле на один день, на один переход опоздала армия Ягайло, потому что шла через покоренные литовцами черниговские и новгород-северские земли, население которых всячески ей препятствовало. (Тут непременно надо сделать большую географическую поправку. А то когда я пишу «Ягайло», «Литва», то перед взором читателя предстает нынешняя Литва, Балтика, западное направление. На самом деле Ягайло шел к Куликову полю с юго-юго-запада, от Киева. Ставка Ягайло, а затем Витовта была в Киеве, который в те времена являлся одним из главных городов Великого княжества Литовского.) Опоздал к битве и Олег Рязанский. Как и почему — неизвестно. Но князь Дмитрий на всякий случай перевел ополчение через Дон, навстречу Мамаю. Тем самым Дмитрий сам себе ограничил маневр, возможность отступления, потому как за спиной у него Дон. Но Доном же он оградился от удара в спину со стороны дружин Олега Рязанского.

И кто знает, как сложилась бы история Руси, соединись тогда армии Мамая, Ягайло и Олега Рязанского.

Таким было положение на день 8 сентября 1380 года — день Куликовской битвы. После которой князь Дмитрий Московский стал известен как Дмитрий Донской. Русские разбили Мамая и сохранили трон Золотой Орды для законного хана Тохтамыша. И тем самым отстояли себя, свою государственность и веру. Не случайно именно на Куликовом поле, как нигде и никогда ранее, ощутимо проявилось даже не влияние, а руководство православной церкви. Ведь главным союзником Мамая был Ягайло, то есть за Мамаем стояла могучая католическая Литва, через которую шло наступление Римской церкви. А русские князья, объединенные вокруг Дмитрия Донского, и православные иерархи считали своим сюзереном законного хана Золотой Орды «царя Тохтамыша».

Такова подоплека тех событий.

Другое дело, что они получили в официальной истории однобокое и странное истолкование. Например, в хрестоматийной литературе о Куликовской битве практически не употребляется самое раннее описание битвы — из Симеоновской летописи. Поскольку князь Дмитрий в ней фигурирует как живой, то создана она никак не позже 1389 года, то есть бесспорно является документом, написанным по следам событий. Но отрывков из Симеоновской летописи в сборниках о Куликовской битве нет. Зато широко распространены другие, более поздние. Не потому ли замалчивается Симеоновская летопись, что там князь Дмитрий, хан Тохтамыш и все русские князья после победы над Мамаем обмениваются поздравлениями, подарками и посольствами.

Но аналогичные, и даже более развернутые сведения есть, к примеру, и в Рогожской летописи, где прямо говорится, что русские князья отправили послов «со многими дарами к царю Тохтамышу». Впрочем, гораздо важнее, как формулируется там известие от Тохтамыша, который окончательно разбил Мамая в сражении на Калке и утвердился на троне Золотой Орды. И немедля отправил послов к «Дмитрию и всем русским князьям». С известием, «как супротивника своего и их врага Мамая победил».

«Супротивника своего и их врага». Общего врага. Так гласят не до конца «отредактированные» и потому малоизвестные Симеоновская и Рогожская летописи.

Из современных авторов на странности историографии о Куликовской битве обратил внимание еще в 1980 году Вадим Кожинов в журнале «Наш современник». Заметим: в обстановке несколько взвинченного, державного празднования 600-летия Куликовской битвы надо было иметь немалое мужество, чтобы высказать такие крамольные мысли.

Однако еще за двадцать лет до Кожинова известнейший исследователь древнерусской литературы академик М.Н. Тихомиров в одну из своих статей вставил абзац (всего лишь один абзац!), в котором намекнул (всего лишь намекнул), что в древних источниках есть совсем другие сведения о Куликовской битве, и не все древние источники введены в оборот современной науки.

Да, если у нас принята и взята на идеологическое вооружение теория «ига», то получается, что, сражаясь против «татарского хана», мы тут же посылали гонцов к «татарскому хану»? За что боролись и с кем боролись? Не нужна нам такая правда и такие летописи…

Так и жили, так и воспитывали поколения своих граждан.

(До сих пор на раке с мощами Дмитрия Донского в Архангельском соборе Кремля укреплена табличка с надписью о том, что Дмитрий на Куликовом поле воевал с Золотой Ордой.)

