Несколькими страницами, страшными в своей наготе, Светлана Александровна сегодня как бы дописывает «Чёрную книгу», которую в своё время не смог издать Еврейский Антифашистский комитет, а в наши дни с трудом выпустил Илья Альтман.

Елена Биргауз

Интервью со Светланой Алексиевич

Данная публикация посвящается
моей внучке Малке Эстер, которая
родилась в дни написания статьи.

Это действительно серьёзная и всесторонне позитивная сенсация ― русскоязычная писательница из Белоруссии Светлана Алексиевич ― нобелевский лауреат по литературе за 2015 год. Сенсацией, однако, является не только Нобелевская премия (НП) как таковая, но, я бы сказала, и само творчество писательницы. Дело в том, что Светлана Алексиевич (СА) создала свой особый жанр мемуарной прозы. Т. е. она берёт интервью (многие сотни), а затем на их основе делает книгу. Как она сама рассказывает о своей работе: «Я беру интервью как журналист, а потом обрабатываю их как литератор».

Это гигантский исследовательский труд. Писательница признаётся: «Нередко после суток работы в чистовике остаётся только одна фраза».

(Тут невольно вспоминаешь В.В. Маяковского: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды»).

«Книги я пишу, ― продолжает Светлана Александровна ― по 7-10 лет».

Предмет внимания СА ― это всегда крупная социальная катастрофа, вернее её отражение в сознании, в памяти реальных участников. «Мы все ― соседи по памяти», ― утверждает Алексиевич. Критика называет её «писательница травм». Она же сама называет себя «историк души», а своё творчество характеризует как «записки соучастника». Речь в её книгах идёт о таких крупных социальных травмах советского периода как Великая отечественная война (ВОВ), Афганистан, Чернобыль и т. д. Но волнует её и сегодняшний реальный фон, на котором живёт её главный герой ― homo soveticus. Отношение к нему в современном российском обществе неоднозначно: для кого-то он трагически- героическая фигура, для кого-то ― «совок». Алексиевич же, прекрасно знакомая с этим персонажем, описывая постсоветскую социально-ментальную ситуацию, приходит к выводу:

«Красной империи уже нет. Но красный человек остался, и он неизбежно мутирует. Сегодня он хочет иметь машину, отдых в Египте, Шенгенскую визу ― и всё это непременно на фоне Советской власти».

(Хочу отметить, что мои личные впечатления от общения с людьми постсоветского времени полностью подтверждают этот диагноз).
Однажды одна старуха сказала Светлане: «Социализм кончился, а мы остались».

Так родился образ «голоса Утопии, рабы Утопии». Мне кажется, я имею к этому отношение: нередко добром вспоминаю пионерское детство, комсомольскую юность. Я кончала Пединститут, и в комсомоле мы делали много хорошего: дежурство в Детской комнате милиции, шефство над Детским домом… Как из такого ужасного режима могли выйти такие прекрасные люди?! И всё мечтаю провести вечер, который бы так и назывался: «Почему мы такие хорошие?» ― о моём круге, о русскоязычной израильской интеллигенции.
В январе-феврале 2016 г. Светлана Александровна была в нашей стране по линии медицинского туризма. Приехать к нам в Иерусалим на встречу в Русскую библиотеку она, к сожалению, не смогла. «Сил хватает лишь на лечение», ― призналась она мне по ЕМ. Организаторы поездки выделили только 1 день для её «связи с общественностью» ― 7 февраля: утром ― пресс-конференция, вечером ― лекция.

На пресс-конференции народу было немного, и мне удалось в миниатюре реализовать свой излюбленный жанр интервью. Передо мной говорили о книге «Цинковые мальчики» (Кабул, 1988).
Мой 1-й вопрос:
ЛБ. Знаете ли Вы, СА, о том, что та же ситуация повторилась и в ходе «украинских событий»: при захоронении в родном селе, скажем, родственники не имели права написать имя погибшего ни на венке, ни на кресте. Буквально как в старой песне:

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли…»

