©"Семь искусств"
    года

Loading

Сбудется мечта, такіе готовы исковеркать даже языкъ въ отместку за трудности учебы и насмѣшки болѣе грамотныхъ. Изгадятъ, а послѣ такъ и оставятъ, потому что подросшее новое поколеніе уже прежнюю грамоту забудетъ. Даже любопытно сдѣлалось, какъ это выглядѣть будетъ?

Сергей Левин

РУСЛО И ЗАВОДИ

(окончание. Начало в №10/2020 и сл.)

17.

O грядущей акціи было объявлено лишь наканунѣ вечеромъ. Воззваніе звучало немного истерически. Одинъ изъ организаторовъ воспользовался случайно предоставленнымъ эфиромъ на городскомъ дальновидѣніи.

Корреспондентъ отдѣла новостей Пятаго канала Судаковъ со своимъ операторомъ отправились въ Петербургскій Конгрессъ-Центръ, огромный и архитектурно тяжеловѣсный комплексъ, расположившійся возлѣ излучины Невы на правомъ берегу неподалеку отъ Дачи Безбородко. Тамъ завершала работу странная конференція историковъ, организованная доселѣ никому не извѣстнымъ «Обществомъ исторической справедливости», дѣйствовавшимъ подъ покровительствомъ «Народно-Патріотическаго Союза». Все это звучало громко, но ни о какомъ такомъ «союзѣ» пока тоже ни разу не слышали. Само мѣсто проведенія подобной конференціи невольно вызывало удивленіе. Петербургскій Конгрессъ-Центръ располагался относительно близко къ правительственному городку на Охтѣ. Если здѣсь проводили меропріятія, то сугубо офиціальныя, государственныя. Если проводились научныя конференціи, то исключительно самыя значительныя, международныя, авторитетныя, на которыхъ предполагается участіе міровыхъ свѣтилъ. Аренда подобнаго комплекса стоитъ астрономическихъ суммъ.

На сей разъ оказалось, что въ академическихъ кругахъ россійской столицы ничего не было извѣстно ни о программѣ, ни объ участникахъ, ни объ организаторахъ. Руководство Санктъ-Петербургскаго Университета выразило публично свое недоумѣніe какъ самой «конференціей», ея программой, такъ и мѣстомъ проведенія. Отъ руководства Конгрессъ-Центра дотошные журналисты узнали, что оплатившіе аренду спонсоры настаивали на своей анонимности. Это не допускалось. Тогда дали имена и фамиліи, но такія, чтобы всѣмъ ясно стало — они подставныя. Когда стала извѣстна программа, имена докладчиковъ и тематика, то никого не удивило, что не зря все это прошло мимо академическихъ инстанцій. Обычный мутный потокъ псевдо-патріотической околесицы съ упоромъ на давній заговоръ недруговъ Россіи, которые подобно хищнымъ птицамъ выклевываютъ по кусочкамъ изъ тѣла великой страны самыя дорогія части. Съ этимъ дискутировать — себя не уважать.

Но случившееся въ тѣ же дни на Седьмой линіи одновременно съ подобнымъ меропріятіемъ не могло ихъ очевидную связь утаить. Корреспондентъ не случайно выбралъ день окончанія конференціи, надѣясь, что кто-нибудь изъ организаторовъ размякнетъ и окажется болтливѣе, нежели до или во время нея. На подходѣ къ Конгрессъ-Центру репортера и оператора встрѣтили спортивнаго вида мужчины, попросившіе удостовѣряющую карточку. Ее пересняли на подвижной телефонъ, съ кѣмъ-то переговорили и пропустили. На входѣ уже провѣрку осуществляли обычные сотрудники службы безопасности Центра. Они были въ униформѣ и со значками. Осмотрѣли камеру, сумку, пропустили черезъ рамку. Когда съ этимъ было покончено, рядомъ возникъ непримѣтный человѣчекъ, который попросилъ дальше слѣдовать за нимъ. Самъ не представился. Завершающая сессія конференціи, судя по всѣму, только что закончилась. Нѣсколько возбужденная публика, состоявшая въ подавляющемъ большинствѣ изъ молодыхъ или среднихъ лѣтъ мужчинъ, одѣтыхъ какъ-то словно нарочито упрощенно, тоже непримѣтныхъ, похожихъ одинъ на другого, выходили изъ большого зала, собирались группами. У каждаго въ рукахъ были одинаковые брошюры и листы бумаги. На нагрудныхъ визиткахъ написаны были только фамилія, имя и отчество, не было ни города, ни организаціи, только въ уголкѣ флажокъ черно-злато-серебряный. Въ холлѣ встрѣчались женщины, преимущественно сотрудницы Центра въ симпатичной униформѣ, а если тоже съ визиткой участницы, то смотрѣли по-волчьи. Все это репортеръ Судаковъ успѣлъ разглядѣть, пока непримѣтный велъ его въ сторону кабинета возлѣ холла. У двери стоялъ еще одинъ верзила, который жестомъ велѣлъ остановиться и подождать. А самъ заглянулъ внутрь кабинета, спросилъ о чемъ-то и новымъ жестомъ разрѣшилъ войти.

— Добрый день, я — Миша Судаковъ, пятый каналъ, «Новости Санктъ-Петербурга», — привычной скороговоркой выстрѣлилъ репортеръ. Съемка незамѣтно пошла.

Эти слова слышали зрители канала каждый вечеръ. Перевалившій возрастъ сорока пяти лѣтъ мужчина, съ сѣдиной въ шевелюрѣ, замѣтнымъ брюшкомъ, называлъ себя только «Мишей». Люди давно привыкли и даже не задумывались, что у него навѣрняка есть отчество, а въ документахъ записано «Михаилъ». Но это выпадало изъ стиля, который уже изъ моды вышелъ, но человѣкъ въ свой некогда созданный образъ вросъ намертво. Вмѣстѣ съ «Мишей» навсегда осталась манера говорить нагловатой скороговоркой, и слушателямъ казалось, что у него есть небольшой акцентъ, не въ произношеніи, а только въ интонаціи и въ привычкѣ растягивать не къ мѣсту э-э или м-м. У слушателя создавалось впечатленіе, что, да, онъ по-русски говоритъ свободно, языкъ этотъ для него родной, но онъ такъ привыкъ къ другому, что имъ уже мыслитъ и дѣлаетъ нѣкоторое надъ собой усиліе. Судаковъ протараторилъ свое привѣтствіе, но онъ еще не успѣлъ увидѣть находившихся внутри. Наконецъ, разсмотрѣлъ сидѣвшихъ за столомъ. Въ центрѣ находился грузный господинъ лѣтъ шестидесяти въ хорошемъ темномъ костюмѣ, который глядѣлъ брезгливо на возникшаго въ дверяхъ репортера.

— А позвольте полюбопытствовать, молодой человѣкъ, какъ васъ по батюшкѣ величать, а то неловко получается. Мнѣ как-то еще Тошей представляться не приходилось. Меня зовутъ Антонъ Венедиктовичъ Соколовъ, а васъ, сударь?

— Михаилъ Наумовичъ Судаковъ, — пролепеталъ поверженный Миша, охваченный давно не испытываемымъ чувствомъ своего ничтожества.

— Прелестно, стало быть, Михалъ На-у-мовичъ. И чѣмъ же мы можемъ васъ порадовать или хотя бы удивить?

Миша заставилъ себя выйти изъ оцѣпененія, вспомнилъ, наконецъ, для чего проходилъ всѣ кордоны. Онъ чувствовалъ, что густо краснѣетъ, смущался, но заставилъ себя заговорить.

— Въ городѣ многіе были удивлены проведеніемъ вашей конференціи, не могли бы вы разсказать о ея повѣсткѣ и основныхъ обсуждаемыхъ проблемахъ?

— Ну, что же. Никакихъ секретовъ здѣсь нѣтъ. Мы собрались со всѣхъ краевъ нашей огромной страны, чтобы честно обсудить историческіе итоги минувшаго вѣка.

— У васъ есть какой-то особый взглядъ на проблему?

— Ученый, у котораго нѣтъ особаго взгляда, гроша ломанаго не стоитъ. Но рѣчь идетъ не об амбиціяхъ отдѣльныхъ личностей, а о судьбѣ страны, а она, если разобраться, сложилась для нея трагически.

— Антонъ Венедиктовичъ, большинство историковъ считаетъ иначе. И мы, можно сказать, выросли на такомъ представленіи, что въ двадцатомъ вѣкѣ Россія совершила колоссальный скачокъ впередъ во всѣхъ аспектахъ, — Миша осмѣлѣлъ и говорилъ уже, не пряча глазъ отъ тяжелаго собесѣдника.

Тотъ отвѣчать не спѣшилъ, сдѣлалъ полноцѣнную театральную паузу, во время которой сидѣвшіе рядомъ обнаружили свое присутствіе и издали холуйскіе смѣшочки, послѣ чего вернулись въ тѣнь, потому что хозяинъ готовъ былъ продолжить. Операторъ же все это время снималъ, и никто ему не мѣшалъ.

— Я не знаю, что вы, На-у-мовичъ, называете большинствомъ, а что называютъ скачкомъ всякія прыгучія блохи. И кто въ вашемъ представленіи историкъ? Я знаю, что страну обкорнали, ободрали безжалостно. За что дѣды кровь проливали? Забыли. Такъ захотѣлось въ приличномъ окруженіи хвостомъ повертѣть, что готовы на все? Лишь бы съ Европой, лишь бы не отстать. Одному педерасту, психопату венерическому вздумалось столицу новую построить, лишь бы у моря, ничего, стерпѣли, сложили свои косточки въ этихъ болотахъ. Ладно. Это давно уже, хотя нѣтъ прощенія за такое. А теперь что, столица эта повисла на краю, на самой границѣ оказалась. А они еще этимъ похваляются, что съ сосѣдями такой миръ, такая благодать!

— Такъ ведь миръ, Антонъ Венедиктовичъ, сто лѣтъ безъ войны, а страна — одна изъ самыхъ высокоразвитыхъ и уважаемыхъ на свѣтѣ, — Миша почувствовалъ, что собесѣдникъ ищетъ поводъ для скандала, а къ такому Мишѣ не привыкать.