На Куликовом поле Дмитрий Донской не просто помог Тохтамышу утвердиться на троне Золотой Орды, но тем самым укрепил Русь. Он продолжил и упрочил союз с Ордой, заложенный Александром Невским: внук Батыя хан Менгу-Тимур помогал Новгороду, посылал конницу против немецких рыцарей, Тохта дружил с Михаилом Тверским, Джанибек — с митрополитом Алексием, хан Узбек был шурином великого князя Юрия Даниловича Московского (выдал за него свою сестру Кончаку, в крещении — Агафью), а после смерти Юрия дружил с его братом Иваном Калитой. Союз, благодаря которому они совместно противостояли Западу вообще и Литве в частности. Историки-то знают, а нам для ясности надо чаще смотреть на древние карты. В те века Московская Русь была мала, а Литва велика и могуча и при случае могла поглотить Московское княжество, как до этого поглотила Киев, Чернигов, Смоленск, Брянск, Полоцк….

На Куликовом поле князья впервые сплотились вокруг Москвы и признали ее главенство. Это мы называем их русскими, а они себя считали ярославцами и белозерцами, муромцами и владимирцами. И только на Куликовом поле и после него будто некое дуновение истории просквозило души: в князьях и дружинниках, боярах и смердах появилось осознание, что все они — русские. Конечно, междуусобная резня продолжалась еще долго. И не случайно, самая жестокая рознь была с тверичами и новгородцами, которые на Куликово поле как раз и не пришли.

Дмитрий Донской, как и Александр Невский, причислен Русской православной церковью к лику святых. То есть церковь точно знала, что князья-воители, во всем опиравшиеся на «поганых татар», защищали прежде всего православную веру от католической экспансии Запада. Церковь точно знала, что «поганые татары» — это боевой щит православной веры в течение трех веков средневековья, трех веков становления Русского государства.

Однако союз Руси и Золотой Орды противостоял не только Западу, но и Востоку. К тому времени началось нашествие железных армий Тимура (Тамерлана), которые захватили, например, Елец — 400 километров к югу от Москвы. Вот они-то и несли с собой иго в подлинном, римском значении этого слова. Не дружина, не ополчение и не вольная конница, а невиданные в ту эпоху регулярные войска утверждали на завоеванных землях мусульманскую культуру, общинно-бытовое и государственное устройство на свой манер. От Тимура и закрывал Русь с Волги, с Востока, хан Тохтамыш. Вся его долгая и бурная жизнь после Куликова поля прошла в битвах с Тимуром и тимуридами. Золотая Орда в этой борьбе истощила последние силы и вступила в полосу заката.

После смерти Тохтамыша в Орде вновь началась смута. Но Московская Русь уже окрепла. Менее чем через век Золотая Орда распалась сама собой, и вассальная зависимость от нее отпала. А затем уже Русь заняла на этих огромных пространствах главенствующее положение.

Как писал один из основателей евразийской исторической школы князь Н.С. Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». То есть Русь, Россия, Российская империя стала наследницей империи Чингисхана. Кстати, цитата взята из ключевой работы Трубецкого, вышедшей еще в 1925 году, которая так и называется — «Наследие Чингисхана». Но признавать это официальная русская наука со времен Петра не желала. Она желала признавать только наследие Византии и европейского Запада, пусть даже и через уничижительное «призвание варягов». Но факты не спрячешь, ученые — народ настырный, их гонят в дверь (к примеру, в эмиграцию), а они лезут в окно. И потому история становится идеологией, учеба и образование — вдалбливанием официального канона.

«Сознание россиян веками формировалось для того, чтобы быть манипулируемым… Преподаваемое знание очень часто ни на чем, кроме господствующей идеологии, не основано. А имя этой идеологии — официально насаждаемый государственный патриотизм».
(Ю. Афанасьев, «Общая газета»)

 В том и парадокс, что я привожу высказывания академика Афанасьева для подтверждения своих рассуждений. Афанасьев здесь невольно опровергает себя. Восставая против стереотипов в истории, он сам никак не может преодолеть стереотип «ига». И потому, раз дружили Невский и Донской с Сартаком и Тохтамышем, — значит, они предатели, помогали татарам держать Русь «под игом». Рассказывая о своей работе в коммунистические времена, Юрий Афанасьев приводит примеры такого инакомыслия:

«Иногда удавалось сказать что-то невероятное для советского времени. Так, профессор Зимин написал о глубочайшем различии между галицкими и московскими князьями. Последних он описал как подлых и коварных коллаборационистов, которые, выступив на стороне татар, казнили и угнетали свой народ хуже, чем любые завоеватели».

А между тем, можно было бы и задуматься над очевидными фактами, мимо которых проходили и проходят почти все.

