©"Семь искусств"
  апрель 2019 года

Loading

Наивная вера Ленина в возможность скороспелой подготовки достаточно образованных кадров овладела им и в отношении ученых. Он посчитал, что вполне возможно быстро наготовить людей, которые станут учеными, что позволит быстро заменить ими профессоров, оставшихся от прежнего строя.

Валерий Сойфер

Ленин и Сталин против интеллигенции

(продолжение. Начало в № 2/2019 и сл.)

Отношение к ученым

 

К ученым большевики проявили особо негативное отношение. В «Программу большевистской партии» был включен пункт, написанный крайне агрессивным языком: «Наука есть … орудие организации производства и всего хозяйства. А в обществе классовая наука есть, кроме того, орудие господства высших классов, орудие социальной борьбы и победы классов поднимающихся» (81).

Это не соответствующее сути науки определение отражало ленинское понимание проблемы и его взгляды на намерения ученых и вообще любых образованных членов общества. В речи Ленина на I Всероссийском съезде по просвещению в 1918 г. эта формулировка была почти дословно повторена, когда он заявил, что якобы

«образованные члены общества пытались превратить свои знания в орудие своего господства над так называемыми «низами». Они воспользовались своим образованием для того, чтобы сорвать дело социалистического строительства, открыто выступили против трудящихся масс» (82).

На этом выдуманном основании он сформулировал главный лозунг большевиков:

«Опираться на интеллигенцию мы не будем никогда, а будем опираться только на авангард пролетариата, ведущего за собой всех пролетариев и всю деревенскую бедноту. Другой опоры у партии коммунистов быть не может» (83).

Наивная вера Ленина в возможность скороспелой подготовки достаточно образованных кадров овладела им и в отношении ученых. Он посчитал, что вполне возможно быстро наготовить людей, которые станут учеными, что позволит быстро заменить ими профессоров, оставшихся от прежнего строя. Было решено создать Институты красной профессуры для массированного и быстрого обучения неподготовленных должным образом большого числа людей и сформировать армии ученых разных специальностей. Чтобы реализовать на практике эту идею был использован все тот же М.Н. Покровский, возглавивший Государственный Ученый Совет РСФСР и отвечавший, как писал Ленин (см. /69/), за вопросы научной политики в Наркомпросе РСФСР с момента его основания. Покровский подготовил проект указа об учреждении Института красной профессуры (ИКП) и дал его подписать Ленину 11 февраля 1921 года. Указ гласил:

«1. Учредить в Москве и Петрограде Институт по подготовке красной профессуры для преподавания в высших школах Республики теоретической экономики, исторического развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства.
2. Установить число работающих в Институте красной профессуры для Москвы в 200 и для Петрограда 100.
3. Поручить Народному комиссариату по просвещению приступить в срочном порядке к организации указанных институтов.
4. Обязать все советские учреждения оказывать всемерное содействие Народному комиссариату по просвещению в деле скорейшей организации указанных институтов» (84).

Покровского поставили во главе ИКП. Затем «институты красной профессуры» стали расти как грибы — появились ИКП советского права, экономический, аграрный, литературы и т. п., а позже почти в каждой области были сформированы собственные (региональные) Институты красной профессуры, где срок обучения был близок всего к одному году. Вскоре в таких университетах, наряду с гуманитарными и социально-политическими специализациями, были основаны и программы для наук естественно-научного профиля.

За политическими тенденциями в науке внимательно следила ВЧК, а чтобы наблюдать за предметной деятельностью ученых и управлять финансированием науки в дополнение к чекистам ленинским декретом был учрежден еще один орган — Социалистическая Академии общественных наук, учрежденная 1 октября 1918 года. Хотя в названии фигурировали слова об общественных науках, с самого начала было решено, что эта организация будет вести контроль и финансировать естественные, а не только общественные науки (впрочем, вначале большевикам представлялось гораздо более важным контролировать науки общественные).

То, насколько эта академия была далека от сфер академических, говорит такой факт — почти весь состав «академиков» (43 из 52 её действительных членов) был назначен ленинским правительством и не имел даже отдаленного касательства к ученым занятиям. Академиками назвали Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Бонч-Бруевича, Крупскую, Коллонтай и менее «ответственных товарищей», а также деятелей международного социалистического движения вроде японского коммуниста Сэн Катаямы и немецкого социал-демократа Карла Каутского. Теперь Соцакадемия получала целевым образом средства на высшее образование и науку и распределяла их по своему усмотрению. Еще одной функцией академии стало спешное обучение (вначале в срок, не превышавший года) партийных функционеров, и уже к началу 1919 года в ней «обучалось» 2743 слушателя.

Главой Соцакадемии был назначен тот же М.Н. Покровский. Помимо контроля за распределением финансов на науку через эту академию, глава академии постарался взять в свои руки и контроль за направлением научных исследований в стране. Именно с этой целью он провел через ленинское правительство решение о передаче в начале 1919 года функций контроля за всеми научными исследованиями, ведущимися в стране, специально созданному по решению ВЦИК Государственному Ученому Совету под его руководством.

К че­му мог­ли при­ве­с­ти такие действия? Не пир­ро­вой ли по­бе­дой обо­ра­чи­вал­ся раз­гром ин­тел­ли­ген­ции?

«…Я обя­зан с го­ре­чью при­знать, — пи­сал Горь­кий в мар­те 1918 го­да, — …боль­ше­визм — на­ци­о­наль­ное не­сча­с­тье, ибо он гро­зит унич­то­жить сла­бые за­ро­ды­ши рус­ской куль­ту­ры в ха­о­се воз­буж­ден­ных им гру­бых ин­стинк­тов» (85).

«Бес­ша­баш­ная де­ма­го­гия боль­ше­виз­ма, — про­дол­жал он че­рез две не­де­ли, — воз­буж­дая тем­ные ин­стинк­ты масс, ста­вит ра­бо­чую интеллиген­цию в тра­ги­че­с­кое по­ло­же­ние чу­жих лю­дей в род­ной среде (86).

На­до что-то де­лать, не­об­хо­ди­мо бо­роть­ся с про­цес­сом фи­зи­че­с­ко­го и ду­хов­но­го ис­то­ще­ния ин­тел­ли­ген­ции, на­до по­чув­ст­во­вать, что она яв­ля­ет­ся моз­гом стра­ны, и ни­ког­да еще этот мозг не был так ну­жен и так до­рог как в на­ши дни» (87).

Горький в 1919 г. направил письмо и лично Ленину, в котором заявил, что образованные люди ­— это «мозг нации». Ленин ответил ему 15 сентября 1919 года (попутно охарактеризовав в этом письме В.Г. Короленко исключительно грубо: «А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, пленённый буржуазными предрассудками!»). В этом письме Ленин высказался и об интеллигентах:

«Нет. Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме, если это надо сделать для предупреждения заговоров… Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г… (88).

Столь же определенно он высказался двумя годами позднее в статье «О значении воинствующего материализма». Перефразируя уничижительные высказывания в адрес философов немца, выходца из рабочих-самоучек Иосифа Дицгена (1828-1888), когда тот клеймил представителей «образованного общества» как слуг капитала, Ленин утверждал:

«Профессора философии в современном обществе представляют из себя в большинстве случаев на деле не что иное как «дипломированных лакеев поповщины»… Достаточно вспомнить громадное большинство модных философских направлений, которые так часто возникают в европейских странах, начиная, хотя бы, с тех, которые были связаны с открытием радия, и кончая теми, которые теперь стремятся уцепиться за Эйнштейна, — чтобы представить себе связь между классовыми интересами и классовой позицией буржуазии, поддержкой ею всяческих форм религии и идейным содержанием модных философских направлений» (89).

Трудно представить более неграмотное и столь же поразительно высокомерное высказывание о направлениях физики, ставших краеугольными в науке.
Преследования не могли оставить представителей интеллигенции безучастными. В 1922 году и в Петрограде, и в Москве возникают очаги неповиновения и даже открытого протеста. В январе 1922 года профессора МВТУ отказались вести занятия со студентами до тех пор, пока не будет восстановлена университетская автономия, существовавшая до этого в России. Аналогичные требования выдвинули преподаватели других вузов страны. В ответ 21 февраля 1922 года Ленин обращается к Н. П. Горбунову (управделами его канцелярии):

«Надо вызвать в «Правде» и «Известиях» дюжину статей … Если подтвердится, уволить 20-40 профессоров обязательно. Они нас дурачат. Обдумать, подготовить и ударить сильно» (90).

