Погоды пасмурной палитра —
Полупрозрачное панно.
Инстинкт припрятанный велит нам
В ней чуять чудо всё равно.
Леопольд Эпштейн
[Дебют]Симфония си бемоль мажор
I. Allegro moderato
В этом темпе, в этом стиле,
В этой лёгкой кутерьме
Мы, наверное, забыли,
Мы, естественно, забыли,
Что продумали в уме.
Так, мне кажется, и надо —
Заготовок не беречь:
Только воздуха награда,
Только правда звукоряда,
Только запах винограда,
Только выдох, только речь.
Искромётное начало
Столько нам наобещало,
Укачало, как баллада,
Убаюкало, как печь.
Страх распада и разлада
В эту форму не облечь.
Мы, естественно, забыли,
Что держали на уме —
Как заснувший на корме
Пассажир на каравелле,
Вяло движущейся в штиле
(Он не думает о деле,
И душа в горячем теле
Изнывает что в тюрьме).
В этом стиле, в этом темпе,
В кутерьме прошедших лет
Дразнит ноздри запах терпкий:
Дым, костёр, суббота, кемпинг.
Разум горе перетерпит,
Но любви замены нет.
Птицы утренней рулада
(Ну чему она там рада?)
Возвращает из распада
Близорукий взгляд отца.
На краю земного сада
Предпоследняя отрада —
Фотография скворца.
II. Adagio
Мой отец добровольцем на фронт не ушёл.
Отсиделся. Работал электромонтёром
И учился — в том самом Ташкенте, в котором,
Если верить молве, было всё хорошо.
В младших классах меня, как назойливый зуд,
Изводило желанье придумывать сказки,
В них лишал я отца его главной отмазки:
Зренье — минус четырнадцать (в лучшем глазу).
Там взрывал он десятками танки, сбивал
Самолёты, пускал под откос эшелоны.
В младших классах мой разум кипел, воспалённый.
Как закончилось это? Не помню. Провал.
Героических выдумок мелкая гнусь…
Как давила на чувства начальная школа!
За отца я давно не стыжусь, но не скоро
Я поверю, что сам за себя не стыжусь.
III. Largo, аlla Marcia
В соответствии с Волей Господней
Совершаются злые дела.
Как вампир и вчера, и сегодня
Век лютует, отпив из горла.
Под рукой обнаружился кстати
Чёрной воли святой передел,
Словно сталинский скоросшиватель
Для хранения вечного дел.
Для хранения вечного дел.
Запрещающий все переделки
Очень кстати и Вормсский эдикт,
А покойный чиновник Тарелкин
Золотым нигилизмом смердит.
Обветшали тюремные склепы,
И правитель не гол как сокол,
Но разогнуты мягкие скрепы
И готов застучать дырокол.
И готов застучать дырокол.
И готов застучать дырокол.
Нежным светом окрашено утро,
Но при том всё верней и верней
Переходит в театр абсурда
Безобидная пляска теней.
Оживают посмертные маски.
В светлых латах, с изящным хвостом,
Дух нечистый под башней под Спасской
Сам себя осеняет крестом.
Сам себя осеняет крестом.
Сам себя осеняет крестом.
Сам себя осеняет крестом.
IV. Allegretto Rallentando
Возвращаться — дурная примета.
Человек не всегда понимает,
Что случится с ним третьего мая,
Если он из восьмого вернётся.
«Всё нормально», — твердит ему опыт,
«Всё нормально», — душа подтверждает,
Но молчит отраженье в колодце
И почти неподвижна вода.
«Надо верить себе», — заверяет
Золотое закатное солнце,
«Надо верить себе», — это эхо
Соглашается с ним, как всегда.
Красна девица, дай мне водицы,
Красный перец покрепче корицы,
Возвращаться — плохая примета:
Непременно придёшь не туда.
И хотя в навигацию Лета
Многократно и пышно воспета,
Неразумно сознанье поэта
И грязна у забвенья вода.
Для любви не бывает замены,
Даже если вполне откровенны
И естественны жесты красотки,
Понимающей— как объяснить,
Что природа (по замыслу Бога)
Строит женщину в форме чертога,
Что не надо бояться щекотки
И проста путеводная нить.
