Геррика можно с полным правом назвать наследником ренессансных традиций в английской поэзии. Любовная лирика Геррика — одна из самых мелодичных в английской поэзии. Его стихи неоднократно были положены на музыку.
Роберт Геррик
[Дебют]Из сборника «Геспериды» (1648)
Предисловие и перевод Александра Лукьянова
Роберт Геррик прожил 83 года, длившихся от «елизаветинских» времен, когда Шекспир писал и играл свои пьесы, а Эдмунд Спенсер заканчивал «Королеву Фей», до периода Реставрации, когда Джон Драйден сочинял героические драмы, а на книжных прилавках появился «Потерянный Рай» Мильтона. Потому, наверное, Геррика можно назвать последним «елизаветинцем» из-за его сладостного стиха, соединённого с изящной беглостью, его пасторальных и любовных сюжетов, написанных в классической манере, его языка, привлекающего нас своей юношеской наивностью. Алджернон Чарльз Суинбёрн, говоря о высших достижениях английской поэзии, отметил как-то, что лирические тексты, начинающиеся с «елизаветинца» Лили, «становились всё более совершенными, если не более яркими через целую череду созвездий, пока не завершились в увенчавшей их звезде Геррика».
С другой стороны, поэзия Геррика — это следующий этап развития английской литературы, переход к барочным формам, в которых появляется некоторая фрагментарность описаний, внимание к прелестным мелочам и изощрённость поэтических форм. В отличие от поэтов «елизаветинцев», довольно близких друг к другу стилистически и тематически, поэзия XVII века разделилась как бы на два литературных течения: поэтов-кавалеров и поэтов-метафизиков. Поэты-кавалеры: Томас Кэрью, Джон Саклинг и Ричард Лавлейс, сплотившиеся вокруг Бена Джонсона, демонстрировали любовь к античности и лёгкий, тщательно отделанный стих, насыщая свою поэзию светским началом, игривостью и любовными мотивами. Роберта Геррика, быть может самого верного и последовательного из «сыновей Бена», обычно тоже причисляют к «кавалерам». Его поэтический стиль и тематика стихотворений близка вышеупомянутым поэтам, хотя в целом творчество Геррика не похоже на несколько легкомысленную, порой вычурную поэзию придворных поэтов. Никто из поэтов той эпохи не писал так неизменно свежо, с таким разнообразием форм, с такими очаровательными описаниями природы, любовных переживаний, окружающей его сельской жизни, и таким мелодичным и восхитительным языком. Сомерсет Моэм в своей книге «Подводя итоги» писал, что «в английской литературе трудно найти более одарённого поэта, чем Геррик».
Книга Геррика «Геспериды» (Hesperides), изданная в 1648 г., — один из самых интересных и необычных стихотворных сборников в истории английской поэзии. Геррик словно набросал в шкатулку (как сын ювелира) камни различной огранки, формы, стоимости. И все они лежат там перемешанные. Начиная читать книгу, мы как бы достаём по одному каждый их этих 1400 камней, среди которых есть бриллианты чистейшей воды и прекрасно обработанные рубины, изумруды, топазы, больших и малых каратов, сверкающие всеми своими гранями, а также бериллы, опалы и хризолиты, в которых отражается созданный поэтом удивительный и разнообразный мир. Геррика можно с полным правом назвать наследником ренессансных традиций в английской поэзии. Любовная лирика Геррика — одна из самых мелодичных в английской поэзии. Его стихи неоднократно были положены на музыку. Оригинальные образы, неожиданные метафоры, самое нежное отношение к женщине, восхищение её красотой, и в то же самое время лёгкая ирония, а иногда и насмешка над их недостатками — всё это делает любовную поэзию Геррика живой и естественной, может даже близкой современному восприятию любви. Судьба Роберта Геррика (1591 — 1674) подобна судьбе Шекспира. Мы знаем, или нам кажется, что знаем их обоих через их творения с исключительной полнотой. Но на этом наши сведения о них и заканчиваются. У нас нет ни личных писем Шекспира, ни записей его бесед, ни сведений о жизненных обстоятельствах, ни оценок современников. Сохранилось несколько писем юного Геррика; но подробности его жизни и его репутация поэта в ту эпоху нам почти не известны.
Александр Лукьянов
***
Роберт Геррик: Из сборника «Геспериды»
33. Завязывание туфельки
Антее туфлю завязал
И ах! подъём поцеловал;
Поцеловать и выше мог —
Сдержал румянец милых щёк.