 Требования коренного изменения высшей школы

Наряду с задачей изменений образования в средних школах, Ленин ставит задачу коренного изменения приема студентов в университеты. Принципы установленного в стране отношения к подготовке образованных специалистов не могли позволить Ленину пойти на единственно верный шаг, освященный, кстати, в популярном лозунге коммунистов «каждому по способностям». Ведь было бы целесообразным призвать учиться в университетах всех, проявлявших наибольшие к этому способности. На деле всё произошло иначе. Важнейшим критерием отбора молодежи в вузы стало не стремление овладевать знаниями и способность к этому, а социальное происхождение и партийная принадлежность. Ленин пишет 2 августа 1918 г. проект «О приеме в высшие учебные заведения РСФСР», в котором требует:

«Комиссариату народного просвещения подготовить немедленно ряд постановлений для того, чтобы … были приняты самые экстренные меры, обеспечивающие возможность учиться для всех желающих, и никаких не только юридических, но и фактических привилегий для имущего класса не могло быть. На первое место безусловно должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии» (91).

В тот же день Совет народных комиссаров принимает ленинский проект как постановление, обязательное к исполнению в стране. Через четыре дня его публикуют «Известия ВЦИК» (92).

То, что среди детей имущих граждан и представителей интеллигенции могли оказаться юные платоны и быстрые разумом ньютоны, способные принести пользу и прославить свое отечество, благо это и их отечество, а не только рабочих и крестьян, новую власть не волновало.

Появление этого постановления было не случайным. Ленин не мог не понимать, что высокообразованный персонал был новой власти нужен. Эта задача была безотлагательной. Нужно было налаживать работу всех органов власти, в которых кроме «знания момента», умения «дать лозунг» или пригрозить расстрелом именем революции, а то и расстрелять «за саботаж», было необходимо профессиональное умение. Да и красных спецов в учебных заведениях должен был кто-то учить.

В советское время часто упоминалась речь Ленина «Задачи союзов молодежи», произнесенная 2 октября 1920 г., в которой он призывал молодежь «учиться коммунизму» и заявлял, что «коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» (93). Ленин, правда, сам так и не преуспел в усвоении успехов науки. В 1909 году он опубликовал поверхностную и даже странную книгу «Материализм и эмпириокритицизм», содержавшую непрофессиональную критику физики тех лет, но и в то время, и в последующее десятилетие физика сделала огромный рывок в понимании материи, космоса, радиоактивности и множества других вопросов, а он примитивно делал упор лишь на одном достижении научной и технической мысли — электричестве:

«коммунистического общества нельзя построить, если не возродить промышленности и земледелия… на современной, по последнему слову науки построенной основе. Вы знаете, что этой основой является электричество, что только, когда произойдет электрификация всей страны, всех отраслей промышленности и земледелия, когда вы эту задачу освоите, только тогда вы для себя сможете построить то коммунистическое общество, которого не сможет построить старое поколение… Без привлечения всей массы рабочей и крестьянской молодежи к этому строительству коммунизма вы коммунистического общества не построите» (94).

Он убеждал слушателей, что до коммунизма рукой подать, каких-нибудь 10-20 лет. В частности, заканчивая свою речь на IIl съезде коммунистического союза молодежи, он заявил:

«Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать на то, что оно увидит коммунистическое общество. До тех пор это поколение перемрет. А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества… И вот, поколение, которому теперь 15 лет и которое через 10-20 лет будет жить в коммунистическом обществе, должно все задачи своего учения ставить так, чтобы каждый день, в любой деревне, в любом городе молодежь решала практически ту или иную задачу общего труда, пускай самую маленькую, пускай самую простую» (95).

Хотя в этой речи он утверждал, что полпути до коммунизма уже пройдено (вспомним более поздние аналогичные словоговорения Н. С. Хрущева), он отчетливо понимал, что одной «критикой буржуазии», одним «развитием в массах ненависти к ней» грядущие полпути не одолеть,

«Перед новым поколением стоит задача более сложная. Мало того, что вы должны объединить все свои силы, чтобы поддержать рабоче-крестьянскую власть против нашествия капиталистов. Это вы должны сделать. Это вы прекрасно поняли, это отчетливо представляет себе коммунист. Но этого недостаточно. Вы должны построить коммунистическое общество. Первая половина работы во многих отношениях сделана, старое разрушено, как его и следовало разрушить. оно представляет из себя груду развалин, как и следовало его превратить в груду развалин. Расчищена почва, и на этой почве молодое коммунистическое поколение должно строить коммунистическое общество» (96).

 Этими призывами «кремлевский мечтатель», как его метко назвал Герберт Уэллс, подхлестывал энтузиазм плохо образованных «выдвиженцев». Но Ленин все же должен был дистанцироваться от самого примитивного понимания роли образования и науки в обществе. Он должен был к тому же осознать, что никакого полпути до коммунизма еще не пройдено. Впрочем, меньше, чем через три четверти века, и надежды на построение коммунизма, социализма и победы над «проклятым капитализмом» рухнут окончательно.

Провал репрессивной политики в образовании и науке

 Поразительно, что неудачи в руководстве хозяйством страны не только не меняли тон Ленина в отношении представителей интеллигенции, но ужесточали претензии к ней. Всё чаще у него прорываются зловещие «предупреждения» в адрес «интеллигентской публики» (97), исключительно часто он характеризует «представителей буржуазной интеллигенции» как «беспощадных врагов советской власти» (98), толкует о необходимости утяжеления жизни интеллектуалов в моральном и физическом плане, если только они не станут послушными (99). Именно в это время он частенько в качестве ругательного употребляет слово «интеллигентщина».

Уходили в прошлое и примирительные нотки по отношению к любым образованным специалистам. Они прорывались, лишь когда надо было продемонстрировать незыблемость партийных установок. Под давлением Троцкого и ряда других близких к нему соратников Ленину пришлось принять Новую Экономическую Политику — НЭП. Это потребовало слегка отодвинуть практику безусловного подавления думающих не по-большевистски спецов, и, например, в программном документе «O роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики», написанном Лениным в конце декабря 1921 – начале 1922 г., принятом в виде постановления ЦК РКП(б) 12 января 1922 г., говорилось:

«Если все наши руководящие учреждения, т. е. и компартия, и соввласть, и профсоюзы не достигнут того, чтобы мы, как зеницу ока, берегли всякого спеца, работающего добросовестно, с знанием своего дела и с любовью к нему, хотя бы и совершенно чуждого коммунизму идейно, то ни о каких серьезных успехах в деле социалистического строительства не может быть и речи» (100).

Но такие высказывания слышались редко. В знаменательной речи Ленина «Задачи союзов молодежи» он еще раз обрисовал отношение к интеллигенции;

«Старое общество было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя; либо ты работаешь на другого, либо он на тебя; либо ты рабовладелец, либо ты раб. И понятно, что воспитанные в этом обществе люди, можно сказать, с молоком матери воспринимают психологию, привычку, понятие — либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент, — словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь свое, а до другого ему дела нет» (101).

Лишь перед смертью, когда из-за болезни он оторвался от каждодневной суеты, у него появилось время трезво обдумать некоторые результаты собственной политики, и он стал понимать, как минимально число тех, кого удалось быстро подучить и с пользой привлечь к руководству на всех уровнях. особенно в высших эшелонах управления. Ему стало отчетливо ясно, и он публично это признал, что первоначальные расчеты на быстрое и качественное обучение рабочих и трудящихся крестьян не оправдались в той мере, в какой вначале ему казалось возможным. Если раньше он пафосно утверждал правильность своей веры в победу его культурной революции («Сотрудничество представителей науки и рабочих — только такое сотрудничество будет в состоянии уничтожить весь гнет нищеты. болезней, грязи. И это будет сделано. Перед союзом представителей науки, пролетариата и техники не устоит никакая темная сила» /102/), то позже стало очевидно, что такого союза создать не удалось, «образованщина» (по меткому выражению А.И. Солженицына) всё прочнее захватывала позиции в управлении образованием, культурой и наукой, страна погрязала в неурядицах на всех уровнях, а в годы правления Сталина сильным стал лишь военно-промышленный комплекс. Провал своей политики в отношении интеллектуалов видимо понял и Ленин перед своей смертью. Вот что он сказал в одном из последних в его жизни выступлений на IV сессии ВЦИК IX созыва, признавая что планы привлечения «буржуазных» специалистов не увенчались успехом:

«Годы и годы должны пройти, годы и годы мы должны учиться, потому что уровень культуры наших рабочих низок, рабочим трудно взяться за совершенно новое дело производства — а только на рабочих мы и можем положиться в смысле искренности и энтузиазма» (103).

Это было сказано 31 октября 1922 г., за полтора месяца до болезни, от которой Ленин уже не смог оправиться.