И только Лев Шлосберг в своей газете «Псковская губерния» с возмущением отметил этот позорный факт. За что и был до полусмерти избит на следующий вечер, когда возвращался домой. В полиции открыли дело «по мелкому хулиганству».
СА: В связи с украинскими событиями ситуация ― в моральном плане ― стала более мрачной, чем была во времена Афгана. Если тогда по ночам матери приходили на кладбище и разрывали могилы, чтобы ещё раз посмотреть на сына, то после «Украины» ни одна семья не согласилась хотя бы дать интервью. А те, кто посмелее, поясняли: «А то мы потеряем свой миллион…»
2-й вопрос.
ЛБ: Поскольку мы в Израиле, то не грех, по-моему, в канве нашего обсуждения вспомнить еврейскую философию. Так, в Талмуде мы находим весьма парадоксальный, что нередко для иудаизма, постулат о том, что «мир был создан как компромисс между идеей справедливости и идеей милосердия». Что думает по этому поводу СА как писатель, исследующий общественные травмы?
СА живо отреагировала: «Именно в этом диапазоне идёт весь мой творческий поиск!»

В этой связи она вспомнила также Ф.М. Достоевского, чей ментально-нравственный настрой, по её мнению, весьма тесно коррелирует с этой философской максимой.
3-й вопрос.
ЛБ: Хочу напомнить аудитории, что Алексиевич ― 6-й русскоязычный нобелевский лауреат по литературе. До неё были Бунин, Пастернак, Шолохов, Солженицын и Бродский. Все они, кроме Шолохова, у себя на Родине были преследуемы и ошельмованы. СА, а как Вы чувствуете себя в этой компании?
СА: Вполне себе адекватно. Ведь моя премия в России тоже была встречена в штыки из-за моей негативной реакции на «Крымнаш» и события в Новороссии; моего весьма скептического отношения к советскому историческому наследию.
И действительно, Алексиевич своим каторжным историко-мемориальным трудом восполнила недопустимый пробел в современном российском культурно-социальном пространстве: она повела честный разговор о самых болевых точках недавней истории: цена индустриализации, «гибридные» войны и т. п. Нынешнему российскому информационному официозу это показалось весьма взрывоопасным. Кто-то даже окрестил её творчество «коктейль Алексиевич» (по аналогии с «коктейлем Молотова»). Судите сами: вроде всё устаканилось. И вдруг, «как чёрт из табакерки», со своими «биографическими мемуарами» появляется Алексиевич и этими «психологическими шпильками» всякий раз задевает самое больное. И куда она лезет?! Мы ведь у себя в России уже взрастили «траву забвения». И, кстати, «весьма успешно». Так, в Перми в помещении Музея жертв репрессий разместили Музей ВОХР; во Владивостоке на памятнике Солженицыну какой-то доброхот каждую ночь красной краской пишет «иуда». А пару лет назад торжественно отметили юбилей Усольского ИТЛ НКВД СССР. В Приветственном послании говорилось: «В 1938 г. здесь были заложены традиции, которые имеют общественную ценность и в наше время».

Так не позволим же этой СА выкашивать нашу траву забвения! Понятно, почему почти все негативные реплики в России в адрес СА были не профессионального, а именно эмоционального плана. Кое-кто не погнушался в этих целях даже злоупотребить именем секретаря Нобелевского комитета Сары Даниус:
«Вот, мол, откуда ноги растут: эта Алексиевич нас грязью поливает, за это «они» ей и премию дают!»
Мэтр российского литературоведения ― ещё с советских времён ― Мариэтта Чудакова отметила в этой связи:

«Самое обидное, что никто даже не заметил и не отметил, что впервые за 50 лет НП присуждена документалисту.
К стыду нашему, мы действительно не умеем радоваться за коллегу, гордиться национальными достижениями».

В Белоруссии же, напротив, в отличие от России, в этот день все пили шампанское, выходили на улицы с цветами и поздравляли друг друга с большой победой своей маленькой страны…
Из официальных лиц первым русскоязычную писательницу из Белоруссии поздравил президент Германии Й. Гаук. Лукашенко поздравил поздно вечером, но он лукавил. Ведь по его указанию госиздательствам Белоруссии запрещено печатать книги Нобелевского лауреата. Вот уж действительно, «нет пророка в своём Отечестве»: произведения Алексиевич переведены на 35 языков мира, а на Родине их не публикуют. Путин с Медведевым вовсе не поздравили, а поручили это мелкому чиновнику от Министерства культуры…

«Но для меня лично, ― сказала С.А. прямодушно ― НП ― это большая честь, ответственность и защита».