Например, над тем, что за 300 лет «ига» не было национально-освободительного движения русского народа против «завоевателей». Это ведь более чем странно. Ну не бывает такого! И не может быть. Если было «иго», то обязательно должны были восстать. Однако ж — не восставали. Даже поздние источники не отмечают национальной, а тем более религиозной вражды между Русью и Ордой. Вражда появилась значительно позже, когда многие соседние народы, осколки Орды, стали мусульманскими, началась эпоха крымских набегов и войн с Крымом, за которым теперь стояла мусульманская Османская империя. Примерно тогда же в древние летописи стали задним числом вставлять темы религиозной розни.

Монгольская же империя до начала XIV века жила не по законам религии, а по законам Ясы — свода законов Чингисхана. Притеснение любой из существующих религий Яса расценивала как государственное преступление.

(Кстати, религией многих было христианство. Более того, в 1260 году хан Хулагу и нойон Кит-Буга повели тумены Монгольской империи в Крестовый поход за освобождение Гроба Господня, так называемый Желтый крестовый поход. Но у нас здесь речь только о Золотой Орде.)

В 1313 году к власти в Золотой Орде пришел хан Узбек, который объявил ислам государственной религией, а несогласным рубил головы. Все, кто не отказался от веры отцов, бежали на Русь, к своим единоверцам. Так что против Мамая на Куликовом поле стояли уже и внуки православных ордынцев. Гумилев навскидку приводит список русских фамилий ордынского происхождения… Аксаков, Алябьев, Апраксин, Аракчеев, Арсеньев, Ахматов, Бабичев, Балашов, Баранов, Басманов, Батурин, Бекетов, Бердяев, Бибиков, Бильбасов, Бичурин, Боборыкин, Булгаков, Бунин, Бурцев, Бутурлин, Бухарин, Вельяминов, Гоголь, Годунов, Горчаков, Горшков, Державин, Епанчин, Еромолаев, Измайлов, Кантемиров, Карамазов, Карамзин, Киреевский, Корсаков, Кочубей, Кропоткин, Куракин, Курбатов, Кутузов, Милюков, Мичурин, Рахманинов, Салтыков, Строганов, Суворов, Таганцев, Талызин, Танеев, Татищев, Тимашев, Тимирязев, Третьяков, Тургенев, Турчанинов, Тютчев, Уваров, Урусов, Ушаков, Хомяков, Чаадаев, Шаховской, Шереметев, Шишков, Юсупов…

Понятно, что здесь перечислены фамилии известные, которые на слуху. Но, с другой стороны, закономерно: ведь это всё фамилии дворянские. А выходцы из Орды как раз и становились служивым сословием, русским дворянством. Вообще же словарь русских фамилий тюркского происхождения, составленный филологом и историком Николаем Александровичем Баскаковым — большая книга. Тот, кто просмотрит ее от корки до корки, поневоле задумается. От постоянного противостояния угнетаемых и угнетенных, завоевателей и завоеванных, одним словом, от ига — такого не бывает.

Обратим внимание и на само слово «иго». Русские в XIII-XV веках не подозревали, что живут «под игом». Хотя бы потому, что не знали такого слова. «Иго» — слово латинское, из времен Римской империи. В Россию оно попало в конце XVII — начале XVIII века. И, как видим, утвердилось в научном обороте, вошло в учебники, а через них — в народный обиход. И более того — в народное сознание.

Этому есть объяснение. Во-первых, почву подготовила церковь. Католицизм ей уже не угрожал, и церкви, как и любому идеологическому институту, для упрочения своей власти требовался внешний враг. Затем — реформы Петра, его решительный поворот к Западу. Что и породило жестокий комплекс европейской неполноценности. Общество, пытаясь «соответствовать» новым веяниям, лихорадочно открещивалось от всего «азиатского». И потому подброшенное словечко «иго» стало радостной находкой. «Иго» разом объясняло и оправдывало «отсталость» перед Европой. Никого не смущало, что зависимость от Орды закончилась уже в XV веке. Что же мешало за прошедшие столетия преодолеть «отсталость»?

Теория «ига» как нельзя кстати пришлась и коммунистической исторической науке. Здесь ведь главное было — «бороться с врагами», «кругом одни враги». И это еще раз доказывает правоту рассуждений Афанасьева о «манипулируемом сознании и преподаваемом знании». Если уж что-то вдолбили в школе про «иго», то вытравить невозможно. Не случайно же в 1985 году Афанасьев писал в журнале «Коммунист», что теории «симбиоза Орды и Руси» отличаются «внеклассовым подходом» и находятся в «прямом противоречии с марксистско-ленинскими критериями». А в 1985 году обвинение в «немарксизме» было еще чревато большими неприятностями.