Сталин — ученик Ленина

 В результате отлично проведенной борьбы за власть Иосиф Виссарионович Джугашвили, принявший псевдоним Сталин, сумел в довольно короткий срок после смерти Ленина захватить власть в СССР. История его усилий в этом направлении и проявленные им недюжинные способности умного интригана и талантливого демагога проанализирована во многих исследованиях (в моей книге «Сталин и мошенники в науке» я также коснулся этого вопроса, см. /104/). Сталинская деятельность протекала на фоне не прекращавшейся борьбы с интеллигенцией как в недрах самой партии большевиков (в особенности на первых этапах захвата владычества в ВКП(б) и вплоть до разгрома оппозиции), так и позже в огромных масштабах во всех слоях общества, в особенности в годы массовых репрессий.

Сталина (впрочем, как и Ленина) нельзя отнести к эрудитам. Сын кустаря-сапожника, он закончил лишь начальное православное духовное училище в городе Гори в Грузии (проучившись в нем почти шесть лет — с 1889 по 1894) и в сентябре 1894 г. был принят в православную Тифлисскую духовную семинарию. Пока опубликованы лишь табели успеваемости И. Джугашвили за второй и третий годы обучения в семинарии (105). Они свидетельствуют, что успеваемость будущего вождя большевиков была низкой. Его оценки по всем предметам за 1895-1896 годы были удручающе плохими — двойки и тройки, причем в матрикуле столбцы, соответствующие таким предметам, как нравственное богословие, словесность (то есть литература), логика, психология, гражданская история, библейская история, математика и физика остались незаполненными (он то ли систематически пропускал занятия по этим предметам, то ли не смог получить никаких отметок). Итоговые годовые оценки за 1895-1896 годы состояли из двенадцати троек и одной четверки; к тому же он не сдавал ни разу ни одного из положенных экзаменов. В следующем — 1897-1898 академическом году ему был выставлен одинаковый «экзотический» средний балл «два с половиной» по двум предметам — Священному писанию и за сочинение, а по остальным предметам стояло девять троек и одна четверка. Никаких оценок не было выставлено по 11 предметам (106). Его исключили из семинарии на четвертом году обучения — 29 мая 1899 года.

Учившийся в одном классе с ним в Горийском училище, а затем в Тифлисской семинарии Иосиф Иремашвили (1878—1944) напечатал в 1932 году на немецком языке книгу «Сталин и трагедия Грузии» (107). По его словам, еще юному Сталину были уже присущи

«злопамятность, мстительность, коварство, честолюбивость и властолюбивость… С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил всё. … [Он] стал …жестоким и бессердечным … в нём выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше его по положению, … непрерывно и однозначно накапливалась ненависть… Триумфом для него было достигать победы и внушать страх» (108).

Иремашвили был близок со Сталиным более десяти лет, сначала, как и Сталин, вступил в РСДРП, но затем в 1907 году стал меньшевиком. Помимо семинарии он окончил в 1911 году Киевский высший экономический (коммерческий) институт, а в 1918-1921 годах был членом Учредительного собрания (парламента) независимой Грузии, заместителем министра правительства и был назначен комиссаром Душетского уезда. Оба бывших друга разошлись по политическим вопросам и стали идейными противниками, но Иремашвили сохранял отношения с матерью Сталина, и не случайно в течение двух лет (в 1919-1920 годах) именно Иремашвили был домашним учителем сына Сталина Якова.

В момент аннексии Грузии большевистскими войсками в 1921 году Иремашвили был арестован чекистами, посажен в метехскую тюрьму и по выходе из нее в 1922 году был приговорен к высылке за пределы Советской России вместе с 62 другими интеллектуальными лидерами независимой Грузии. Он жил и работал в Германии. Надо отдать должное наблюдательности и проницательности семинарского друга Сталина. Его книга была написана и опубликована за несколько лет до того, как Сталин развязал Большой Террор в СССР, но характеристика, данная Джугашвили, была поразительно точной.

С момента исключения из семинарии Сталин часто менял места обитания, живя в Тифлисе, Баку, Батуми и Кутаиси. Он якобы участвовал в революционной деятельности против царского строя, и в апреле 1902 года его арестовали, он был приговорен к двум годам тюрьмы и заключен в тюрьму в Кутаиси, а затем его впервые отправили в ссылку в Сибирь. Вернувшись в Грузию, в сентябре 1905 года с группой сообщников, он принял участие в ограблении склада оружия (так называемого цейхгауза) в Кутаиси, а в 1906-1907 годах организовал банду террористов, нападавших на банки. В банде было 75 человек, к руководству ею Сталин привлек отличавшегося небывалой силой и смелостью Тер-Петросяна, получившего кличку Камо. С рекомендацией Сталина Камо отправился в Финляндию к Ленину, с которым Сталин был знаком с 1905 года. Тот вручил ему «несколько динамитных бомб македонского образца. С этими бомбами Камо вернулся в Тифлис» (109). Уместно в связи с такими воспоминаниями отметить далеко не обыденные действия будущего вождя большевиков, ведь Ульянов (будущий Ленин) не букет цветов вручил приезжему с Кавказа армянину, а бомбы «македонского образца». Знал, чем одарить приезжего.

С помощью ленинских бомб сталинская банда совершила 13 мая 1907 года в Тифлисе дерзкое ограбление кареты казначейства (знаменитая «Тифлисская экспроприация»). Сталин с крыши дома лично бросил одну из бомб под ноги лошадям. От взрыва из кареты выбросило на улицу кассира Курдюмова и счетовода Головню, лошади понеслись, потом другой заговорщик бросил в конце улицы вторую бомбу им под ноги. Охранявших на лошадях казаков разметало в стороны, большинство из них были убиты. Камо, переодетый в форму офицера и гарцевавший в том же направлении на рысаке, соскочил с лошади, вбежал в облако пыли, выхватил мешок с деньгами из взорванной кареты казначейства и исчез. Во время этого теракта были убиты около 50 человек и большое число прохожих ранено. Была похищена огромная сумма денег (375 тысяч рублей), только что присланных из Москвы. Украденные деньги были (как писали большевистские пропагандисты в советское время) «экспроприированы у государства» для нужд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Сумма состояла из пятисотрублевых банкнот под литерой АМ с последующими цифрами, начинавшимися с № 62900 и кончавшихся № 63650 (110). Все банки в стране и за рубежом были извещены о похищенном, и это позволило позже арестовать в России и в Европе — Париже, Мюнхене, Стокгольме и других городах — многих людей, предъявивших украденные купюры к оплате. Крупская писала позже, что в числе арестованных в 1908 году в Париже был будущий сталинский нарком иностранных дел М.М. Литвинов, который после ареста был выслан французскими властями в Великобританию, а также другие большевики, «пытавшиеся произвести размен… В Стокгольме был арестован латыш (как утверждает Д.А. Волкогонов, не латыш, а армянин — Страуян) — член цюрихской группы, в Мюнхене, Ольга Равич — член женевской группы, наша партийка, недавно вернувшаяся из России, Богдасарян и Ходжамирян. В самой Женеве был арестован Семашко…» (111). За двоих из них Ленин, находившийся тогда за границей, в августе 1908 года ходатайствовал об освобождении из заключения. Как писал Д. А. Волкогонов:

«Тифлисская экспроприация была самой грандиозной из всех, …но не единственной. Известными «эксами» были захваты крупных денежных сумм на корабле «Николай I» в бакинском порту, ограбления почтовых отделений и вокзальных касс. Формально большевистский центр стоял в стороне, но через таких людей, как Джугашвили, Тер-Петросян (Камо), часть средств уходила за границу, в кассу большевиков. Ленину было из каких средств выделять небольшие суммы Каменеву, Зиновьеву, Богданову, Шанцеру, другим большевикам в качестве «партийного жалованья» (112).

Несколько раз Сталин участвовал в важных сходках большевиков внутри Российской империи и за границей: с 12 по 17 декабря 1905 года в Таммерфорсе (сейчас Тампере, Финляндия), где впервые встретил Ленина, с 23 апреля по 8 мая 1906 года в Стокгольме (Швеция), побывал в столице Дании Копенгагене, с 30 апреля по 19 мая 1907 года был в Лондоне,1 июня 1911 года в Париже, 10 ноября 1912 года и в декабре того же года в Кракове (Польша). В январе 1913 года он переехал в Вену.

Несмотря на свое недостаточное образование, Сталин стремился к публичности. Начиная с 1901 года, он печатал статьи в грузинских газетах, а в 1912-1913 годах Н.И. Бухарин (когда они оба оказались в Европе) дружески помог ему написать очерк об отношении марксистов к национальному вопросу (его как грузина это волновало естественным образом). Он сам не мог написать грамотную работу, так как надо было познакомиться с высказываниями Маркса, Энгельса и ведущих марксистов на данную тему, а все нужные ему работы еще не были переведены ни на грузинский, ни на русский. Иностранными языками грузинский паренек не владел, и Бухарин пришел ему на помощь, потратив большое время на перевод и растолкование высказываний марксистов. В результате очерк «Марксизм и национальный вопрос» был закончен в январе 1913 года и впервые напечатан в том же году в мартовско-апрельском номере журнала «Просвещение» под названием «Национальный вопрос и социал-демократия».