— Это ты, Наумычъ, брось. Это вамъ хорошо. А Россіи эти сосѣди при первой возможности ножъ въ спину воткнутъ. Спятъ и видятъ. Уважаютъ они. Такъ не бываетъ. Уважали при Александрѣ Третьемъ, и тоже былъ миръ. Ладно, о чемъ мы тутъ говоримъ. Я васъ разрѣшилъ пропустить сюда ради другого. Mы выскажемъ вашимъ ученымъ историкамъ все напрямую. «Общество исторической справедливости» подало заявку на проведеніе митинга завтра въ двенадцать часовъ на Васильевскомъ островѣ. Сборъ у Биржевого проѣзда, сперва шествіе мимо университета, по набережной до Румянцевскаго сквера, тамъ состоятся митингъ, выступленія. Давно вамъ пора насъ услышать.

Миша поднялъ микрофонъ выше и повторилъ, глядя въ камеру, что завтра въ двенадцать эти люди выйдутъ къ университету. На томъ разговоръ и былъ оконченъ. Миша съ операторомъ поспѣшили унести ноги. Отснятое уже было сразу по трансляціи отправлено въ студію. Миша, операторъ и ихъ шоферъ помчались въ ближайшій кабакъ. Шоферу налили самую малость, а сами хлопнули отъ души, съ повтореніемъ. Собственный репортажъ посмотрѣли по дальновизору еще въ томъ же кабакѣ. Миша ясно видѣлъ свою неловкость, красные щеки въ самомъ началѣ, но ему было уже наплевать. Хмѣль бралъ Мишу быстро.

Валентинъ Сергѣевичъ только услышалъ о завтрашнемъ митингѣ изъ репортажа въ новостяхъ, какъ телефонъ его началъ звонить безъ перерыва. Коллеги въ паникѣ спрашивали, къ чему готовиться. Аспиранты сообщили, что выйдутъ на улицы защищать родной университетъ, а по слухамъ, студенты готовятъ что-то невообразимое, чуть ли не начали съ вечера разбирать старую реликтовую булыжную мостовую. Профессоръ старался всѣхъ успокоить, иногда отшутиться, но самъ былъ встревоженъ не на шутку.

Наутро Мартыновъ пріѣхалъ въ университетъ на часъ раньше обычнаго. Студенты уже собрались. Преподаватели потихоньку тоже появлялись. Понятно было, что ни о какихъ лекціяхъ или семинарахъ сегодня и рѣчи быть не можетъ. Возлѣ кабинета профессора дожидалась цѣлая делегація. В основномъ, старшекурсники и аспиранты. Такого рѣшительнаго настроя Валентинъ Сергѣевичъ не ожидалъ. Эти чудесные гуманитаріи прямо-таки рвались въ бой. Оказалось, что вчера, только лишь закончился репортажъ Миши Судакова изъ Конгрессъ-Центра, какъ мгновенно черезъ свои любимыя связующія сѣти въ міровой паутинѣ распространился сигналъ: готовятъ погромъ Санктъ-Петербургскаго Университета, мѣстомъ сбора злодѣи назначили Биржевой проѣздъ, который полукругомъ огибаетъ зданія Акушерскаго Института. Студенческіе вожаки выбросили лозунгъ: «не дадимъ потревожить покой роженицъ и младенцевъ!». Профессоръ, когда услышалъ, про себя усмѣхнулся, что слишкомъ ужъ паѳосно звучитъ, ну, да и хрѣнъ съ нимъ, зато политически вѣрно. Есть еще люди съ чутьемъ, не перевелись.

Около двѣнадцати къ Биржѣ стали прибывать автобусы съ участниками шествія и митинга. Изъ нихъ вылѣзали одинаковые люди въ свободныхъ курткахъ, въ основномъ, черныхъ или темно-сѣрыхъ. Въ такой пасмурный день они казались одной черной массой. Выходили развязной походкой, но по мѣрѣ приближенія къ Биржевому проѣзду, видѣли, что вокругъ ограды садика Акушерскаго Института стоятъ въ оцѣпленіи молодые и не только молодые люди. Пристрѣлянный взглядъ запросто опредѣлялъ, что противъ нихъ вышли не одни студенты и ученые, къ чему они были готовы. Здѣсь съ ними вмѣстѣ встали взрослые петербургскіе мужики, и это уже серьезно. Въ рукавахъ и подъ полой своихъ темныхъ куртокъ у многихъ «митингующихъ» были припрятаны и дубинки, и ножи, и цѣпи. Стоявшая поблизости полиція пришла въ обычной формѣ, безъ спеціальной экипировки, ихъ нечего бояться. Но если разозлить мужиковъ — кончится плохо.

Погода съ утра хмурилась, и чѣмъ дальше, тѣмъ мрачнѣе дѣлалось на улицѣ. Западный вѣтеръ налеталъ бѣшеными порывами, со свистомъ и грознымъ ревомъ. Автобусов прибыло много. Потокъ черныхъ людей плотно перетекалъ къ Биржевому. Можно было замѣтить, какъ въ окруженіи особо громоздкихъ типовъ продвигались впередъ ихъ вожаки. Когда «гости» уже заполнили подковообразный Биржевой проѣздъ и образовали колонну, одинъ изъ лидеровъ взялъ переносной звукоусилитель и сталъ въ него орать о страданіяхъ поруганной Россіи и заговорѣ противъ нея, осуществляемомъ инородцами разныхъ мастей. Похоже, онъ хотѣлъ тутъ же ознакомить публику съ классификаціей злодѣевъ по степени ихъ опасности и старался воззвать больше къ мужикамъ, чѣмъ къ студентамъ. Его не слушали. Мужики стали напирать на колонну, чтобы удалить подальше отъ ограды Акушерскаго Института. Они дѣлали это молча. Со всѣхъ прилегающихъ переулковъ и линій прибывало петербуржцевъ. Валентинъ Сергѣевичъ стоялъ возлѣ фасада Историческаго факультета, но ему казалось, что онъ обороняетъ не его, а вмѣстѣ съ мужиками защищаетъ Галю и новорожденную Иринку. Рядомъ встали студенты плечомъ къ плечу. Профессоръ даже самъ не понялъ какъ это случилось, но вдругъ онъ сильно выкрикнулъ: «Гнать ихъ отсюда вонъ!» и пошелъ впередъ. Студенты съ нимъ, мужики съ другой стороны — навстрѣчу. Черные какъ паста изъ тюбика стали поспѣшно выскальзывать въ сторону Двѣнадцати Коллегій, гдѣ стояла полиція. Въ звукоусилитель вожакъ, прервавшій свое выступленіе, визгливо прокричалъ: «На набережную!» Защитники чуть разступились, чтобы они очистили Биржевой и отправились бы побыстрѣе по Университетской линіи къ Невѣ. Вѣтеръ снова усилился, тучи ходили низко, но безъ дождя. Какъ только послѣдніе черные вышли изъ Университетской на набережную, мужики и студенты замкнули за ними улицу и молча продолжили теперь выдавливать непрошенныхъ гостей дальше. По набережной Невы они старались пройти поскорѣе, пригибаясь и закрывая лица отъ страшнаго встрѣчнаго вѣтра. Преслѣдователи шли за ними ровно и держались прямо, будто вѣтеръ имъ не мѣшалъ, потому какъ дѣло ихъ правое. Возлѣ Румянцевскаго сквера ждала уже полиція въ боевомъ облаченіи. Митингъ заявленъ здѣсь. Они обязаны сохранить порядокъ, законъ есть законъ. Демонстранты бѣжали къ саду и хотѣли оказаться поближе къ молодцамъ въ каскахъ и бронежилетахъ. Въ нихъ теперь видѣли надежду на собственное спасеніе.

Когда-то въ саду поставили музыкальный павильонъ съ эстрадой. Теперь ее превратили въ трибуну. Митингующіе встали плотно подъ ней, развернули черно-злато-серебряные флаги и транспаранты. Вѣтеръ на нихъ набросился съ утроенной силой и принялся нещадно трепать и рвать въ клочья. Нева на глазахъ поднималась. Преслѣдователи остановились, не дойдя до сада. Петербуржцы поняли, что свою часть выполнили достойно. Валентинъ Сергѣевичъ обратилъ вниманіе коллегъ и учениковъ на грозныя волны и велѣлъ расходиться. Изъ сада доносились обломки какихъ-то словъ и выкрики толпы хоромъ чего-нибудь поганаго. Своимъ гнѣвнымъ ревомъ вѣтеръ старался заглушить все, что говорилось съ эстрады. Даже никакіе усилители не помогали.

И тутъ случилось вотъ что. Тысячью голосовъ изъ сада выкрикнули:

«Петербургу пусту быти!»

Это услышали всѣ. Оставшіеся на набережной могли увидѣть черезъ нѣсколько секундъ, какъ два сфинкса одновременно широко открыли глаза, посмотрѣли другъ на друга, едва замѣтно кивнули головами, и большая волна разсерженной не на шутку Невы пробѣжала между ними и хлынула на набережную, къ порогу Академіи Художествъ. А затѣмъ — въ Румянцевскій скверъ, да прямикомъ на черную толпу, въ которой началась паника. Кто-то падалъ и его тащило волной, кто-то успѣвалъ вскочить на скамейки, влѣзть на дерево. Первая волна схлынула. За ней пришла вторая. Черные опомнились и побѣжали въ створъ Соловьевскаго переулка, напоминая чаинки, исчезающія въ сливной дырѣ раковины. Очень скоро ни одного не осталось въ саду. Полиція какъ-то незамѣтно покинула мѣсто. Вода простояла совсѣмъ недолго, она ушла из сада, откатилась съ набережной, которая стала намного чище. Говорятъ, болѣе короткаго наводненія за три сотни лѣтъ городъ не зналъ.

Интересно, что ни со стороны Большого проспекта, ни Средняго, проѣзжавшіе и прохожіе никого изъ черныхъ не видѣли. Они убѣжали въ переулокъ и тамъ, похоже, растворились. Валентинъ Сергѣевичъ сталъ, получается, прямо-таки очевидцемъ зарожденія новаго петербургскаго миѳа. Съ той лишь разницей, что теперь могъ поклястся: все — чистая правда.

Много десятилѣтій продолжаются споры о необходимости построить дамбу отъ наводненій. Проекты появлялись толковые. Много аргументовъ противъ нея. И пока что нереально такой дерзкій планъ согласовать съ финнами. Что ни говори, а экологическія измѣненія въ Финскомъ заливѣ и даже въ Ладогѣ полностью предсказать нельзя. Похоже, сегодня у противниковъ дамбы прибавился еще одинъ вѣскій аргументъ.

18.

