©"Семь искусств"
    года

Loading

Эксперименты, построенные по схеме Аша, обнаружили влияние большинства еще более очевидное, чем у американцев: норвежцы уступили ошибочному мнению группы в 62%, а французы — в 50%. Если же большинству было предписано (в отличие от условий Аша) открыто критиковать несогласного, то конформизм достиг 59% среди французских студентов, а среди норвежских — 75%.

Александр Кунин

ПОНЯТЬ НЕПОСТИЖИМОЕ

Социальные психологи после Второй мировой войны

(продолжение. Начало в №1/2020 и сл.)                             

Небольшие, но хорошо организованные и сплоченные человеческие группы способны при некоторых обстоятельствах распространять свои убеждения (идеологии, религии) среди миллионов, достигая удивительного единства взглядов. И этому, как кажется, не слишком мешают даже и очевидно ошибочные, противоречащие реальности основания, на которых могут строиться  такие убеждения.

Но действительно ли группа наделена силой, чтобы измененять  взгляды тех, кто оказывается в зоне её влияния? И в какой степени способен человек сопротивляться групповому давлению?

Ответы на эти вопросы носили, по большей части, характер спекулятивных рассуждений, когда в начале 50-х годов прошлого столетия проф. психологии  Соломон Аш начал свои тщательно выстроенные эксперименты. Признанные классическими, они входят теперь в учебники  социальной психологии.

Независимость и конформизм. Опыты Соломона Аша

Аш рассказывал, что первым побуждением его исследования стало детское воспоминание о Пасхальном вечере, когда он, мальчик 7 лет, впервые стал полноправным участником торжественного и волнующего Седера.  Это была традиционная церемония, во время которой перед каждым был поставлен бокал вина. Но одно место за столом оставалось незанятым, хотя и перед ним тоже стоял бокал. Удивленный, он спросил у сидящего рядом  дяди, что это значит. И дядя ответил, что в эту ночь пророк Илия непременно посетит каждую еврейскую семью. «И он будет пить из этого бокала?» — спросил пораженный мальчик.  «О, да, — подтвердил дядя, — ты только смотри внимательно, наблюдай за бокалом, и ты увидишь, как край вина опустится».  «Я смотрел и смотрел не отрываясь и мне действительно показалось, что уровень вина немного опустился! За исключением нескольких деталей это и есть история эксперимента, который я выполнил много лет спустя, исследуя давление группы». [1]

Исследование проводилось на добровольцах — молодых мужчинах, студентах колледжа, которым предложили участвовать в психологическом эксперименте по «визуальному суждению».  Для этого перед группами из 7-9 студентов  ставили две большие белые карточки. На одной из них была вертикальная черная линия — стандарт для сравнения. На другой — три вертикальные линии разной длины, из которых следовало выбрать одну, равную по длине линии на первой карточке. Одна из этих трех действительно равнялась стандарту, две другие существенно отличались, в том числе и между собой.

Каждый называл номер выбранной им линии. Ответы давались в том порядке, в котором участники сидели в классной комнате.

В действительности, только один из них являлся испытуемым, а другие — помощниками исследователя. Испытуемому всегда доставалось последнее или предпоследнее место в ряду, так что он объявлял свой ответ, предварительно выслушав выбор 7-8 человек перед ним. Группа должна была оценить 18 наборов из двух карточек. Всего организованную таким образом процедуру прошли 123 испытуемых.[2]

две большие белые карточки

две большие белые карточки

Вначале выбор был единодушен и это казалось вполне естественным.  Длина линий различалось настолько ясно, что в контрольном опыте, когда каждый давал оценку индивидуально, верных ответов было более 99 %.  Но затем, к удивлению «наивного» участника, ничего не знавшего о «заговоре», все другие, один за другим, стали называть ошибочный номер.

Таким образом испытуемый был поставлен перед выбором: он мог действовать независимо в противовес большинству или соглашаться с большинством, отвергая свидетельство своих чувств.        