Здесь стоит отметить, что в Белоруссии у Алексиевич были замечательные предшественники: Алесь Адамович, Василь Быков… Но НП вручили именно ей. И в этом отношении она вполне могла бы воскликнуть вместе с великим Исааком Ньютоном: «Если я вижу дальше других, то лишь потому, что стою на плечах гигантов».

По окончании пресс-конференции я задала свой 4-й вопрос.
ЛБ: СА, почему по линии мед. туризма Вы приехали именно в Израиль, ведь перед этим 10 лет Вы прожили в Европе, в частности в Германии, а там превосходно развит мед. туризм?
СА: Считается, что по излечению моего заболевания Израиль лидирует, да к тому же я давно хотела побывать в Вашей стране. И теперь совершенно не жалею об этом.

Дорогой читатель, должна сказать тебе, что общаться с СА Алексиевич весьма приятно: чувствуешь, что имеешь дело просто с очень хорошим человеком.
Всякий, кто знаком с моими материалами, наверное, уже заметил, что им почти всегда присущ «личностный ракурс». Так и в данном случае. Практически в начале работы я поняла, что мы с СА были знакомы давно, что называется, «через одно рукопожатие». Ведь её «духовным отцом» был Алесь Адамович. (Ещё в начале 1980-х гг. он разглядел талант Светланы и великое будущее её книг). А у Адамовича, в свою очередь, был близкий друг, замечательный специалист по Достоевскому ― Юрий Карякин. Юра называл Адамовича «мой самый заинтересованный собеседник и соратник». В 80-х гг. друзья «замутили» (говоря на сегодняшнем молодёжном сленге) «Антологию предупреждений», имея в виду реальную опасность распространения оружия массового поражения. Идея работы состояла в осенившей их жуткой мысли о том, что, если раньше был смертным человек, то теперь, в эпоху распространения этого страшного оружия, смертным становится человечество как таковое. Кроме того, была у них мечта «пересечься», ― как писал Адамович, ― в совместной работе по Пушкину и Достоевскому. Но планам не дано было реализоваться. В начале 90-х Адамович заболел и в 1994 г. умер.
Так вот, с Юрой Карякиным я выросла в Москве, в одном дворе. Мы дружили. Правда, Юра был старше меня на 10 лет. Но его мама Варвара Кузминична любила меня и, зная, что мы с моей мамой живём очень бедно, частенько приглашала меня в гости, как я сейчас понимаю, «подкормить». И вот теперь, в XXI в., когда и Карякин уже ушёл (2011 г.), мне довелось лично познакомиться с «духовной дочерью» Юриного друга ― Светланой Алексиевич.
Светлана родилась в 1948 г. Отец ― белорус, мать ― украинка. Практически всю жизнь семья жила в Белоруссии, родители работали сельскими учителями. Послевоенная белорусская деревня, тяжёлый труд, скудный быт, одинокие женщины, их рассказы о мужьях, сгинувших в горниле Войны (на войне и в партизанах погиб каждый 4-й белорус), их тоска по любви, по семейной жизни…
Всё это легло в основу становления её как личности и как писателя. Впоследствии многие из этих рассказов, этих сюжетов вошли в книгу «У войны не женское лицо». Записать этот «устный ум», не дать пропасть этому опыту, этой информации, этой памяти. Осознание ценности этих крупинок в общечеловеческой копилке, в гуще которой взрастают мораль, культура, литература… Так формировался писатель Светлана Алексиевич и её творческий метод.
В решении Комитета записано, что

«Нобелевская премия по литературе за 2015 год присуждается Светлане Алексиевич за многоголосое творчество ― памятник страданию и мужеству в наше время».