Когда бѣлый многопалубный пароходъ-гигантъ приближался къ венеціанской лагунѣ въ свѣтѣ поздно восходящаго октябрьскаго солнца, Ирина съ Андреемъ смотрѣли на море изъ каюты. Даже трудно было вообразить, какъ величаво прекрасенъ этотъ лайнеръ, если взглянуть со стороны. Они рѣшили подняться поскорѣе на верхнюю палубу, чтобы наблюдать оттуда тріумфальное вхожденіе въ морскія врата столицы Свѣтлѣйшей Республики. Пассажиры уже вовсю занимали лучшія мѣста для обзора. Андрей настоялъ, чтобы они оказались непремѣнно надъ правымъ бортомъ. Пароходъ медленно прошелъ между маяками и оказался внутри лагуны. Длинный зеленый мысъ съ полосой пляжа до горизонта замыкалъ ее справа, а слѣва тянулся островъ Лидо. Андрей давалъ поспѣшный топографическій комментарій. Хитроумный фарватеръ, проложенный въ коварной мелководной лагунѣ плавно огибалъ островъ. Пароходъ держалъ медленный ходъ. Съ верхней палубы открылся видъ на самый необыкновенный городъ въ мірѣ. Даже тотъ, кто не былъ въ немъ ни разу, узнаетъ, не перепутаетъ ни съ однимъ другимъ. Они стояли такъ высоко, что казалось, будто это не пароходъ, а самолетъ, который сумѣлъ въ воздухѣ почти остановиться, чтобы люди насладились зрѣлищемъ. Ирина вспомнила, что въ свой айпадъ внесла маршруты, включающіе и эту оконечность города. Передъ взоромъ показался старый арсеналъ съ хмурыми стѣнами, причалы яхтъ, церкви, затѣмъ протянулись сады вдоль набережной и самый знамѣнитый Gіardіnі della Bіennale. Пароходъ, казалось, шелъ совсѣмъ близко отъ берега. Андрею представилось, что съ высоты видитъ глазами Гулливера веселую жизнь лилипутовъ. Они расхаживали по набережной, смѣшно жестикулировали, показывая на огромнаго многопалубнаго гиганта, что проникъ въ ихъ владенія. Они торопливо фотографировали его на свои микроскопическія камеры. По водѣ сновали пароходики-вапоретто, а некоторые изъ лилипутовъ безъ страха плавали въ гондолахъ, что напоминали изяществомъ формы черныхъ пантеръ, вытянувшихъ въ нѣгѣ тѣло и хвостъ. Ирина вспоминала свои приготовленія и понимала, что уже совсѣмъ близко долженъ находиться домъ, гдѣ когда-то въ школѣ обучалъ музыкѣ дѣвочекъ-сиротъ веселый рыжій священникъ, любимый учитель Антоніо Вивальди. «Такимъ сиротамъ и позавидовать не грѣхъ» — подумалось Иринѣ, но она тутъ же себя устыдилась. Грѣхъ! Но въ него впадать времени не было. Передъ взоромъ промелькнулъ Мостъ Вздоховъ и теперь подъ аккомпанементъ разноязыкихъ восторговъ стоявшихъ на палубѣ мимо проплывалъ Дворецъ Дожей. Публика поспѣшно фотографировала на всѣ мыслимые «гаджеты»: у кого-то въ рукахъ вырастали здоровенныя аппараты съ длиннющими объективами, у другихъ — аппараты попроще, а большинство поднимало надъ головами свои телефоны, малые и большіе планшеты, что-то еще, чуть ли не пудреницы и кошельки, и все это производило завѣтные щелчки. Когда напротивъ оказалась площадь Санъ-Марко, они перешли въ скоростныя очереди, словно пассажиры поставили задачу разстрѣлять изъ пулеметовъ зѣвакъ, что собрались толпами на берегу. Андрею это уже не нравилось, онъ потянулъ жену за руку, и они перебѣжали на лѣвый бортъ, гдѣ на островкѣ высился соборъ Санъ-Джорджіо и одноименный маякъ, а за нимъ начиналась Джудекка, вытянутый сглаженной буквой S островъ, чья набережная показалась вдругъ Андрею родной. Онъ посмотрѣлъ на стоящія на ней въ рядъ невысокіе дома, контуры этой почти ровной линіи нарушались ближе къ стрѣлкѣ куполами церквей, а впереди гораздо дальше высилось мрачноватое зданіе извѣстной гостиницы, въ которую какъ бы превратили бывшій огромный пакгаузъ. Далеко за ней просматривались высокія трубы и явно портовыя сооруженія. Набережная, дома, куполъ, трубы вдали, вода и очень большое небо. Совсѣмъ какъ Васильевскій островъ, Николаевская набережная и устье Невы.

Ирина съ Андреемъ отъ причала отправились пѣшкомъ къ своей гостиницѣ. Ее найти не составляло труда. Андрей еще при заказѣ запомнилъ главные оріентиры: Большой Каналъ, аккуратъ напротивъ вокзала Санта-Лючія. Оба они въ Венеціи оказались впервые. Въ предвкушеніи каждый подолгу въ своемъ компьютерѣ какъ бы бродилъ по ея закоулкамъ или проплывалъ каналами съ помощью дивной программы «видъ улицъ». Путь отъ морского причала до отеля могли бы съ закрытыми глазами продѣлать. Но они радостно вертѣли головами во всѣ стороны. Удивило, что въ каналахъ стояла вода чистая, прозрачная, радостно-бирюзоваго оттѣнка, напомнившая цвѣтъ Неретвы. Почему-то думали прежде, что окажется грязной. Или такъ бываетъ только лѣтомъ, а уже другой сезонъ наступилъ? Съ первыхъ шаговъ въ Венеціи удивляло, когда попадалось что-нибудь привычное. Стоитъ на улицѣ небольшая лавочка съ самымъ обыкновеннымъ товаромъ — надо же, странное дѣло. Вотъ если бы раковины съ жемчугомъ продавали и за прилавкомъ бы русалка плавала вмѣсто того хозяина съ унылой рожей! Снова еще было время раннее, побродивъ недолго по близлежащимъ проулкамъ, Ирина и Андрей выбрали кафе и устроили себѣ долгій завтракъ.

Гостиница, какъ и ожидалось, оказалась маленькая, очень старая. Комната ждала ихъ на верхнемъ этажѣ, куда забираться нужно было по скрипучей лѣстницѣ. Выяснилось, что есть и лифтъ, тоже старый и тоже по-своему скрипучій, пользоваться имъ не захотѣлось. Въ номерѣ было уютно, окно выходило на Большой каналъ, по которому шустро передвигались вапоретто, грузовые катера, гондолы. Съ сиреной промчалась по водѣ венеціанская «карета» скорой помощи, тоже катеръ, но съ краснымъ крестомъ на макушкѣ, а навстрѣчу съ самымъ дѣловымъ видомъ — карабинеры въ своемъ экипажѣ. На противоположной сторонѣ въ углубленіи находился вокзалъ, Говорятъ, его строили долго, чуть ли не тридцать лѣтъ. Они смотрѣли на эту картину, понимая, что Венеція — это и есть міръ наоборотъ, на знакомство съ которымъ имъ отпущено два дня. Ирина прежде рѣшила поговорить съ папой. Отецъ былъ дома, сказалъ, что много работаетъ, похолодало рѣзко, и вчера случилось очень короткое наводненіе. Видеосвязь на этотъ разъ не хромала. Валентинъ Сергѣевичъ замѣтилъ, что дочь и зять загорѣли и выглядятъ замѣчательно. Ирина по тону разговора почувствовала, что папа чѣмъ-то особенно доволенъ. Когда удавалась какая-то работа или получалъ хорошій отзывъ, или кто-нибудь изъ учениковъ успѣшно проходилъ защиту, Валентинъ Сергѣевичъ становился похожъ на кота-тріумфатора, какъ дочь ехидно его называла. Вотъ и сегодня всѣ признаки налицо. Если захочетъ — самъ разскажетъ, главное, что онъ въ полномъ порядкѣ. Они проговорили недолго. Андрей, услышавъ про наводненіе, набралъ сайтъ петербургскихъ новостей, гдѣ первымъ дѣломъ обнаружилъ сообщеніе о сорванномъ маршѣ и митингѣ націоналистовъ на Васильевскомъ островѣ. Тамъ излагались нѣкоторыя подробности вчерашнихъ событій и упоминался погромъ аптеки д-ра Пеля нѣсколькими днями раньше. Всѣ обозрѣватели сходились въ одномъ: связь двухъ событій очевидна. Конечно же писали съ возмущеніемъ о проведенной не гдѣ-нибудь, а въ Конгрессъ-Центрѣ конференціи малопонятныхъ альтернативныхъ историковъ-патріотовъ. И слѣдовало много-много вопросовъ: откуда, что за «общество», что за «союзъ», кто платилъ, кто поощрялъ? Андрей отъ такихъ новостей разстроился всерьезъ. Правда, нашелъ еще одинъ позавчерашній репортажъ о томъ, какъ петербуржцы вышли помочь въ возстановленіи разгромленной аптеки. На фотографіяхъ съ мѣста событія увидѣлъ и свою маму, которая вмѣстѣ съ Валентиномъ Сергѣевичемъ на пару отчищали грязную стѣну. Теперь понятно, почему вечеромъ их застали вдвоемъ на Семнадцатой линіи. Ирина вышла изъ душевой, пока Андрей просматривалъ новости. Когда и она все разузнала, да еще и обнаружила папу на расчисткѣ аптеки, поняла, побѣдителемъ какой битвы чувствовалъ онъ себя въ разговорѣ съ ней. Ладно, пусть радуется побѣдѣ. На самомъ дѣлѣ все гораздо хуже. Но сейчасъ важнѣе всего было отправиться въ Венецію.

Любой мало-мальски просвѣщенный человѣкъ въ наше время знаетъ, что пространство — штука очень неравномѣрная. Понять это трудно, требуетъ знаній, недюжиннаго воображенія. Андрей навѣрняка знаетъ. А что дѣлать менѣе просвѣщеннымъ? Ирина и прежде замѣчала, что въ своемъ родномъ Петербургѣ стоитъ лишь оказаться возлѣ Екатерининскаго канала и начать бродить по набережной, по прилегающимъ переулкамъ и даже по Подъяческимъ улицамъ, кожей начнешь чувствовать, какъ пространство вокругъ тебя сжимается. Въ тѣхъ уголкахъ бродить можно безъ конца и кажется, что выхода не найдешь, только обнаруживаешь попутно новый закоулокъ, новый дворикъ, новый ракурсъ, чтобы разсмотрѣть давно знакомый домъ совершенно по-новому. Такъ и въ Венеціи. Ирина держала въ рукахъ карту. Городъ маленькій, но идешь по нему, поворачиваешь, онъ самъ ведетъ, и нужно лишь довѣриться его мудрости. Въ пути открываются самые странные проходы, мостики, виды въ створахъ узкихъ каналовъ, и вдругъ окажешься въ самомъ извѣстномъ мѣстѣ. Они давно уже перестали глядѣть въ карту, долго продвигались впередъ и внезапно оказались у моста Ріальто, взлетѣли на него и наблюдали жизнь Большого канала. Пространство распахнулось. А потомъ перевели духъ и снова нырнули въ лабиринтъ, въ которомъ все сжалось, и къ реальности возвращали либо зазывалы торговыя, либо гондольеры восклицали «Гондола, гондола!» (оказалось, что удареніе на первомъ слогѣ). Попетляли и оказались возлѣ Санъ-Марко. Изъ узкаго переулка дѣлаешь шагъ-другой, и вдругъ знаменитая площадь передъ вами.

