©"Семь искусств"
    года

Loading

Празднество длилось с утра и до шести вечера, вино лилось рекой, играла музыка, вокруг было сколько угодно беседок и гротов для уединения влюбленных пар — и иногда и групп числом поболее, и все происходящее очень и очень напоминало оргию, где в роли куртизанок выступали жены и дочери первых граждан города Сьена.


Борис Тененбаум

БОРДЖИА

ПредисловиеБорис Тененбаум

Изложить историю династии Борджиа не так-то легко. Хотя бы в силу той причины, что в отличие от прочих династий власть в ней не передавалась от отца к сыну. Так что вернее говорить о семействе Борджиа, а не о династии. Далее, в отличие от прочих семейств, оставивших след в Истории, на долю Борджиа пришлось не 100–200 лет величия, а всего 5–10 — смотря как считать.

Однако они успели вложить в эти годы столько страсти и крови, что и по сей день история их семьи служит любимым материалом для романистов и кинорежиссеров.

Мы попробуем изложить историю Борджиа на свой лад, но их «семейный портрет» нуждается и в определенном «пейзаже». Ибо они жили все-таки очень давно, и мир с тех пор сильно изменился. Действия людей, живших пять столетий тому назад, будут непонятными, если не знать реальностей, с которыми они сталкивались.

И нам надо учесть еще и то, что их жизни были в основном прожиты в Италии и в очень необычное время — в эпоху Высокого Ренессанса. В то время это был особый мир, не слишком похожий на остальную Европу. Борджиа попали туда из довольно захолустной Валенсии, одной из провинций королевства Арагон. Им надо было многому научиться — и очень быстро.

Они оказались хорошими учениками.

Словарь терминов, бывших в употреблении в Италии во времена Борджиа

  1. Гонфалоньер — знаменосец. В Папском государстве существовала должность Гонфалоньер Церкви, соответствовавшая должности главнокомандующего войсками римского папы. Во Флорентийской республике была должность гонфалоньера справедливости (правосудия) (итал. Gonfaloniere di Giustizia), который стал главой Синьории (Правительства). Ему была поручена охрана конституции «Установления справедливости».
  2. Викарий — управляющий, или доверенный смотритель.
  3. Титулы папы римского: Епископ Рима, Викарий Христа, преемник князя апостолов, верховный первосвященник Вселенской церкви, Великий понтифик [Патриарх Запада], Примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, раб рабов Божьих. Налатыни: Episcopus Romanus, Vicarius Christi, Successor principis apostolorum, Caput universalis ecclesiae, Pontifex Maximus [Patriarcha Occidentis], Primatus Italiae, Archiepiscopus ac metropolitanus provinciae ecclesiasticae Romanae, Servus Servorum Dei.
  4. Кондотьер (от итал. condotta — договор о найме на военную службу) — в Италии XIV–XVI веков руководители военных отрядов (компаний), находившихся на службе у городов-коммун и государей и состоявших в основном из иностранцев. Каждый отряд группировался вокруг кондотьера, который созывал и распускал отряд по своему усмотрению, заключал договоры (кондотты) на ведение военных операций, получал деньги (soldo — «плата», см. «солдат») и расплачивался с наемниками. Случалось, что кондотьеры захватывали власть в городах, основывая синьории. В рядах кондотьеров было немало авантюристов. Часто кондотьеры после получения платы за свою работу переходили из одного воюющего лагеря в другой и шантажировали своих нанимателей.
  5. Дукат — золотая монета весом примерно в три с половиной грамма. Чеканилась в Венеции, сменила флорентийский флорин как стандарт. Круговая легенда на аверсе гласила: SIT TIBI CHRISTE DATUS, QUEM TU REGIS ISTE DUCATUS («Это герцогство, коим ты правишь, тебе, Христос, посвящается»). От последнего слова и произошло обиходное название монеты — дукат.
  6. Мадонна — обращение к женщине в Италии XV–XVI веков, соответствующее теперешнему слову «госпожа».

Часть первая
Алонсо

Дон Эстебан де Борха и его одаренный потомок

I

Эмират Валенсия окончил свое существование в 1238 году. Собственно, исламские княжества в Испании к этому времени именовали не эмират, а тайфа, так что говорить надо бы о конце некоего государственного образования под названием «тайфа Валенсия» — но дело тут не в названии, а в том, что правление последнего — исламское правление — тут окончилось навсегда. Эмират Валенсия в той или иной форме существовал на протяжении 228 лет, с 1010 года.

За это время тут сменилось 10 династий, иногда совершенно эфемерных, длившихся буквально пару лет, как было с правлением Абу Ахмада Джаффара (1092–1094), и княжество то присягало кому-то в качестве вассала, то было независимым. В числе сюзеренов значились то королевство Кастилия, то Аль-Моравиды, а одна из династий Валенсии была даже христианской.

Великий воин Сид Кампеадор завоевал Валенсию для себя и правил в ней, и его сменила его супруга, прекрасная донья Химена, но Валенсия была отбита Аль-Моравидами обратно и оставалась исламской в течение долгих 125 лет.

В 1238 году всему этому пришел конец.

Хайме Первый, юный и доблестный король Арагона, захватил Валенсию и установил в ней свое правление, а доставшиеся ему сокровища и земельные владения, как и полагалось по закону и по обычаю, разделил со своими баронами.

Одним из них был дон Эстебан де Борха, со славой носивший свой герб — могучий красный бык, топчущий зеленое поле. Ему досталась Хатива, второй по величине и значению город Валенсии, и туда-то он перебрался и обосновался со всеми своими родственниками. С него род Борха и вел свою родословную и был одним из ведущих в Валенсии. Впрочем, семейство называли не только Борха, но и Боржа, на каталанский лад.

Семейство Борха пустило крепкие корни в новозавоеванной Валенсии — у дона Эстебана было многочисленное потомство, и весь его клан служил арагонским королям и мечом, и советом и процветал, делясь на ветви, и так все и шло вплоть до 1378 года, когда в поместье дона Хуана Доминго де Борха 31 декабря, в самый последний день года, родился младенец, нареченный Алонсо.

Собственно, рождение ребенка, пусть даже и в богатой и влиятельной арагонской семье, мало что меняло в мире — это совершенно неоспоримо. Но младенцу Алонсо де Борха привелось сыграть большую роль в делах Церкви — а как раз в конце 1378 года Церковь вступила в период жестокого кризиса. В сентябре этого года в Риме мятежные прелаты, члены консистории князей Церкви, кардиналов, отвергли папу Урбана Шестого и избрали на его место другого человека, Роберта Женевского, под именем Климента Седьмого. В христианском мире, таким образом, оказались два папы сразу — и они подвергли друг друга отлучению и анафеме.

Начался Великий западный раскол[1].

II

Раскол, ясное дело, возник не на пустом месте. В Европе того времени было две формы власти, духовная и светская, и в 1077 году папа Григорий VII доказал, что духовная сильнее — императору Генриху IV в Каноссе[2] пришлось принести перед ним покаяние на коленях…

Но два с лишним века спустя, в 1302 году, папа Бонифаций VIII повел речи о верховенстве власти духовной над властью земной и в булле «Unam Sanctam» сообщил «…Urbi et Orbi…» — «… городу Риму и миру…», что в руках папы не один, а ДВА меча, один из которых символизирует духовную, а другой — светскую власть. И коли так, то «…короли должны служить Церкви по первому приказанию папы, который имеет право карать светскую власть за ошибку…».

Что же до папы, то он, Викарий Христа и вершитель дел его на земле, обладает правом связывать и развязывать и не подчиняется никому из людей.

Уж что там вообразил себе папа Бонифаций, сказать трудно — но Филипп Красивый, король Франции, будучи поистине христианским государем, все-таки полагал себя лицом, от папы независимым. А в Бонифации VIII видел не наместника Христа, а некоего Бенедетто Каэтани, которого следует поставить на место. И король собрал так называемые Генеральные Штаты, собрание представителей всех сословий Франции, в котором было представлено и духовенство, обвинил папу Бонифация в ереси и потребовал привлечения его к суду на Вселенском Соборе, а для того, чтобы постановление Генеральных Штатов не осталось просто мертвой буквой и пустым словом, король Филипп повелел своему верному Гийому Ногаре с отрядом отправиться в Италию, схватить папу Бонифация VIII и доставить его во Францию.

Затрещина, которую Ногаре дал папе Бонифацию при аресте, отозвалась эхом по всей Европе — так глубоко престиж папства не падал еще никогда…

Ну, во Францию Бонифаций VIII не попал — он умер через месяц после полученной пощечины. Как говорили — от потрясения. А на его место был избран новый папа, француз, и сама резиденция пап была перенесена из Рима во Францию, в Авиньон. «Авиньонское пленение пап» продолжалось без малого 70 лет, и нельзя сказать, что это было такое уж пленение. Просто папы были французами, большинство кардиналов тоже были французами — и папство, и французская монархия выступали в качестве партнеров, используя силы друг друга для взаимной пользы.

В Авиньоне папы чувствовали себя в безопасности — их защищала светская власть могущественнейшего из монархов Европы. Ясное дело, в светских делах влияние пап резко упало — но вот зато в делах Церкви оно резко возросло. Епископы и аббаты теперь уж больше не избирались, а назначались, и делалось это, конечно же, папами. Резко выросли доходы папской казны, понадобился аппарат управления финансами, возникла развитая администрация, которой надо было контролировать все сферы церковной жизни.

Но, как известно, ничто не вечно. Неудачи в войнах сильно поколебали престиж французской короны — и папа Григорий XI вернулся в Рим. Он умер через год. Его преемник, Урбан VI, поссорился со своей консисторией кардиналов, и они избрали на его место другого папу, Климента VII, который вернулся в Авиньон.

Ну, а дальше мы уже знаем — папы отлучили друг друга от Церкви.

