©"Семь искусств"
    года

Наталья Тихомирова (Шальникова): Как знаменитый физик Дэвид Шенберг пытался устроить мое женское счастье

Loading

Мои мечты о мясе, которое кусками будет лежать на блюдах и можно будет взять сколько хочешь, мои грезы о картошке, были такими наивными. Большое количество профессоров Кембриджа сновали с тарелками среди рядов чопорных, прекрасно одетых (по сравнению с профессорами) официантов. Когда я подошла к одному из них с пустой тарелкой, он отрезал мне от большого куска мяса такой тоненький ломоть, что даже его вкуса почувствовать было нельзя.

Наталья Тихомирова

Как знаменитый физик Дэвид Шенберг пытался устроить мое женское счастье

Тихомирова    После смерти мужа, который был «всем» в моей жизни, я с большим трудом справлялась со своей тоской и одиночеством. Все мои друзья старались чем-то меня развлечь. Но, наверно, время для этого для меня еще не наступило. Я отказывалась от самых лестных предложений.

    В один из летних дней 1990 года я получила письмо из Кембриджа. Близкий друг моих родителей, знаменитый физик Дэвид Шенберг, с которым и я была хорошо знакома и можно сказать, что дружила, приглашал меня в гости. Надо сказать, что отношение к Дэвиду Шенбергу в нашей семье, да и среди тех, кто гостил у него в Англии, было несколько особенным. Он хоть был «иностранцем», англичанином, но «своим» — родился в Санкт-Петербурге, говорил по-русски и даже работал в Институте Физических проблем пару лет до войны и жил на его территории. Шутки о Шенберге всегда вызывали общий дружелюбный смех. Помню некоторые из них.

    Шел 1937 год. Аресты в Москве проходили обычно по ночам. В один из дней Шенберг пошел в театр, и спектакль так ему понравился, что он решил разделить свой восторг со своими соседями — моими молодыми родителями. Он позвонил им в дверь. Никто ему не открыл, но он продолжал упорно звонить и звонить. Представляете, что творилось в нашей семье! Когда настойчивому гостю открыли дверь, он стал беззаботно смеяться над бледным растерянным отцом, открывшим ему дверь полностью одетым среди ночи и с собранным чемоданом в руках.

    Вторая история много раз рассказывалась моей мамой. При отъезде Шенберга домой в Англию в 1938 году моя бабушка дала Дэвиду в дорогу приготовленные ею котлеты. В Москву Шенберг приехал только через 20 лет. Первое, что он сказал, когда пришел навестить родителей: «Умоляю, дайте мне снова эти котлеты! Они снились мне все эти годы!».

Старые друзья: Дэвид Шенберг с женой и А.И. Шальников (1975 год)

Старые друзья: Дэвид Шенберг с женой и А.И. Шальников (1975 год)

    Еще помню шутку Ландау про знание Шенбергом «родного» русского языка. Шенберг сказал Ландау, который измазался яичницей во время совместного завтрака: «Дау, идите умыться, а то у Вас яйца видны».

    Перестройка уже началась, и выезд за границу хоть и требовал оформления через ОВИР, но уже почти всегда сопровождался разрешением на поездку. Я помнила, сколько раз Шенберги приглашали моего отца, которому так хотелось побывать в Англии, но ему всегда отказывали под различными предлогами. Время прошло, многое изменилось, но для моих родителей оно уже не наступило. И я решила рискнуть и поехать навестить старых друзей моих родителей. Дэвиду было уже 80 лет, а его тяжело больной жене Кате не намного меньше. Трое их взрослых детей — двое дочерей и сын, с ними не жили.