Обошли площадь, выстояли очередь и попали сначала въ соборъ, а потомъ отправились во Дворецъ дожей. Исторія Свѣтлѣйшей Республики представала во всемъ своемъ суматошномъ великолѣпіи. Городъ, котораго не должно было быть, потому что невозможно построить городъ въ морѣ. Оказалось, что возможно. Мало того, онъ сталъ сказочно богатъ, онъ создалъ цѣлое государство да еще съ заморскими владеніями, и надолго! Ирина съ Андреемъ — люди молодые, но уже успѣли съ дѣтства много разъ прочитать, что судьба Венеціи печальна, городъ погружается въ воду, не устоитъ и исчезнетъ. Выяснилось, что такія же предсказанія приходилось читать родителямъ, и всѣмъ поколеніямъ предковъ. А городъ вопреки всему стоитъ себѣ и въ усъ не дуетъ. А по образу его и подобію дерзаніемъ смѣлыхъ появился далеко отсюда другой городъ Санктъ-Петербургъ. Говорили, что невозможно построить? Да. Говорили, что быть ему пусту? Продолжаютъ. Таили на него завистливую злобу? Еще какъ. Мѣшаетъ онъ слишкомъ многимъ уже тѣмъ, что существуетъ? Увы. А здѣсь въ Венеціи не просто узнаешь до боли знакомые мѣста, не просто понимаешь, откуда пришло вдохновеніе строителямъ Петербурга, но словно издалека старшій отправляетъ младшему тайный сигналъ: ничего не бойся, не вѣрь чернымъ предсказателямъ бѣдъ, гони ихъ отъ себя прочь, знай, что выстоишь всегда, что бы ни случилось. А Петербургъ слышитъ, чему есть явныя подтвержденія. Отъ самого существованія уже три столѣтія до очень похожихъ уголковъ или зданій вродѣ ансамбля Зимней канавки или дома Вавельберга на углу Невскаго и Гоголя. Да мало ли еще? Такъ что сигналъ тотъ и не совсѣмъ тайный. Сейчасъ два молодыхъ петербуржца слышатъ его отчетливо, покуда съ моста смотрятъ на каналъ и знаменитый Мостъ Вздоховъ, ведущій изъ суда въ тюрьму.

Имъ казалось, что въ одинъ день обошли всѣ кварталы, мало того, взяли гондольера и съ нимъ пропѣтляли по хитроумному лабиринту каналовъ. Нужно было и успѣть разсмотрѣть дома, стѣны, церкви вокругъ, и пронаблюдать, какъ виртуозно орудуетъ своимъ длиннымъ весломъ Марко (гондольеръ представился самымъ венеціанскимъ именемъ изъ всѣхъ возможныхъ), какъ онъ пригибается подъ сводомъ очередного моста, разъѣзжается со встрѣчными, какъ лихо отталкивается ногой отъ торчащей изъ воды сваи или отъ каменной опоры. Иногда лодка выходила на просторъ лагуны, гдѣ гулялъ вѣтеръ и даже поднимались легкія волны. Ихъ обогнала водяная «скорая помощь», которая, вздымая пѣну шумными винтами, устремилась въ пріемный покой мѣстной больницы. Иринѣ представилось, какъ тамъ должны на водѣ покачиваться лодочки-кровати съ больными, а между ними на водныхъ велосипедахъ сновать сестры милосердія и врачи. На буяхъ установлены аппараты и стойки съ капельницами, изъ которыхъ бѣгутъ въ вены страждущихъ цѣлительныя снадобья. Самый главный врачъ, бородатый и строгій, надзираетъ за всѣми, и если что не такъ, бьетъ сердито трезубцемъ по водѣ или колетъ имъ нерадиваго работника въ бокъ.

— Ирка, чему ты улыбаешься? — спросилъ Андрей.

— Представляю себѣ больницу въ царствѣ Нептуна.

— Да тамъ навѣрняка всѣмъ больнымъ либо промываніе, либо клизму прописываютъ! Не хочу.

— Можетъ быть, лечебныя ванны или обливанія.

— Да. А на худой конецъ примочки.

Оба хихикнули. Гондольеръ снова устремился въ одинъ почти незамѣтный и очень узкій каналецъ, по которому подъ мостами быстро пришли въ исходную точку своего круиза. Марко получилъ щедрое вознагражденіе безъ особыхъ эмоцій, сдержанно и съ достоинствомъ, чѣмъ подтвердилъ репутацію истиннаго венеціaнца. Андрей и Ирина вновь оказались на главной площади. Уже наступилъ вечерній часъ, солнце садилось. Публика ходила кругами по Санъ-Марко, излучая благодать. Въ открытомъ кафе рѣзвились музыканты. Скрипачъ-солистъ въ сопровожденіи струнныхъ исполнялъ самый незатѣйливый репертуаръ. Помимо сидѣвшихъ за столиками вокругъ собралось полно внемлющихъ и алчущихъ прекраснаго. Маэстро было далеко до Паганини, онъ и фальшивилъ, и сбивался кое-гдѣ, но при такой публикѣ успѣхъ былъ гарантированъ. Вотъ онъ со товарищи закончилъ мощнымъ аккордомъ чардашъ Монти, и получилъ бѣшеныя оваціи, крики восторга. Казалось, еще мгновеніе, и на него набросятся, зацѣлуютъ, растащатъ на память по мелкимъ частямъ какъ самого, такъ и скрипку со смычкомъ. Растерянный музыкантъ стоялъ столбомъ не въ силахъ пережить свой нежданный успѣхъ. Ирина съ мужемъ стояли чуть въ сторонѣ и оказались зрителями случайнаго триумфа. Обойдя колокольню, они пошли къ набережной. Мимо какъ разъ проходилъ огромный лайнеръ, совсемъ какъ тотъ, который ихъ доставилъ сегодня утромъ. Онъ возвышался надъ городомъ, и казалось, что если хоть самую малость ошибется, отклонится въ сторону — раздавитъ Венецію какъ скорлупку или даже какъ мыльный пузырь. Публика завороженно провожалa взглядомъ пароходъ. Ирина успѣла подумать, что за день побывали они и Гулливеромъ и лилипутами. Свифтъ можетъ въ гробу перевернуться отъ зависти.

По набережной гуляли гости. Заходящее солнце опускалось къ линіи крышъ домовъ Джудетты. Купола церквей на той сторонѣ видѣлись контурами, силуэтами. Зато на противоположной освѣщались нѣжными прощальными красками послѣднихъ лучей. Ира и Андрей стояли и смотрѣли завороженно, прося у солнца еще одно мгновеніe не уходить насовсѣмъ.

— Андрей, ты узнаешь?

— Да, Ира, еще утромъ. Это совсѣмъ какъ Нева.

— Только у насъ солнце уходитъ не такъ быстро.

Андрей обнялъ ее. Поднялся легкій вѣтеръ. Вдругъ показалось, что все вокругъ побѣлело, потускнѣло, вода покрылась льдомъ. На набережной стояли дома съ заиндевевшими стѣнами, въ окнахъ нигдѣ нѣтъ свѣта. Провода провисаютъ подъ тяжестью льда. Внизъ къ рѣкѣ ведетъ натоптанная въ снѣгу тропа. Слабые люди тихо идутъ, тянутъ за собой саночки. Возлѣ спуска во льду чернѣетъ прорубь. Каждый подходитъ, черпаетъ воду и наливаетъ въ какой-нибудь бидонъ или въ ведро. Много не набираютъ, а то силъ не хватитъ унести. А лица, какія лица! Землистыя, будто застывшія, чтобы на мимику не потратить послѣднія силы. Въ одномъ домѣ вмѣсто части стѣны зіяетъ дыра, за которой обнажились остатки комнаты, заметенныe снѣгомъ. Видѣніе какъ и въ прошлый разъ продлилось лишь нѣсколько секундъ, не болѣе того, но Ирина запомнила все до мелочей. Рука мужа сильно прижимала ее. Значитъ, они снова все увидѣли вмѣстѣ, можно даже не спрашивать. Она заставила себя посмотрѣть Андрею въ лицо. Онъ попытался повернуть голову въ сторону, но она замѣтила, что слезы наполнили его глаза, обняла уже сама и тутъ онъ застоналъ, не въ силахъ себя сдержать. Уткнулся ей въ макушку лицомъ, и Ирина чувствовала, какъ его слезы пробѣгаютъ по ея затылку внизъ, доходя до шеи. Люди на набережной обходили ихъ стороной, стараясь даже не смотрѣть на странную приличнаго вида молодую пару. Обнялись и рыдаютъ, не иначе какъ посходили съ ума отъ избытка впечатленій въ безумномъ городѣ.

Стемнѣло быстро. На улицахъ зажгли освѣщеніe. Народу становилось больше. Хотѣлось уже найти уютное тихое мѣсто и провести остатокъ вечера за ужиномъ. Нужно было успокоиться, желательно чего-нибудь выпить. Можно не спрашивать другъ друга, ясно, что оба видѣли одно и то же. Андрей остался въ ужасѣ отъ увидѣннаго и даже не пытался что-то понять. Ирина смогла заставить себя успокоиться и въ какой-то моментъ осознала, что ей предстоитъ во всемъ разобраться, и это на самомъ дѣлѣ очень серьезно.