III

Конфликт так и не получил разрешения. К великому соблазну мирян, духовная власть обрела две главы, и главы эти неистово поносили друг друга и изо всех сил вербовали себе сторонников. Педро IV, король арагонский, предпочитал сохранять нейтралитет, но на стороне Авиньона выступил важный прелат Арагона, его тезка, кардинал Педро Мартинес де Луна. Авиньонский папа Климент VII назначил его своим легатом в Испании, ответственным за защиту правого дела и в Кастилии, и в Арагоне. В Валенсии же эту же функцию защиты правды Божьей взял на себя отец Винцент Феррье, пламенный проповедник, слушая которого прихожане плакали от умиления.

Вот он-то и обратил внимание на юного Алонсо де Борха и предсказал ему большое будущее. Еще до того, как отец Винсент напророчил, что «…Алонсо украсит мир и послужит чести своего рода…», он уже двигался по стезе духовной карьеры — в возрасте четырнадцати лет стал студентом канонического права в университете в Лериде. Там он и получил докторскую степень, причем как юрист изучал не только церковное, но и гражданское право — и показал в этом такие успехи, что позже и сам читал в университете лекции. В 1387 году король Педро умер, и его наследник Хуан Первый оставил политику нейтралитета и целиком и полностью встал на сторону Авиньона. Это оказалось на редкость мудрым решением, потому что в 1394 году авиньонский папа Климент скончался и на его место был избран кардинал Педро де Луна, ставший папой Бенедиктом XIII.

При арагонском папе для арагонских королей открывались самые хорошие перспективы, и благорасположение Святого Престола помогло и Алонсо де Борха. Его сделали каноником кафедрального собора Лериды. А уж заодно передали функции и «оффициала», то есть как бы официального чиновника Церкви не только самого собора, но и вообще всей епархии. На этом посту он показал высокую компетентность и заслужил всеобщее одобрение.

Здесь же Алонсо де Борха узнал кое-что и о политике. Папа Бенедикт поссорился с королем Франции и был вынужден бежать в Перпиньян, под защиту арагонского войска. В дикой сваре кардиналы и из Авиньона, и из Рима собрались в Пизе, низложили обоих пап — и римского, и авиньонского — и избрали на их место третьего, Александра Первого, который, однако, вскоре умер. Его сменил Иоанн XXIII, и даже такому ученому юристу, как Алонсо де Борха, нелегко было понять, на чьей же стороне тут правда.

И вот тут-то новый король арагонский, Мартин, скончался, не оставив наследника. Вопрос об урегулировании престолонаследия пал на плечи папы Бенедикта, все еще укрывавшегося в Арагоне от своих врагов. Дело было нелегким — королевство Арагон состояло из собственно Арагона и из присоединенных к нему провинций, Каталонии и Валенсии, и надо было найти кого-то, кто устраивал бы всех. В конце концов, проявив большую мудрость, папа Бенедикт сумел провести того кандидата, который его устраивал, — это был принц Фернандо, внук арагонского короля Педро Третьего. Новый король был очень обязан папе — и он не только поддержал его в его делах, но и стал опираться на его приверженцев. Одним из них был Алонсо де Борха.

Теперь он служил не только папе, но и королю.

IV

Что сказать? Служба пришлась очень кстати, потому что звезда патрона и покровителя Алонсо де Борха, папы Бенедикта, Педро де Луна (или как его стали звать в Европе — папы Луна), стала все очевиднее закатываться. Собравшийся в 1414-м Констанцский Собор[3] низложил всех трех пап, настаивавших на своих правах, и избрал нового, Мартина V. А поскольку папа Луна отказался принять решение Собора, он был отлучен от Церкви.

Упрямый старик не сдался и продолжал сидеть в своем неприступном замке на побережье Арагона, окруженный четырьмя кардиналами, сохранившими ему верность, — но к тому времени Алонсо де Борха был уже личным секретарем Альфонсо V, короля Арагонского, и служил ему так, что король доверил ему обучение своего сына Ферранте. Сын был незаконный, но рос мальчиком многообещающим, и мы о нем еще не раз услышим.

Что до Алонсо де Борха, то он стал одним из главных советников короля Альфонсо, способствовал его примирению с новым папой римским и был награжден — в 1429 году его возвели в сан епископа Валенсии.

Он оказался прекрасным дипломатом, вел переговоры между королем Арагона и его братом Хуаном Наваррским и кузеном Хуаном Кастильским, а в 1420 году, когда королю Альфонсо удалось наконец захватить Неаполь, он послал Алонсо де Борха на Собор в Регенци в Арагоне в качестве своего вице-канцлера. Уже в 1421 году Алфонсо V предлагал папе римскому дать Алонсо де Борха, своему доверенному секретарю и вице-канцлеру, красную шапку кардинала — но успеха не добился, папа просьбу проигнорировал, хоть и вежливо, без прямого отказа.

Было сочтено, что епископства в Валенсии для него вполне достаточно.

Начиная с 1432 года Алонсо де Борха пришлось сосредоточиться на делах арагонской короны в Италии. Обладание Неаполем было хоть и достигнуто, но оставалось шатким, и королю Альфонсо требовалось иметь там превосходного политика, юриста и дипломата, на которого он к тому же мог спокойно положиться. Алонсо де Борха в придачу к прочим своим качествам был лоялен и надежен. И к тому же способен быстро учиться. Это было необходимо, ибо он входил в новый мир, не похожий на тот, в котором он жил раньше.

В XV веке в Европе правило копье.

Конечным доводом в любом споре являлась военная сила, а закованный в латы рыцарь верхом на боевом коне и с длинным копьем в руках представлял собой такую силу в наиболее концентрированной форме. Конечно, он не мог действовать один — ему были нужны оруженосцы, но рыцарское копье было настолько мощным оружием, что рыцарь и все, кто был ему необходим как помощники, в сумме представляли собой воинскую часть, некую единицу военной силы, которая так и называлась — «копье». На то, чтобы снарядить такую военную единицу, требовались ресурсы целой деревни, но так и делалось, ибо не было ничего важнее. Сила государств Европы измерялась в количестве «копий», которые они могли выставить.

Следовательно, государям было необходимо иметь как можно больше деревень. Конечно, к ним хорошо было иметь в добавку и какие-нибудь рудники, и торговые города, где можно было устраивать ярмарки, и так далее — но самым главным было иметь обширные земли.

Это было правилом номер один: земля — основа могущества.

Но в Италии это правило оказалось перевернутым наизнанку. Там торговые города перестали быть просто местом для проведения ярмарок, а стали вместо этого центрами производства таких вещей, которые нигде больше делать не умели. Если рыцарю хотелось заполучить изысканную одежду из тонкого цветного сукна, ему следовало купить его, а делали сукно во Флоренции. Если ему хотелось облачиться в самые лучшие доспехи, какие он только мог себе представить, — надо было обращаться в Милан. А если ему приходило в голову порадовать себя чем-нибудь редкостным, что привозилось с Востока, — к его услугам были венецианские купцы, у которых чего только не было. На этом и выросли торговые города Италии и стали уже не городами, а государствами.

И оказалось, что поперек Апеннинского полуострова, поперек всей Италии, прошла разделительная линия. Великое государство итальянского Юга, Неаполь, управлялось примерно так же, как прочие рыцарские королевства, — копьем. Три великие державы северной Италии — Милан, Флоренция и Венеция — стояли на торговле и тонком ремесле.

На Севере Италии правило «золото». «Копья» здесь покупали.

А посередине между Югом и Севером, разделяя «копье» и «золото», лежали Папская область и ее столица, великий Рим.

Здесь правила Церковь.

Алонсо Борджиа, князь Церкви

I

К середине XV века Рим несколько вырос, но по-прежнему сильно уступал по-настоящему крупным городам Италии вроде Флоренции, а уж о том порядке, который завела у себя Светлейшая Республика Венеция, римлянам оставалось только мечтать. Единственным крупным «продуктом», которым Рим мог похвастаться, был папский двор, который притягивал к себе просителей и паломников, дороги, которые вели к Риму, контролировались баронами, в теории связанными вассальной присягой Святому Престолу, но на практике весьма независимыми, и в самом городе Риме могучие кланы — Колонна и Орсини — имели свои укрепленные резиденции. Начиная с Мартина V, окончательно утвердившего Святой Престол в Риме, все папы поощряли своих кардиналов в Риме же и селиться и в придачу к кардинальской шапке передавали им попечительство о той или иной римской церкви. Но поскольку жить в городе было небезопасно, кардиналы, как правило, свои резиденции строили так, чтобы при случае они могли послужить и оборонительной позицией.

Алонсо де Борха в следующие 10 лет в Италии в основном и жил, а когда в 1444 году наконец стал кардиналом, то окончательно перебрался в Рим. Там его стали звать на итальянский лад — не Борха, а Борджиа.

Ему тоже понадобилась резиденция — исключением из правила он не стал. Алонсо ди Борджиа, «испанский кардинал», получил на свое попечение церковь под названием Basilica dei Santi Quattro Coronati — «Санти-Куаттро-Коронати», или «Четверых Коронованных Святых». Вот ею он и занялся. Была выстроена и резиденция, примыкавшая к церкви, но она была сравнительно простой.

Причины тому были несложные: во-первых, кардинал Алонсо ди Борджиа был небогат, ибо его доходы ограничивались тем, что он получал как епископ Валенсии, во-вторых, у него было на диво мало врагов, так что строить башни и фортификационные укрепления ему было незачем. Жизнь он вел скорее аскетическую, много занимался госпиталем при церкви, помогал бедным и не вмешивался в свары в Священной коллегии.

У него хватало других забот — в первую очередь дипломатических.

Собственно, он и кардинальскую-то шапку получил в знак благодарности за примирение короля Альфонсо со Святым Престолом. Папа Евгений IV признал дона Альфонсо законным королем Неаполя и согласился с тем, что его наследником там станет принц Ферранте, незаконный сын короля Альфонсо. Альфонсо был правителем Арагона, Каталонии, Валенсии, Сицилии и Сардинии, законных детей у него не было, и свои наследственные владения он должен был передать брату, дону Хуану. Неаполь он считал своим личным завоеванием и собирался оставить его своему побочному сыну — и Алонсо де Борха, в ту пору епископ Валенсии и секретарь короля, сумел представить папе это решение в самом благоприятном свете.