Благодаря этой публикации её автор в глазах Ленина предстал в лучшем виде. Кроме того с показным энтузиазмом Сталин постоянно поддерживал Ленина, и тот открыто симпатизировал «этому замечательному грузину» (как Ленин написал в одном письме). Ленин стал воспринимать Сталина как специалиста в этой области и ввел его в первое правительство большевиков как наркома по делам национальностей. Тем самым помощь Бухарина сыграла решающую роль в судьбе Джугашвили (двадцатью с лишним годами позже Бухарин будет казнен по приказу Сталина).

Позже Ленин продвигал Сталина на всё более важные, можно сказать — ключевые посты. Его включают в руководство Советом Рабоче-Крестьянской Обороны Республики, а с декабря 1918 г. фактически со-председателем важного органа, вводят членом Реввоенсовета РСФСР, с 30 марта 1919 г. он становится Наркомом Государственного Контроля, которому Ленин передает функции надзирателя за всем хозяйством страны. Щупальца Рабоче-Крестьянской Инспекции охватывают под руководством Сталина всю страну. Эта инспекция получает права сыскной, прокурорской и порой даже судебной власти, разрастается до гигантских размеров, контролируя все жизненно-важные центры государственного управления молодой республикой.

Сталин получает задание Политбюро осуществлять контроль за жизнью Ленина

С середины 1921 г. здоровье Ленина начало сдавать, и он всё чаще брал отпуска и передоверял многие функции ближайшим помощникам.

По-видимому страшным ударом для него стала внезапная смерть горячо им любимой Инессы Федоровны Арманд, с которой они стали близкими еще в годы эмиграции Ленина в Европу. Вместе с Ильичом и его женой Крупской Инесса Арманд, оставив детей в Париже, переехала в 1917 г. в Россию. Отношения в любовном треугольнике Ленин, Крупская и Арманд можно назвать нетрадиционными. Если в первые годы после сближения Ленина с Арманд его законная жена Крупская воспринимала соперницу неприязненно, то позже она с ней не только не враждовала, а была вынуждена относиться к ней без раздражения. Ленин поселил Инессу в соседней квартире в одном доме со своей сестрой и посещал любимую подругу, не вызывая кривотолков о своем поведении.

В середине 1920 года И.Ф. Арманд почувствовала себя неважно, хотела поехать во Францию для лечения, но Ленин предложил отправиться на Кавказ, и там, во Владикавказе, случилось нечто странное. В сентябре 1920 года Арманд скончалась, как было сказано, от скоротечной холеры. 11 октября её останки привезли в Москву, но никто, включая Ленина, не мог даже взглянуть на умершую, так как её держали в свинцовом запаянном гробе, который, как было объяснено, нельзя открывать из-за опасности распространения холеры. Есть красноречивые воспоминания о том, как был убит горем Ленин. Вскоре у него участились нервные припадки. Со второй половины 1921 года, как пишет Волкогонов, «Председатель Совнаркома уже серьезно болен» (113), хотя он продолжал, превозмогая недуги, трудиться. В мае 1922 года у него случился первый серьезный удар — он потерял сознание, и потребовалось почти два месяца, чтобы восстановить способность писать и выполнять простые арифметические упражнения. Он перешел к тому, чтобы чаще диктовать свои распоряжения и статьи секретарям.

За месяц до первого удара он сделал роковую ошибку, когда 3 апреля 1922 года Сталина ввели в число постоянных членов ЦК РКП(б), в Оргбюро и в Политбюро, а также назначили Генеральным секретарем ЦК РКП(б). Предполагалось, что Сталин займется простым техническим контролем воплощения в жизнь ленинских решений, а секретарь использовал ленинское доверие для административного возвышения в партийной иерархии. Должность Генерального Секретаря ЦК не считалось ключевой у партийных лидеров, так как он был просто руководителем клерков аппарата ЦК, наиболее близким к Ленину техническим помощником. Однако Сталин, воспользовавшись болезнью Ленина, быстро занялся перетасовкой кадров внутри аппарата ЦК, внедрил в него послушных ему подчиненных и этим консолидировал свою власть.

Несмотря на болезнь, Ленин через пару месяцев вернулся к напряженной работе, выступлениям и руководству страной. Видимо в этот момент он выяснил, что ошибся в своем протеже. Нужно было смещать Сталина с его постов. Но возможно Сталин создал такие условия, когда Ленина целенаправленно нервировали, и его здоровье в очередной раз подвело. Ленин проработал в своем кремлевском кабинете весь день 12 декабря 1922 года, но затем опять слег.

Нельзя исключить, что Сталину стало известно от его многочисленных помощников, что Ленин им недоволен. Надо было продумывать, как поставить заслон ленинскому недовольству. Он провел через Политбюро ЦК следующее решение, принятое 18 декабря 1922 года: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки» (114).

Воспользовавшись этим решением, Сталин добился, чтобы Ленина удалили вместе с женой и сестрой из Москвы в загородную усадьбу Горки, где Ленин был фактически помещен под домашний арест. Сталин распорядился ограничить распространение информации о здоровье Ленина даже среди его ближайших соратников, равно как установил контроль за составом врачей, допускаемых к нему.

Попытки Ленина убрать Сталина из руководства партией и страной

Не подозревая, что теперь всё, что он делает, становится известным прежде всего Сталину, Ленин решил дать указания по поводу того, кто должен руководить делами в стране. Оставаясь «на постельном режиме», Ленин продиктовал дежурному секретарю М.А. Володичевой 23 декабря первое из писем, составивших знаменитые «Письма к съезду» (их иногда называют «Завещанием Ленина») и продолжал диктовать свои послания вплоть до 2 марта 1923 года (Во втором издании моей книги «Сталин и мошенники в науке» (104) я кратко привел сведения о взаимодействии Ленина со Сталиным в 1922-1924 гг.).

Очередной съезд РКП(б) должен был открыться 17 апреля 1923 года. Ленин собирался выступить на нем, но многочисленные врачи (в основном невропатологи и психиатры из Европы), которых теперь подбирал и допускал к Ленину лично Сталин, настойчиво потребовали, чтобы Ленин от своего желания выступить отказался. Но в «Письмах к съезду» он свои рекомендации высказал ясно (в настоящее время все письма опубликованы /115/). С их содержанием Сталина тут же знакомили стенографистка М.А. Володичева и секретарь Лидия А. Фотиева. Некоторые надиктованные страницы иногда не видела даже жена Ленина Крупская, считавшая, что до Сталина довели лишь два первых, более нейтральных по тону, письма, в которых не было ни слова о Сталине. Однако факт, что Сталин знал значительную часть «секретных» писем вождя, стал известен членам Политбюро, и в объяснении, написанном Фотиевой 29 декабря 1922 года Каменеву, она оправдывалась тем, что якобы не знала о секретности писем и что стенографистка будто бы не предупредила её о строжайшей просьбе Ленина не разглашать их без разрешения Крупской (116). После смерти Ленина, а именно 18 мая 1924 года, вдова Ленина зачитала руководителям ЦК партии все письма. С ними приватно ознакомили также делегатов 13 съезда партии (117).

В своем «Завещании» Ленин отмечал, что считает самым талантливым руководителем Льва Давидовича Троцкого, который, как писал Ленин, «отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК», хотя и чересчур самоуверенным и склонным к «чрезмерному увлечению чисто административной стороной дела» (118). Он высоко оценил Бухарина, написав, что тот «не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, но также законно считается любимцем всей партии». Георгия Леонидовича Пятакова Ленин назвал «человеком несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей». Осознавая степень внутреннего противоборства между Троцким и Сталиным, Ленин считал, что их взаимоотношения грозят «устойчивости партии и расколом в её рядах» и провидчески предупредил, что «…если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно…»

Затем Ленин охарактеризовал Сталина откровенно негативно:

«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью» (119),

а в январе 1923 года еще раз возвратился к этому вопросу и предложил вообще убрать Сталина с высокого руководящего поста:

Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который… более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д.» (120)[1].

Диктуя эти строки, Ленин показал, что, несмотря на болезнь, он внимательно следит за делами и знает достаточно точно, что происходит внутри Политбюро ЦК его партии. О намерении Ленина направить делегатам партийного съезда категоричное предложение устранить Сталина со всех руководящих постов в управлении партийными делами знали от самого Ленина его ближайшие конфиденты, и, например, Троцкий писал:

«Никто во всяком случае не сомневался, что появление Ленина на предстоящем через несколько недель съезде партии означало бы устранение Сталина с поста генерального секретаря и тем самым его политическую ликвидацию. Больной Ленин находился в состоянии подготовки открытой непримиримой атаки против Сталина, и Сталин слишком хорошо знал это» (121).