Ночью Ирина долго не могла заснуть. Въ комнатѣ не было душно, напротивъ, черезъ пріоткрытое окно свободно гулялъ свежій морской воздухъ. Кровать была удобная и подушка не большая и не маленькая. Андрей спалъ рядомъ, обнимая ее рукой, какъ дѣлалъ это каждую ночь. Иринѣ то вспоминались эпизоды прошедшаго дня, то снова являлись картины странныхъ видѣній, которыя безъ сомнѣнія обязаны оказаться между собой связанными. Въ чемъ ихъ связь? Отвѣтъ ей придется отыскивать долго. Но она къ тому будетъ готова. Отпускъ подошелъ къ концу. Еще одинъ день, за нимъ послѣдняя ночь, и пожалуйте въ аэропортъ, гдѣ ждутъ ихъ «Русскія авіалиніи». На этой мысли она провалилась въ сонъ, увидѣла, какъ стоитъ возлѣ пассажирскаго «рукава» красавецъ Сикорскій-250, почему-то похожій на стрекозу, и поводитъ крыльями вверхъ-внизъ, предвкушая полетъ. А потомъ она оказалась въ лодкѣ, даже не въ обычной, а въ настоящей гондолѣ. Ихъ несло по теченію рѣки, но не было никакого Марко, только она и Андрей сидѣли рядомъ тихо. Гондола ловко сама продѣлывала вмѣстѣ съ теченіемъ замысловатые повороты, проскользнула порожистый быстрый участокъ. Потокъ все набиралъ скорость, и они только со страхомъ наблюдали, какъ быстрѣе и быстрѣе мимо нихъ проносятся берега. Становилось страшно. Вынесло на широкій участокъ русла, теченіе сдѣлалось ненамного тише. Впереди, куда ихъ уносила рѣка, ничего нельзя было увидѣть, но сначала еле различимо, а потомъ все болѣе отчетливо слышался шумъ. Лодку снова понесло быстрѣе, крутануло разъ-другой, они вцѣпились другъ въ друга, зажмурили глаза, чувствуя приближеніе неизбѣжнаго крушенія. И внезапно гондолу повело въ сторону, она шла по водѣ тихо, шумъ не приближался, онъ остался гдѣ-то вдалекѣ и не пугалъ. Съ берега опускалась ива. Вода стояла тихая и безмятежная. Похоже, ихъ судьба уберегла, и лодку вынесло со стрѣмнины въ тихое мѣсто. Ирина услышала голосъ профессора Георгія Аѳанасьевича Попова, который наставительно замѣтилъ: «Господа, вы попали въ заводь, опасное теченіе осталось въ сторонѣ». Его голосъ затихъ. Гондола добродушно уткнулась въ песокъ на берегу, куда они и вышли.

Ирина проснулась. Уже свѣтаетъ. Съ улицы доносятся пріятные звуки утренней венеціанской суеты. Андрей рядомъ, скоро проснется. Отпускъ, день послѣдній, гостиница напротивъ вокзала Санта Лючія, колоколъ ближайшаго собора отбиваетъ ранній часъ. Жизнь продолжается въ тихой заводи, куда судьбѣ угодно было направить многократно согрѣшившее человѣчество, чтобы уберечь отъ гибельныхъ пороговъ тамъ въ быстромъ теченіи. За какія заслуги, интересно знать?

19.

Валентинъ Сергѣевичъ все-таки твердо рѣшилъ работу надъ книгой отложить хотя бы на недѣлю. За пару дней всѣ эмоціи, связанныя съ событіями, случившимися въ послѣдніе дни, нѣсколько утихомирились. Студенты еще пребывали въ состояніи ажітаціи, имъ хотѣлось помитинговать. Обнаружилось, что среди нихъ есть такіе, кто отнесся къ лозунгамъ «патріотовъ» если не сочувственно, то серьезно. Они хотѣли бы обсудить. Горячія головы большинства требовали выявить подобныхъ сочувствующихъ и подвергнуть бойкоту, объявить чужаками. Профессоръ понялъ: сейчасъ нужно срочно съ ними терпѣливо бесѣдовать, даже если придется отложить на потомъ темы, намѣченныя по расписанію. Такъ онъ и поступилъ. Студенты набились въ аудиторію на очередную лекцію. Послушать Мартынова приходили не только изъ историческаго факультета. Стало давно привычнымъ, что помимо нихъ появляется немало гостей либо изъ другихъ учебныхъ заведеній, либо съ другихъ факультетовъ. Стоялъ шумъ, пока профессоръ подходилъ къ каѳедрѣ. Одинъ изъ студентовъ сразу обратился отъ имени всѣхъ съ ожидаемымъ вопросомъ и даже просьбой поговорить о произошедшемъ два дня назадъ прежде, чемъ начать запланированную лекцію. «Ну, что жъ, братцы, вы сами попросили» — усмѣхнулся про себя Валентинъ Сергѣевичъ, потому что уже отлично зналъ, какъ пойдетъ разговоръ. Онъ къ нему не просто подготовился. Опытъ хорошаго лектора требовалъ въ такихъ ситуаціяхъ подобраться къ проблемѣ съ самой неожиданной стороны. Мартыновъ долженъ сегодня разсказать, какъ приходятъ къ людямъ самыя опасныя и разрушительныя идеи, почему они, даже откровенно безчеловѣчныя, способны быстро завоевать умы далеко не только непросвѣщенные, дикіe, но и мыслящей публики. Ему уже ясно стало, что бесѣда получится долгой, о темѣ заявленной лекціи на сегодня можно забыть. Валентинъ Сергѣевичъ долженъ былъ предупредить объ этомъ собравшихся въ аудиторіи. Когда такъ и сдѣлалъ, ни одинъ студентъ и ни одинъ гость съ мѣста не всталъ. Стояла полная тишина. Профессоръ лукаво улыбнулся и обратился къ слушателям съ предложеніемъ:

— Друзья мои, долженъ признаться, что я очень вамъ благодаренъ за многое. Два дня назадъ я видѣлъ ваши лица, когда мы вмѣстѣ встали передъ университетомъ противъ тѣхъ, кому онъ ненавистенъ, а заодно и нашъ городъ, и мы сами, и тотъ путь, который давно уже выбрала страна. А еще хочу поблагодарить за то, что попросили меня сегодня обсудить серьезныя вещи даже въ ущербъ важной лекціи. Бываетъ, что возникаютъ темы поважнѣе. Чего грѣха таить, я къ этому былъ готовъ и самъ хотѣлъ вамъ предложить. Но предупреждаю, никакого митинга не будетъ, это ужъ какъ-нибудь безъ меня. Наша задача сегодня не покричать, а научиться распознавать и понимать природу опасныхъ явленій. Въ исторіи случалось очень много такого, что потомкамъ вспоминать стыдно. Войны, когда безжалостно расправлялись съ мирнымъ населеніемъ, случались? Сколько угодно. «Ведьмъ» сжигали заживо, ученыхъ, чьи открытія измѣняли картину міра, привычную заведенному порядку, тоже мучили и вели на костры. А погромы бывали? А изгнаніе цѣлыхъ народовъ изъ родныхъ мѣстъ ради осуществленія некихъ замысловъ въ «высшихъ» интересахъ государства? Можно долго вспоминать. Страшно то, что творилось, а еще страшнѣе, что Зло творилось при полнѣйшемъ одобреніи людей. Нерѣдко цѣлыя теоріи составлялись ради того, чтобы откровенное зло представить спасительнымъ благомъ. Какъ въ нашу жизнь оно вторгается? Откуда берется? Надъ этимъ многіе свѣтлые умы ломали голову въ теченіе вѣковъ. Предлагаю сегодня послушать не тѣ мысли, что записаны словами. Мы сегодня будемъ слушать музыку, а она умѣетъ подсказать, минуя слова, напрямую, она поможетъ многое прояснить.

По аудиторіи пронеслась волна удивленія. Необходимую запись Валентинъ Сергѣевичъ приготовилъ заранѣе.

— Господа, я выбралъ произведеніe хорошо извѣстное, причемъ, какъ мнѣ кажется, всѣмъ. Его написалъ русскій композиторъ, одинъ изъ величайшихъ не только въ двадцатомъ вѣкѣ, но и во всѣ времена. Я говорю о Дмитріѣ Дмитріевичѣ Шостаковичѣ. Одна изъ его симфоній, возможно, даже самая извѣстная и исполняемая, разсказываетъ о томъ, какъ Зло вторгается въ нашу жизнь, причемъ дѣлаетъ это исподволь, осторожно, продвигаясь шагъ за шагомъ и набирая силу. По вашимъ удивленнымъ лицамъ вижу, знаете, о какой я говорю, но принято считать, что эта симфонія написана была тогда, когда надъ всѣми нависла страшная угроза въ началѣ сороковыхъ. Композиторъ увидѣлъ грядущую побѣду. Да. Тогда дѣйствительно человѣчество объединилось, отбросивъ свои противорѣчія ради главнаго, и побѣдило. Мы съ вами живемъ и рѣшаемъ наши проблемы благодаря этому.

Онъ вкратцѣ разсказалъ о томъ, какъ въ тридцать восьмомъ году у Шостаковича появился замыселъ, чѣмъ онъ подѣлился съ дирижеромъ, исполнявшимъ его предыдущую симфонію. Именно о вторженіи Зла. Тогда о грядущей опасности и разговоровъ не было. Понятно, что oнъ хотѣлъ показать Зло, которое приходитъ не откуда-то извнѣ, а отъ людей. Какъ оно внѣдряется въ ходъ вещей, проникаетъ повсюду, пропитываетъ собой. И одновременно онъ хотѣлъ показать, какъ сохраняется огонекъ нормальной жизни, затухаетъ и трепещетъ словно чахлый фитилекъ, а потомъ снова вспыхиваетъ. Чего стоитъ сберечь его невзирая ни на что. Если только онъ до конца не погаснетъ, тогда и найдутся силы для избавленія, исторженія Зла, и удаcтся его преодолѣть.

Мартыновъ включилъ запись. Первая часть. Начало. Картина жизни до того, какъ приходитъ вторженіе Зла. Почему-то у самoго Валентина Сергѣевича это начало стойко ассоціировалось съ рафаэлевской знаменитой немного иронической фреской «Аѳинская школа», гдѣ въ одной компаніи вмѣстѣ оказались ведущіе философы. Что-то, обозначающее начало началъ. Разныя краски, разные оттѣнки, разный взглядъ. Можно услышать строгость постулатовъ и наблюденіе за чѣмъ-то диковиннымъ и прекраснымъ. Всему есть мѣсто.