Эксперимент показал, что под давлением большинства испытуемые склонялись к принятию ошибочных суждений  в 36,8% всех выборов.

Много это или мало? Мнения разделились. Сам Соломон Аш был обеспокоен результатами: стремление к конформности оказалась настолько сильным, что «разумные и благонамеренные молодые люди могли называть белое черным».[3]

Хотя влияние большинства и было значительным, оно всё же не сделалось абсолютной силой в суждениях. Около четверти испытуемых — 24% были полностью независимы и давали безошибочные ответы во всех опытах; примерно столько же — 27% поддались влиянию большинства (от 8 до 12 ошибочных выборов). Все прочие располагались между этими полюсами, перемежая верные ответы с ложными.

Поведение участников эксперимента оставалось, как правило, устойчивым и последовательным. Те, кто изначально выбрал независимость, сохраняли её все время испытаний, в то время как те, кто предпочел путь соглашения, следовал за большинством до конца опытов.

Возникает соблазн увидеть среди испытуемых Соломона Аша две устойчивые человеческие группы и наделить их соответствующими именами: независимые с суверенным мышлением и соглашатели-конформисты.

При близком рассмотрении эти группы оказываются, однако, вовсе не монолитными и это подтвердилось в беседах с каждым участником после завершения опытов.

Среди независимых выделялись немногие абсолютно уверенные в себе люди, настоящие рыцари суверенного мышления, готовые отстаивать свои взгляды при любых обстоятельствах.  Один из таких испытуемых даже признал, что чувствовал «садистическое удовольствие», противопоставляя группе иное мнение.

Но большинство из тех, кто стойко давал правильные ответы, говорили впоследствии, что и у них бывали сомнения. Участие в опыте давалось им нелегко, в том числе из-за опасений, что группа может посчитать их нарочитыми упрямцами, «эксгибиционистами».

И конформисты не были едины. Часть из них полагала, что единодушное мнение других участников эксперимента является, скорее всего, верным, что дело, возможно, в каких-то присущих им самим дефектах восприятия и оценки. Но в отдельных случаях «слияние с массой» бывало настолько полным, что они вовсе не замечали ошибочного выбора группы и думали, что, принимая его, выбирают именно то, что видят.

Другие соглашатели знали, что большинство ошибается и все же следовали  за ним, не желая противопоставлять себя группе.  Разногласия вызывали неприятное чувство одиночества, тревогу, опасение показаться странными, дефектными. Для некоторых было особенно тяжело оказаться в центре внимания.

Именно соглашатели этой категории пытались обесценить ситуацию, представить выбор как малозначащий, оправдать своё поведение привычной житейской логикой: от того, что они скажут правду, ничего не изменится и большинство продолжит свои ложные выборы. К тому же и оно, это большинство, не заботится об истине и просто повторяет  выбор первого из их ряда.

Переменные конформизма

От чего же зависит исход столкновения единицы с массой — от величины этой массы или от её единства?

Опыты показали со всей определенностью, что именно единодушие выступает здесь решающей силой. Если один из прежнего большинства, давал (по поручению экспериментатора) правильные ответы, большинство лишалось значительной части своей власти и число ошибок уменьшалось до одной четверти прежнего.

Был ли «эффект партнера» следствием его инакомыслия или же точности его оценок? В последующих экспериментах «диссидент» стал делать неверный выбор, но отличный от выбора большинства. При этом удалось наблюдать неожиданный эффект: если инакомыслящий выбирал линию, которая заметнее всего отличалась от стандартной и была даже более ошибочной, чем та, которую выбирало большинство, ошибки испытуемых снижались особенно резко (до 9%).

Экстремистский диссидент производил замечательное освобождение от влияния большинства. 

Но изобретательный Соломон Аш придумал еще одно испытание для своих подопытных добровольцев. Партнёр-диссидент вначале поддерживал испытуемого, помогая ему сопротивляться влиянию группы, но после шести испытаний внезапно присоединялся к большинству. Как только он это делал, количество ошибок резко возрастало, приближаясь к уровню основного эксперимента, когда большинство было единодушным.