[В 1927 году ленинское завещание опубликовали в «Бюллетенях XV съезда ВКП(б)», предназначавшихся исключительно для делегатов съезда, и не включили в стенографический отчет, изданный после съезда. С конца 1920-х и до 1956 года письма Ленина были объявлены фальшивкой, изготовленной Крупской, при арестах чекисты изымали их и приобщали к делу как серьезнейшие улики в «антисоветской контрреволюционной деятельности». Так, 19 февраля 1929 года Варлам Тихонович Шаламов был арестован за то, что дал прочесть другу «Завещание Ленина». Он получил за это свой первый лагерный срок и был сослан в лагерь на Соловецкие острова. В 1937 и 1943 годах его осуждали снова. Шаламов написал в 1954-1973 годах шесть книг, составивших знаменитые «Колымские рассказы».]

В 1922—1923 г.г. чрезвычайно резко обострились взаимоотношения Сталина и Крупской. Жена Ленина, стремясь прорвать условия домашнего ареста, введенного Сталиным, находила способы пробираться незаметно к телефону, установленному на первом этаже особняка в Горках (они жили на втором этаже), и звонила (в том числе и по поручению самого Ленина), главным образом, Троцкому, стремясь узнать новости о партийных делах и рассказывала о здоровье Ленина. Сталину стало известно это, и он по телефону потребовал от Крупской, чтобы она прекратила пользоваться им. Она ему возразила, сказав, что не первый год в партии и что у Сталина нет прав запрещать ей что-либо делать. На это Сталин якобы ответил, что он может просто вытряхнуть её из дома Ленина, а затем продолжил разговор не просто хамски, а употребил непристойные ругательства. Произошло это или в феврале. или в начале марта 1923 года. Как вспоминала сестра Ленина М.И. Ульянова: «Надежду Константиновну этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа на себя, рыдала, каталась по полу и пр.». (122). Когда Ленин узнал 5 марта о таком поведении Сталина, он написал следующее письмо:

«Товарищу Сталину
Строго секретно. Лично.
Копия т.т. Каменеву и Зиновьеву.

Уважаемый т. Сталин.

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.

С уважением Ленин» (123).

Изучивший досконально секретные архивы партии большевиков Д. А. Волкогонов привел документ о продолжении этой распри между Лениным и Сталиным:

«Сталин, получив письмо о фактическом разрыве отношений с Лениным, ведет себя со своим больным патроном почти дерзко. На трех страничках, вырванных из служебного блокнота со штампом «Секретарь Центрального Комитета И.В. Сталин», генсек 7 марта фактически дезавуирует сказанное Крупской…»,

— пишет Волкогонов (124) и приводит текст письма Сталина:

«Т. Ленину от Сталина.
Только лично.
Т. Ленин!

Недель пять назад я имел беседу с т. Н. Константиновной, которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) приблизительно следующее: «Врачи запретили давать Ильичу политинформацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его, между тем Вы, Надежда Константиновна, оказывается, нарушаете этот режим, нельзя играть жизнью Ильича» и пр.

Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предпринятое «против» Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего Вашего выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н. Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут да и не могло быть.

Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен «взять назад» сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина»и чего, собственно, от меня хотят.

И. Сталин» (125).

Волкогонов продолжает: «Ленин в своем письме, дважды обращаясь к Сталину, употребляет слово «уважаемый». Генсек обходится без этих эпитетов» (126).

 Загадка причины смерти Ленина

 Сталин тем временем всё более активнo воплощал в жизнь план по устранению Ленина, используя главным образом древний метод, веками использовавшийся в придворных баталиях. Известны несколько случаев, когда Крупскую вызывали из Горок в Москву на несколько дней, и «вдруг» в эти дни поправлявшееся здоровье Ленина менялось на резко ухудшившееся. Как поведали, спустя десятилетия, вышедшие из лагерей и тюрем узники сталинского режима, по крайней мере, двое поваров из Горок, также заключенных в тюрьмы, рассказывали, что им было приказано подсыпать отраву в еду Ленина (см., например, /116а; 117/).

Затем Сталин решил создать себе алиби и стал распускать слухи, что Ленин сам просил доставить ему яд. В секретных архивах партии большевиков были обнаружены записки Сталина, что Ленин якобы обращался к нему с доверительной просьбой принести яд в том случае, если его здоровье станет необратимо плохим. Волкогонов нашел в архиве президента РФ записку Сталина Зиновьеву и Каменеву, которую тот отправил 17 марта под грифом «Строго секретно»:

«Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в «ужасном» состоянии, с ним припадки, «не хочет, не может дольше жить и требует цианистого калия, обязательно». Сообщила, что пробовала дать калий, но «не хватило выдержки», ввиду чего требует «поддержки Сталина» (127).

Троцкий, Зиновьев и Каменев оставили на сталинской записке категорическое несогласие с предложением отравить Ленина: «Нельзя этого никак. Ферстер (Острид Ферстер — немецкий невропатолог — В.С.) дает надежды — как же можно? Да если бы и не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя!» (128). Однако Сталин одним письмом не удовлетворился. Через 4 дня, 21 марта, он направил теперь уже всем членам Политбюро новую записку по этому поводу:

«Строго секретно
Членам Пол. Бюро

В субботу 17 марта т. Ульянова (Н.К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Владимира Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н.К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала не отказывать Ильичу в его просьбе. Ввиду особой настойчивости Н.К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В.И. дважды вызывал к себе Н.К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». В. Ильич действительно успокоился.

Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК» (129).

Получается, что своими записками Сталин подготовлял членов Политбюро, а через них и других руководителей страны к тому, что Ленин может быть кем-то отравлен. Он старательно пытался отвести подозрения от себя. Именно такого мнения придерживался позже Троцкий, вспоминая в статье «Сверх Борджиа в Кремле» рассказы Сталина:

«Во время второго заболевания Ленина… Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду…

Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина… на лице его застыла полуулыбка, точно на маске… Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы ожидая, что скажут другие…» (130).

Троцкий полагал, что и Ленин не мог обращаться к Сталину. Ведь он уже порвал все отношения с ним и мог ждать его мести:

«…я задаю себе ныне… более далеко идущий вопрос: действительно ли Ленин обращался к Сталину за ядом? Не выдумал ли Сталин целиком эту версию, чтобы подготовить свое алиби? Опасаться проверки с нашей стороны у него не могло быть ни малейших оснований: никто из нас троих не мог расспрашивать больного Ленина, действительно ли он требовал у Сталина яду» (131).

Троцкий написал эти строки 13 октября 1939 года, когда он жил в эмиграции в Мексике, в статье «Сверх Борджиа в Кремле». Л. А. Шатуновская в книге «Жизнь в Кремле» в 1982 г. и А.Г. Авторханов в статье «Убил ли Сталин Ленина?» в «Новом журнале» (116а) обсуждали возможность убийства Ленина Сталиным, и Ю.Г. Фельштинский в своей статье «Тайна смерти Ленина» (117) сослался на косвенные улики, что Сталин якобы успешно организовал изоляцию Ленина с женой и сестрой в Горках, а затем, приехав в Горки в день, когда Крупскую отправили в Москву, дал возможность отравить «вождя революции».

В статье «Сверх Борджиа в Кремле» Троцкий отмечает, что предложение Сталина забальзамировать тело Ленина и выставить его в мавзолее могло быть сделано с целью устранить возможность тщательного химического анализа на наличие ядов в организме скончавшегося. Следует заметить, что возрождение обряда «мумификации» и строительства мавзолеев (зиккуратов) в шумерские, ассирийские или древне-вавилонские времена (более 4 тысяч лет назад) противоречило воззрениям коммунистов.

Тема отравления Ленина Сталиным не раз возникала не только на заседаниях Политбюро, оставаясь для Сталина болезненно значимой. О вовлеченности Сталина в разговоры относительно просьбы Ленина доставить ему яд писали и говорили сестра Ленина М. И. Ульянова, секретарь Совнаркома Л.А. Фотиева, Н.И. Бухарин, Л. Д. Троцкий и другие (132), об этом же упоминал Хрущев в своих воспоминаниях. Можно, в частности, привести словесную пикировку Сталина и Бухарина во время застолья у писателя Максима Горького. 25 октября 1932 года Сталин, Бухарин, Молотов и Ворошилов посетили вернувшегося в Россию писателя Максима Горького. Тот пригласил на встречу нескольких советских писателей. Все гости, включая вождей, хорошенько выпили по русскому обычаю и, якобы подвыпивший Бухарин, сидевший рядом со Сталиным, внезапно ухватил двумя пальцами Сталина за нос, потянул его голову вниз и попросил: «Ну, а теперь, Иосиф, наври нам что-нибудь о Ленине». Сталин сконфузился и проговорил: «Нет, Николай, лучше ты расскажи Алексею Максимовичу [Горькому], что ты наговорил обо мне, когда ты сказал, что я хотел отравить Ленина» (133).