Въ эту картину въ какой-то моментъ еле слышно вторгается новый назойливо повторяемый ритмъ и съ нимъ приходитъ очень простая и очень легко запоминающаяся фраза. Она еле слышна, потомъ повторяется снова, каждый разъ чуть громче, ее произносятъ новые и новые голоса. Она настолько проста, аксіоматична, не содержитъ никакихъ противорѣчій, и ритмъ ея настолько навязчивъ, что уже невольно повторяетъ и слушающій. Картины гармоніи и многоцвѣтія, которыя звучали в самомъ началѣ вытѣсняются этой подкупающей простотой. И снова, и заново одно и то же. Въ очередной разъ фразу буквально по одному слову начинаетъ гобой и тутъ же его повторяетъ фаготъ, снова слово гобой — и его же фаготъ, пока до конца на двоихъ не произнесли ее до конца. Валентинъ Сергѣевичъ остановилъ запись. Въ аудиторіи было тихо, но кивкамъ головами или непроизвольному движенію руками видно было, какъ слушатели противъ собственной воли вмѣстѣ продолжаютъ повторять одно и то же.

— Остановитесь здѣсь! Не повторяйте, опомнитесь! Вы же знаете заранѣе, что еще немного, и эта тема будетъ грохотать желѣзомъ, оглушать и покажется, что спасенія отъ нея быть не можетъ. Но на самомъ дѣлѣ точка невозврата пройдена уже сейчасъ, когда фаготъ просто повторяетъ за гобоемъ, покорно, одинъ въ одинъ, самъ уже не думаетъ. У Шостаковича фаготъ — голосъ автора. Хотите понять его произведеніе — постарайтесь услышать этотъ инструментъ. Онъ нерѣдко оказывается ключевымъ.

Аудиторія молчала. Валентинъ Сергѣевичъ развилъ свою мысль о томъ, какъ самыя страшныя идеи приходили сначала въ видѣ простыхъ и неоспоримыхъ истинъ, понятныхъ, непротиворѣчивыхъ, доступныхъ. Съ такими жить и дѣйствовать проще, опять же вмѣстѣ съ другими, которые такъ же радуются простымъ понятіямъ, яснымъ цѣлямъ, ради которыхъ и подчиниться получается легко и естественно. Такъ съ людей соскабливается тонкій и нѣжный слой, оставленный цивилизаціей, а подъ нимъ живетъ первобытный человѣкъ, знающій, что только стая и ея вожакъ спасаютъ въ этомъ жестокомъ мірѣ. Онъ еще не совсѣмъ человѣкъ.

— Вы видѣли ихъ лица? Запомните навсегда. Они не изъ другой жизни появились. Это можетъ случиться со всѣми. Въ исторіи примѣровъ такихъ сообществъ, гдѣ умѣлые вожди доводили своихъ подданныхъ до состоянія покорнаго стада слишкомъ много. И повѣрьте, каждый разъ первыми убѣждающими словами были слова простыя и понятныя. Вспомните двадцатый вѣкъ! Одни призывали построить общество, гдѣ всѣ будутъ равны, никакихъ бѣдныхъ и богатыхъ! Другіе, можетъ быть, вы про нихъ не слышали, они быстро исчезли изъ виду, хотѣли блага и процвѣтанія родной странѣ, чтобы никакіе препятствія не вставали на пути къ тому. Попробуйте съ этимъ поспорить! Великія цѣли. Только средства выдаютъ съ головой. Повѣрьте мнѣ, человѣчество въ прошедшемъ столь просвѣщенномъ двадцатомъ столѣтіи не разъ оказывалось въ опасной близости отъ того, чтобы носители такихъ идей захватили власть. Намъ очень повезло, господа! Моя версія такая: случись тогда въ началѣ вѣка большая война, гдѣ бы за нѣсколько лѣтъ погибли милліоны, то довели бы разоренныхъ и голодныхъ до состоянія, что попались бы на приманку такихъ вождей и такихъ идей. А, впрочем, даже не идей, а разрѣшенія грабить безнаказанно, вмѣстѣ, по новымъ правиламъ жизни. Тогда повезло и потомъ еще больше.

Публика молчала. Профессоръ рѣшилъ, что настало время свободнаго разговора, вопросовъ и отвѣтовъ. Такъ и проговорили два часа.

Валентинъ Сергѣевичъ сегодня на работу пришелъ пѣшкомъ. Всталъ очень рано, потому что вторую ночь не спалось. Именно ночью пришла въ голову мысль использовать знакомую музыку въ трудной бесѣдѣ. Даже сомнѣнія не возникло, что студенты о ней попросятъ. Можетъ быть, съ еще большимъ удовольствіемъ онъ разсказалъ бы имъ о музыкѣ Шостаковича, котораго маленькимъ даже видѣлъ въ домѣ друзей дѣда, музыкантовъ филармоническаго оркестра Санктъ-Петербурга. А слушать его всерьезъ началъ лѣтъ съ пятнадцати, и это осталось на всю жизнь. У симфоніи, начало которой слушали сегодня въ аудиторіи, сложилась съ одной стороны счастливая судьба, а съ другой — она въ силу привнесенныхъ обстоятельствъ пріобрѣла совершенно иное пониманіе, очень далеко уводящее отъ замысла. Просто совпаденіе ряда событій внесло такое искаженіе.

Если въ тридцать восьмомъ году онъ задумалъ и, говорятъ, даже написалъ вчернѣ первую часть, то позже работу отложилъ, даже сочинилъ еще одну симфонію, одну изъ своихъ лучшихъ. А послѣ грянулъ сороковой годъ. Тутъ слишкомъ у многихъ планы помѣнялись, композиторы — не исключеніе. Профессоръ подумалъ, не пора ли напомнить забывчивымъ людямъ объ урокахъ тѣхъ далекихъ событій. Онъ напишетъ обязательно хотя бы статью.

Пока Европа избавлялась постепенно отъ своихъ имперій на континентѣ и осталась только съ Британской на островахъ да съ владеющей обширными колоніями (въ основномъ, далекими) Франціей, она жила тихой мирной жизнью, полной надеждъ на все самое благопріятное. А далеко на востокѣ набирала мощь настоящая, казалось бы реликтовая, но весьма устрашающая всѣхъ ближнихъ и отдаленныхъ сосѣдей Японія. Въ ней сочетались абсолютная власть, невѣроятные достиженія въ промышленности и наукѣ, сильнѣйшая армія и невиданный по мощности военный флотъ. И это при томъ, что на островахъ нѣтъ никакихъ ископаемыхъ, они должны привозить все. Держава не скрывала своихъ намѣреній къ завоеваніямъ, а аппетиты были очень широки. Въ западномъ мірѣ давно и крѣпко запомнили, что если далеко въ Азіи возникаетъ такого рода неукротимая воля, они своего добиваются и свои безкрайнія имперіи строятъ надолго. Сначала легкой добычей сталъ Китай, за нимъ — Филиппины. Россія, казалось, должна оказаться слѣдующей жертвой. Война въ началѣ вѣка дала опытъ. Мощный плацдармъ на подвластномъ Корейскомъ полуостровѣ позволялъ японцамъ держать на немъ армію въ полной готовности. Но они долго и пристально наблюдали, какъ сѣверный сосѣдъ извлекъ изъ той давней войны уроки, провелъ реформы не только арміи и флота, но и глобальныя. Сибирь и россійскій Дальній Востокъ давно густо заселены, и тамъ теперь плотная сѣть дорогъ, большіе города, промышленность. Къ тому же населеніе Россіи огромно. Случись война, одни только базы ея бомбардировочной авіаціи близко расположены, они очень опасны для компактной и плотно заселенной страны на островахъ. И россійскій флотъ на Тихомъ океанѣ стоитъ внушительный.

Своимъ реальнымъ противникомъ въ океанскомъ господствѣ они увидѣли американцевъ. Рѣшили поторопиться, пока тѣ оставались съ устарѣвшими кораблями на островныхъ базахъ вдали отъ своего материка. Японцы первыми дерзко атаковали ихъ главную базу и разгромили. Американцы собрали и подтянули свои лучшіе корабли, начали быстро строить новые. Разгоралась война огромнаго масштаба. Въ бою встрѣчались авіаносныя соединенія съ двухъ сторонъ, а линкоры и крейсеры выглядѣли вспомогательнымъ дополненіемъ къ нимъ. Кампанія расширялась, намѣтились союзы съ другими державами, и война имѣла шансы охватить міръ.

И вдругъ въ разгаръ войны изъ Чили пришелъ сигналъ тревоги: въ одной высокогорной обсерваторіи, гдѣ удѣляли особое вниманіе наблюденію за малыми планетами зафиксировали опасное небесное тѣло, крупный астероидъ, чья траекторія по расчетамъ реально угрожала столкновеніемъ съ Землей. Если это вѣрно, оно должно случиться уже черезъ два съ половиной года. Сразу въ еще нѣсколькихъ астрономическихъ центрахъ разныхъ странъ стали пристально наблюдать, и получалось, что чилійцы правы. Они даже указали, что скорѣе всего астероидъ упадетъ въ Тихій океанъ. Послѣдствія такого столкновенія точно описать невозможно, но обезпечены цунами, какихъ не бывало, полное разрушеніе острововъ и прибрежной части всѣхъ континентовъ, затопленія, измѣненія климата, гибель значительной части живого міра и многое, что даже невозможно ни предсказать, ни представить себѣ.

Войну прекратили почти сразу. Японія и США заключили немедленно миръ. Лучшіе умы оставили всѣ прочія изследованія и поставили передъ собой задачу найти способъ защиты. Такого прежде не случалось. Что-то подсказывало, что они его найдутъ. Любыя дрязги внутри одной планеты показались такой дурью, что стыдно становилось вспоминать. Общая идея реальнаго способа спасти себя сводилась къ необходимости атаковать астероидъ далеко въ космосѣ. Разрушить его не получится, но требовалось необыкновенно мощнымъ зарядомъ вызвать взрывъ и отклоненіе траекторіи, чтобы ушелъ подальше въ сторону — вотъ единственный шансъ. Никогда ничего подобнаго землянамъ дѣлать не приходилось. Лига Націй срочно приняла тогда въ свой составъ прежде тамъ не состоявшихъ американцевъ, японцевъ, многихъ другихъ. Подъ ея эгидой быстро создали огромный фондъ для финансированія проекта. Любая проволочка, любое лишнее дѣйствіе могли отнять драгоцѣнное время. Больше денегъ найти всегда можно, а времени осталось ровно столько, сколько астероиду летѣть до Земли. Если и существовали къ тому моменту засекреченныя работы по расщепленію атомнаго ядра, ихъ обязались открыть немедленно. Создали спеціальныя группы ученыхъ. Отдѣлъ, отвѣчающій за созданіе мощной ракеты и расчетъ полета, возглавилъ, конечно же, Александръ Игнатьевичъ Шаргей профессоръ Политехническаго института Санктъ-Петербурга, а разработка ядернаго заряда проходила подъ руководствомъ Роберта Оппенгеймера изъ Калифорнійскаго университета въ Беркли. Міръ обо всемъ зналъ, включая имена этихъ людей.

