©"Семь искусств"
    года

Loading

она бездомна в тесном теле
она по белому пробел
она свободна на пределе
она вино и винодел

Виктор Каган
После полуденной беспечности

***
рябина на исходе октября
рифмуется с манишкой снегиря
сосцы иссохшие дряхлеющей эпохи
сверкают сполохи холодного огня
постылой стылостью пространство леденя
и угасая в снов чертополохе

слова сбиваются с накатанной строки
а в колею вернуться не с руки
как стёртой на ребро не встать копейке
и вострубят архангелы с небес
или разлуку заиграет бес
на пастушковой дудочке-жалейке

тоскливой цаплей в дебрях камыша
душа замрёт под сердцем не дыша
земля разверзнется прямой дорогой в небо
где родина до боли не родна
и странная пространная страна
тебя сухой поманит крошкой хлеба

но ты не сядешь на её ладонь
тебя уже иной влечёт огонь
иные глуби и иные выси
где тихо окликает лития
чуть слышное шуршанье бытия
растёкшейся по древу жизни мыси

Бабушка

Уж столько лет, а всё-таки нет-нет
случается нечаянное чудо —
сквозь сновидения невнятный полубред
не знаю как, неведомо откуда

приходит ночью, тени шевеля
неслышным шагом, не тревожа звуки,
свет керосиновый неслышно затепля,
к столу садится, потирает руки

и, взглядом раздвигая жизни ад,
простив судьбе усушку и утруску,
ножом в ладони колет рафинад.
Один кусочек. На стакан вприкуску.

***
О жизни и смерти шуршит мошкара
в полёте упрямом на гибельный свет,
и не мудренее с утра, чем вчера,
пророчества мудрые глупых примет.

С душою в напёрсток играет судьба,
на шпагах сражаются нечет и чёт,
смеётся над голым царём голытьба
и нимб примеряет подвыпивший чёрт.

Каштан отцветёт — зацветает полынь,
готовятся сани, варенья кипят,
кириллица припоминает латынь,
манежат коньки-горбунки жеребят.

Кровавые маки сверкают росой,
щетинятся заросли борщевиков,
и Красная Шапочка с острой косой,
и Баба-Яга с туеском пирожков.

Снежок тополиный несёт по двору,
к земле прижимается ласточек лёт
и дождь шепотком отпевает жару,
которая завтра его отпоёт.

***
Огонь за стенкой слюдяной
не обожжёт и не согреет
озябших рук. И скрип дверной,
и время за окном сереет.

В небесной глýби водяной
гоняет облачные тени
и день грядущий стариной
пульсирует в усталой вене.

Но стену чувствуя спиной,
в минувшее не возвратиться
и ты, надеждою хмельной,
за луч пытаешься схватиться.

И в этом мире мир иной
дрожит бессонной светотенью,
как тайный текст берестяной,
не поддающийся прочтенью.

Душа

1.
как в луже бумажный кораблик
как песенка жизни немой
как зябнущий осенью зяблик
как свет охраняемый тьмой

как счастье в кипении ада
как плач безутешный в раю
как сладкой отравы отрада
как шаг в никуда на краю

2.
как ни сравни всё будет верно
как ни скажи всё будет ложь
и откровение и скверна
и жизни пульс и смерти дрожь

она живёт на пепелище
где холод угли шевелúт
она ни счастия не ищет
и не от счастия бежит

она бездомна в тесном теле
она по белому пробел
она свободна на пределе
она вино и винодел

3.
отпоёт своё и улетит
в тишину где песне нет конца
где ни благосклонен ни сердит
утирает слёзы бог с лица

скажет проходи тебе я рад
там откуда ты осталась кровь
скажет ты отмаялась стократ
скажет говори не суесловь

что ты скажешь или в тишине
вспомнишь как жила и не была
как была и билась в купине
жизнью не сгорающей дотла

4.
бумажный кораблик журавлик листок
впадающий в устье бесплотный исток

Восьмистишия

1.
Чётки памяти перебирая
под чечётку дождя на стекле,
под стенанья вороньего грая
и гаданье огня на золе,

что бормочешь в молитве былому?
Хочешь снова вступить во вчера,
где опять подстилаешь солому,
что опять разбросают ветра?