Он указал Святому Отцу на то обстоятельство, что куда лучше иметь соседом Ферранте как короля Неаполя — и только Неаполя, чем какого-то другого принца, у которого в руках окажется не только Неаполь, но вдобавок еще и все ресурсы Арагона. На том и порешили.

И Ферранте, бывший воспитанник Алонсо де Борха, стал наследным принцем Неаполя, а Алонсо де Борха стал кардиналом.

Силою вещей он стал к тому же представителем интересов короля Арагона в Риме.

II

Свою роль дипломата кардинал Алонсо Борджиа выполнял превосходно — между папским престолом и Неаполем сложился подлинный союз. Это было весьма нелишним делом — положение папы Евгения как светского государя было нелегким, хотя бы потому, что у него не имелось собственных вооруженных сил, а защита владений Святого Престола находилась в руках так называемых викариев Церкви, которые обладали изрядной долей самостоятельности и повиновались только тем приказам, которые находили удобными для себя. Так что когда Франческо Сфорца начал действовать не только на севере, но и в центре Италии, выкраивая себе независимое княжество и подбираясь все ближе к владениям папы в Романье, помощь из Неаполя пришлась очень кстати. В начале 1447 года пятитысячное войско короля Альфонсо подошло к Риму и собиралось было двинуться на Флоренцию, союзницу Сфорца в Тоскане, когда папа Евгений неожиданно скончался. В Риме начался конклав — и в принципе король Альфонсо мог бы повлиять на его исход, но его мудрый советник кардинал Алонсо посоветовал ему не вмешиваться. Новый папа не должен был выглядеть «ставленником арагонцев» — это могло обвалить на Неаполь войну против всех остальных государств Италии. В итоге 6 марта 1447 года новым папой был избран Томмазо Парентучелли, принявший имя Николая V.

Он высоко поднял престиж папства — в 1452-м в Рим прибыл Фридрих, носивший титул короля римского, которым облекался глава государей Германии, и считавшийся в силу этого императором Священной Римской империи. В Риме его принимали с великой помпой, а он «держал стремя» папы, помогая ему сесть в седло. Жест был символический, означавший признание главенства папы как духовного главы всего христианского мира. После визита в Рим император проследовал дальше на юг, в Неаполь, где его ждал прием еще более великолепный.

К исходу выборов папы в 1447 году кардинал Алонсо особого отношения не имел. Следуя собственному совету, который он дал своему королю, он тоже придерживался строгого нейтралитета. Но к визиту императора Фридриха в Неаполь он руку, несомненно, приложил и тем еще больше поднялся в глазах короля Альфонсо.

Благоволение государя было немедленно использовано для продвижения семейных интересов.

Потомки дона Эстебана де Борха в пределах Валенсии были людьми влиятельными, но теперь перед ними открывались совершенно новые перспективы. У Алонсо де Борха, ставшего в Риме кардиналом Борджиа, была старшая сестра Каталина, и ее сын Педро де Борха, принявший святые обеты, был намечен на пост епископа в епархии Сегорбе, в Валенсии. Его брат, Луис де Мила, перешел под непосредственную опеку дядюшки. За ним последовали сыновья другой сестры кардинала Алонсо, Изабеллы. Старшего звали Педро Луис, младшего — Родриго.

Родриго дядя сделал так называемым sacristan, то есть хранителем драгоценных одеяний и сосудов главного собора Валенсии[4].

Родриго де Борха предстояло большое будущее.

III

Папа римский Николай V скончался в ночь на 24 марта 1455 года. Уже 4 апреля в Риме собрался конклав кардиналов — усопшему было необходимо избрать преемника. В общем-то, времени подумать у высших прелатов было достаточно — папа долго болел, но ни к какому определенному решению они так и не пришли. Весной 1455 года в Священном Совете кардиналов состояло 20 человек, но пятерых из них в Риме не было: отсутствовали два француза, два германца и единственный кардинал-венгр, представленный в Совете. Из 15 присутствующих кардиналов семеро были итальянцами, четверо — испанцами, двое — французами и двое, как ни странно, — греками, представлявшими Византию.

В отчаянной попытке спасти погибающую империю последний византийский император Константин Палеолог согласился пойти на унию, подчиняющую Восточную, греческую, церковь Западной, латинской. Флорентийский Собор[5], собранный еще при папе Евгении, торжественно объединил обе Церкви. Евгений IV известил об этом весь христианский мир, издав 6 июля 1439 года специальную буллу на этот счет (ее текст есть в Приложениях), но решение о прекращении раскола было с негодованием встречено в Константинополе и так и осталось в основном на бумаге.

А в 1453 году Константинополь пал — и вопрос и вовсе перестал иметь практическое значение: помощь с Запада так и не подоспела. Собор Святой Софии в Константинополе стал мечетью, а греческому патриарху надо было улаживать отношения уже не с папой римским, а с турецким султаном.

Падение Константинополя произвело в Европе потрясающее впечатление. Вроде бы дело давно к тому и шло, и вся Византийская империя давно уже свелась к самой столице да к небольшим полоскам побережья Греции (Мореи) с островами, и все прекрасно знали, что само решение об объединении Церквей было со стороны греков шагом, вынужденным только отчаянной необходимостью, — но все равно очень многие восприняли конец Византии как конец света. Последние два года своего понтификата, с 1453 и до 1455-го, папа римский не знал заботы более важной, чем организация общехристианского отпора туркам.

Понятно было, что эта забота перейдет и к его преемнику, кем бы он ни был.

Вопрос был настолько накален, что первым кандидатом на Святой Престол оказался кардинал Виссарион — греческий прелат, бывший епископ Никейский, принявший Великую Унию и получивший за это свой сан князя Церкви. За него на Совете высказались 8 человек из 15.

Однако поддержка его быстро сошла на нет, и на первый план вышла другая кандидатура. Это был племянник давно уже усопшего папы Евгения, кардинал Пьетро Барбо. Важно было то, что он был венецианцем, а война с турками потребовала бы самого деятельного участия Светлейшей Республики Венеция с ее могучим флотом. Пьетро Барбо тоже не удалось собрать большинства. Возникла было кандидатура кардинала Капраника, но он был римлянин, и это само по себе вносило в политические расчеты дополнительные осложнения. Дело тут в том, что в теории Церковь была единым организмом, но на практике на выборную должность главы христианского мира в первую очередь претендовали итальянцы — было очень трудно избрать кого бы то ни было без их согласия.

Сильнейшей итальянской фракцией, естественно, были римляне, но они делились на две непримиримые группировки «римских баронов» — семейств Колонна и Орсини, отчаянно соперничавших друг с другом. Кардинал Капраника был другом семейства Колонна — и Орсини сумели блокировать его избрание. В общем, поскольку договориться не удалось, все заинтересованные стороны согласились в том, что они друг с другом не согласны, и сошлись на временном решении — был избран нейтральный кандидат. Конечно же, в таких случаях выбирают самого старого и больного. Такой кандидат нашелся. Ему было уже 77 лет, он был болен — по слухам, даже не просто болен, а болен проказой — и по всем признакам должен был уже вскоре покинуть юдоль земную и переселиться на небеса.

Избрание состоялось 8 апреля 1455 года.

Новым папой римским под именем Каликста III стал Алонсо де Борха, арагонец, известный в Риме как кардинал Борджиа. Конечно, в апреле 1455-го никто этого знать не мог, но актом избрания кардинала Алонсо в папы была основана целая династия — династия Борджиа.

Каликст III, папа римский из рода Борджиа

I

«Я, Каликст Третий, папа, обещаю и клянусь перед Святой Троицей, и перед Отцом, Сыном и Святым Духом, и перед Марией, Матерью Божьей, и перед апостолами Петром и Павлом, и перед всей ратью небесной, что я сделаю все, что в моей власти и в моих силах, для того, чтобы вернуть христианству Константинополь, захваченный и порабощенный врагом Христа, распятого Спасителя, безбожным Магометом, государем турок, посланным нам в наказание за грехи наши…»

— так начиналась торжественная клятва, принесенная папой римским Каликстом, звавшимся в миру Алонсо де Борха, в Риме известным также как кардинал Алонсо Борджиа, князь Церкви.

Вообще-то, церемония восхождения нового папы римского на Святой Престол была разработана до мелочей, но в данном случае новый папа решил внести в отлаженный ритуал новый элемент и принес свою торжественную клятву: организовать Крестовый поход.

Текст произнесенной им клятвы разнится от источника к источнику. Согласно одному из них[6] папа Каликст даже использовал цитату из Псалмов: «Если забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет рука моя…» (Псалмы, 137:5) — но в том, что клятва была дана, сходятся все источники. Дальше процедура интронизации и коронации папы римского пошла по заведенному веками порядку — перед Каликстом троекратно сожгли на посохе пучок пакли, и он выслушал следующее[7]:

«Pater Sanctissime, sic transit Gloria mundi!» — «Святейший Отец, так проходит мирская слава!»

Получив напоминание о смертности, и краткости бытия, и тщете мирской, новый папа был венчан тройной тиарой и выслушал еще одну формулу[8]:

«Получи же тиару, осененную тремя золотыми венцами, и знай, что ты отныне — отец государей и королей, и управитель вселенский, и Викарий Господа Нашего, Иисуса Христа, Коего чтим мы и прославляем от века и до века. Аминь!»

В общем, как обычно, новый понтификат был начат на высокой ноте — и, как часто случалось в те времена, почти немедленно эта высокая нота оказалась заглушена скандальной сварой.

Сцепились два римских семейства — сторонники графа Эверсо ди Ангульяра подрались со свитой Наполеоне Орсини, один из людей которого был в свалке заколот. Ну, Орсини были не такие люди, чтобы молча снести обиду, — и под крики «Вперед, за Орсини!» толпа взяла штурмом дворец графа на Кампо ди Фьори. Тем бы дело и закончилось, но граф Ангульяра был известен как «друг семейства Колонна» — и где-то через пару часов в Риме уже было несколько тысяч человек, готовых к бою кто за честь дома Орсини, кто за честь дома Колонна.