    Мы не виделись больше 10 лет. Дэвид встретил меня на машине, деловито поинтересовался, какое количество английских денег я имею. В те времена можно было официально поменять, по-моему, не более 15 советских рублей, т.е. у меня английских денег было очень мало. После этого он торжественно объявил мне, что в таком случае я буду его гостьей и буду питаться вместе с ним и его женой. Я слышала много рассказов о патологической скупости Шенберга, но не придала этим рассказам нужного значения и не привезла из Москвы ничего съестного, кроме подарка семье Дэвида — двух маленьких, с огромным трудом доставшихся мне, баночек черной икры. Почему я так подробно об этом пишу? Чтобы объяснить, в каком состоянии я находилась в уютном Кембридже, при посещении Кавендишской и других лабораторий, в красивом Лондоне, на экскурсиях в музеи и картинные галереи. Я хотела есть! И все мои мысли были только о еде.

    Такого голода, который я испытывала в Англии, среди ломящихся от пищевого изобилия магазинов, я не переживала никогда! Даже во время войны в эвакуации в Казани, где я всегда ребенком хотела есть, а в семье ничего съедобного не было, я не испытывала такого острого голода.

    Для проживания мне была отведена роскошно обставленная антиквариатом гостевая комната. Меня удивило, что на большинство предметов антиквариата были нанесены бумажные наклейки трех разных цветов. Когда я спросила об этом у Дэвида, он объяснил мне, что наклейки предназначены его детям, каждый из которых будет знать, на какой предмет после смерти Дэвида и Кати он будет иметь право собственности.

    Утро в доме начиналось задолго до завтрака. Приходила какая-то обслуга, с которой я за две недели проживания в доме так и не встретилась, но дом был полон звуков. Каждый день помощник возил Катю в бассейн, потом Дэвид расчесывал ее густые, мокрые после купания волосы, но мне показываться из своей комнаты в это время было запрещено. Это был акт какой-то интимности между супругами. Я терпеливо ожидала завтрака. Часа два. Книг и телевизора у меня в комнате не было, и я просто сидела и ждала. Наконец-то! Дэвид постучит и пригласит на завтрак. Завтрак был накрыт в столовой, где за очень большим красивым деревянным столом в кресле уже сидела Катя, рядом с ней Дэвид, а на дальнем конце стола завтрак был сервирован для меня. Обычно он состоял из одного небольшого куска поджаренного хлеба, который я с аппетитом намазывала маслом и джемом, из крошечной, почти микроскопической, баночки. Ну, и кофе с молоком, конечно. Больше на столе ничего не было, и попросить еще какой-нибудь еды или пожаловаться, было некому. Поблагодарив хозяев, я отправлялась на очередные экскурсии по Кембриджу. Все они были очень интересными, но мысли о еде не оставляли меня. Что мне было делать? Пойти в кафе или ресторан денег у меня не было, да и цены мне были неизвестны. В результате моих мучений, через несколько дней вместо похода на экскурсию в очередную лабораторию, я быстро забежала в продуктовый магазин, и на все имеющиеся у меня деньги купила большой кусок ветчины, который с жадностью съела, спрятавшись от прохожих за стоянкой автобуса. Ведь принести его и съесть в доме было абсолютно невозможно. Обед и ужин были такими же «микроскопическими».

    При этом Дэвид и Катя трогательно и искренне заботились обо мне. Узнав, что мне очень хочется поиграть в теннис, они нашли среди своих ближайших соседей хорошо играющую в теннис жену какого-то греческого дипломата, и я смогла насладиться игрой в теннис на траве. Это было чудесно, незабываемо! Игра на траве очень отличается от игры на пластике и на битом кирпиче. Эти травяные корты напомнили мне корты моего детства — из многократно прокатанного песка, да еще и политого водой. Всем любителям тенниса надо поиграть на траве. Получите огромное удовольствие.