2.
Когда готовишь душу в перелёт
меж светом тем и полусветом этим,
любимых окликаешь — мой черёд,
дай бог быть первым. И живёшь лишь этим.

Пусть будут живы — говоришь с утра.
Пусть живы будут — на ночь повторяешь.
Пусть будет жизнь к ним, как к тебе, добра.
А будет ли, была, ты разве знаешь?

3.
Безудержный пичужий пересвист
стихает в лета бабьего прохладе,
потом ноябрь — глухой контрабасист —
откликнется замолкнувшей цикаде.

Календаря иссякнет листопад.
Всё помнящая память будет длиться
то жизни невпопад, то наугад
слепой рукой ощупывая лица.

4.
Таращатся то солнце, то луна.
Помигивают звёзды и лампады.
Стекают времена с веретена.
Сладка кислинка и горька услада.

Распятая на небе тишина.
Земные фейерверки и трещотки.
Явь небылиц. Былые времена.
И памяти постукивают чётки.

***
Жёлтая хрупкость тусклого фото —
мама, скупая улыбка отца.
Кто это рядом вполоборота?
Не узнаю, хоть убей, шельмеца.

Детское счастье с тенью испуга.
Смотрит, рубашки край теребя.
Так и глядим в тишине друг на друга,
не узнавая друг в друге себя.

***
Дни по песчинке сливаются в век,
век — в вековечную боли извечность
и из земли убегает побег
вздохом своим оживить бесконечность.

Тянется к небу хрупкая плоть
млечности тёплой вволю напиться.
Как ни старайся, ни сумасбродь,
не утихает душа-бунтовщица.

Всё ей неймётся куда-то лететь,
но не пускают упрямое тело,
неба тяжёлого серая клеть
и обещанья, что дáрит омела.

Пóтом кровавым гранатовый сок,
капли рябины, клюква в бидоне.
И между пальцев жизни песок,
не оставляя следов на ладони.

***

где кончается в воздухе нота ля
и ещё из неё не возникла си
поплавком качается тихо земля
и снуют опадающих звёзд караси

спит медведица лапу во сне сосёт
медвежонок рядом во сне сопит
по пути по млечному бог несёт
под ребром свой старый ревмокардит

волочёт задыхаясь в корзине прах
из которого станет тебя лепить
в день шестой на семи небесных ветрах
забывая божьей росы попить

ты стоишь башку в небеса задрав
и гадаешь на свете падучих звёзд
и вдыхаешь запах цветов и трав
плачет Сирин и радуется Алконост

и от многого знания бухнет печаль
набухает кровью чертополох
и звенит ключами слепой ключарь
и срывает крыши господень вздох

не проси не бойся не хнычь не верь
паутинкой блеснёт ариаднина нить
в дом входя затвори за собой дверь
выходя не забудь за собой затворить

***
близко ли далёко ли
белки шебаршили
клесты на ёлках клёкали
шишки шелушили

было или не было
наяву ли снилось
тень по кругу бегала
солнышко катилось

ноты пели птицами
с веток электричества
расцветала ситцами
жизнь её величество

золотое детство
золотухи зудом
нищее наследство
несказáнным чудом

прошлого морока
мóрока пятнашки
глупая сорока
памяти стекляшки

***
в прозрачной праздности и лени
в закат клонящегося дня
плывут неспешно светотени
стихает птичья стрекотня

потягиваясь утомлённо
встаёт вечерняя заря
и не тревожат пальцы клёна
последний сон нетопыря

что ему видится что снится
о чём пророчествуют сны
а самолётный след ресница
уже щекочет глаз луны

и жизнь как день глядится в вечер
и в нём себя не узнаёт
и ночи тянется навстречу
но до утра не прикорнёт

***
После полуденной беспечности,
где всё нечаянно, случайно,
вечернее дыханье вечности
прохладно, медленно, печально.

Зарниц мерцающие сполохи
за тридевять земель от взгляда,
на звёзд неслышимые шорохи
вот-вот откликнутся цикады

и тенью рока или случая
то выпукло, то худо-бедно
блеснёт в ночи звезда падучая
и растворится в ней бесследно.