Ведь и римлянин сбрасывал тогу,
Прерывал и войну и эклогу:
Единицу прибавить к итогу, —
Полагал он, — улучшить итог.
Если жизнь вытекает из вены,
Трудно думать и делать замеры.
Для любви не бывает замены,
Даже спрячься она в закуток.
Ох, прозрачна в кринице водица,
Зачерпни-ка и дай мне напиться,
Красна девица, дай хоть глоток.
V. Finale. Andantino Dolce
Погоды пасмурной палитра —
Полупрозрачное панно.
Инстинкт припрятанный велит нам
В ней чуять чудо всё равно.
Не тереби болячку, полно!
Сейчас — другие рубежи.
Что мы забыли, что мы помним —
Какая разница, скажи?
Давай же счастьем предпоследним
Делиться, не деля обид.
Ты слышишь, милый собеседник,
Какая музыка звучит?
Пусть приглушённей птичье пенье
В такие пасмурные дни,
Бессмысленно сопротивленье:
Они поют! Поют они!
И возвращают нас в начало,
Туда, где только брезжил путь.
Там — помнишь? — музыка звучала:
Иной регистр, но та же суть.
2016
Я не думаю. что такой великолепный поэт стал соратником полит-манеры Быкова.
Любовь бесплотная нелепа, в разряд причуд занесена, она – как бутерброд без хлеба, как отпуск где-то под Алеппо, она абсурдна. Но она не уповает, не ревнует, не процветает, но растёт, без страха смерти существует, как плющ, увивший стенку склепа кладбищенского. Ей уход не требуется. Всё питанье – истлевшее воспоминанье. Кто понимает, тот поймёт.
Плющу особые зацепки не надобны. В линялой кепке садовник, взгляда не бросая, проходит мимо. Нет, не тот полуабстрактный садовод, простой садовник. Окликая друг друга, птицы хоровод ведут вокруг, не замолкая. И жизнь, как девочка босая, вслед за садовником идёт.
Любовь бесплотная – бесплодна, а значит – более свободна от нежелательной судьбы – гражданских бед, военных бедствий, непредусмотренных последствий, от «надо бы» и «если бы». Что нынче модно, что не модно, ей безразлично. Черноплодна рябина памяти. Сарай. За ним – другой… Весь ряд сараев. А мне – лет восемь. Мы играем. Во что, не помню. Выбирай игру любую. Скажем, прятки. Бельё, прищепки… Что в осадке? Быть может, ад. Быть может, рай. Поток души не управляем. Попробуй, спрячься за сараем, когда за ним – другой сарай. Как тут припасть благоговейно, когда в руке – бутылка Клейна: где внутренний, где внешний край? Свобода без конца и края, ты в ней умрёшь, не умирая. Усвой, запомни, повторяй. Замри, застынь, забудь, покайся, протри очки, прими лекарства. Из муки и муки мытарства, эх, испекли мы каравай…
Любовь бесплотная бесправна – всегда вести себя должна не гордо и не своенравно, ничем не выделяться явно, а лучше – в тряпочку исправно молчала б попросту она, как падчерица, что подавно наследства будет лишена. Она бесправна, но бесспорна – как дождь в расщелине окна, как пионерская страна, где барабана нет без горна. Ругать бедняжку не зазорно, да боязно. Ведь времена к ней почему-то благосклонны. Она сладка, как дикий мёд. Ей безразличны все законы. И мы с ней даже не знакомы. Кто понимает, тот поймёт.
Это, конечно, тоже Леопольд Эпштейн (из-за причуд копи-паст информация не попала в комментарий)
Наконец-то.
Для меня, не-офейсбученного, читать одного из самых любимых поэтов на любимом портале — радость вдвойне; хотелось бы еще, и побольше.
Уважаемый господин Бархавин. Вот ещё несколько стихотворений Леопольда Эпштейна, которые я поместил в своём блоге:
http://blogs.7iskusstv.com/?p=58760
http://blogs.7iskusstv.com/?p=58705
http://blogs.7iskusstv.com/?p=58471
http://blogs.7iskusstv.com/?p=56642
http://blogs.7iskusstv.com/?p=56483
http://blogs.7iskusstv.com/?p=56030
http://blogs.7iskusstv.com/?p=49162