    Когда Давид торжественно объявил мне, что возможно я буду приглашена внуком Резерфорда на торжественный ужин вместе с Дэвидом и Катей (до того неподвижно лежащей целый день в постели), я внутренне задрожала. Для приглашения было необходимо посетить семинар внука Резерфорда, попасться ему на глаза, быть ему представленной, как гостья из Москвы. Эта операция при содействии Давида была полностью реализована, и я получила так нужное мне предложение принять участие в этой вечерней профессорской «партии». Наконец-то. Наемся! Вот о чем я думала все время до вечера! Но моим намерениям не суждено было осуществиться. Мои мечты о мясе, которое кусками будет лежать на блюдах и можно будет взять сколько хочешь, мои грезы о картошке, были такими наивными. Большое количество профессоров Кембриджа сновали с тарелками среди рядов чопорных, прекрасно одетых (по сравнению с профессорами) официантов. Когда я подошла к одному из них с пустой тарелкой, он отрезал мне от большого куска мяса такой тоненький ломоть, что даже его вкуса почувствовать было нельзя. Чтобы насытиться, надо было подходить к официанту раз пятьдесят. Я не решалась этого сделать. «Гостье из Москвы» было уделено излишнее внимание, и мне всё представляли и представляли почетных гостей этого вечера. Некоторые подходили с полными тарелками, а я еле сдерживалась, так мне хотелось все у них отобрать. Я заметила, что и Дэвид, и его больная жена Катя тоже не страдали отсутствием аппетита. По крайней мере вне стен собственного дома.

    В планы моего пребывания Дэвид включил и поездку в Лондон с посещением Лондонской национальной галереи на Трафальгарской площади, где мне предстояло среди картин знаменитых художников увидеть портрет отца Дэвида, сэра Исаака Шенберга, произведенного королевой Елизаветой в рыцарское звание за его выдающиеся успехи в создании английского телевидения. Рассказывая о предстоящем путешествии, Дэвид игриво сказал: «Кроме замечательной коллекции картин галерея славится своим замечательным буфетом, и мы в нем перекусим». Представляете, как я ждала такой поездки. Портрет отца находился в запаснике галереи, и нам предложили немного подождать, пока портрет поднимут из запасника. Дэвид сразу предложил мне пойти с ним в буфет. Перед витриной с невероятными бутербродами, от одного вида которых у меня кружилась голова, стояла небольшая очередь. И надо же такому случиться, что вставшая за нами в очередь молодая пара стала довольно громко обсуждать — не взять ли им один бутерброд на двоих. И Дэвид тут же обратился ко мне с тем же предложением: «Мне кажется, нам тоже вполне хватит одного бутерброда на двоих». Следует ли описать мое отношение к портрету сэра Исаака. Да к тому же пришлось ожидать пару часов, пока два служителя музея не спеша водрузили портрет перед нами. Кстати, к большому интересу к происходящему посетителей музея, в основном японцев. Собралась небольшая толпа, приветствовавшая портрет дружными аплодисментами. Такое внимание к Дэвиду и ко мне, не скрою, было приятным.

Кембридж: Дэвид Шенберг (1990 год)

Кембридж: Дэвид Шенберг (1990 год)

    Через несколько дней после моего приезда, Дэвид объявил мне, что настало время для торжественного обеда в мою честь. С приглашением нескольких соседей и друзей. Мне отводилась в этом событии важная роль — мне предлагалось продемонстрировать приглашенным мои московские кулинарные способности. После долгих дискуссий между Дэвидом и Катей было решено, что я должна приготовить борщ, главный символ русской жизни, и котлеты, те, о которых бедный Дэвид всегда помнил. Меня стали расспрашивать, что мне необходимо для приготовления борща. И две вещи сразу же поставили Шенбергов в тупик — где достать мясо с костью и сырую свеклу. Семья Шенбергов никогда не видела этих продуктов в магазинах Англии за все долгое время их семейной жизни. На следующее утро мы с Дэвидом отправились на ферму к заготовителю говядины для магазинов. Ферма находилась км за 40 от дома. К моему ужасу фермер вынес нам две огромные, абсолютно белые, тщательно завернутые в пластиковый пакет, мозговые кости, на которых не было даже ошметков мяса. Я решилась попросить, чтобы он их разрубил на куски — иначе они не влезли бы в кастрюлю. Далее последовал поход в роскошный овощной магазин, где свеклы в продаже, конечно, не было.  «Кто же у меня будет покупать такой не энергосберегающий продукт?» — в недоумении спросил Дэвида владелец магазина. В результате пришлось удовлетвориться двумя банками консервов с тонко нарезанной маринованной свеклой.  Я страшно нервничала, мне хотелось удивить Шенбергов и их гостей своим знанием кулинарных премудростей. Купленный фарш для котлет был строго рассчитан на количество гостей, поэтому даже при изготовлении котлет мне не удалось съесть лишнюю. Но я не зря потрудилась. Гостей было 10 человек и всем очень понравилась приготовленная мною еда. Среди приглашенных на ужине был многолетний друг и сосед Дэвида и Кати, их ровесник, тяжело переживающий недавнюю смерть любимой жены. Так для меня открылась тайна моего приглашения в Англию — желание Шенбергов устроить мою дальнейшую жизнь и жизнь своего друга, знаменитого и заслуженного химика. И демонстрация моего кулинарного умения было частью этой тайной задачи. А я всё с учёными гостями про науку, да про науку… Мне и в голову не приходило, для чего оказывается меня приглашали в Англию. Бедный химик во время обеда потратил много сил, пытаясь вилкой вытащить вкусный мозг из кости в борще. Мне было его искренне жаль.