В общем, папе Каликсту пришлось начинать свое правление с того, чтобы попытаться навести порядок в Риме, а вовсе не на далеких берегах Босфора. А поскольку ни собственной армии, ни своей полиции у него не было, ему пришлось обратиться за содействием к кардиналу Орсини и к его брату, префекту Рима, досточтимому сеньору Франческо Орсини. «Римские бароны» напомнили Святому Отцу, «управителю вселенной»: вселенная вселенной, а в Риме реальная сила — у них. Возможно, и драка-то случилась не так уж случайно, а именно как «напоминание».

В своем роде — это тоже был ритуал.

II

Политика, в общем, может быть описана как сложная логическая игра вроде шахмат, и в ней, как и в шахматах, есть свои и комбинации, и неожиданные повороты, и скрытые до поры ловушки. Есть в ней и свои «дебюты», когда в стандартной, общей для всех позиции, на какой-нибудь хорошо известный ход противника следует наиболее рациональный и проверенный практикой ответ.

Если рассматривать свалку в Риме как ход клана Орсини, призванный напомнить новому папе, что без содействия клана он править не сможет, то на такой «гамбит» имелся давным-давно разработанный ответ, и заключался он в том, что всякий новый папа, вступая в свои права, начинал немедленное продвижение своих родственников на важные посты. Ему была нужна политическая база — надежная, зависящая только от него самого…

Каликст III, разумеется, не стал исключением.

Проблема, однако, была в том, что перед избранием он пообещал собранию кардиналов — Священной коллегии, что он не будет продвигать своих родных на места, дающие им политическое влияние.

Это, кстати, тоже был стандартный ход — будущему папе перед его избранием ставились определенные условия, и чем слабее был кандидат, тем жестче эти условия были. «Арагонский кардинал» Алонсо де Борха был слабым кандидатом, так что он поначалу ограничился тем, что назначил своего племянника, Родриго де Борха, на итальянский манер именуемого Родриго Борджиа, на пост апостолического нотария — что-то вроде нотариуса для высшей канцелярии Церкви. Куда более существенным делом было другое назначение: Луис де Мила, тоже племянник папы Каликста и кузен Родриго, был назначен губернатором Болоньи.

Папские владения, или Папские государства, или Папская область — названия владений варьировались, — в принципе были обширной территорией, включавшей в себя чуть ли не всю центральную Италию и тянувшейся от Тирренского моря на западе до Адриатического моря на востоке. Однако эта территория была очень неоднородной и состояла из самых разных административных единиц — от горных гнезд викариев Церкви, в теории подчинявшихся Святому Престолу, но на практике почти независимых, и до богатых городских коммун вроде Болоньи. Налоги, понятное дело, платили в основном именно коммуны. Так что назначение племянника в Болонью имело смысл — это был, наверное, самый важный пункт налоговых поступлений Папской области.

Туда же, в Болонью, был отправлен и Родриго Борджиа. Он должен был изучать там церковное право — и действительно, за каких-то 16 месяцев (вместо обычных 5 лет) он получил там докторскую степень. Родриго Борджиа был очень умным молодым человеком, но своим столь быстро испеченным докторатом он все-таки был обязан не своим дарованиям, а фаворитизму — занятиями он себя не изнурял. Тем временем дядя Родриго, Каликст III, сумел преодолеть сопротивление Курии и сделал кардиналами и его, и Луиса де Мила.

Он сделал не только это.

Луис де Мила получил в качестве подведомственной ему церкви ту, которую раньше держал сам Алонсо де Борха, — церковь Четырех Коронованных Святых. А вот Родриго досталась маленькая церковь Святого Николая, расположенная недалеко от Капитолия.

Прямо напротив нее в былые, античные времена располагался Театр Марцелла, построенный еще при императоре Августе[9]. Ну, античность античностью, но в данном случае дело было не в ней. А дело было в том, что на развалинах старого театра в Средние века была выстроена крепость.

Она принадлежала семейству Орсини.

III

«Человек предполагает, а Бог располагает» — эта благочестивая русская пословица как-то невольно приходит на ум, когда с дистанции в пять с половиной веков смотришь на понтификат Каликста III, первого папы из рода Борджиа. Выбрали его в основном из тех соображений, что больной 77-летний кардинал, без всяких семейных корней — и в Италии в целом, и в Папской области в частности — будет удобным промежуточным местоблюстителем Святого Престола в тот короткий период времени, в который Господь попустит его пребывание на грешной земле.

Он, однако, обнаружил большую энергию и очень быстро навел в Риме такой порядок, который его устраивал. Папа вовсе не ограничился продвижением двух своих племянников в кардиналы. У Родриго Борджиа был старший брат, Педро Луис де Борха (или иначе Педро Луис Борджиа), оставшийся мирянином.

Каликст III сделал его капитан-генералом Церкви, то есть главнокомандующим ее войсками, и передал ему комендантский пост в замке Святого Ангела — крепости, примыкавшей к Ватикану и устроенной из мавзолея римского императора Адриана. Шаг этот встретил большое сопротивление со стороны семейства Орсини, но их протесты были проигнорированы. А когда кардинал Капраника поднял было голос, оспаривая решение папы и прозрачно намекая на нарушение заключенных с Курией условий, ему это ничуть не помогло.

Собственных войск у папы было мало, но он уже успел заключить некое соглашение с семейством Колонна, и в результате большинство в Курии поддержало назначение, а кардиналу Орсини пришлось бежать из Рима. Пошли слухи о том, что Педро Луис возьмет себе жену из рода Колонна, скрепив этим союз, а пока он был сделан префектом Рима.

Так что те «римские бароны», которые рассчитывали на «краткое и кроткое правление» глубокого старика, оказались не правы, и расчеты их тоже оказались построены на песке.

Но точно так же, на песке, оказались построены расчеты самого папы Каликста, связанные с Крестовым походом. Он не зря давал торжественную клятву освободить Константинополь — для него Крестовые походы не были отдаленным воспоминанием, войны Реконкисты в Испании были живой реальностью, и сам род де Борха вырос на землях отбитой у мусульман Валенсии.

Но вот тут папу Каликста III ожидало горькое разочарование. Ни один из государей Европы не откликнулся на его призыв. Он послал своих кардиналов-легатов и во Францию, и в Венгрию, и в Германию, и в Англию, и, конечно же, в родную Испанию. Но все его усилия мобилизовать солдат и собрать деньги так и остались втуне. Отчаявшись подтолкнуть своих духовных сыновей словом, папа Каликст попытался подать им пример делом: он начал сооружать галерный флот на Тибре, делал это на собственные средства, а пока суд да дело, послал сражаться с турками две уже готовые галеры, под командой Педро Урреа, легата Церкви в Испании.

Что сказать? Педро Урреа действительно пошел в море со своими судами — но, присоединившись к арагонскому флоту короля Альфонсо, вместо турок он напал на генуэзцев. Каликст III сместил его с поста, а уж заодно еще и проклял — но дела было уже не поправить, экспедиция провалилась.

Вторая попытка организовать наступление оказалась более успешной.

Двадцать пять папских галер спустились по Тибру к Остии, вышли в море и недалеко от Неаполя соединились с пятнадцатью галерами короля Альфонсо — в этот раз все вроде бы пошло хорошо, и соединенный флот отправился в Архипелаг, воевать с турками. Ожидалось подкрепление со стороны короля Франции — он снарядил тридцать галер. Однако, подумав, он напал не на турок, а на владения короля Альфонсо. Что и говорить — папе было от чего прийти в отчаяние. Единственные хорошие новости пришли с Балкан.

Янушу Хунияди все-таки удалось снять турецкую осаду с Белграда.

IV

Каликст III был вне себя от радости и в честь этой победы установил праздник Преображения Господня. Праздник, собственно, уже как бы был и в русской народной традиции назывался также Яблочный Спас — но папа Каликст повелел праздновать его 6 августа, и это его решение оказалось настолько прочным, что пережило даже раскол Реформации, и по сей день не только католики, но и протестантские церкви так его 6 августа и празднуют.

Вообще-то, что относилось к сфере духовной, хорошо ему удавалось. Он снял, например, обвинительный приговор с Жанны д’Арк[10] и даже сумел создать нового святого — им стал священник Винцент Феррье, предсказавший когда-то величие совсем молодому тогда Алонсо де Борха…

Но вот с делами земными папе Каликсту справляться оказалось куда труднее. Папа римский помимо своей роли главы духовной власти всего христианского мира был еще и светским государем, правящим Папской областью, — и вот в качестве такого государя Каликст III насмерть поссорился с королем Альфонсо, тем самым, которому он много лет преданно служил в качестве советника. Это звучит очень странно. Во-первых, своим возвышением папа Каликст был обязан именно тому, что был тесно связан с королем Арагона, и все это знали, во-вторых, считалось, что «папа Каликст наполнил Рим каталонцами». Под «каталонцами» тут понимались вообще все арагонцы — и каталонцы, и валенсийцы, и арагонские дворяне из других владений короля Альфонсо. Важно было то, что все они были выходцами из Испании, говорили на каталонском наречии и пользовались доверием папских племянников, управлявших римской администрацией. Скажем, новый префект Рима, Педро Луис Борджиа, уроженцам Рима не доверял и полагался только на соотечественников.

Но арагонцы на службе короля Арагона и арагонцы на службе папы римского имели совершенно разные точки зрения на очень многие вопросы — например, на то, кому принадлежит право на назначение епископов в той же Валенсии.

