Старики уходят в ништяки.
Динозавры собирают лайки.
Саблезубы кормятся с руки.
Казаки еврейские, нагайки.
ВСЁ РАВНО МЫ СЕТЯМИ ОПУТАНЫ
АСБЕСТ*
Меня всю жизнь волновала загадка Тарковского старшего для Тарковского младшего.
Меня всю жизнь сводила с ума загадка превращения в ангела падшего
С очами бездонными, в которых печаль «Андрея Рублева»,
С ночами бездомными, в которых кричит запалённая заживо корова.
Так и маюсь на промозглых сквозняках твоих, страна моя, чудо-юдо.
Всё хлебаю сопли спаливших тебя про «Дни окаянные».
Двести лет хлюпает под ногами польский гной и гной зильбертруда.
Двести лет плавятся в огне пуговицы оловянные.
А ведь дошла, брат Пушкин, твоя романтическая малява Катенину до Константина.
Этот поезд в огне — блеет юродивый сбрендившим хохлам и грузинам.
Этот поезд в огне той коровы. И огонь этот — адский.
Господи, зачем это мне? Прекрати этот театр блядский.
*Асбест (греч. ἄσβεστος — негасимый)
Колыбельная секундных стрелок
Спите мои внучеки.
С дедой всё в порядке.
Разве что шевеляцца
короеды в складках,
по корявым прутикам
шастают букашки,
вены труцца жгутиками
в сизой старикашке.
Баю-баю внучеки.
Деда тянет люльку.
Ветер развевает
на коряге мульки,
над трухлявой хижиной
рвёт портянки-флаги
облетевшей удали,
пропитой отваги.
Баюшки, соколики
чмокают пустышки.
Колыбельны колики,
престарелы шишки,
рваты сухожилия,
пуд в суставах соли.
Были старожилия —
сказки горькой воли.
Скоро в небо внучекам.
Крылышки расправят.
А мажора дедушку
боженька управит,
спеленает рученьки,
в губки вставит дульку,
и покатят внучеки
с дедушкою люльку.
баллада сотовых операторов
Чей крест первый?
Он там нарисует в своих звездных планах.
Располосует нервы.
Что там пишут индусы про свои праны..?
И ничего-то у них не вышло.
Там — семья,
а там — всё сдохло от одиночества.
Ну и зарядил он им в дышло,
так что икалось по самое отчество.
Вот же гребаный бес, Шопенгауэр:
«Не стремитесь к счастью. Старайтесь избегать несчастий»
Но куда, блядь, от этих глаз? от этих аур?
Когда разваливаешься на запчасти?
И они, как дети, хватались за трубки,
и плавились к чертям собачьим глобальные соты —
в этом любовном месиве, в этой мясорубке
огнем горели их несчастные сотовые.
И в этой камасутре, в этих виртуальных объятьях
тонула боль, кипела кровь желанная;
где все люди сестры всем людям братьям,
и такая любовь у них
окаянная
***
Старики уходят в ништяки.
Динозавры собирают лайки.
Саблезубы кормятся с руки.
Казаки еврейские, нагайки.
Школа зла — кошерная Толстȧ.
Чмокнет Дуня вафелькой Чубайса.
А не пьётся — досчитай до ста.
Бесы гонят. Русские, сдавайся!
День Победы. Майский Тель-Авив.
Ситцевый платок в песках Идлиба.
И овечьи бельмы закатив
по Парижу шастают талибы.
На еврейских кладбищах кресты.
Свят Казбек. Бессмертны эдельвейсы.
Всё сжуют-соединят мосты
дружбу, мир, жвачку, интерфейсы.
Болдино. Отеческий отстой.
Райхельгауз слишком Шикльгрубер.
Ты постой, красавица, постой.
Свистни Uber. Мчится. Alles. Über…
***
окунали вербу
в пальмовое масло
скинулись и в кассу
бить три топора
ленточкой атласной
во врата за паствой
в ухо писк согласный
иуды-комара
верь бля в эту вербу
нам бы в сэсэсэр бы
подавился хер ли
вашеблагородь
гарина гипербол
бумерангом стервой
по кипящей сперме
шлепает господь
мы намесим в пасху
пальмовую массу
грех не сделать кассу
сладок интерес
и побреем яйца
бритвою опасной
и покрасим красным
штоб христос воскрес
Вечный зов
половыми путями
с детями
когда и без них
всё равно мы сетями опутаны
этой погибели
словно белки летяги
над пропастью этой парим
и срываемся в пропасть во лжи
принимай эрос
прибыли
а и выбыли
убыли
бог городил огород
за народом народ
за уродом урод
хроносонище
и орёт и зовёт
недород
тесто пышно взойдёт
и утробно загычет
вселенское это уёб&ще