39. На потерю моих возлюбленных
Вот и я остался без
Многих сладостных метресс:
Статной Юлии моей
И Сапфо, что всех милей;
Без Антеи белокожей,
На кристалл небес похожей;
Без Электры нежнотелой;
Мирры, что под лютню пела;
Остроумнейшей Коринны,
Столь изящной у камина;
Без Периллы: вот итог —
Бедный Геррик одинок,
И от горя слёзы льёт.
Нет красавиц — он умрёт.
43. О самом себе
Юн я был, а ныне стар,
Но горит во мне пожар.
Я могу в забавах виться,
Как лоза вокруг девицы,
И, уткнувшись ей в колени,
Умирать от умиленья.
Оживит она меня,
Поцелуями пьяня,
И докажет этим вновь,
Что не старится любовь.
83. Пленительность беспорядка
Небрежность в платье норовит
Придать одежде страстный вид:
Батист, упавший с нежных плеч,
Готов желание разжечь;
В грехопаденье кружева
Корсаж открыли с озорства;
Манжета сбилась, и в момент
Скользит струя смущённых лент;
Вот нижних юбок белизна
Бурлит, как дерзкая волна;
А легкомысленный шнурок
Меня развязностью привлёк.
Они сильней чаруют взгляд,
Чем самый тщательный наряд .
87. Ростовщичество поцелуями
О, Бьянка, в срок
Отдать должок
За поцелуй хочу,
И в десять раз
Тебе сейчас
Я больше заплачу.
Но если вслед
Ты скажешь: нет,
Мне мало — дорог он,
Я долг верну,
Не затяну,
Пусть даже миллион.
Вот потому
Везёт тому,
Кого гнётёт нужда:
За неги дрожь
Всего лишь грош
Заплатит он тогда.
208. Девственницам: спешите наверстать упущенное
Срывайте розы поскорей,
Подвластно всё старенью,
Цветы, что ныне всех милей,
Назавтра станут тенью.
Вот солнце движется в зенит,
Небесная лампада,
И чем скорей оно бежит,
Тем ближе миг заката.
Прекрасны юности года,
Что горячат отменно,
Но время худшее всегда
Приходит на замену.
Отбросьте скромность, — и наряд
Оденьте подвенечный;
Пройдёт весна, и сей обряд
Вам ждать, быть может, вечно.
258. Как розы стали красными
Белы все розы были,
И спорили в те дни:
Иль грудь Сапфо прекрасной
Белее, иль они.
Сравнив — про спор забыли,
Румянясь от стыда.
Так розы стали красны,
И смолкли навсегда.
403. К Дианиме (III)
О, покажи свои мне бёдра, ножки,
И мягкие округлости (немножко),
И холмик, где с улыбкой сел Эрот, —
Под ним источник жизни и щедрот;
О, покажи мне талию, затем
Подняв батист, яви мне весь Эдем.
422. Поэт любит девушек, но не брачные узы
Не нравится мне брак,
Но дев я соблазняю!
Вымаливаю «смак»
Иль просто покупаю.
Девицам объявлю,
Что мне не измениться,
Что пылко их люблю,
Но не хочу жениться.
Лобзая, буду всех,
Как петушок, топтать я,
Но сторонюсь утех
В супружеской кровати.
Причина? бедный тот,
Кто прожил жизнь с одною;
Богатый — кто живёт
Один и спит с любою.
И кто ж так будет плох,
Что, не ценя свободы,
Имея двух иль трёх,
Жене отдаст все годы?
495. К наядам, пьющим из источника
Хочу я, чтобы в чашу мне
Вы чистый плеск налили,
И я увижу по весне
Цветенье свежих лилий.
О, нимфы милые, стекла
Коснитесь ртом невинным,
От поцелуя чтоб текла
Вода потоком винным.
663. К Электре (IV)
Улыбки не прошу я,
Лобзания боюсь,
Не то я возликую
И даже возгоржусь.
Ведь самое большое,
Что я исполнить мог —
Поцеловать с тобою
Игравший ветерок.
1052. Его утешение
Я утешаюсь лишь одним,
Что я всегда был холостым;
Таким останусь, кто женат
Приобретает рай и ад.
Стихотворения из сборника «Геспериды», посвящённые Юлии
27. Падение Юлии
Небрежна Юлия была:
Упала, бросив удила,
И резвый конь увидеть смог
Изгиб её девичьих ног.
Чудесным видом он дивится.
Как Валаамова ослица
Хотел сказать, что видеть рад
Вблизи отраду из отрад,
Но удержался — в этот миг
Был занят вновь его язык.
53. Спелые вишни
Вишни спелы, вишни спелы!
Покупай, приятель, смело.