В спорах вокруг Александра Невского и Дмитрия Донского сошлись два навязанных и навязываемых обществу мифа. И оба построены на …неверных посылах, скажем так. «Патриоты-славянофилы» возвеличивают Александра Невского и Дмитрия Донского как государственных деятелей, но при этом лгут, что они боролись с Ордой. А «либералы-западники» низвергают великих князей с пьедестала как раз за то, что они пошли на союз с Ордой. Ни так называемые «западники», ни так называемые «патриоты-славянофилы» ни за что не хотят признать очевидное — Александр и Дмитрий потому и великие, что пошли на союз с Ордой и благодаря этому сохранили, упрочили и возвеличили Русь.

В заключение — курьез, анекдот, поучительный факт из истории. Называйте как угодно. Кстати, о Мамае.

Вроде бы с ним теперь все ясно: никакой не хан, тем более не хан Золотой Орды, а интриган, узурпатор. Но его след в русской истории на этом не исчезает. Потому что Мамаевичи породнились с Рюриковичами. После Куликовской битвы потомки Мамая служили Литве. Одного из них, кстати, также по имени Мамай, великий князь Витовт пожаловал городом Глинск и княжеским титулом. Так возник могучий клан князей Глинских. Потом знатные литовские князья Глинские ушли на Русь и стали русскими князьями Глинскими. Елена Глинская вышла замуж за великого Московского князя Василия III и стала матерью княжича Ивана, известного как первый русский царь Иван Грозный. 

Заговор против Дмитрия Донского
Детектив 1382 года — опыт расследования

Бежал ли Дмитрий Донской из Москвы, бросив жену и ребенка?

Многие писали на интернет-форумах, в откликах:

«Вроде все убедительно, но как объяснить, что Тохтамыш через 2 года, в 1382 году, пошел в поход на Дмитрия Донского и сжег Москву?»

Действительно… Ровно два года назад отгремела Куликовская битва, в которой Московский князь Дмитрий разгромил узурпатора Мамая и тем самым обеспечил Тохтамышу трон хана Золотой Орды. В знак общей победы они обменивались посольствами и подарками, Тохтамыш назвал Дмитрия младшим братом. И вдруг — поход. Да еще вместе с Олегом Рязанским, который был на стороне Мамая. Да еще вместе с нижегородско-суздальскими князьями, которые на Куликово поле не пришли, а выжидали у себя, чья возьмет. Что случилось? Что за странный союз? Почему Тохтамыш доверился вчерашним врагам?

Со стороны Тохтамыша — просто подлость по отношению к Дмитрию. Да, политика, времена, нравы, но смысл, смысл-то какой? Не видно большого политического смысла. И даже малого. Летописи не объясняют.

В летописях, затем в «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева и в установившейся официальной советской и российской трактовке этот поход подается как набег супостата на Русь святую. И говорится о нем мельком. Мол, хан Золотой Орды обеспокоился растущим могуществом Москвы и решил ее устрашить. Дмитрий Донской хотел выехать навстречу и дать сражение, но московские полки были ослаблены Куликовской битвой, и потому князь уехал в Кострому.

В результате такой обработки истории читающие люди, элементарно сопоставляющие факты, задаются вопросом:

«Получается, Дмитрий Донской — трус, предатель, подлец?! Ведь мало того, что сам сбежал и бросил Москву на растерзание, так еще и жену с малым ребенком оставил на поругание татарам! Ну кто он после этого?!»

В общем, совместными усилиями летописцев, российских и советских историков пытались что-то «подправить», что-то умолчать и «сделать как лучше», а вышло как всегда.

В той же тональности выдержана и летописная «Повесть о нашествии Тохтамыша», но она очень подробна, развернута, и потому сам текст дает большой материал для анализа, сравнений, сопоставлений, логических заключений — словом, для размышлений. Историки ее обходили. Начнешь разбираться — греха не оберешься. А нынче никому не интересно, да и опять же времена возвращаются, требуют от истории «патриотического воспитания» в том смысле, в каком его видит власть. А власть выросла на тех же школьно-институтских советских уроках. Так что круг замкнулся.

Например:

«Еще в 1381 году Тохтамыш отправил в Москву посла звать Дмитрия Донского. Князь отказался платить дань и ехать в Орду. Тогда Тохтамыш, собрав войско, в 1382 году двинулся на Русь».

Этого факта нет в исторических источниках. Однако приведенные три фразы, дословно, присутствуют в десятках текстов, размещенных в интернете. Вплоть до якобы «Жития» Дмитрия Донского. «Якобы» — потому что ничего подобного в «Слове о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» — нет. Там вообще не упоминается Тохтамыш и его поход на Москву.