Значит ли это, что прошлый опыт открытой и успешной оппозиции не смог укрепить стремление к независимости?

Следовало проверить, не было ли здесь эмоционального потрясения от неожиданного предательства, дезертирства. Для этого несколько изменили условия опыта, так что партнер просто покидал группу в нужное время (якобы для встречи с деканом).  В этом случае эффект партнера «пережил его присутствие».[4]

Ошибки увеличивались, но незначительно.

Переход от лабораторных экспериментов к реальному социуму требует многих оговорок.

Для опытов Аша важной была прямая доступность и однозначность материала, представленного для суждения. Карточки находились перед испытуемыми, и сравнительная длина линий была очевидной. Такой степени ясность почти невозможна в реальной жизни, где данные, подлежащие оценке могут быть недоступны для проверки, сложны и противоречивы.

Если в опытах Аша длина линий сближалось до уровня, вызывающего реальные трудности оценки, испытуемые чаще присоединялись к большинству, уровень конформизма возрастал. Это, впрочем, было уже известно из опытов, проведенных ранее — быть может не столь изощренных как опыты Аша, но любопытных своей простотой и наглядностью.

Артур Дженнесс ставил перед студентами стеклянную колбу, наполненную белыми бобами и просил оценить «на глаз» количество бобов. Вначале оценка давалась индивидуально. Затем участников разделили на группы по три человека и попросили представить групповую оценку. После этого они получили ​​еще одну возможность индивидуально оценить количество бобов.  Дженнесс обнаружил, что почти все изменили свой первоначальный ответ, приблизив его к групповому. В среднем студенты-мужчины изменили его на 256 бобов, а женщины — на 382 боба (в колбе было 811 бобов).

Такую вот величину конформизма в бобах вычислил Артур Дженнесс для случаев с неяcной оценкой.[5]

В опытах Аша большинство объявляло своё заведомо неверное мнение в деловой и обыденной манере, избегая какой-либо оценки ответов испытуемых.

Но человеческие общества охраняют единство взглядов с помощью многочисленных и разнообразных способов воздействия. Последние бывают мягкими и малозаметными в коллективах, толерантных к разнообразию мнений. Иное дело — объединения и режимы, построенные на лжи и страхе, для выживания которых важно не только подчинение, но и постоянная демонстрация единства. При этом большинство принимает правила игры, позволяющие им сохранять относительно безопасные позиции, и может искренне возмущаться теми, кто отклоняется от установившихся мнений, даже и явно ошибочных.

В полном развитии этот феномен сталинского времени замечательно представлен у Евгении Гинзбург.

«Все должны были делать вид, что изуверские силлогизмы отражают естественный ход всеобщих мыслей. Достаточно было кому-нибудь задать вопрос, разоблачающий безумие, как окружающие или возмущались, или снисходительно усмехались, третируя спрашивающего как идиота.”[6]

У Аша влияние большинства проявлялось в полной мере, когда испытуемому приходилось вслух называть свой выбор. В модификации, где он лишь отмечал его на бумаге, ошибки резко снижались.

Эта же неодолимая сила публичности обнаружилась достаточно ясно в бесчисленных собраниях, комитетах, конференциях и съездах, которые устраивали тоталитарные общества.

В какой степени эксперименты Аша отражают универсальную природу человеческих отношений?

Критики уверяют, что его результаты были порождением исторического и культурного климата Америки 50-х годов прошлого столетия (известного как «маккартизм») — периода мало удобного для инакомыслия.[7]

Но конформизм изучался также и в иных местах, и в другое время.