Другой писатель, вспоминал эту историю несколько иначе:

«Сталин встал и крепкой щепотью ухватился за бородку Бухарина. И так держа, продолжал рассказывать, заглядывая в глаза и время от времени спрашивая:

— Верно? Бухарин кивал.

— Товарищ Ленин тяжело переживал болезнь. Я встретил его на лестнице. Товарищ Ленин плачет. Он взял с меня честное слово, что, когда наступит необратимое ухудшение, я дам ему яду. Неотвратимое ухудшение наступило. Товарищ Ленин, орел революции, не мог больше летать. Он сказал: «Ты дал честное слово, дай мне яд!»

Я не мог изменить своему честному слову и не мог дать ему яд. Тогда я вынес вопрос на Политбюро. И партия освободила меня от обещания дать Ленину яд. В протоколах Политбюро есть такой пункт. И есть записанное решение, освобождающее товарища Сталина от невозможного обещания.

Рассказывая эту историю, Сталин продолжал держать Бухарина за бородку.

— Помнишь? — спросил он.

И Бухарин кивком ответил — помню. А может быть, Сталин помогал ему кивать, дергая твердой рукой за бородку». (134).

Как пишет Ю.Г. Фельштинский (117), сталинский план умерщвления Ленина закончил Г.Г. Ягода, который 21 января 1924 года приехал в Горки и дал Ленину яд.

В начале мая 2012 года тема отравления Ленина была обсуждена на научной конференции медиков в одном из наиболее престижных медицинских колледжей США — на ежегодной конференции медицинского факультета Мэрилендского университета, посвященной исследованию возможных причин смертей выдающихся личностей в истории (на прежних конференциях были представлены доклады о причинах смертей Христофора Колумба, Авраама Линкольна, Симона Боливара и др.). Врач-невропатолог из Калифорнийского университета (Лос Анджелес) Гарри Винтерс и Санкт-Петербургский журналист и историк Лев Яковлевич Лурье представили доклады о возможных причинах смерти Ленина 21 января 1924 года. Винтерс сообщил, что хотя 53-летнего Ленина лечили существовавшими в то время препаратами против возможного заражения сифилисом, они вряд ли могли инициировать инсульт, от которого якобы — по определению врачей, за которыми внимательно присматривал Сталин — скончался Ленин. Винтерс сообщил, что перед наступлением нового 1924 года здоровье Ленина заметно улучшилось, он якобы отпраздновал с членами семьи за столом Новый год, на следующее утро отправился на прогулку с ружьем, и после продолжительного отсутствия вернулся бодрым и оставался таковым достаточно долго[2]. Однако неожиданно у него случился новый приступ, отнесенный к разряду инсультов, а на следующий день он скончался. Биопсия выявила, что сосуды его мозга оказались чрезвычайно уплотненными (стеклянными), хрупкими, чего не происходит при инсультах или при приеме лекарств, данных Ленину. Поразительно, что токсикологические испытания тканей Ленина никогда не были предприняты, а сталинское Политбюро приняло постановление, противоречившее воле самого Ленина и его жены. Было решено сохранить тело умершего Ленина нетронутым, уберечь его от вмешательства кого бы то ни было, включая патологоанатомов, забальзамировав его и выставив на всеобщее обозрение. Винтерс заявил, что необходимо незамедлительно изучить токсикологически образцы тканей Ленина, воспользовавшись тем, что труп его и ткани мозга хранятся до сих пор в Москве.

Выступивший вслед за Винтерсом Л. Я. Лурье подчеркнул, что у Ленина были симптомы потери памяти с 1921 года, однако после них он неизменно восстанавливался и возвращался к работе. И вдруг неожиданно наступило столь мощное поражение организма, при котором нельзя отвести подозрения, что его отравил кто-то из ближайших сподвижников. По словам Лурье, подозревать можно прежде всего Сталина, за которым всю жизнь тянулся шлейф слухов, что он расправлялся с неугодными ему людьми с помощью ядов. Оба докладчика под конец сессии повторили, что еще можно получить более точный ответ на их подозрения, поскольку мозг Ленина и части его тела до сих пор хранятся в Москве.

Организатор конференции и руководитель дискуссии на ней, директор медицинского центра неотложной помощи Мэрилендского университета доктор Филип Маковьяк отметил, завершая дискуссию, что выслушанные доклады содержат много резонных подозрений, говорящих в пользу того, что не один стресс привел к смерти Ленина, а могли быть и вполне криминальные причины (136).

Автор книги «Кремлевские жены» Л.Н. Васильева, которая тщательно изучала нравы внутри стаи «кремлевских небожителей», заявила в книге и на российском телевидении, что Сталин отправил на тот свет и ненавидимую им жену Ленина — Крупскую, прислав ей в день рождения 26 февраля 1939 г. «праздничный торт» со смертельным ядом, от которого она умерла в ночь на 27 февраля от пищевого отравления (137). Как получилось, что сидевшие с Крупской за одним с ней столом и евшие дольки того же торта остались живы, остается загадкой (вряд ли всем им предварительно дали противоядие, и это не стало позже известно). Можно лишь отметить, что спецлаборатория, готовившая яды для врагов режима, вовсю работала и применяла их, проявляя чудеса изобретательности. О весьма злобном отношении Сталина к Крупской знали многие, о его открытых разговорах, что Крупская на деле и не была женой Ленина и что Сталин якобы знал, кого сам Ленин считал своей женой, вспоминал и Н.С. Хрущев, с которым Сталин делился этими своими «знаниями» (138).

Оппозиция Сталину в среде ленинцев

Узурпация власти Сталиным после смерти Ленина проходила совсем не легко и беззаботно. В верхах партии были в немалом числе высокоинтеллектуальные люди, завоевавшие авторитет годами революционной борьбы и проявленными достижениями в различной профессиональной среде. Они работали с Лениным плодотворно, поскольку Ильич с его огромной работоспособностью, умением лавировать и побеждать в спорах с единомышленниками оставался лидером. Для этих людей Сталин в сравнении с Лениным представлялся человеком недостаточно глубоким и знающим. С другой стороны, даже в Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) были те, кто оппонировали жесткому курсу Ленина или Троцкого. Эта оппозиционная борьба, то затухая, то вспыхивая с новой силой, сопровождала многие действия большевистского руководства, но повторю, Ленин — прирожденный лидер фракционной борьбы всегда умел выйти из нее, не потеряв своего авторитета, и даже умудрялся сохранить вид миротворца, умеющего успокоить и примирить враждующие силы.

Фракционная борьба обострилась после его смерти. Как уже было сказано выше, Ленин обратился к делегатам XII съезде партии с письмом об устранении Сталина от руководства аппаратом Центрального Комитета партии. Часть членов ЦК во главе с Красиным и В.В. Осинским и при поддержке Троцкого выступила за то, чтобы прислушаться к рекомендациям Ленина и пойти на «значительное сужение руководства партией советских и хозяйственных органов» (139). Это был прямой выпад против Сталина, но, воспользовавшись насажденным им самим большинством сторонников, он сумел отклонить это предложение (Осинский и его сын Вадим были арестованы в 1937 г., в апреле 1938 г. Осинского-отца исключили из числа академиков АН СССР и расстреляли в октябре того же года).

Вслед за тем, против решительного усиления командного стиля в руководстве партии выступили сторонники А.А. Богданова, а также руководивший «Рабочей правдой» и «Рабочей группой» Г. Мясников. По словам такого откровенного подхалима к Сталину как Емельян Ярославский, «Рабочая Правда» была рабочей только по названию, а вовсе не выразителем мнений пролетариев, и «объединяла учащуюся молодежь и интеллигентов, недостаточно усвоивших пролетарскую линию» (140). Ссылка на интеллигенцию была показаельной.

Гораздо более сильной представлялась большая группа старых и уважаемых лидеров большевиков (причем, высоко образованных, настоящих интеллектуалов), подписавших «Письмо Сорока Шести». Все до одного подписавшие были арестованы в годы сталинского Большого Террора, и подавляющее большинство из них расстреляны. Все были реабилитированы посмертно. В заявлении было высказано несогласие с «машиной голосования», пущенной в ход Сталиным, и было сказано, что «продолжение политики сталинского большинства в Политбюро грозит тяжелыми бедами для всей партии». Авторы указывали на «неправильность руководства, парализующего и разрушающего партию». Важно отметить, что большинство подписавших заявление были чиновниками высочайшего ранга — заместителями наркомов, руководителями финансковой системы страны, крупнейшими экономистами.