Конкретно Нобелевскому комитету был представлен художественно-документальный цикл «Голоса Утопии» из 5 книг, которые посвящены наиболее болезненным социальным травмам и наименее защищённым социальным слоям советской эпохи:
«У войны не женское лицо» ― Великая отечественная война и женщины;
«Последние свидетели» ― Война и дети;
«Цинковые мальчики» ― Афганистан;
«Чернобыльская молитва» ― Чернобыль;
«Время секонд хэнд» ― по существу ― итоговая. (Общая идея книги в том, что, в основном, мы всё ещё живём как бы при советской власти, но уже… «со вторых рук»).
Но НП ― это не только содержание, определённый итог творчества СА, это и его метод. Вот три составляющих этого метода: журналистика факта (а не распространённая журналистика мнения); голос конкретного человека (а не литературного героя); опыт реальной травмы (а не вымышленной ситуации). И всё это напрочь лишено какого бы то ни было морализаторства. А ведь, по наблюдениям литературоведов, именно морализаторство убивает в писателе художника. (Так произошло с поздним Гоголем, в какой-то степени ― с Солженицыным).
НП ― это, в основном, европейские дела. Так что, как шутят острословы, пока батька Лукашенко разводит свою дипломатию между Россией, Украиной, Прибалтикой и Евросоюзом, С. Алексиевич уже вошла туда своим собственным, неповторимым путём.

«Мой жанр требует честности», ― говорит о себе СА. И действительно, например, рассказывая о ГУЛАГе, она даёт слово и жертве, и палачу.
Так СА записывает рассказ одного охранника: кровь стынет в жилах! Только через 10 лет он таки даёт разрешение к публикации… Так формируется культура рефлексии ― «Поговорим!» Противники того, что СА выкашивает российскую «траву забвения», порою ссылаются на книгу К. Кунц «Совесть нацистов» ― об устойчивости ряда нацистских догм в сознании немцев.

«Вот видите, ― говорят они, ― у каждого народа свои скелеты в шкафу!»
«Но если такие вещи оставлять непроговорёнными, ― уверена СА, ― погибнет морально-этическая база цивилизации».

Недаром писания её противников всё чаще идут под грифом «Над пропастью во лжи…».

***

Не обходит Алексиевич стороной и еврейскую тему.

«А волосики у неё там ещё совсем детские», ― делятся своими впечатлениями партизанские командиры, которые по очереди «трахали» юную еврейскую красавицу, бывшую у них в отряде. А когда еврейка забеременела, её отвели в лес и просто пристрелили.
А какие они инструкции из Москвы получали об обращении партизан с евреями!.. Несколькими страницами, страшными в своей наготе, Светлана Александровна сегодня как бы дописывает «Чёрную книгу», которую в своё время не смог издать Еврейский Антифашистский комитет, а в наши дни с трудом выпустил Илья Альтман.

Принципиальную роль для Алексиевич играет воспитание молодёжи ― недаром отдельную книгу в своём «нобелевском» 5-томнике она посвятила детям. Уже много лет СА является членом жюри организованного «Мемориалом» школьного конкурса «Человек в истории России. ХХ век». За последние 16-17 лет десятки тысяч детей в рамках этого конкурса написали свои исследовательские работы. На примере района, села, школы, церкви ребята прикасаются к этой сложнейшей теме «как бы с высоты птичьего полёта, но в человеческом масштабе».

Возможно в таких конкурсах (которые сегодня проводят и «Мемориал», и «Сахаровский центр», а зачастую и сама СА) в значительной степени и кроется залог будущего обновления России.
Упомянутая мною в начале статьи Лекция СА, которая состоялась в Тель-Авиве 07.02.16., проходила в переполненном зале и была посвящена, в основном, её взглядам на творчество как таковое. Главный тезис лекции ― «Жизнь сама по себе очень художественна».
Соседствующее с ним утверждение ― «Особенно художественно страдание» ― мне не очень понятно и я не берусь его комментировать.
В общем, по мнению ряда культурологов (Н. Кононов), бэкграунд СА представляет собой некий сплав белорусского бэкграунда, русской прозы и европейского взгляда.
В заключение же скажу, что эта лекция, как и Нобелевская, на мой взгляд, заслуживают отдельной публикации.