Психологи Йельского университета (Стэнли Милгрэм и др.) провели исследование в двух европейских странах — Норвегии и Франции. Эксперименты, построенные по схеме Аша, обнаружили влияние большинства еще более очевидное, чем у американцев: норвежцы уступили ошибочному мнению группы в 62%, а французы — в 50%. Если же большинству было предписано (в отличие от условий Аша) открыто критиковать несогласного, то конформизм достиг 59% среди французских студентов, а среди норвежских — 75%. Во всех вариантах опытов норвежцы проявили себя большими соглашателями, чем французы.[8] Различие любопытное, но более удивительно иное: и те и другие (и американцы тоже) признают независимость суждений достойным и важным человеческим качеством. По крайней мере так они заявляют при опросах.

Мне кажется, что Соломон Аш сумел построить свои опыты таким образом, что они обнажают первичный, изначальный уровень конформизма — человеческой склонности уступать групповому давлению. Конфликт с группой незнакомых людей по такому маловажному и нейтральному вопросу как оценка длины отрезков определяет, по-видимому, минимальный уровень конформизма. И он неизмеримо возрастает при включении в организованное сообщество (команду, отряд, партию, сражающийся народ), которое успешно применяет разнообразные способы убеждения и внушения для воздействия на колеблющихся. Но для этого требуется «критическая масса», сформированная и сплоченная. В экспериментах Аша она представлена в готовом виде «агентами» экспериментатора, которым поручено отстаивать очевидно ошибочные мнения. Это исследование никак не касается вопроса первостепенной важности — образования такого рода «критических масс» в реальной жизни. Но без этого трудно понять непременную сторону тоталитарных обществ — широкое согласие с ошибочными, оторванными от реальности и нередко противоречащими здравому смыслу мнениями.

В любом случае, остается хотя бы одно утешение: даже там, где единство ложных убеждений празднует казалось бы полную победу, всегда находятся те, кто сохраняет суверенное мышление и ясное понимание реальности.

(продолжение следует)

 

Примечания

[1] Irvin Rock. The Legacy of Solomon Asch:Essays in Cognition and Social Psychology. Lawrence Erlbaum Associates.  Hillsdale, NJ. Publication, 1990. Page 3.

[2]  Solomon E. Asch. Opinions and Social Pressure. Scientific American, nov., 1955, vol. 193, no. 5, pp. 31-35

[3] Solomon E. Asch. Studies of independence and conformity: 1. Minority of one agains of unanimous of majority. Psychological monographs: General and applied. 1956, vol. 56, no. 9, p. 31.

[4] Solomon E. Asch. Opinions and Social Pressure. Scientific American, nov. 1955, vol. 193, no. 5, pp. 31-35

[5] Arthur Jenness. The role of discussion in changing opinion. Regarding a matter of fact. https://www.peoriapublicschools.org/cms/lib2/IL01001530/Centricity/Domain/467/jenness.pdf

[6] Гинзбург Е. С. Крутой маршрут: Хроника времён культа личности. М., Советский писатель, 1990, часть 1, гл.7

[7] Perrin, S., & Spencer, C. P. (1981). Independence or conformity in the Asch experiment as a reflection of cultural and situational factors. British Journal of Social Psychology, 20(3), 205-209.

[8]  Stanley Milgram.  Which Nations Conform Most?  Scientific American, vol. 205, num. 6, dec. 1961.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Александр Кунин: Понять непостижимое: 9 комментариев

  1. Кунин Александр

    Benny B: «А в чём, по-вашему, психология расходится с этологией в вопросе «иерархический аспект уважения» ?
    Согласен и расхождений не вижу. Психология, правда, надстраивает над биологической базой многие этажи и уходит в разного рода вербальные путешествия, но эксперименты Милгрэма и Аша устраняют (как и положено экспериментам) искажающие влияния и обнажает реальные связи.

    1. Benny B

      Уважаемый Александр, я спорю с вами с двойной целью: приятно побеседовать (приятно и для вас) и лучше понять важную мне тему. Если вам это подходит, то продолжим:

      Кунин Александр: … эксперименты Милгрэма и Аша устраняют (как и положено экспериментам) искажающие влияния и обнажает реальные связи.
      ======
      По-моему, с точки зрения этолога-любителя: эти эксперименты НЕСТЕРПИМО загрязненны влиянием «учёного-иследователя» на «студента из другого факультета» (очень «иерархически уважающего» любого учёного-иследователя — особенно в ситуации «инструктаж на новом месте подработки»).