Одновременно выступил Троцкий, открыто обвинивший Сталина в «чрезмерном усилении аппаратного централизма». Остававшийся Председателем Реввоенсовета Республики и Наркомом военно-морских сил РСФСР Троцкий полагал, что сгруппировавшаяся вокруг Сталина группа переродилась, аналогично тому, как это произошло с лидерами II Интернационала:

«Мы ведь знаем, что Вильгельм Либкнехт, Бебель, Зингер, Виктор Адлер, Каутский, Бернштейн, Лафарг, Гед и многие другие были прямыми и непосредственными учениками Маркса и Энгельса… однако, все эти вожди — одни отчасти, другие целиком — переродились в сторону оппортунизма в обстановке парламентских реформ и самодовлеющего роста партийного и профессионального аппарата», — заявил Троцкий (141).

Он видел выход из положения в том, чтобы омолодить руководство партией большевиков, сделать ставку на учащуюся молодёжь.

«Молодежь, — утверждал он, — вернейший барометр партии, она резче всего реагирует на партийный бюрократизм… Нужно, чтобы молодежь брала революционные формулы с боем, претворяла их в плоть и кровь, вырабатывала себе собственное мнение, собственное лицо, и была бы способна бороться за собственное мнение с тем мужеством, которое дается искренней убежденностью и независимостью характера. Пассивное послушание, механическое равнение по начальству, безличность, прислужничество, карьеризм — из партии вон!» (142).

Именно это предложение Троцкого вызвало самую яростную реакцию Сталина. Он усмотрел в нем главную опасность для себя и постарался дать отпор. Особенно его возмутило то, что Троцкий призывал открыть шире ворота для вступления в ряды большевиков той части молодежи, которая прошла или проходит обучение в вузах. Сталин отлично понимал, что только сохраняя в партии подавляющее большинство полуобразованных или вернее совсем безграмотных в теории рабочих, неспособных в силу этого разбираться в хитросплетениях партийных споров, можно удерживать власть и быть спокойным за судьбу, как он писал, за «авторитет наших революционных кадров, ядра нашей партии» (143). Поэтому он назвал предложение Троцкого «абсолютно неправильным, теоретически неверным, практически вредным» (144) и продолжил, уже ставя вопрос в целом об интеллигенции:

«До сих пор дело обстояло так, что мы ориентировались на пролетарский сектор нашей партии и говорили: шире двери партии для пролетарских элементов, да растет наша партия за счет пролетарской части. Теперь у Троцкого эта формула переворачивается вверх ногами» (145).

Двумя минутами позже, он представил свои возражения Троцкому как точку зрения Ленина (будто не помня, что именно Ленин призывал делегатов конференции удалить Сталина из руководства их партией и поставить во главе Троцкого):

«Я помню, как там тов. Ленин резко поставил вопрос о рабочих и интеллигентах в нашей партии. Вот что говорил тогда тов. Ленин:

“Указывали на то, что во главе расколов стояли обыкновенно интеллигенты. Это указание очень важно, но оно не решает вопроса… Я думаю, что надо взглянуть на дело шире. Вводить рабочих в комитеты есть не только педагогическая, но и политическая задача. У рабочих есть классовый инстинкт, и при небольшом политическом навыке рабочие довольно скоро делаются выдержанными социал-демократами. Я очень сочувствовал бы тому, чтобы в составе наших комитетов на каждых 2-х интеллигентов было 8 рабочих” (см. т. VII, стр. 282).

Так стоял вопрос еще в 1905 году. С тех пор это указание тов. Ленина служило для нас руководящей идеей в деле партийного строительства. А теперь Троцкий предлагает нам, по сути дела, порвать с организационной линией большевизма» (146).

Эти ссылки на старые высказывания Ленина не имели отношения даже приблизительно к ситуации в России в 1925-1926 годах. К этому времени, благодаря усилиям самого Ленина, в стране уже полностью сменился классовый состав студентов вузов, поскольку в них прекратили прием выходцев из семей дореволюционной интеллигенции. В подавляющей массе в вузы влились те же пролетарские массы. Демагогически обыгрывая «неприятное для слуха пролетариев» слово «интеллигент», Сталин скрывал, что в 1906 и в 1924 годах за этими словами стояли совершенно разные по классовому происхождению группы, а потому отвергавшиеся Лениным «интеллигенты прошлого» — это не та молодежь, о которой говорил Троцкий. Теперь это были выходцы из пролетариата, но обогащенные знаниями. Однако у Сталина были основания бояться и эту студенческую молодежь, так как он, конечно, прекрасно понимал, что образование не могло не менять самосознание детей пролетариев, превращая их в прежде ненавистную Ленину и теперь столь же неподходящую Сталину «дурную», то-есть мыслящую интеллигенцию. Это уже была не та послушная масса, безропотно принимающая за чистую монету любые лозунги и следующие за ним так, как ему было выгодно. Ему вообще хотелось побольнее обидеть людей со знаниями, поэтому чуть позже в этой же речи он добавил: «Ненависть к хныкающим интеллигентам, вера в свои силы, вера в победу — вот о чем говорил тогда с нами Ленин… » (147).

Сталин прибег еще к одному способу опорочить интеллигенцию — приписав ей склонность к пустозвонству (чем, по правде, на протяжении всех 70 лет своего главенства грешили пропагандисты большевизма). Он видел в интеллектуалах отсутствие прямоты в суждениях, склонность к обдумыванию разных путей развития и недостаток упрямой целеустремленности в действиях. Он даже приписал ленинизму как особому направлению коммунистического мышления наличие двух характерных особенностей:

“а) русский революционный размах и

б) американская деловитость.

Стиль ленинизма состоит в соединении этих двух особенностей в партийной и государственной работе.

Русский революционный размах является противоядием против косности, рутины, консерватизма, застоя мысли, рабского отношения к дедовским традициям. Русский революционный размах — это та живительная сила, которая будит мысль, двигает вперед, ломает прошлое, дает перспективу. Без него невозможно никакое движение вперед» (148).

Однако, как Сталин ни пытался погасить интерес к взглядам оппозиции, как ни пробовал сначала не допустить обсуждения её взглядов, затем выхолостить само обсуждение и представить его как нечто несерьезное в своей основе, не имеющее под собой обдуманной программы, оппозиция разрасталась и её призывы не оставались без внимания. С осени 1923 года вся партия была охвачена дискуссией. Вот как это описывал Ярославский:

«Дискуссия осенью 1923 г. снова потрясла партию. Ночи напролет до глубокого утра, иногда по два и три дня продолжались партийные собрания. Оппозиция имела сравнительно широкий успехах в вузах, в советских ячейках. В конце 1923 г. в Москве приблизительно 1/3 организаций голосовала на районных конференциях за линию оппозиции. В некоторых районах, например, в Хамовническом, за линию оппозиции было около половины всех организаций» (149).

Два момента показательны в этом высказывании Ярославского (ярого сторонника Сталина, выполнявшего, как вспоминал Троцкий, любые самые одиозные распоряжения Сталина): /1/ признание исключительной популярности идей оппозиции в разных партийных организациях и /2/ неправомерное выставление им студенческих партийных ячеек (явно в угоду Сталину) на первое место среди сторонников оппозиции. Численный состав партийцев был во всех вузах крайне малочисленным. При этом следует повторить, что с момента принятия правительством предложения Ленина об отборе в студенты вузов детей рабочих и трудовых крестьян (то есть с августа 1918 года) вузовская среда стала состоять почти целиком из выходцев из представителей отнюдь не «умствующих интеллектуалов».

Весьма важным было еще одно свидетельство официального историографа сталинизма Ярославского, а именно обнародование им того факта, что от трети до половины столичных коммунистов поддержали взгляды членов Политбюро Троцкого, Зиновьева и Каменева, противостоявших в тот момент Сталину. Эти цифры могли быть Ярославским даже приуменьшены, а на самом деле сторонников оппозиции могло быть больше.

О размере сторонников оппозиции писал и сам Сталин. В частности, в письме Демьяну Бедному от 15 июля 1924 г. он называл большое число коммунистов, поддерживавших взгляды оппозиционных ему большевиков (150).