Спор вокруг «валенсийских епископов» вышел таким резким, что папа Каликст пригрозил своему бывшему повелителю, королю Альфонсо Арагонскому, полным отлучением от Церкви. Педро Луис был целиком на стороне своего дяди и полагал, что «права Церкви должны быть защищены», но другой племянник папы, Родриго Борджиа, с ним не согласился. Он был человек гибкий, совершенно не мелочный и полагал, что дипломатическое решение спора куда предпочтительнее конфронтации. Он убедил Святого Отца попробовать уладить дело с Арагоном компромиссом — и в итоге папа Каликст принял в Риме любовницу короля Альфонсо, прекрасную Лукрецию д’Аланьо, со всеми почестями, подобающими столь знатной даме.

Трудно сказать, как далеко удалось бы обеим сторонам конфликта пойти по пути переговоров. Возникли дополнительные обстоятельства — нежелание короля Арагона мириться со своим бывшим советником Алонсо де Борха, «сильно возомнившим о себе с тех пор, как он стал папой», привело к тому, что удобный момент для примирения — пребывание доньи Лукреции в Риме — оказался упущен. А потом король опасно заболел и умер 27 июня 1458 года. Тут уж влияние Педро Луиса Борджиа на папу одержало совершенную победу.

Каликст III издал буллу, лишающую Ферранте, незаконного сына Альфонсо V, короны Неаполя.

V

Вообще говоря, эта булла вызвала немалую сумятицу. В свое время именно Алонсо де Борха, мудрый советник короля Альфонсо, добился того, что «арагонское наследство» разделялось между Хуаном, братом короля, и Ферранте, его незаконным сыном, и корона Неаполя доставалась Ферранте. Теперь тот же Алонсо де Борха, уже в качестве папы Каликста, отменял это решение, но при этом он вовсе не отдавал королевство Неаполя Арагону. Вместо этого трон Неаполя объявлялся вакантным, неаполитанцам вообще запрещалось присягать кому бы то ни было, а дело о престолонаследии «передавалось на рассмотрение». А поскольку Неаполь теоретически считался владением, подчиненным Святому Престолу, и за трон там спорили испанская династия Трастамара[11] с французской династией Анжу[12], то немедленно поползли слухи о том, что папа Каликст и не думает отдавать королевство анжуйской династии, а собирается его, так сказать, экспроприировать. А в качестве нового неаполитанского короля рассматривает своего племянника Педро Луиса Борджиа.

Кто знает, может быть, так бы оно и вышло. Во всяком случае, дон Педро получил папский приказ готовиться к военной кампании и понести знамя Церкви на юг, в Неаполь, чтобы свергнуть иго «этого ублюдка, Ферранте, сына неизвестного отца». Святой Отец выражался весьма решительно и говорил, что с тех пор, как покойный король Альфонсо утвердился на троне Неаполя, Святая Церковь не знала ни минуты покоя, что Альфонсо посягал на владения папы в Анконе, портовом городе на Адриатике, что он поддерживал всякую смуту, какая только ни возникала в пределах Папской области, и что он, папа Каликст, намерен положить этому конец раз и навсегда и «избавить своих наследников от этой угрозы». Кто тут понимался под «наследниками», папа Каликст не пояснял.

Это могли быть, например, следующие папы — как-никак, Святой Престол заполнялся на выборной основе, а не на династической. Но «наследниками» вполне могли быть и младшие члены дома Борджиа. Каликст III совершенно очевидно считал, что достиг княжеского достоинства, и его племянники, вполне очевидно, должны были этот статус поддерживать — и почему бы им не делать этого в качестве королей, на троне неаполитанского королевства?

Правда, папа все же добавлял, что все дело в непослушании, которое проявил этот неблагодарный пащенок, Ферранте, именующий себя новым королем Неаполя, и что стоит только ему явиться в Рим и выразить свою покорность Святому Престолу, как папа Каликст в этом случае «отнесся бы к нему, как к собственному племяннику».

Ну, Ферранте в такую щедрость как-то не поверил, посланника папы арестовал и начал срочно собирать войска повсюду, где он мог надеяться их найти, — своим баронам он не очень-то и доверял. До столкновения, однако, дело не дошло. Люди, избравшие в 1455 году папой римским Алонсо де Борха в надежде на его скорую смерть, конечно, просчитались — он оказался крепким орешком. Но восьмидесятилетнему старику от природы все-таки не уйти. Его понтификат оказался самым коротким в XV столетии.

Папа Каликст III умер 6 августа 1458 года — и в Риме началась полная сумятица. Капитолий оказался захвачен Советом кардиналов, которым помог вооруженный отряд в две сотни копий под командой архиепископа Рагузы. Первым делом кардиналы сместили Педро Луиса Борджиа с его поста префекта Рима.

А потом они взялись за ненавистных каталонцев.

Часть вторая
Родриго

Кардинал Родриго Борджиа, племянник папы Каликста

I

Собственно, Совету кардиналов не нужно было особенно и хлопотать — все сделалось само собой. Рим в середине XV века был городом без всякого единого управления, с весьма слабой папской полицией, которая в период смены пап и вовсе устранялась от всякого вмешательства. Люди, назначенные в предыдущее правление блюсти порядок в городе, не испытывали никакого желания нарваться на столкновение со сторонниками кого-нибудь из могущественных римских баронов. Например, со сторонниками Орсини.

А Орсини сейчас, после смерти папы Каликста, немедленно объявились в Риме — и все каталонцы сразу оказались в беде.

Педро Луис Борджиа, еще вчера человек могущественный и опасный, вдруг оказался в изоляции и был вынужден сдать все свои сокровища: и пост префекта, и замок Святого Ангела, и папскую казну. В обмен ему разрешили покинуть Рим, и он действительно уехал — переодевшись, изменив внешность и под охраной кардинала Пьетро Барбо и его вооруженного отряда. Дело было представлено так, что город покидал кардинал Барбо — а Педро Луис был скрыт — как неприметный желтый лист в опавшей роще, он просто затерялся среди многочисленной свиты своего друга. С ним вместе уехал из Рима и кардинал Родриго Борджиа. Ему тоже пришлось переодеться — уж очень он был известен и узнаваем.

Отряд двигался по направлению к Остии — туда должна была прибыть галера, вызванная по настоянию Педро Луиса. Куда он собирался направиться, неизвестно, потому что галера так и не пришла, он напрасно прождал ее в Остии. И тогда дон Педро Луис решил добраться до другого порта — Чивитавеккии и так и сделал: нанял в Остии рыбацкую лодку, отплыл и даже сумел благополучно добраться до места. По всей вероятности, он собирался в Барселону и оттуда — в Валенсию, где гнездился клан Борха. Там ему в принципе могли бы как-то помочь родственники. Но испытать силу их родственных чувств он так и не сумел, потому что совершенно неожиданно умер.

Отчего умер молодой и здоровый Педро Луис де Борха, так и осталось неизвестным. Никто этого не узнал, да и скорее всего никто особо и не доискивался.

Скорее всего его отравили.

Что касается Родриго Борджиа, то он, подумав, отстал от отряда кардинала Барбо и вернулся в Рим. Его дворец оказался уже разграбленным — все, что не смогли унести, разбили или разнесли в клочья. Остались только стены. Ехать из Рима куда-то еще нечего было и думать — все замки Папской области, где Родриго Борджиа мог надеяться найти убежище, уже поменяли комендантов. Но дон Родриго де Борха, известный в Риме как кардинал Родриго Борджиа, был храбрым человеком, и он сделал вещь, которой от него никак не ожидали — он отправился на конклав кардиналов, занятых избранием нового папы, и как ни в чем не бывало присоединился к Совету.

В конце концов он был князем Церкви.

Решался важнейший вопрос о выборе нового Викария Христа, Понтифика Рима, главы Вселенской Церкви, и кардинал Борджиа был одним из тех, кто имел право на голос в Совете. Вот кардинал и пожелал принять участие в голосовании Священного Совета. Его решение сунуть голову в пасть льва оказалось совершенно неожиданным, помешать ему не успели.

Если что и объединяло итальянских кардиналов на заседании Совета, так это их твердое решение не дать избрать папу-иностранца. В этот раз кардиналы-греки даже и не рассматривались как кандидаты. Как, впрочем, и единственный кардинал-португалец. Поэтому итальянцы подали голоса против француза, кардинала д’Эстотвиля, и он набрал всего 6 голосов, в то время как его соперник, кардинал Сьены Пикколомини, собрал ровно половину голосов конклава — за него проголосовали 9 человек из 18.

В глубокой тишине, воцарившейся в галерее Святого Николая, где шло голосование, вдруг раздался ясный и спокойный голос кардинала Родриго Борджиа: «Я отдаю предпочтение кардиналу Сьены». Это был 10-й голос «за», теперь имелось большинство, и после короткой паузы кардиналы одним за другим стали голосовать за Пикколомини. Так вот и оказался избран новый папа, на Святом Престоле нарекшийся Пием Вторым, — им стал Энеа Сильвио Пикколомини (итал. Enea Silvio Piccolomini), кардинал из Сьены.

Услуги, оказанной ему Родриго Борджиа, он не забыл.

II

Где-то лет за сто до восшествия на Святой Престол папы Пия II в Италии возникло некое интеллектуальное движение, которое позднее нарекли гуманизмом. Оно противопоставляло себя принятой тогда схоластике, которая считалась «изучением Божественного» (studia divina). Новое же учение предполагало «ревностное изучение всего, что составляет целостность человеческого духа», а поскольку humanitas как раз к человеку и относилось, то и само учение стали называть гуманизмом. Главными центрами гуманизма были богатые города Северной Италии, особенно Флоренция — там цвела экономика, построенная на искусной и интенсивной обработке материалов, предоставляемых природой или земледелием. По-видимому, не случайно там же возникла мысль о том, что и природу человека можно улучшить культурой и образованием, а образцом для такого улучшения гуманисты посчитали античность.

Они необыкновенно ценили старые латинские и греческие тексты, старинные скульптуры, сохранившиеся еще с римских времен, и вообще все, что только удавалось найти в раскопках. И когда папа Каликст III велел пустить в переплавку золотые покровы, найденные в обнаруженной в Риме старой гробнице, они окрестили его варваром и невеждой. Ну, что сказать? Каликст варваром не был — просто был равнодушен к увлечению античностью и считал, что все возможные средства, в том числе и отрытые в земле, должны идти на Крестовый поход.