То есть мы имеем в Сети десятки вариантов неизвестно чьей отсебятины, выдаваемой доверчивым читателям под видом «Жития Дмитрия Донского».

Кстати, отсутствие в «Житии» столь значимого события тоже говорит о многом. В оригинале, в первоначальном тексте, его не могло не быть. Более чем вероятно, что затем, в ходе переписывания, «редактирования» этот эпизод просто сократили, убрали от греха подальше, как не соответствующий взглядам заказчика переписывания или самого переписчика.

Мне представляется очень интересной и убедительной версия загадочного похода, выдвинутая и разработанная историками Ольгой Кузьминой и Александром Быковым и основанная как раз на анализе летописной «Повести о нашествии Тохтамыша». Конечно, я субъективен, потому что их работа в общих чертах сходится с моим анализом «Повести…». Но, в отличие от данных авторов, не выдвигаю гипотезу или версию, а исследую логичность или нелогичность текста повести, его противоречия. Такие противоречия возникают всегда, когда события пытаются подогнать под заданную схему. Летописи мы изучаем по «спискам», иначе говоря — переписанным вариантам. Эта «Повесть…», как и все сказания времен Куликовской битвы, дошла до нас в списке XVI века. Кто и сколько раз за прошедшие двести лет вносил в нее изменения, «исправляя» на свой лад и по своему пониманию — неизвестно. С этим мы сталкиваемся постоянно, читая внимательно те или иные древние тексты. Но действительность сопротивляется и вылезает наружу в виде несоответствий элементарной логике.

«Подредактировать» летопись за какой-то определенный год было легко. Тому или иному году в летописях посвящается не так много страниц. А вот с «Повестью о нашествии Тохтамыша» — сложней. Текст большой. Все время что-то «вылезает». И если читать более или менее внимательно, то видно очень многое.

Начну с общего. Это время, когда Владимирская Русь становилась Московской Русью. Как ни противились тому нижегородско-суздальские князья, которые с тревогой смотрели, как возрос авторитет Москвы и князя Дмитрия после Куликовской битвы.

Они-то и сплели заговор против Дмитрия Донского.

Во главе его — 50-летний князь Дмитрий Константинович Нижегородский и великий литовский князь Ягайло. Их союзник — Олег Рязанский. Ягайло и Олег — старые открытые враги Донского, их цели и поступки ясны и понятны еще с недавнего их союза с Мамаем. Но вот Дмитрий Константинович Нижегородский — гроссмейстер средневековой интриги. Много лет назад он уже получал ярлык великого князя на Руси. Но не смог удержаться на троне. Митрополит Алексий его переиграл и в конце концов утвердил на великокняжеском столе своего воспитанника Дмитрия. Однако Алексий, чей авторитет был абсолютен для всех, четыре года назад умер. И нижегородско-суздальский князь делает последнюю попытку взять власть на Руси. Но вступает не в открытую борьбу, как Олег и Ягайло. А действует через своих сыновей, пытаясь использовать Ягайло, Олега и самого Тохтамыша.

В походе Тохтамыша на Москву множество нюансов, закрученная-перезакрученная интрига, как в современном шпионском детективе, где сплошь двойные и тройные агенты, и трудно разобрать, кто на кого работает, кто кого использует и какие интересы преследует. Все так переплетено, что голову сломаешь, выбирая главное и отбрасывая второстепенные подробности, потому как действующие лица друг другу и враги, и союзники, а еще и мужья-жены, тести и зятья, сваты и шуряки.

В целом картина вырисовывается следующая.

Хан Тохтамыш шел вовсе не на Москву. Воевать с Донским у него не было решительно никаких оснований. Первоначальный маршрут конницы Тохтамыша — от Великого Булгара на юго-запад, на Новгород-Северский. То есть на Литву, на Ягайло. Напомню: при словах «Ягайло», «Литва» современный читатель сразу представляет нынешнюю Литву, Вильнюс. Но Тохтамыш шел на Киев. Через Новгород-Северский и Чернигов. Потому что ставка Ягайло, а затем Витовта находилась в Киеве, одном из главных городов Великого княжества Литовского.

Вероятнее всего, Дмитрий Донской выступил на соединение с ним, чтобы совместно добить Ягайло. Очень удобный момент: в княжестве Литовском — междуусобица. Против Ягайло, авторитет которого пошатнулся после Куликовской битвы, выступил его дядя Кейстут.

Итак, Тохтамыш шел от Великого Булгара на юго-запад, на Новгород-Северский. Но южнее Ельца, чуть-чуть не дойдя до границ Великого княжества Литовского, вдруг резко повернул на север. И, через земли Рязанского княжества, «изгоном» погнал коней на Москву. «Изгоном» — значит без обозов, только боевая конница.