Закат с рассветом тайно встретятся
и не разнимут больше руки,
и зелень взгляда рядом светится
бессонным маячком поруки.

И день ли, жизнь легко качается
на тонкой нити Ариадны —
не всё ль равно, какая разница?
Живёшь – и хорошо, и ладно.

***
грохот прибоя и шорох отлива
отзвук глухой онемевшего слуха
счастья горчинка горечь счастлúва
нищая роскошь богатства проруха

память беспамятно бредит собою
были плутают в сетях небылицы
ночи ворчанье бессонной волшбою
в зеркальце лужи лягушка глядится

девочка-жизнь и старуха с косою
вместо заплéтенной мамой косички
cлёзы сглотнёт над былою красою
море пылает от вымокшей спички

вечности обозначая пределы
движется млечным путём бесконечность
в богом забытые мира приделы
выдох неслышно падает в вечность

утро ли вечера не мудренее
в ракушке неба свет перламутра
дни всё короче ночи длиннее
и разберёшь ли где вечер где утро

***
луны недомытое блюдце
в печи остывает зола
зови не зови не вернутся
не сядут с тобой у стола

в туманной слюде сновиденья
проступят прозрачны насквозь
нечаянное наважденье
души полустёртая ось

проснёшься и старые фото
листаешь как жизнь до утра
там детство твоё желторото
и завтра ещё не вчера

среди несвободы приволье
беспечность в объятьях беды
там бедного счастья застолье
там мать и отец молоды

и в зеркале их отраженья
себя не умеешь узнать
там времени самосожженье
там тихой любви благодать

и празднует молодость старость
и вечность в моменте живёт
и что не прошло то осталось
а то что осталось пройдёт

***
тень счастливого билета
шорох мёртвого крыла
пролетело то и это
сажа памяти бела

мы одни на белом свете
в бесконечной маяте
так потерянные дети
ищут маму в пустоте

и бредём от года к году
спотыкаемся о дни
и слепым богам в угоду
жжём сигнальные огни

что богам до нашей боли
что им в слабом огоньке
в звёздном плещутся рассоле
как лягушки в молоке

но когда над жизни краем
тьмы вздымается прибой
мы обнявшись засыпаем
ты да я да мы с тобой

***
божия милость чёртова мельница
лад сам с собою впадает в разлад
лето оденется осень разденется
долг не прощён невозвратен возврат

робость себя испугаться осмелится
карта иначе ляжет в расклад
всё переменится всё перемелется
мудрость утроится глупость стократ

времени тянется струйка песочная
светом исходит звезда полуночная
надо проснуться да не уснуть

млечный под ноги стелется путь
и ни отречься ни присягнуть
ночи текучей вода непроточная

***
когда не золотуха так понос
подумаешь как хочется летать
чтоб в небеса поток легко унёс
там тишь и гладь и божья благодать

у входа в рай разлёгся чёрный кот
и черти чистят чёрные котлы
и ангелы заводят хоровод
на кончике кощеевой иглы

май-июнь 2019.

 

Print Friendly, PDF & Email
Share

Виктор Каган: После полуденной беспечности: 3 комментария

  1. Alex B.

    В.Е.К.
    ***
    После полуденной беспечности,
    где всё нечаянно, случайно,
    вечернее дыханье вечности
    прохладно, медленно, печально.

    Зарниц мерцающие сполохи
    за тридевять земель от взгляда,
    на звёзд неслышимые шорохи
    вот-вот откликнутся цикады

    и тенью рока или случая
    то выпукло, то худо-бедно
    блеснёт в ночи звезда падучая
    и растворится в ней бесследно.

    Закат с рассветом тайно встретятся
    и не разнимут больше руки,
    и зелень взгляда рядом светится
    бессонным маячком поруки.

    И день ли, жизнь легко качается
    на тонкой нити Ариадны —
    не всё ль равно, какая разница?
    Живёшь – и хорошо, и ладно.
    = =
    До нас иногда доносится ЭХО переклички поэтов
    Это немало и всего интересней, пожалуй.
    — —
    О. Мандельштам
    я всё отдам за жизнь
    мне так нужна забота
    и спичка серная …

Добавить комментарий для Alex B. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.