Если спросишь, где растёт
Этот сочный, сладкий плод,
Я отвечу, там, где зыбки
Губы Юлии в улыбке.
Чудо-остров, вишни тут
Круглый год в садах цветут.
284. Шёлковая змейка
Метнула Юлия, дразня,
Свой пояс шёлковый в меня,
И голубая кисея
Засеребрилась, как змея.
Я был напуган ей сполна,
Хотя не жалила она.
440. К соскам Юлии
Ты созерцал с восторгом смелый
Взгляд алой розы среди белой?
Иль вишню с грацией двойной
В тычинках лилии весной?
Иль проблеск миленького лика,
Что в сливках прячет земляника?
Или роскошный красный лал
Сквозь гладкий жемчуга овал?
Лишь этим прелестям близки
Её точёные соски.
484. Волосам Юлии, покрытым росой
У милой в волосах
Роса блестит,
Как будто на листах
Капель дрожит.
Иль как сверкает след
Огней в лучах,
Чей отражённый свет
Искрит в ручьях.
491. Свежий сыр и сливки
Сыр и сливки где достать?
Груди Юлии — под стать,
А соски её, взгляни-ка,
К этим сливкам — земляника.
939. Купание Юлии
Я весь пылал! Невдалеке
Плескалась Юлия в реке!
В прозрачность вод погружена ,
Была как лилия она;
Иль камень, что омыт ручьём;
И вся в батисте водяном.
Я бросился в речной поток
И целовал его, где мог;
Но большего не дали мне
Те струи быстрые в волне.
К стыду своему, я не был ранее знаком с поэтическим творчеством Роберта Геррика. Меня очень впечатлила виртуозность, с которой Александр Лукьянов перевёл на русский стихотворения этого замечательного английского поэта!
Kому интересно.
» The Poetical works
of SIR Walter Scott»
London
Mayers and Company
page 358 Ballads from German
L111
Tramp ! tramp! along the land they rode,
Splash! splash ! along the sea;
The scourge is red , the spur drops blood,
The flashing pebbles flee.
Из книги в cафьяновом переплёте с отливающей золотым тиснением с дарственной надписью от июля 1905 года. Всё ещё впереди….
Как читать и кого? Кому верить-слову, букве, событию — ушедшему бог весь когда в небытиё? В прошлом веке, затерявшийся в Н-Й специалист по английской литературе средних веков (тема канд. дисс.) согласился, что понимание подтекста в тексте созданном века прежде-задача почти не выполнимая…Угадал не угадал. Kак-то так.
Старая английская поэия известна русскоязычному читателю в основном по двум вершинам — Шекспиру и Байрону — но вершины эти разделены доброй парой сотен лет. А что находится в промежутке между ними — дело темное: этих авторов почти не переводили. И более или менее, понятно, почему же так случилось: сначала «русский» Шекспир, безмерно популярный в российском театре времен Империи, каким-то образом пережил и 1917. Его и ставили, и переводили, и вообще его творчество служило как бы мерилом добротной и неполитизированной классики — все-таки трудно сделать из Гамлета пролетария, но и принцем он был таким, что диктатуре пролетариата не угрожал … И «русский» Шекспир начисто затмил своих более или менее современников, среди которых, право же, были гениальные люди — но оказалось, что всем как-то не до них …
Следующей английской звездой «российского» мира стал Байрон. Почему именно он, более или менее понятно: во-первых, «байронические» мотивы имелись и у Пушкина, и у Лермонтова, во-вторых, сделать из лорда Байрона борца с лицемерным английским обществом оказалось совсем нетрудно (особенно, если не приглядываться слишком уж пристально к деталям его биографии). К тому же, в отличие от Шекспира, он как бы привел в сферу русского языка своих современников, Шелли и Китса. Шелли, например, переводил еще Бальмонт — а надо сказать, что «английские» переводы были во время Серебряного века русской поэзии сравнительной редкостью: предпочтение отдавалось французским и немецким поэтам. Что, опять-таки, вполне понятно — тогдашние гимназии из живых языков преподавали именно французский и немецкий — и английский оказался как бы в тени.
В последнее время, однако, появились поистине замечательные работы, приоткрывающие нам «затерянные миры». А.В.Лукьянов как раз в этом направлении и работает, он занимается английской культурой времен Тюдоров (см.его переводы из Э.Спенсера, опубликованные у нас на Портале), и времен Стюартов — например, публикуемых сейчас переводах из Геррика.
Работы А.Лукьянова — подлинное явление культуры.
Если это культура, то довольно убогая и глуповатая. Хотя Геррик и не виноват, что попал в руки графоманика..