Он сократил расходы на папский двор, отправил на перечеканку в монеты серебряные покровы книг из папской библиотеки и даже пустил на переплав серебряный сервиз, украшавший его стол, — он заявил своему мажордому, что с него достаточно и солонок, сделанных из керамики. Папа Каликст, собственно, сказал это еще и погрубее — «сделанных из глины», что в принципе действительно одно и то же, но звучало уж и вовсе не изящно.

И в награду за свое благочестивое рвение и скромность в обиходе он заслужил в Риме репутацию старого сквалыги, который не ценит и не понимает радостей жизни. Его преемник, папа Пий II, был его полной противоположностью. Вот если кто умел ценить радости жизни, так это бывший кардинал Сиенский, Энеа Пикколомини. Он, по-видимому, был и остался единственным папой римским во всей долгой истории Церкви, про которого точно известно, что он писал эротические стихи. Ну, положим не тогда, когда он состоял уже в духовном сане, а в студенческие годы, в Сиенском университете.

Священником он становиться вовсе не собирался — но так уж сложилась его карьера, что он был секретарем трех епископов и трех кардиналов и показал себя при этом очень умным человеком и хорошим дипломатом. Настолько хорошим, что его пригласил к себе в качестве своего секретаря император Фридрих III. Он помог императору найти общий язык с папой римским Николаем V — и в награду получил сан епископа Триеста. С этого, собственно, и началась его духовная карьера — сан он принял только в 40 лет.

Так вот, став папой, он не слишком изменился — по-прежнему интересовался гуманизмом, писал стихи на классической латыни, даже написал свою автобиографию, полностью не изданную и до сих пор, и вообще ценил людей щедрых и ярких, таких, каким он был и сам. И в этом смысле кардинал Родриго Борджиа пришелся новому папе очень по душе.

Возможно, он видел в нем самого себя в молодости?

III

Конечно, сейчас, через пять с половиной веков, папу Пия уже не спросишь о причинах его чрезвычайно дружеского отношения к Родриго Борджиа. Но можно отметить, что дружеское отношение имело место и кардиналу Борджиа сходило с рук буквально что угодно.

В качестве примера можно привести так называемый инцидент в Сьене.

Папа Пий II задумал сделать из Корсиньяно — деревни, в которой он родился, центр новой епископской епархии. Деревня была переименована по папскому имени Пий — и стала Пиенцей, а в ее центре началось строительство двух, как сказали бы сейчас, «градообразующих» сооружений — собора и дворца «Пикколомини», по родовому имени семейства, подарившего миру нового Святого Отца.

Задачу строительства папа поручил Родриго Борджиа, что было знаком и милости, и доверия к организаторским способностям молодого кардинала. А поскольку новое строительство требовало неуклонного внимания ко всем деталям, Родриго Борджиа уехал из Рима и устроил свою резиденцию в Сьене, ближайшем к Пиенце большом городе.

Он оказался там на положении как бы папского наместника и именно в этом качестве встретил там проезжающего мимо знатного гостя, кардинала д’Эстотвиля.

А кардинал д’Эстотвиль славился тем, что был очень богат. На конклаве, пытаясь собрать как можно больше голосов в свою пользу, он говорил, что «не может же нищий папа обогатить Церковь», и добавлял, что «не может хромой папа вести Церковь за собой». И то и другое было намеком на сьенского кардинала Пикколомини, который был по кардинальским стандартам беден и к тому же хромал, страдая подагрой.

Ну, папские выборы д’Эстотвиль проиграл, но вкуса к жизни не утратил, а главным удовольствием своим он полагал любовь. Или даже более точно — кардинал любил не слишком строгих женщин.

И Родриго Борджиа устроил своему гостю прием, как нельзя более отвечающий его вкусам. Дело было обставлено как прием по случаю крещения. Вот только праздник был устроен в садах неподалеку от Сьены, и допускались туда только дамы. Ну и конечно, в дополнение к ним еще и два кардинала — Родриго Борджиа и его гость — и люди их свиты.

Празднество длилось с утра и до шести часов вечера, вино лилось рекой, играла музыка, вокруг было сколько угодно беседок и гротов для уединения влюбленных пар — и иногда и групп числом поболее, и все происходящее очень и очень напоминало оргию, где в роли куртизанок выступали жены и дочери первых граждан города Сьена. Понятное дело, о таком интересном событии донесли папе Пию, и тот написал кардиналу Родриго весьма укоризненное письмо, в котором говорилось, в частности, следующее:

«Все вы оставались там за закрытыми дверями, пока танцевали без отдыха, и не было преград любовным соблазнам, и вы вели себя как один из толпы молодых любовников…»

В письме еще были слова глубокой укоризны по поводу поведения кардинала д’Эстотвиля, которому «его лета должны были бы внушить менее легкомысленное поведение», но главным виновником соблазнительного приключения был, конечно же, человек, который его устроил. Ну, тут надо отдать должное дипломатическим способностям Родриго Борджиа.

Он сумел отговориться.

IV

Что уж он там наговорил Святому Отцу, так и осталось неизвестным, но следующее письмо от папы Пия к его подопечному, кардиналу Родриго Борджиа, было куда более мягким и укоряло его только за неосмотрительность, столь свойственную неопытным молодым людям, которая и дает возможность клеветникам неверно истолковывать их поступки.

Насчет неопытности — это он, конечно, хватил лишнего, потому что сам папа Пий говорил про Родриго, что он «молод годами, но зрел рассудком» — и это была истинная правда. Администратора лучше его не было во всей Курии, и он всегда демонстрировал свою преданность и послушание Святому Отцу. Когда тот призвал кардиналов внести свой вклад в фонд подготовки к Крестовому походу, Родриго Борджиа внес столь значительную сумму, что папа ставил его в пример всем прочим его коллегам по Священному Совету. Так что никаких «организационных выводов» из дела со «сьенским инцидентом» не последовало, и напрасно злые языки говорили, что «если бы дети, родившиеся в Сьене у дам, побывавших на приеме, родились в одежде, то все они поголовно носили бы рясы священников или мантии кардиналов», — все это ни к чему не привело, и дело было замято.

Самое главное — Родриго Борджиа сохранил контроль над папской канцелярией.

Давным-давно, еще в 1187 году папа Григорий VIII отменил пост канцлера Святой Церкви, ответственного за сертификацию документов, исходящих от Святого Престола. Он хотел подчеркнуть тем самым, что один только папа, как Викарий Христа, имеет право издавать такого рода сертификаты. Но время шло, административное бремя все увеличивалось и увеличивалось, и в конце концов все заботы о канцелярии легли на плечи так называемого вице-канцлера, секретаря Канцелярии, заменявшего Святого Отца в нудной работе с документами.

А поскольку сборы за сертификацию документов приносили папству значительный доход, достигавший 70 тысяч флоринов, то секретарю Канцелярии полагалось и отчисление от них в размере 8 тысяч. Что было, конечно, приятной суммой, но не шло в сравнение с 24 тысячами флоринов, которые Родриго Борджиа получал в качестве бенефиций от архиепископства Валенсии.

И, однако, именно за этот пост он держался с огромным упорством, невзирая ни на что.

Конечно, само по себе заведование документацией Церкви давало обладателю должности вице-канцлера очень значительный вес и влияние — в сущности, в административном смысле он был вторым человеком после самого папы, — но дело было не только в этом. Дело было не столько в престиже и не в значительном жалованье, которое приносил пост человека, следящего за правильным оформлением документов, сколько в огромных возможностях, таящихся в «не совсем правильном оформлении» тех же самых документов.

Чтобы не ограничиваться голословным заявлением на этот счет, хочется привести хороший, красноречивый случай использования таких «скрытых возможностей».

Например, дело с прошением графа д’Арманьяка.

V

В середине XV века вера была крепка — по крайней мере в местах, удаленных от Рима. Считалось, что «папа может все». И мысль эта настолько укоренилась в сознании и клира, и мирян, что при папе Каликсте III важный французский вельможа, граф д’Арманьяк, запросил папского позволения на сожительство с собственной сестрой. Согласитесь, это удивительно? Но еще более удивительно то, что разрешение это он от папы Каликста получил.

Папа, правда, об этом не знал.

Штука тут была в том, что запрос — за гигантскую сумму в 24 тысячи флоринов — был обработан в канцелярии, и при этом очень творческим образом. Сначала документ был слегка подправлен: про сестру, о которой писал простодушный проситель, было как бы забыто, а в прошении, заново составленном чиновником канцелярии, так называемым аббревиатором, было указано, что граф желал бы получить разрешение на сожительство с «родственницей четвертой степени родства». В таком виде прошение и было представлено на рассмотрение — и разрешение было дано. Дело было вполне рутинным, и никакого внимания на него не обратили.

А дальше, после получения нужной подписи, документ заверили — и тоже очень творчески. Бумагу подчистили, заменили «четвертую степень родства» на «первую степень», приложили печать, уже вполне подлинную, и все было слажено, к полному удовольствию просителя.

Тем бы дело и кончилось, но непосредственный исполнитель через какое-то время нашел, что получил он все-таки недостаточно. По всей вероятности, отчет о суммах, полученных от заказчика, был проведен через канцелярию столь же творчески, как и само прошение, потому что размер платы сам по себе вызвал бы изумление, ибо равнялся годовому доходу от архиепископства Валенсии, официально — главному доходу кардинала Родриго Борджиа, который в качестве вице-канцлера как раз канцелярией и заведовал. Исполнителю, вероятно, посчитали его долю как процент от заявленной суммы, а не от настоящей, он обиделся и пришел к заказчику за добавкой. И просил-то он не так уж и много — всего-то 4 тысячи золотых, — но граф д’Арманьяк возмутился.

Он-то считал, что ему за его деньги вручили самое что ни на есть подлинное папское позволение — жить с родной сестрой, — и он пошел жаловаться по инстанциям. Ничего хорошего из этого для него не вышло — и дело в итоге получило совершенно нежелательную огласку.