Какъ отвѣтственному за болѣе сложную задачу и къ тому же самому большому міровому авторитету въ совершенно новой, до той поры исключительно теоретической наукѣ «космонавтикѣ», Александру Шаргею пришлось выступить въ роли Главнаго конструктора всего проекта. Тотъ фактъ, что работалъ онъ въ Санктъ-Петербургѣ, превратилъ въ глазахъ жителей планеты этотъ городъ въ нѣкій символъ всемірной надежды на избавленіе. Люди жили и ни на одинъ день не забывали, что идетъ работа, на спасеніе отпущенъ только одинъ шансъ. Всѣмъ хотѣлось каждый день услышать новость, гдѣ сказали бы, что работа выполнена и къ атакѣ объекта въ нужный моментъ готовы. Понятное дѣло, что такого не слышали, а ободряющія дежурныя фразы изо дня въ день на разныхъ языкахъ только прибавляли страховъ и даже отчаянія. Когда прошла половина срока, отведеннаго землянамъ до того, какъ катастрофа случится, отчаяніе стало охватывать людей все болѣе цѣпко. Въ это время какъ разъ Дмитрій Дмитріевичъ Шостаковичъ и закончилъ ту самую симфонію, которая начата была въ тридцать восьмомъ году. Она была исполнена въ первый разъ въ Санктъ-Петербургѣ, въ ней помимо Зла, непрошенно явившагося ко всѣмъ въ домъ, услышали голосъ стойкости, преодолѣнія и грядущей побѣды жизни, разума и человѣческаго братства. Успѣхъ симфоніи сталъ настолько ошеломительнымъ, что превзошелъ все доселѣ исполненное въ этомъ залѣ Филармоническаго Общества. А если вспомнить, что по радіо и по дальновидѣнію трансляцію вели на всю страну…

Симфонію съ техъ поръ называютъ Петербургской. Ее знаютъ во всемъ мірѣ. Можетъ быть, это лишь совпаденіе, но послѣ премьеры люди перестали сомнѣваться: все будетъ готово въ срокъ, спасеніе придетъ обязательно и его никому не остановить.

Въ сорокъ третьемъ году, двадцатаго декабря, со стартовой площадки въ Британской Кеніи въ небо ушла огромная ракета и съ собой унесла въ космосъ ядерный зарядъ такой мощности, который одинъ могъ весь Парижъ съ пригородами въ пыль разнести. Когда проводили пробные взрывы на отдаленныхъ атоллахъ Тихаго океана, тамъ опробовали передъ этимъ гораздо меньшіе. Такой испытывать на своей планетѣ слишкомъ рискованно. За стартомъ ракеты въ отдаленномъ защищенномъ бункерѣ съ окномъ особой прочности наблюдали Шаргей, Оппенгеймеръ и ихъ ближайшіе помощники. Александръ Игнатьевичъ позаботился, чтобы въ этомъ помещеніи сегодня съ ними былъ маленькій портретъ Ціолковскаго, обычно находившійся на рабочемъ столѣ своего кабинета въ Политехническомъ. Талисманъ.

Политиковъ по просьбѣ главныхъ конструкторовъ туда не пустили. Въ ту пору ненадолго на планетѣ власть оказалась въ рукахъ ученыхъ. Правило установилось простое: съ ними не спорить, нѣтъ значитъ нѣтъ. По тому, какъ ракета ушла со старта, Шаргей почувствовалъ, что все получилось. Смотрѣлъ на секундомѣръ, дождался времени отдѣленія первой ступени. Раздался телефонный звонокъ. Наблюдатели сообщили: оно прошло строго по графику. Александръ Игнатьевичъ поблагодарилъ всѣхъ за работу и терпѣніе, попросилъ прощенія за всѣ трудности и лишенія, за то, что родныхъ подолгу не видѣли, ночами не спали. Крайне немногословный Оппенгеймеръ кивнулъ головой, улыбнулся, они пожали другъ другу руки и вмѣстѣ пошли обѣдать. Пройдетъ полтора мѣсяца и тогда у нихъ будетъ полное право сообщить, что работа успѣшно завершена. Объ этомъ разскажутъ астрономы. Александръ Игнатьевичъ былъ увѣренъ въ своихъ расчетахъ и въ той ракетѣ, которую они создали въ сотрудничествѣ съ молодымъ нѣмецкимъ спеціалистомъ Вернеромъ фонъ Брауномъ и молодымъ россійскимъ ученымъ Сергѣемъ Королевымъ, этотъ чуть постарше, самую малость.

Когда прошелъ извѣстный теперь уже всему міру срокъ, ждали вердикта изъ обсерваторій. Сразу нѣсколько телескоповъ были направлены въ нужный уголокъ неба. Взрывъ и послѣдовавшее за нимъ отклоненіе опаснаго астероида было зафиксировано однозначно. Полученныя данныя ни въ одномъ показателѣ другъ другу не противорѣчили. Жители Земли попали въ иную эпоху, причемъ могли назвать день и часъ ея наступленія. Какъ тамъ у поэта было? «Народы, распри позабывъ, въ великую семью соединятся…». До этого пока и понынѣ далеко. Зато послѣ запуска остались еще двѣ ракеты, есть некоторый арсеналъ ядерныхъ зарядовъ. Лига націй постановила, что заряды эти будутъ храниться въ США, Англіи, Россіи, Германіи и Франціи. Собственно, раздѣлены между главными дѣйствующими лицами проекта, по вложенію огромныхъ средствъ, участію ученыхъ и созданію предпріятій. Но поистинѣ огромнымъ сталъ вкладъ и Японіи, и Италіи, и буквально всѣхъ странъ. Нельзя забывать кенійскихъ землекоповъ, экипажи грузовыхъ судовъ, совершавшихъ перевозки самыхъ цѣнныхъ машинъ и матеріаловъ, чилійскихъ водителей и монтажниковъ новаго оборудованія высоко въ горахъ, а еще многихъ, многихъ другихъ.

Еще однимъ результатомъ эпопеи сороковыхъ годовъ сталъ довольно быстрый отказъ отъ колоніальныхъ владеній. Процессъ этотъ гладкимъ быть не могъ, вызывая главнымъ образомъ внутреннія проблемы поначалу въ метрополіяхъ, а уже позже — въ новыхъ государствахъ. Шли годы, тріумфъ сороковыхъ годовъ оставался позади и все дальше и дальше, превращаясь въ воспоминаніе объ общей побѣдѣ, которая была одержана усиліемъ всѣхъ, породила еще больше надеждъ, но сбыться имъ удалось лишь отчасти.

20.

Послѣ завтрака — полчаса на сборы и въ аэропортъ. Закончился отпускъ. Сегодня вернутся домой, завтра Андрей уже помчится съ утра на работу, а Ирина еще одинъ день останется дома. Каникулы продлятся до послѣзавтра. Можно не сомнѣваться, что накопилась гора домашнихъ дѣлъ, она просила, чтобы папа до ея возвращенія ничего не начиналъ, а то послѣдствій не оберешься. Онъ сказалъ, что хочетъ пріѣхать за ними въ аэропортъ. Это совершенно не обязательно, но онъ соскучился, и она тоже, отговаривать не стала.

Ночью спала ужасно. То за окномъ вѣтеръ поднимался и стучала рама, то засыпала и начинала сниться всякая ерунда, причемъ настолько отчетливо, въ деталяхъ… К примѣру, она сидитъ въ уютной кофейнѣ въ Сараево, лѣтній день, на улицѣ народъ цѣлыми семьями, дѣвочки въ бѣлыхъ платьяхъ, мальчики въ матроскахъ и съ флажками. Она пьетъ турецкій кофе изъ маленькой чашечки. Рядомъ сидитъ усатый полицейскій и причмокивая уплетаетъ десертъ «tufahіje». Ирина спрашиваетъ, что за праздникъ? А усачъ съ набитымъ ртомъ невнятно говоритъ, можно разобрать только «эрчгерчогъ пріѣхали». И тутъ она соображаетъ, въ паникѣ хватаетъ его за рукавъ и кричитъ:

— Скорѣе, на Латинскій мостъ! Вы должны быть тамъ!

— Какой такой мостъ? У меня свободный часъ, фройляйнъ!

— Будетъ поздно, убійца уже тамъ!

Она пытается за рукавъ оттащить его отъ стола, а онъ хохочетъ и продолжаетъ ѣсть. Тогда она бросается къ дверямъ сама, выскакиваетъ на улицу, а уже толпа стоитъ плотно на набережной и ей не сдвинуться дальше. Остановить то, что неизбѣжно случится она не сможетъ. Волной пробегаетъ возгласъ «Они ѣдутъ!» На этомъ проснулась и очень долго уснуть не могла. Не хотѣлось будить Андрея, поэтому старалась не шевелиться. Подумала, что слѣдовало бы купить въ безпошлинномъ магазинѣ въ Марко Поло. Говорятъ тамъ есть очень изысканные товары, конечно же, дорогіе до полнаго неприличія, но россіянъ многимъ можно удивить, но только не этимъ. Въ окно свѣтила луна, уже не полная, начала худѣть, но еще яркая. Всѣми своими размышленіями Ирина пыталась уйти отъ своихъ навязчивыхъ видѣній, которые стали приходить къ ней, а заодно и къ Андрею съ такимъ пугающимъ постоянствомъ.

Сонъ ея прервался, но она никакого облегченія не почувствовала. Увидѣнное вчера и сегодня складывалось въ одно цѣлое. Лодку несло въ потокѣ рѣки, кружило въ водоворотахъ, а впереди слышался шумъ то ли страшныхъ пороговъ, то ли водопада, но вдругъ случайно вынесло в спасительную заводь. Люди въ свой самый торжественный и строгій день собрались на площади, какъ дѣлали только въ этомъ городѣ пятьсотъ лѣтъ, и вдругъ оказалось, что ихъ нѣтъ, исчезли безъ слѣда. И этотъ ледъ на Невѣ, прорубь, еле живые люди съ саночками, эти мертвые, лежащіе въ Соловьевскомъ переулкѣ. Откуда это? А если кто-то оказался въ тихой заводи, то, значитъ, кто-то вѣдь остался на быстринѣ. Ожидался вѣкъ бурный и безпощадный, какъ подобаетъ четному, а сложился спокойный, интересный. Событій много случалось, и опасность была такая, что прежде не вѣдали, да и не справились бы никогда, а тутъ, надо же, удалось это чудо-спасеніе декабря сорокъ третьяго года.