      Милгрэм уверен, что он проверяет влияние «иных культурных традиций» (американцев и немцев на готовность исполнять самые жестокие и преступные приказы), а по-моему он просто наблюдает феномен существования «этологическо-биологического фундамента», общего для людей ЛЮБОЙ эпохи и ЛЮБОЙ цивилизации.
      Ну ещё немного он проверяет «стойкость убеждений» своих студентов в гумманизме, но это уже точно ВНЕ этологии.

      Тот-же общий для всего человечества этологическо-биологический феномен «иерархическое уважание» известен в этологии (в чистом виде !!!) у некоторых «супер-умных» животных.
      Например у волков, где вымышленный принцип «Акелла (альфа) состарился и промахнулся, смерть Акелле!» при изобилии пищи иногда наблюдается как «Акелла состарился, Акелла становится пенсионером стаи»: в иерархии приёма пищи стаи он понизился до «омеги» (самый последний), но взрослая молодёжь «гамма» его «иерархически уважает» и учится от него, как от «беты» (заместитель «альфы») и часто уступает свою очередь при приёме пищи. Известны случаи, когда при изобилии пищи этот «бывший альфа, нынешний омега» постепенно начал принимать пищу вместе с «бета».

      1. Benny B

        Исправление ошибки (текст в болд):

        … Милгрэм уверен, что он проверяет влияние «иных культурных традиций» (американцев и немцев на готовность исполнять самые жестокие и преступные приказы), а по-моему он просто наблюдает ОДНУ ИЗ ПАТАЛОГИЙ «этологическо-биологического фундамента», общего для людей ЛЮБОЙ эпохи и ЛЮБОЙ цивилизации. …

      2. Кунин Александр

        Уважаемый Benny!
        Позвольте сделать некоторые уточнения.
        1. Для опытов Милгрэма были отобраны не студенты, а «обычная американская публика», по объявлению в газете. Авторитет тут, разумеется, присутствовал и это был авторитет Йельского университета. Милгрэм в одном из вариантов опыта представил своих сотрудников как скромную контору в периферийном районе города. Результат от этого не изменился.
        2. Достигнуть абсолютной чистоты опыта психологам не удалось. Тут Вы правы. Но они устранили очень существенные обстоятельства, всегда присутствующие в реальной жизни. Прежде всего угрозу санкций, наказания за неподчинение.
        В отношение патологии – вполне с Вами согласен. Речь тут, разумеется не о клинической патологии, о «социальной психопатологии». Но это совсем не разработанная сфера.
        Благодарю Вас за внимание к работе.

  2. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Мне кажется, сложные и не слишком гуманные психологические эксперименты совершенно (!) излишни. Если при речах Сталина все вставали и неудержимо хлопали — то дело тут не в конформизме по преимуществу (хотя, естественно, очевиден и он), но в реальном страхе за последствия «невставания».
    Тогда как именно конформизм обнаруживался часто у творческих субъектов, у которых, казалось бы, это качество должно напрочь отсутствовать: Чуковский и Пастернак в зале при «общении» Сталина с «героиней труда» Демченко…

    Современный интернет — также и на этом сайте — даёт потрясающую возможность безо всякого эксперимента наблюдать фантастический конформизм «участников» (не подозревающих, разумеется, о своём «участии»). Доказывается подчас (даже слишком часто) вовсе фантастическое — в сетевой «аудитории» людей не просто грамотных, но, действительно, высокообразованных, зачастую остепенённых и небездарных. И проходит, поддержанное буквально «на ура»!..