Папа Каликст III был в негодовании.

Но служебное расследование нашло, что глава священной Канцелярии кардинал Родриго Борджиа не виновен ни в чем, кроме разве что излишней доверчивости к своим подчиненным, что и вообще свойственно людям, чистым душой и с возвышенным умом, далеким от корыстных помыслов. И Родриго Борджиа, который как-никак доводился Святому Отцу родным племянником, остался на своем посту и продолжал оставаться на нем и при папе Пие II, и по-прежнему доверял своим «абрревиаторам»… Разве что следил все же, чтобы они не слишком зарывались, — и извлекал из своей позиции главного канцеляриста Церкви некоторые выгоды, не предусмотренные штатным расписанием, был по-прежнему щедр и широк в своих расходах и демонстрировал папе Пию истинно сыновнее повиновение и послушание.

Но в 1464 году конклав кардиналов собрался заново — папа Пий II внезапно умер.

Предстояло избрать его преемника.

(продолжение следует)

Примечания

[1] Великий западный раскол, Папский раскол, Великая Схизма — раскол в Римской церкви в 1378–1417 годах, когда сразу два (а с 1409 года — три) претендента объявили себя истинными папами.

[2] Хождение в Каноссу, или Каносское унижение (нем. Gang nach Canossa, Canossagang; итал. l’umiliazione di Canossa), — датированный 1077 годом эпизод из истории средневековой Европы, связанный с борьбой римских пап с императорами Священной Римской империи. Эпизод ознаменовал победу папы Григория VII над императором Генрихом IV.

[3] Вселенский Собор в городе Констанце, собранный там по настоянию императора Священной Римской империи Сигизмунда. Проходил с 16 ноября 1414-го по 22 апреля 1418 года. Собор в Констанце восстановил единство Католической церкви.

[4] The Borgias, by Ivan Cloulas, Franclin Watts. New York, Toronoto, 1989, page 15.

[5] Флорентийский Собор, состоявшийся при понтификате папы Евгения IV, сначала собрался в Ферраре, а потом во Флоренции. В то время как Латинская церковь с трудом выходила из великого раскола, который пошатнул ее устои, и в то же время, когда схизматический Собор продолжал работу в Базеле, Флорентийский Собор ставил перед собой задачу воссоединения отдельных Восточных церквей. Единство веры, которое должно было служить основой сближения, требовало обсуждения тех догматических аспектов, которые Восточные церкви не признавали. Длительные и трудные дискуссии завершились разными объединительными декретами, в основном с греками в 1439 году, с армянами, коптами и, наконец, с эфиопами (яковитами) в 1442 году.

[6] The Borgias, by Ivan Cloulas, page 23.

[7] Same book, same page.

[8] Перевод с английского текста сделан автором и может отличаться от канонического русского варианта.

[9] Театр Марцелла (лат. Theatrum Marcelli, итал. Teatro di Marcello) — театр близ правого берега Тибра в Риме, строительство которого было задумано Юлием Цезарем, а осуществлено Октавианом Августом, который в 12 году до н.э. посвятил его памяти своего покойного племянника Марка Клавдия Марцелла. При диаметре в 111 м театр мог вместить 11 тысяч зрителей.

[10] Каликст III приказал пересмотреть процесс, в результате которого в 1431 году была приговорена к сожжению на костре Жанна д’Арк. Рескрипт о ее реабилитации был подписан 7 июля 1456 года.

[11] Трастамара — династия, правившая изначально в Кастилии, а позже распространившая свою власть на Арагон, Сицилию, Неаполь и Наварру.

[12] Анжу — ветвь дома Капетингов, основана Карлом I Анжуйским (1220–1285), сыном Людовика VIII. В 1250 году Карл I Анжуйский получил в приданое Прованс, в 1266–1268 годах завоевал Неаполь и Сицилию. В 1282 году Сицилия свергла его власть, и Карл I Анжуйский остался королем Неаполя.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Борис Тененбаум: Борджиа: 27 комментариев

  1. B.Tenenbaum

    И.Гальперин: Да, конечно жду Цезаря, самого знаменитого, думаю, не я один.
    ==
    Уважаемый коллега,
    Вся книга поделена на 5-ть частей: «Алонсо», «Родриго», «Чезаре», «Лукреция» и «Дон Франсиско де Борха» — который здесь, пожалуй, и лишний (испанская ветвь и через пару поколений), но мне был необходим «листаж», издатель требовал не меньше 15 авторских листов. И тогда один из моих источников, Ivan Cloulas, навел на идею — пристегнуть и дона Франциско. Как-никак, он был значительной личностью — генералом ордена иезуитов, и был близок самому Лойоле …

  2. B.Tenenbaum

    Глубокоуважаемый коллега,

    Признателен вам за положительную рецензию.

    «Борджиа» были написаны в пожарном порядке по настоятельному заказу ЭКСМО — я-то собирался писать «Медичи», но издатели старались попасть в волну спроса: как раз вышел теле-сериал «Борджиа», и им хотелось прицепиться к этому паровозу.

  3. Л. Беренсон

    С большим интересом прочитал эту историко-художественную работу. Всё добротно: исторический фон, незаурядные характеры и судьбы, политические, общественные и семейные отношения того времени. Для меня, читателя, это море неизвестного при минимуме общеизвестного. Всегда рад чтиву, вызывающими личные воспоминания. О Борджиа впервые услышал в первом классе гимназии, когда на уроках латинского языка мы заучивали части речи на примере поговорок и крылатых слов. «Aut Caesar, aut nihil» (или Цезарь, или ничто) — девиз Борджиа был примером использования ИЛИ-ИЛИ. О династии и её роли узнал годом позже, при изучении истории Средневековья. И за эти приятные мемойрэс автору спасибо.
    Готов поддержать ссылку Ilya G. о еврейском происхождении Бергамо от фам. Бергман. Иначе, чем объяснить, что на роль Труффальдино из Бергамо назначили К. Исааковича Райкина. Еврейская тема в связи с кланом Борджиа подтверждается и тем, что первый фильм о них «Лукреция Борджиа» в 1922 г поставили евреи Р. Освальд ( он же Орнштейн) и продюсер Эрих Поммер. Геббельс высоко оценил их верность династии — изгнанием.
    С нетерпением жду продолжения — интересно, впечатлительно, полезно, эмоционально-катализаторно. Автору -здоровья и всяческих успехов.

  4. Ася Крамер

    Ilya G.
    31.03.2020 в 19:37
    Как серьезному и постаревшему человеку даю сюжет. Чезаре и Родриго Борджио решают изменить хронологию и создать якобы древнеримские артефакты. Из этого сюжета три ветви: пропагандистская (от Вашего «Макиавелли» и до ныншених времен — это сколько биографий!); финансовая (Ротшильдов только не забудьте); геополитическая (тут все Ваши книги пригодятся, но не забудьте отметить еврейское происхождение большинства названий — Бергамо, например, происходит от фамилии Бергман, а также тот факт, что Линкольн все-таки был Абрамом, если по-нашенски, т.е. тоже). Словом, до 120 Вам работы хватит.
    ————-
    Борис Маркович, поздравляю с публикацией. Я начала знакомство c отзывов. Есть очень интересные, но в основном — обще-хвалебные, не особенно влезающие в суть, в основную идею. Знаю, что любого автора это удивляет. Казалось бы, любой прочитавший должен был бы задать вопросы по существу. С другой стороны Илья показал хорошее владение вопросом и память на детали. Только относилось это к …моим публикациям. Он, оказывается, их хорошо помнит и немного по-своему пародирует. Это по-настоящему приятно,

    1. B.Tenenbaum

      A.K. : Я начала знакомство c отзывов. Есть очень интересные, но в основном — обще-хвалебные, не особенно влезающие в суть, в основную идею.
      ==
      С «… влезанием в основную идею …», Ася, как правило, возникают трудности: люди смотрят на вещи по-разному.

      Знаменитый когда-тo поэт Владимир Бенедиктов (1807-1873):
      «Пред очами света, явно,
      Римских пап в тройном венце —
      Пировал разврат державный
      В грязном Борджиа лице».

      Как вы полагаете — он влез? 🙂

  5. B.Tenenbaum

    Из комментариев к ФБ-записи о публикации «Борджиа»:

    1. Павел Файнштейн:
    К сожалению, это поверхностный и ернический пересказ известной книги-биографии семьи Борджиа автора Ivan Cloulas, о чем Борис Тененбаум почему-то не упомянул.
    ==
    Б.Тененбаум: Нет, упомянул. См. примечания в конце журнальной публикации:

    [6] The Borgias, by Ivan Cloulas, page 23.
    [7] Same book, same page.


    2. Павел Файнштейн: в этом нет необходимости [чтении всей книги]. Уже эта первая глава — пересказ практически по пунктам вышеупомянутой книги. Только в очень неприятной тональности. А в самом предисловии как минимум два ляпа: Валенсия в те времена отнюдь не была захолустьем, а как раз наоборот — одним из крупнейших торговых городов Средиземноморья.

    «Далее, в отличие от прочих семейств, оставивших след в Истории, на долю Борджиа пришлось не 100–200 лет величия, а всего 5–10 — смотря как считать.»

    Тут как ни считай — три года первый Борджия был папой, через какое-то время еще 10 лет — Александр VI. А правнук последнего был одним из сподвижников Игнатия Лойолы и третьим генералом ордена иезуитов, при котором орден и приобрел свое могущество. В последствии был канонизирован. То есть след в истории Борджиа оставили большой.
    Евгений, простите, но этому тексту нужна серьезная редакторская правка — он слишком сырой и неточный. И опять-таки — исходный автор не упомянут.
    ==
    Б.Тененбаум: Книга «The Borgias», by Ivan Cloulas послужила одним из источников. Как и «Государь» Макиавелли — моделью которому, как известно, послужил Чезаре Борджиа.

    Относительно «ернического тона» и «пересказа в очень неприятной тональности» — тут я ничего поделать не могу.