И получается, что все это происходило въ заводи, а по-настоящему, тамъ въ бурномъ теченіи что было уготовано? Значитъ, увиденное — это подсказки. А теперь, Ирина Валентиновна, вамъ придется думать, искать и не бояться правды. Полицейскій, причемъ тотъ самый, она лицо его въ музеѣ хорошо запомнила, сидитъ и поѣдаетъ за обѣ щеки десертъ, онъ никуда не успѣетъ. Эрцгерцогъ будетъ убитъ. Значитъ, какъ отецъ думаетъ, обязательно грянетъ большая война, въ которой окажутся всѣ, и Россія въ томъ числѣ. Какъ можетъ сложиться дальше? Если міръ дѣйствительно живетъ по законамъ биполярнаго разстройства, получается, что фазы загадочной болѣзни углубляются, затягиваются. Словно кто-то раскачиваетъ опасныя качели сильнѣе, и на очередномъ виткѣ въ нихъ удержаться не получится. Объ этомъ ей теперь придется долго думать. Она обязана эту рѣку узнать по-настоящему, а не только тихое мѣсто, куда забросило по капризу судьбы. Это сказать легко, а только подумать, что вернешься въ ревущій потокъ и на грозные перекаты, очень страшно. Во что можетъ долгая и разорительная война превратить большую и богатую страну? Кто можетъ на волнѣ отчаянія послѣ гибели милліоновъ людей, голода и болѣзней прійти къ власти? Самые фанатичные, безжалостные, готовые на любые средства ради своихъ цѣлей. Они жадно набросятся разрушать остатки стараго міра, не пожалеютъ ни людей, ни созданнаго ими.

Сбудется мечта, такіе готовы исковеркать даже языкъ въ отместку за трудности учебы и насмѣшки болѣе грамотныхъ. Изгадятъ, а послѣ такъ и оставятъ, потому что подросшее новое поколеніе уже прежнюю грамоту забудетъ. Даже любопытно сдѣлалось, какъ это выглядѣть будетъ? Захочетъ кто-нибудь тамъ въ настоящей рѣкѣ, къ примѣру, разсказать о путешествіи въ городъ, гдѣ произошло роковое убійство, и выведетъ такія строки:

«Странной бывает судьба иных слов. В русский язык слово «сарай» пришло из тюркских, а туда — из персидского. По мере переходов значение потихоньку менялось. Что у персов в очень давние времена означало «дворец» и только он, у тюрков уже стало дворцом или солидным домом вкупе со всеми прилегающими строениями, включая стойла и склады, амбары и прочее. А в русском языке остались лишь последние. Османы покорили Балканский полуостров и решили построить свой город, чтобы стал столицей местного эялета. В уютной долине речки Миляцки уже стояли поселения и до османского завоевания, но появлением города обязаны туркам. Имя дали Сараево еще в изначальном значении слова…»

Ирина мысленно представила себе эти слова на бумагѣ. Гадость, однако, получается. Она тихо сняла съ полочки свой драгоцѣнный айпадъ и попробовала въ такомъ видѣ набрать текстъ. Вѣрный планшетъ сопротивлялся и упорно самъ исправлялъ ошибки, казалось, что закричать готовъ отъ нестерпимаго издѣвательства. Свои попытки пришлось прекратить, она пожалѣла русскій языкъ, себя и умное дѣтище покойнаго Стива Хармса.

А созидать послѣ такого разрушенія окажется гораздо труднѣе и нерѣдко попросту не по силамъ, да и некому.

Все это сумбурно проскакивало зачемъ-то въ головѣ молодой и красивой женщины, счастливой въ своемъ замужествѣ, пребывающей пока еще не закончившемся запоздаломъ свадебномъ путешествіи. Но къ утру Ирина знала, что обязана потомъ будетъ не просто разгадать тайны изгибовъ таинственнаго и перемѣнчиваго русла, но и составить его подробную карту. Кто знаетъ, надолго ли судьба дала возможность на гладкой водѣ отсиживаться. Забывать о коварствѣ рѣки никакъ нельзя. За это прощенія не будетъ.

Если вѣрить строчкамъ табло, ихъ рейсъ Венеція-Санктъ-Петербургъ долженъ отправиться вовремя. Оставался еще одинъ часъ. Пока жена ходила по безпошлиннымъ магазинамъ, Андрей усѣлся въ тихомъ уголкѣ со своимъ вѣрнымъ другомъ-лэптопомъ. Ирина купила папѣ хорошій галстукъ и еще въ домъ какую-то бездѣлицу. Осталось время. Андрей ничего не хотѣлъ ни ѣсть ни пить. Къ тому же сегодня онъ съ утра былъ особенно неразговорчивъ. Ирина не хотѣла этому придавать значенія. Или не хотѣла новыхъ страховъ. Она соблазнилась на прощаніе порадовать себя настоящимъ эспрессо, какой умѣютъ готовить только италіанцы. Взяла двойной съ малюсенькимъ печеньемъ. За сосѣднимъ столикомъ сидѣла старушка, очень похожая на ту, которая встрѣтилась въ Вѣнѣ, или просто типажъ такой узнаваемый. Ирина поймала на себѣ ея взглядъ, но когда посмотрѣла, та уже отвела его въ сторону, однако рукой стала медленно поднимать рукавъ. Она дѣлала это, явно желая что-то Иринѣ показать. На старческой порябѣвшей коже отчетливо видны были цифры въ рядъ. Значитъ, это все-таки номеръ. Что-то перехватило въ горлѣ, Ирина поперхнулась, успѣла достать платокъ, закашлялась, да такъ, что слезы выступили. Когда все успокоилось, старушки уже не было рядомъ и нигдѣ поблизости. Она вернулась къ Андрею и скоро позвали къ воротамъ отправленія. Снова предстоялъ имъ первый классъ въ окруженіи расфуфыренной публики, съ которой сегодня не то что общаться, а просто взглядами обмѣниваться совсѣмъ не хотѣлось. Это все пустяки. Главное, что рейсъ не задержали, дома погоду обѣщали спокойную безъ дождя, и папу она увидитъ черезъ три часа. Очень соскучилась, и много накопилось, о чемъ нужно съ нимъ поговорить.

Ирина думала, что пройдетъ день-другой, отпускъ покажется чѣмъ-то почти нереальнымъ и быстро убѣгающимъ въ ту область, гдѣ живутъ воспоминанія. Получилось такъ и не такъ. Все увидѣнное въ отпускѣ никуда не исчезло и удаляться упорно не хотѣло. Андрей съ головой ушелъ въ работу. Она вернулась къ своимъ славнымъ оболтусамъ въ гимназіи, и тѣ пріятно удивили, что ей были искренне рады. Съ папой они обсуждали каждый день что-нибудь очень важное. Ирина почувствовала, что въ ней зрѣетъ одинъ замыселъ: она рискнетъ и попробуетъ войти въ то русло рѣки, которое оказалось въ сторонѣ, а многіе подумали, будто его нѣтъ. Она должна будетъ о немъ написать, если получится. Надъ этимъ и стала размышлять каждый день. Но вмѣсто того настойчиво вмѣшался совсѣмъ иной замыселъ.

Прошло несколько недѣль. Луна успѣла истончиться до тоненькаго серпика, родиться заново, появиться новымъ мѣсяцемъ, изогнутымъ въ правую сторону, снова располнѣть до бѣлаго блина въ крапинку, похудѣть и заново все повторить. Однако то, что въ жизни регулярно происходить подъ диктовку лунныхъ метаморфозъ, у Ирины на сей разъ не случилось, и черезъ короткое время стало ясно: ей суждено стать мамой. Необходимыя провѣрки подтвердили это однозначно. Интересно, какимъ дѣдомъ окажется папа? О немъ подумалось даже раньше, чемъ объ Андреѣ-отцѣ. Въ тотъ же вечеръ, когда догадку ея подтвердилъ врачъ, Ирина рѣшила: за ужиномъ сегодня же она сообщитъ новость своимъ любимымъ мужчинамъ, предвкушая ихъ отвѣтъ.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Сергей Левин: Русло и заводи: 5 комментариев

  1. Владимир Фрумкин

    Автору — медаль за отвагу. Орден за дерзкий замысел: представить современникам другую, альтернативную историю России, Европы, мира. Ту, которая не случилась, но могла случиться. Эту историю пришлось изложить особым языком, который мог бы сохраниться в России, сложись бы ее история не по Ленину, а по Левину… На этом особом языке, свободном от советизмов, разговаривают герои повести, альтернативные русские люди, начисто лишенные советского опыта, не пережившие ни чисток, ни террора, ни войны. Тем не менее, они получились живыми, достоверными, их понимаешь, им сопереживаешь. Этому помогает одно немаловажное обстоятельство: у героев Сергея Левина и у его читателей — общий культурный багаж, их сближают частые авторские отсылки к архитектуре, литературе, музыке. Музыкальные экскурсы, на мой взгляд, особенно удачны. Очень интересна и свежа интерпретация 1-й части Седьмой симфонии Шостаковича, которая у Левина превращена из «Ленинградской» в «Петербургскую». Знаменитый средний раздел этой части обычно трактуют как вторжение враждебной человеку злой чуждой силы. Между тем в главе 19 нам открывается, что композитор хотел показать «Зло, которое приходитъ не откуда-то извнѣ, а отъ людей. Какъ оно внѣдряется въ ходъ вещей, проникаетъ повсюду, пропитываетъ собой. И одновременно онъ хотѣлъ показать, какъ сохраняется огонекъ нормальной жизни, затухаетъ и трепещетъ словно чахлый фитилекъ, а потомъ снова вспыхиваетъ».

    Браво, Сергей, прекрасно сказано!

    1. Сэм

      Реформа русского языка к Ленину особого отношения не имела, была принята при Временном правительстве. Но внедрить не успели.
      Хотя я понимаю, что чувство ностальгии по царской России присуще многим на этом сайте, но напомню, что реформа разрабатывалась ещё при той, такой милой им власти.

  2. Soplemennik

    …давній заговоръ недруговъ Россіи, которые подобно хищнымъ птицамъ выклевываютъ по кусочкамъ изъ тѣла великой страны самыя дорогія части.
    ===
    В наше время \»чёрно-серые\» оказываются сильнее всех.

  3. Игорь Ю.

    Наконец всё сошлось! Прекрасная заключительная часть. Роман-история и роман-предупреждение, а последним абзацем еще и роман-надежда. Дай Бог.

  4. B.Tenenbaum

    Замечатльная вещь. Надеюсь однажды увидеть ее напечатанной на бумаге в виде книги в каком-нибудь хорошем книжном магазине Петербурга.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.