    На следующий день с утра сосед появился, дружелюбно пригласив меня посмотреть, как он живет. Мы дошли пешком. Огромный запущенный дом располагался среди большого старого сада. Я заметила, что прямо перед входом в дом росла огромная слива, вся увешенная роскошными спелыми тёмно-синими сливами. Хозяин угостил меня английским чаем, который принес в кабинет, единственную комнату в доме, в которой еще теплилась какая-то жизнь и, извинившись, стал рассматривать полученную почту. А я, подобрав какую-то картонную коробку, множество которых было сложено у давно не используемого камина, пошла собирать сливы. Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы набрать целую коробку. С гордостью я поднесла их хозяину дома. Нельзя описать, какой ужас это вызвало! «Где Вы это взяли?» со страхом спрашивал он. «Эта слива растет перед входом в Ваш дом» — уверяла я. Собранное составляло ничтожную часть слив, висящих на дереве. Бедный старик долго молча стоял перед деревом. По его виду я поняла, что он действительно никогда не знал, что дерево, мимо которого он каждый день проходил по крайней мере два раза в день в течение многих лет, на самом деле было плодоносящей сливой. «Дом пустой, я почти его не использую. Не хотите ли остаться в Кембридже? Пробудете столько времен, сколько захотите. Мне нужна не нянька, не уборщица, а помощница, секретарь, друг. Может Вам это понравится. Я очень одинок. Вдвоем нам будет легче и лучше жить». Человек был мне симпатичен, мне было его очень жалко. Но я вспомнила про его упражнение с костью, и поняла — надо возвращаться. Хотя бы буду сыта. Шенберги были очень расстроены моим решением о скором отъезде. «Не передумаете? Не побудете хотя бы еще пару недель? Может мы подружимся?»- спрашивал меня «химик», как я прозвала его. В каждой своей открытке из Кембриджа всё спрашивал меня, не передумаю ли я. А потом открытки перестали приходить, и в «Википедии» я прочла, что он умер.

Share

Наталья Тихомирова (Шальникова): Как знаменитый физик Дэвид Шенберг пытался устроить мое женское счастье: 2 комментария

  1. Игорь Троицкий

    Наталья Александровна, огромное спасибо! Я давно так не смеялся! Написано красочно и абсолютно правдиво. А ещё очень приятно читать написанное дочерью Александра Иосифовича, учёного и человека, искренне уважаемого мною и всеми моими друзьями — физтехами. Ещё много раз – спасибо!

  2. Inna Belenkaya

    Такого голода, который я испытывала в Англии, среди ломящихся от пищевого изобилия магазинов, я не переживала никогда! Даже во время войны в эвакуации в Казани, где я всегда ребенком хотела есть, а в семье ничего съедобного не было, я не испытывала такого острого голода.
    __________________________
    Интересно, в чем причина — в психической ущербности знаменитого физика или в какой-то национальной черте английского бомонда?

Добавить комментарий для Игорь Троицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.