Это значит, что он узнал о событиях в Москве.

Дальше — факты, причем из летописи. В пути на Новгород-Северский войско Тохтамыша догоняют суздальские князья Семен и Василий, посланные отцом, князем Дмитрием Константиновичем Нижегородским. Зачем? Что им надо от Тохтамыша? Ведь если Тохтамыш пошел в поход на Русскую землю, как говорится в летописях, то надо бежать от него, а они — к нему? Летопись не объясняет. Зато приводит факт: суздальцы вместе с Тохтамышем пошли на Москву. В работах дореволюционного историка А.В. Экземплярского и Л.Н. Гумилева утверждается: суздальские князья оклеветали Донского. Приглашение митрополита Киприана из Литвы в Москву они представили Тохтамышу так, будто бы Дмитрий Донской изменил ордынскому хану и сговорился с Литвой, с Ягайло. Значит, убедили? Ордынская конница и суздальская дружина двинулись на Москву. С какой целью? Летопись не объясняет. А ведет их, указывает им броды через Оку князь Олег Рязанский.

Вроде бы хитрая комбинация по уничтожению Донского удается вполне. Тохтамыш вроде бы поверил.

А теперь наберись терпения, читатель, я постараюсь коротко. Уверяю, это очень любопытно: ведь все на виду, в тексте «Повести о нашествии Тохтамыша».

По летописной, установившейся в истории версии считается, что Дмитрий выступил из Москвы, чтобы сразиться с Тохтамышем. По версии Кузьминой и Быкова — чтобы соединиться с Тохтамышем и пойти на Ягайло.

В любом случае — армия вышла в поход.

Далее в «Повести о нашествии Тохтамыша» говорится, что в походе между князьями, воеводами и боярами началась «розность». В результате Донской бросает армию и уезжает «вборзе на Кострому». «Вборзе» — значит «быстро». То есть бежит. Да что ж случилось такое, что великий князь бежит из своего войска? В летописной повести употреблено аккуратное такое слово «розность», вроде разногласий на кухне. Но ведь действие происходит в армии, в походе. И если великий князь-командующий бежал от такой «розности», это значит был заговор, мятеж с угрозой для жизни князя.

В чем суть мятежа? Войска ведь, по летописи, вышли против Тохтамыша. Значит, князья-бояре-воеводы не захотели воевать против «супостата-татарина»? Или все-таки Дмитрий шел на Ягайло, а князья-бояре-воеводы не хотели сражаться с Ягайло? Повесть не отвечает, не объясняет. А наука история вообще умалчивает.

Если в армии «розность», то, по логике, Донской должен бежать к Москве, к своему оплоту. Куда ж еще?! Тем более, там его жена и новорожденный ребенок. Но он бежит «на Кострому». Почему? А потому, что в Москву ему уже нельзя, там, в Москве, одновременно с мятежом в войске, вспыхнул бунт.

«А на Москве бысть замятня велика и мятеж велик зело», — проговаривается не до конца «отредактированная» летописная «Повесть о нашествии Тохтамыша».

Слово произнесено. Мятеж!

Начинаются убийства, грабежи, разгром пивных и медовых подвалов, обычная в таких случаях пьяная вакханалия.

Остановимся на перечне людей, находящихся в тот момент в Москве: «Бояре, сурожане, суконщики и прочие купцы…» «Сурожанами» на Москве звали не только купцов из Сурожа — генуэзской колонии в Крыму, а вообще всех генуэзцев из Крыма. Судя по месту в списке, они были естественной частью московского населения. А генуэзские купцы — мы помним — как раз и были союзниками и вдохновителями Мамая в его походе на Москву. То есть врагами Дмитрия.

Одни люди бегут из города — это понятно. А вот другие — отмечено в «Повести…» — «сбежались с волостей». Кто побежит в город, охваченный бунтом? Понятно, вор и мародер, тут можно поживиться. А также тот, кто знает и участвует в общем заговоре, тот, кто поспешил поддержать мятеж. Это свои люди, из Московского княжества.

Но далее, после «волостей», написано: «и елико иных градов и стран». То есть из других городов и стран. Как же быстро они здесь очутились. И что им надо, зачем приехали? Нет ответа в тексте. Хорошо еще, что эти четыре слова сохранились.

И снова главный вопрос: против кого и чего мятеж? И снова нет ответа. И получается полная чушь. Если Донской, по летописной версии, защитник Москвы и земли Русской от «поганых татар», то почему Москва свергает его?