    «Борджиа» вышли тиражом в 3,000 копий, было несколько допечаток — и все. Маковое зерно по сравнению со 148 миллионами русско-говорящей публики.

    Присоединитесь к подавляющему большинству — не читайте …

    P.S. Где-то пару лет тому назад я получил взбучку за «Тюдоров» — какая-то неизвестная мне дама сначала пересказала мне довольно близко к тексту мою собственную книгу, а потом укорила за то, что я в конце, в примечаниях, поставил сонет моего собственного сочинения — нечего отвлекаться от реальности, сказала мне она …

    Вот что значит хорошо созданный «… эффект присутствия …» 🙂

  6. Aharon Lipovetsky

    Название Хатива возможно семитское (арабское или пунийское). На иврите חטיבה — это часть, отделение. Например, (1) в школе классы 7, 8, 9 (между начальными и старшими) или
    (2) армейское название подразделения уровня полка и дивизии или
    (3) отделение компании, занятое определённым видом продукции.

    1. B.Tenenbaum

      Aharon Lipovetsky
      02.04.2020 в 08:40
      Название Хатива возможно семитское (арабское или пунийское). На иврите חטיבה — это часть, отделение, etc
      ==
      Уважаемый коллега,
      Или пишите по существу, или не пишите совсем.

  7. B.Tenenbaum

    Б.Тененбаум->Л.С-2

    Спасибо вам, досточтимый коллега,
    С вашего разрешения — поставлю ваш отзыв сам, я с капчей справляюсь надежно 🙂
    ==
    Л.С.-2
    — 2020-04-01 00:18:41(569)

    Борис,
    не могу объяснить, почему не проходит коммент к Вашему «Борджиа», я уж и подпись менял, и почту, и капчу столбиком складывал — бесполезно. Но если не хотите принимать меня там, у себя, я встряну здесь.

    Значительная часть наших людей слышали о Борджиа только то, что Остап сказал про папу, а именно «заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение». Боюсь, что и этот замечательный труд немногие смогут прочитать, какие там тиражи у ЭКСМО.

    Но, между прочим, один из ваших томов я даже в Австралию отвёз в качестве подарка.

    Какие темы подняты, какие люди поняты —
    всё кануло, всё минуло и всё прошло давно,
    страницы перевёрнуты, сгустился сумрак комнаты,
    а было или не было — не всё ли нам равно.

    Забыто представление, сгорели декорации,
    погасли угли жаркие, века раздули дым,
    но смотришь и завидуешь из самоизоляции
    тем временам трагическим, минутам роковым.

    Какие люди сгрудились у папского престола,
    как били страсти дикие, как пенился порок,
    кого-то там за что-то там клеймил Савонарола,
    да кончил, как положено, пророк.

    Семейки этой, Борджиа, печальное наследство
    давно ушло во тьму веков, и вообще, во тьму,
    что все они плохие — мы это знали с детства,
    а вот теперь узнáем почему.

  8. B.Tenenbaum

    Ilya G.
    — 2020-03-31 20:37:04(540)
    ==
    Вы вот шутите, а была «история из жизни»: Чезаре Борджиа внезапно напал на Урбино, герцогу которого насилу удалось уйти живым. Этим поступком Чезаре все очень возмущались — но эмоции эмоциями, а дело делом. И очень знатная дама из рода д’Эсте попросила Чезаре продать ей статуэтку из коллекции античностей, принадлежавших герцогу Урбино.
    Чезаре, как настоящий кавалер, ей эту статуэтку подарил, да еще и добавил еще одну. Правда, с извинением, что это не настоящая античность, а так, новодел — ее сделал некто Микеланджело …

  9. Борис Дынин

    Вот и я прочитал, включая все отклики. Скажу только: присоединяюсь ко всем. Не вижу исключения!

  10. Ilya G.

    Борис Маркович! Слушайте сюда:)! Что написан хорошо — сказали до меня, что интересно — тоже до меня сказано. А вот, чтобы Вы до 120 радовали нас подобными вещами говорю первым Я! И заодно номинирую Вас уж не знаю в какую категорию (это пусть «начальство» решает:))

    1. B.Tenenbaum

      Ilya G.
      31.03.2020 в 18:11
      ==
      Спасибо вам, дорогой друг, за «положительную рецензию». Но насчет 120 — не уверен. «Борджиа»-то вышли в свет в конце 2012 — а 8 лет назад я был молод и легкомыслен 🙂

      1. Ilya G.

        Как серьезному и постаревшему человеку даю сюжет. Чезаре и Родриго Борджио решают изменить хронологию и создать якобы древнеримские артефакты. Из этого сюжета три ветви: пропагандистская (от Вашего «Макиавелли» и до ныншених времен — это сколько биографий!); финансовая (Ротшильдов только не забудьте); геополитическая (тут все Ваши книги пригодятся, но не забудьте отметить еврейское происхождение большинства названий — Бергамо, например, происходит от фамилии Бергман, а также тот факт, что Линкольн все-таки был Абрамом, если по-нашенски, т.е. тоже). Словом, до 120 Вам работы хватит!

  11. Иосиф Гальперин

    Хороша география, хороша топография Рима — жизнь никуда не пропадает даже через пятьсот лет, все можно понять! Спасибо.

    1. B.Tenenbaum

      Иосиф Гальперин
      — 2020-03-31 16:48:29(498)
      ==
      Уважаемый коллега,
      Признателен вам за отзыв. Там дальше будет поинтереснее — когда Родриго станет папой Александром Шестым, и на сцене появятся его подросшие дети …

      1. Иосиф Гальперин

        Да, конечно жду Цезаря, самого знаменитого, думаю, не я один.

    1. B.Tenenbaum

      Элиезер Меерович,
      Спасибо вам за «vintage Тененбаум» — я даже перед женой погордился 🙂

  12. B.Tenenbaum

    Сонет-послесловие к книге о семье Борджиа
    ***
    Рим умер здесь — и возродился снова
    В сени смиренья, веры и поста,
    Нашлась величью новая основа —
    Сан Главной Канцелярии Христа.
    Рим умер — но случился Ватикан.
    Здесь, в стороне от грубости мирян,
    Открылось поприще изысканным прелатам
    Ценившим женщин, золото, успех,
    И даже на само понятье “грех”
    Смотревшим, право, просвещенным взглядом.
    Стихи писавшим для прекрасных дам,
    И всяким предававшимся усладам.
    Но и всегда готовым счесться ядом,
    Иль полоснуть стилетом по глазам…

  13. Сэм

    Очень интересно. спасибо.
    И о неудачи в каких войнах Франции привели к возвращению папы Григория XI в Рим?
    Начала Столетней?

  14. игорь Ю.

    В Авиньоне папы чувствовали себя в безопасности — их защищала светская власть могущественнейшего из монархов Европы. Ясное дело, в светских делах влияние пап резко упало — но вот зато в делах Церкви оно резко возросло. Епископы и аббаты теперь уж больше не избирались, а назначались, и делалось это, конечно же, папами. Резко выросли доходы папской казны, понадобился аппарат управления финансами, возникла развитая администрация, которой надо было контролировать все сферы церковной жизни.
    ***
    Борис Маркович, «авиньонское пленение» и последующая экономическое французское влияние на папский престол сыграло совершенно выдающуюся роль в развитии бургонского виноделия и даже, по большому счету, вообще появления понятия «бургун(д)ское вино». Раньше папы, их окружение и их дамы пили вина итальянские и из Бордо. Вина из Бордо плыли к ним морем, что было налажено уже столетия. А тут вдруг — пустой стол, хороших дорог из далекого Бордо не было и вино приходило кислым после долгой дороги. И как-то неожиданно выяснилось, что по богатым монастырям Бургундии есть совсем неплохое виноделие. Совершенно по тем временам изолированное от мира из-за изолированности Бургундии от моря и даже рек. И папы взялись за дело. Уже лет за 100 почти все лучшие виноградники перешли в собственность пап и папских товарищей. И главное — были проложены прекрасные по тем временам дороги из Бургундии в Авиньон. Дополнительное и серьезное финансирование тоже не помешало. И вот с тех пор мы имеем то, что имеем. А рынки французского вина резко разделились: Бордо пошло в Англию и в прибрежные страны, Бургунское, когда его стало много благодаря дополнительным инвестициям — в относительно близкий Париж и на юг Франции. Уже из Парижа пришло его мировое величие. В общем и целом, спасибо «Великому расколу».

    1. B.Tenenbaum

      игорь Ю.
      — 2020-03-30 20:28:59(407)
      ==
      Игорь,
      Какие неожиданные повороты открывает мне мое собственное творение 🙂
      Подумать только — а ведь я-то хотел писать «Медичи. Но на «Борджиа» настаивало ЭКСМО, и пришлось послушаться, с издателем не поспоришь.

    2. Элиэзер Рабинович

      Я пью, но ещё не придумал —
      Из двух выбираю одно:
      Весёлое Асти Спумантэ
      Иль папского замка вино.

    3. Zbig

      Насчет бордосских вин есть еще один нюанс. Бордо был центром Аквитании, которая была владением английского короля как вассала короля Франции. С началом англо-французских трений поставки вина «французскому наймиту» в Авиньон, естественно, сократились. Кроме того, после небольшой сухопутной трнаспортировки вино по Соне и Роне доставлялось прямо в Авиньон.

      1. B.Tenenbaum

        Zbig
        — 2020-03-31 15:05:17(485)

        Насчет бордосских вин есть еще один нюанс, етс
        ==
        Прав был Тютчев: «Предугадать нам не дано …» 🙂 Когда я писал своих «Борджиа», то полагал, что, м.б., они поднимут в аудитории всякого рода мысли и об истории папства, и о толчке, который семейство Борджиа дало Реформации, и — даже шире — о природе рода человеческого и о пределах того, куда может занестись человек, обладающий неслыханным богатством и могуществом, но мне и не снилось обсуждение бордосских вин во всех нюансах данной проблемы 🙂

Добавить комментарий для B.Tenenbaum Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.