(продолжение следует)

Цитированная литература

  1. Дегтярев. О высшей школе. Газета «Правда», 1 декабря 1918 г., № 261, стр. 2.
  2. Ленин В. И. Речь на I Всероссийском съезде по просвещению., ПСС, т. 37, стр. 77.
  3. Ленин В. И. Собрание партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г. I. Доклад об отношении пролетариата к мелкобуржуазной деМократии, ПСС, т. 37, стр. 221.
  4. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства № 2, 21 февраля 1921 г.
  5. Горький М. Несвоевременные мысли. Газета «Новая жизнь» 22 февраля (9 марта) 1919 г., № 48 (263), цитиров. по: М. Горький. Несвоевременные мысли, см. прим. (22), стр. 173.
  6. Горький М. Там же, 9 апреля (27 марта) 1918 г., № 62 (277), цитиров. по: М. Горький. Несвоевременные мысли, см. прим. (22), стр. 193.
  7. Горький М. Там же, 1 июня (19 мая) 1918 г., №105.
  8. Ленин В. И. Письмо А. М. Горькому, ПСС, т. 51. стр. 48. См также стр. 205 в том же томе. Ленин В. И. О значении воинствующего материализма, ПСС, т. 45, стр. 24.
  9. Ленин В. И. Письмо Н. П. Горбунову 21 февраля 1922 г., ПСС, т. 54, стр. 286.
  10. Ленин В. И. О приеме в высшие учебные заведения РСФСР, ПСС, т. 37, стр. 34.
  11. Известия ВЦИК“, 6 августа 1918 г., № 166.
  12. Ленин В. И. Задачи союзов молодежи (Речь на III Всероссийском съезде Российского коммуниистического союза молодежи 2 октября 1920 г.), ПСС, т. 41, стр. 305.
  13. Там же, стр. 307.
  14. Там же, стр. 317.
  15. Там же.
  16. Ленин В. И. Итоги партийной недели в Москве и наши задачи, ПСС, т. З9, стр. 233.
  17. Ленин В. И. В 39 томе Полного собрания сочинений, 5 изд. такая характеристика интеллигентов встречается около 30 раз.
  18. Ленин В. И. VIII Всероссийская конференция РКП(б). Политический доклад Центрального Комитета 2 декабря 1919 г., ПСС, т. З9. стр. 342-363
  19. Ленин В. И. Проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики. Постановление ЦК РКП(б) от 12 января 1922 г., раздел «Профсоюзы и спецы», ПСС, т. 44, стр. 350-351.
  20. Ленин В. И. Задачи союзов молодежи. См. прим (93), ПСС, т. 41. стр. 312.
  21. Ленин В. И. Речь на II Всероссийском съезде работников медико-санитарного труда. ПСС, т. 40, стр. 189.
  22. Ленин В. И. Речь на сессии ВЦИК IX созыва 31 октября 1922 г. ПСС, т. 45, стр. 251.
  23. Сойфер В. Н. Сталин и мошенники в науке», 2-е издание, 2016, М. Добросвет.
  24. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 51.
  25. Там же.
  26. Joseph Iremaschwili. Stalin und die Tragödie Georgiens. Berlin, Verfasser, 1932, 95 S.
  27. Там же.
  28. Беседовский Г. З. На путях к термидору. М.: Современник, 1997, стр. 350.
  29. Алданов М. Сталин. Литература русского зарубежья. Антология в 6 т. М., изд. «Книга», 1991; Д. А. Волкогонов. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х кн., М., 1990; Е.Н. Гусляров. Сталин в жизни. Систематизированный свод воспоминаний современников, документов эпохи, версий историков. М., ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2002.
  30. Цитировано по: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина, 1990, М., т. 1, стр. 102.
  31.  Там же.
  32.  Волкогонов Д. Ленин, т. 2, стр, 324.
  33.  Из решения пленума ЦК РКП(б) 18 декабря 1922 г.
  34. В.И. Ленин. Избранные произведения в 4 томах, 2-е изд., том 4, М., Политиздат, 1988, стр. 440-443.
  35. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 45, Политиздат, 1970, стр. 346.

116а. Л. А. Шатуновская. Жизнь в Кремле, Chalidze Publ., Нью-Йорк, 1982; Авторханов А. Г. Загадка смерти Сталина: заговор Берия, 5-e изд., Frankfurt/Main, Possev Verlag, 1986; его же журнальные варианты книги в “Новом журнале”, 1983, № 152, июнь 1983, стр. 240—259) и в “Новом мире”, № 5, 1991, стр. 194—233.

  1. Фельштинский Ю.Г. Тайна смерти Ленина. Вопросы истории, №1, 1999, стр. 34-63; http://historystudies.org/2012/07/felshtinskij-yu-g-tajna-smerti-lenina/; см. также: Энциклопедия Смерти. Хроники Харона, Часть 2: Словарь избранных смертей — Ленин http://www.bibliotekar.ru/haron/64.htm;

http://www.russianspain.com/blog/news/3291.html.

  1. Ленин В.И. Письмо от 24 декабря 1922 г.
  2. Письмо, продиктованное в январе 1923 года.

120. Там же.

  1. Троцкий Л.Д. «Сверхборджиа в Кремле», опубликовано 10 августа 1940 года в американской газете «Либерти». См. в кн.: Троцкий Л. Д. Портреты революционеров. М., 1991. стр. 78.
  2. РЦХИДНИ, ф.14, оп. 1, д. 398, л. 5; цитировано по: Д. Волкогонов, Ленин, изд. Новости, М., 1994, т. 2, стр. 342.
  3. В. И. Ленин — Сталину. 5 марта 1922 г. Цит. по: ПСС, т. 54, стр. 329—330.
  4. Волкогонов Д.А, В кн.: Ленин, т. 2, стр. 347—348.
  5. Сталин — Ленину. Цит. по: Ленин В. И. ПСС, т. 54, стр. 329—330, стр. 343.
  6. См. ссылку 124.
  7. АПРФ, ф. 3, оп. 22, лл. 1-2; цитир. по Волкогонову, Ленин, т. 2, стр. 347.
  8. Там же.
  9. Там же.
  10. Троцкий Л.Д. Сверх Борджиа в Кремде; В кн.: Портреты революционеров. М., Московский рабочий, 1991, стр. 70-71. См. также: Троцкий Л.Д. Преступления Сталина. М., Издательство Гуманитарной Литературы, 1994.
  11. Троцкий Л.Д. В кн.: Портреты революционеров. М., Московский рабочий, 1991, стр. 72.
  12. Опубликованы в кн. Е. Гуслярова, см. прим. (110).
  13. Кирпотин В. Ровесник железного века. (Составители Эдуард Пашнев и Наталья Кирпотина), М., изд. «Захаров», 2006.
  14. Сарнов Б. Сталин и писатели. Книга 1, М., изд. «Эксмо». 2008.
  15. Цитировано по Волкогонову. Ленин, том 2, стр. 360.
  16. Dominguez A. (Associated Press). Vladimir Lenin’s Death: Stress, Possibly Poison, Led To Former Soviet Union Leader’s Death, Doctor Says, The Huffungton Press World, May 17, 2012, Posted 05/04/2012; Updated: 05/05/2012, file://Vladimir Lenin’s Death: Stress, Possibly Poison, Led To Former Soviet Union Leader’s Death, Doctor Says.webarchive. См. также статью “Ленин” в книге А. Лаврина «Энциклопедия Смерти. Хроники Харона», Часть 2: Словарь избранных смертей, Новосибирск, Сибирское университетское издательство, 2009. http://www.bibliotekar.ru/haron/64.htm;  http://www.russianspain.com/blog/news/3291.html.
  17. Васильева Л.Н. Кремлевские жены. М., Вагриус, 1993, стр. 85; см. также эту же книгу в издании Вагриус и Русич, Москва, Смоленск, 1994, стр. 85.
  18. Хрущев. Н.С. Воспоминания, т. 2, стр. 123.
  19. Ем. Ярославский. История ВКП(б), 2 изд., М., ОГИЗ-Партиздат, часть 2, 1934.
  20. Там же, стр. 128.
  21. Троцкий Лев Д. Новый курс, «Правда», 6 декабря 1923 г. , см. https://www.marxists.org/russkij/trotsky/1924/newc.htm.
  22. Там же.
  23. Сталин И. В.. Доклад об очередных задачах партийного строительства на XIII конференции РКП(б) 17 января 1924 г., т. 6, стр. 19.
  24. Там же.
  25. Там же, стр. 19-20.
  26. Там же, стр. 20. Сталин здесь цитирует Ленина по 1-му изданию его произведений.
  27. Сталин И. В. Речь на вечере кремлевских курсантов», 28.01.1924 г., Сочинения, т. 6, стр. 56.
  28. Сталин И. В. Об основах ленинизма. Лекции, читанные в Сверловском университете, IX. Стиль в работе, Сочинения, т. 6, стр. 186-187.
  29. Ярославский Ем. История ВКП(б), 2 изд., часть 2. 1934, стр. 133.
  30. Сталин И. В, Сочинения, т. 6, стр. 274.

 

Print Friendly, PDF & Email
Share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.