Значит, бунтовщики за татар? Но почему тогда они не встречают Тохтамыша хлебом-солью? А, наоборот, запираются и открывают огонь со стен. Значит, они против Донского и против Тохтамыша. Тогда — за кого? Кого они принимают, встречают и привечают?

В «Повести…» дается ответ: «Приехал в град литовский князь Остей, внук Ольгердов». Добавлю — племянник Ягайло. И что же он сделал? Читаем: «И ободрил людей…» Стал там вождем, временным князем, организовал и возглавил оборону от Тохтамыша.

Снова вопрос: а почему именно литовский Остей? С какой стати Москва сразу же доверяется чужаку? Были ведь среди мятежников свои бояре-князья. Но летопись не объясняет, почему вожаком стал именно сторонний человек.

Из всего этого следует, что заговор был весьма и весьма масштабный, разветвленный. Суздаль, Нижний Новгород, Рязань, Литва, московские бояре-князья, а также люди «из других городов и стран».

Вот такое положение сложилось в Москве, когда к ее стенам подошел передовой отряд ордынской конницы. Татары спросили: «Есть ли здесь князь Дмитрий?» Со стен ответили: «Нет». При этом одним словом ответ не ограничился, а состоял из многих разных слов, потому как, отмечается в «Повести…», на стенах было много шатающихся пьяных: «Пиани шатахуся…»

Подошли основные силы ордынцев. Дальнейшее поведение Тохтамыша загадочно. Он начинает штурм. Зачем? Ведь, по общепринятому толкованию, цель хана — покарать Дмитрия Донского: не то, якобы, за союз с Литвой, не то просто так, чтоб не возвеличивался. Но Дмитрия-то в городе нет. Это с одной стороны. А с другой — зачем штурмовать и убивать тех, кто в данный момент является врагом Донского и, значит — его, Тохтамыша, союзником?

Мятежники отчаянно сопротивляются. И тогда на сцену выходят сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского. Они начинают переговоры, уверяют бунтовщиков, что Тохтамыш пришел сюда лишь покарать Донского, а против них ничего не имеет. Князь Остей и другие вожаки мятежа, князья-бояре и купцы, ему верят. Почему? Не потому ли, что нижегородско-суздальские князья — свои, участники общего хитро закрученного заговора, и теперь считают, что они совместно обманули Тохтамыша. Отворяют ворота Москвы и выходят навстречу.

Но переговоры-то с ними вели князья Семен и Василий, а не Тохтамыш. Хан им ничего не обещал. Он дает знак своим воинам — и начинается страшная резня.

Причем первым убивают «литовского князя Остея». А ведь князей в те времена не убивали. В течение 137 лет после Батыева похода, до сражений с Мамаем на Пьяни и на Воже. «С 1240 по 1377 год ни один из удельных или великих князей Владимирской Руси не погибал на поле битвы». (Академик Л.В. Черепнин. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950.) Попавших в плен князей выменивали, выкупали — но не убивали. Таков средневековый закон, которого неукоснительно придерживались ордынцы. А гибли князья в междуусобицах, заговорах. Убийство князя Остея скорее всего означает, что поход на Москву Тохтамыш не считал войной. И Остей был выведен за рамки военных законов. Просто заговорщик.

Итак, Тохтамыш взял Москву, уничтожил мятежников. И увел свою конницу. А через несколько дней Донской въехал в Москву как полноправный хозяин. Ни князь Нижегородский, ни князь Тверской, тотчас же примчавшийся в Орду хлопотать о своем назначении, великого княжения не получили. Тохтамыш вновь вручил ярлык хозяина Руси Дмитрию Ивановичу Донскому.

И что же в итоге?

«Получается, что Тохтамыш на протяжении всего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича, — пишут Ольга Кузьмина и Александр Быков. — И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение давнего противника Москвы — княжества Рязанского можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле. Новый хан Золотой Орды, царство которого заработано в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом просто поддерживал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранял власть Орды над Москвой. А ведь эта власть могла уйти из Тохтамышевых рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!» (Ольга Кузьмина, Александр Быков. «Сожженная Москва». «История», № 35, 2000 г.)

И еще получается, что Тохтамыш изначально знал или потом разгадал тайные замыслы заговорщиков. И вел свою партию, играя с ними в кошки-мышки. Как будто всех и все насквозь видел. Пишу «как будто», потому что Тохтамыш — новичок в сложной европейской, русско-ордынско-литовской политике, он всего два года назад пришел из Сибири. А вот Донской в этих интригах живет с детских лет княжения, для него здесь тайн нет. Вполне возможно, он через своих гонцов и направлял Тохтамыша, информировал, раскрывал ему, кто есть кто в этом хитросплетении. Впрочем, я уже строю гипотезы и выдвигаю версии, от чего зарекся в самом начале.