  3. Benny B

    Всё так и есть: единомыслие большинства в соц.группе (и тем более его давление) супер-сильно влияет на «свободное» мнение остальных.
    Только по-моему это не баг, а фича: очень полезная и одновременно очень опасная.
    Например, только с помощью правильного использования этой фичи в США простые белые «реднеки» резко уменьшили расизм в своей среде: не только учили детей «расизм это плохо», но большинство общества своим примером постоянно показывает своё единомыслие (в вопросе «расизм это плохо») и оно сильно давит на несогласных.
    Правительство принципиально НЕ способно так влиять «сверху», только общество (соц.группа) способно так влиять «снизу».

    Об огромной важности этой фичи писал Roger Scruton:
    «… Бёрк донёс до меня мысль, что наши самые необходимые убеждения могут быть неоправданными и необоснованными с нашей точки зрения, и что попытка их обосновать приведёт к их потере. Заменяя их абстрактными системами философов, мы можем считать себя более рациональными и более приспособленными к жизни в современном мире. Но на самом деле мы становимся менее подготовленными и наши убеждения становятся менее оправданными, потому что они оправдываются сами собой. Настоящим обоснованием предубеждения является то, которое обосновывает его как предубеждение, а не как рациональный вывод из аргументов. Другими словами, это обоснование, которое не может быть выведено с нашей личной точки зрения, но только извне, как антрополог обосновывает ритуалы или обычаи иноземного племени. …»
    http://nordickraft.blogspot.com/2018/08/blog-post_15.html

    А об огромной (чудовищно огромной!!!) опасности этой фичи можно даже рассказывать забавные истории (по-моему это настоящий эксперимент в этологии):

    Как обезьяны демонстрируют основные понятия о человеке.
    Клетка. В ней 5 обезьян. К потолку подвязана связка бананов. Под ними лестница. Проголодавшись, одна из обезьян подошла к лестнице с явными намерениями достать банан. Как только она дотронулась до лестницы, вы открываете кран и со шланга поливаете ВСЕХ обезьян очень холодной водой. Проходит немного времени, и другая обезьяна пытается полакомится бананом. Те же действия с вашей стороны. ОТКЛЮЧИТЕ ВОДУ. Третья обезьяна, одурев от голода пытается достать банан, но остальные хватают ее, не желая холодного душа. А теперь, уберите одну обезьяну из клетки и замените ее новой обезьяной. Она сразу же, заметив бананы, пытается их достать. К своему ужасу, она увидела злые морды остальных обезьян атакующих ее. После третьей попытки она поняла, что достать банан ей не удастся. Теперь уберите из клетки еще одну из первоначальных пяти обезьян и запустите туда новенькую. Как только она попыталась достать банан, все обезьяны дружно атаковали ее, причем и та, которую заменили первой (да еще с энтузиазмом). И так, постепенно заменяя всех обезьян, вы придете к ситуации, когда в клетке окажутся 5 обезьян, которых водой вообще не поливали, но которые не позволят никому достать банан. Почему? ПОТОМУ, ЧТО ТАК ТУТ ЗАВЕДЕНО.

    1. Кунин Александр

      Вы совершенно правы.
      Конформизм – это такое элементарное свойство человеческих коллективов, которое они делят с другими общественными животными. Тут психология смыкается с этологией. Ваш замечательный «обезьяний» пример это подтверждает. Не хватает только речей и песен. И страшных разрушительных возможностей человеческого интеллекта.

      1. Benny B

        Кунин Александр: … Конформизм … Тут психология смыкается с этологией. …
        ======
        А в чём, по-вашему, психология расходится с этологией в вопросе «иерархический аспект уважения» ?

        Это вопрос предедущий части вашей статьи. Этология тоже считает это «встроенной в человека фичей», притом однозначно более высокого уровня (этология математически-точно объясняет, что это значит).

        «Фичей» очень-очень опасной в одних ситуациях и жизненно необходимой во многих других. У этой «фичи» есть механизм активации, который в этологии можно изучать (тоже математически-точно и тоже эксперементально проверяемо) — и который имеет патологии, которые в этологии тоже можно изучать.

Добавить комментарий для Бормашенко Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.