А что же было с заговорщиками и доносчиками, с суздальско-нижегородскими князьями? Ни-че-го. Ни Тохтамыш, ни Донской никаких карательных мер против них не предприняли. Ведь Дмитрий Нижегородский открыто против Тохтамыша не выступал, а, наоборот, его сыновья, суздальские князья, были рядом с ханом под стенами Москвы. И помогли усмирить бунтовщиков. Очень помогли! Ведь они убедили их открыть ворота. В лоб-то штурмовать Москву было нелегко, особенно при наличии пушек у осажденных. А что до облыжного навета на Донского, то извиняйте, ошибочка вышла, мы с сыновьями запутались в сложностях политики, но не из злого умысла, а единственно из неуемного желания служить вашему царскому ханскому величеству…

Однако Тохтамыш на всякий случай забрал одного из суздальцев, Василия, с собой в Орду. Заложником. В таком виде, запутавшиеся в своих же кознях, напуганные, суздальско-нижегородские князья, наверно, были удобны Тохтамышу. А может, еще и Донской за них слово замолвил.

Потому что Дмитрий Нижегородский был тестем Донского.

Когда Евдокия, жена князя Дмитрия Донского, осталась в Москве во власти мятежников, они ее не тронули, выпустили из Москвы, позволили уехать к мужу в Кострому. Да, подвергли поношению неслыханному, ограбили, оскорбили — как свидетельствуют Тверская и Никоновская летописи. (Кстати, в «Повести о нашествии Тохтамыша» сюжета с Евдокией вообще нет, яко небывше. То ли автор постеснялся, то ли сократили, «отредактировали» потом переписчики.) Это была, скорее всего, перепившаяся награбленным медом толпа. Но толпу, видно, живо приструнили главари. Им, главарям московского бунта, конечно было бы выгодно оставить великую княгиню заложницей. Но они не могли этого сделать, потому что Евдокия хоть и жена Донского, но — дочка Дмитрия Нижегородского, тайного союзника мятежников в заговоре против Донского. Вот как закручена история в деталях. В общем, когда все закончилось, Дмитрий Донской тестя не тронул.

Против Ягайло тоже похода не предпринимали. Удобный момент был упущен. Ягайло уже расправился с узурпатором Кейстутом, укрепился, и война с могучей Литвой не принесла бы быстрой победы. Если бы вообще принесла.

Москва сгорела. И в ней — церковь, доверху набитая книгами. Если все это вместе — пожар и церковь с книгами — не домыслы или не ошибка какого-нибудь позднейшего переписчика, когда в одном сюжете совмещаются несколько событий, произошедших в разные года. Потому что, во-первых, странно, что при штурме город не загорелся от тех же зажигательных стрел, если они применялись, а загорелся после штурма, после сдачи. Во-вторых, Тохтамышу не имело смысла жечь уже сдавшийся город. Ведь старался он ради Дмитрия, зачем ему жечь город «младшего брата». В-третьих, так ли уж он сгорел, если Дмитрий уже через несколько дней выступил из него в поход на Олега Рязанского. В-четвертых, в такой «замятне» деревянный город мог полыхнуть от опрокинутого горшка с углями. В-пятых, общая скорбь автора «Повести…» о поругании церквей занимает в повести несоразмерно много места и очень схожа по гладкости стиля с такими же летописными описаниями, которые признаны позднейшими вставками. В-шестых, почему и как в открытой деревянной церкви оказалось такое количество книг — ведь они обычно хранились в каменных подвалах монастырей.

А если все так и было на самом деле, то представляете, ЧТО там сгорело?! Подумать страшно, и безысходная тоска берет при мысли, чего мы лишились, чего мы не знаем и никогда не узнаем. И кто виноват? У нас на все один ответ: время было такое.

Сильно пострадал Переславль-Залесский. Он-то причем? При том, что Переславль-Залесский — вотчина князя Остея. «Литовский князь Остей» уже три года как русский князь. Его отец — Дмитрий Ольгердович, православный — бежал на Русь от своего брата-католика Ягайло, получил в удел Переславль-Залесский, вместе с московским князем стоял плечом к плечу на Куликовом поле против Мамая. А вот сын — оказался вовлеченным в заговор против Донского.

Сильнее всех пострадало Рязанское княжество… Как гласит летопись,

«по прошествии нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на Олега Рязанского… Землю его всю захватил и разорил — пуще, чем татарские рати».

Но о Рязани и о князе Олеге Ивановиче Рязанском — отдельный разговор.