Если только в моё парадное
ходят три пожилых инвалида,
Значит, сколько же было ранено?
А убито?
Вадим Ковда
На дружеской встрече ветеранов
Стихи
* * *
Бог взирает! Ты чувствуешь трепет?
Рядом смерть — и ты смысла лишён.
Всё не вечно и здесь, и на небе,
чтобы вечным был только лишь ОН?
Оттого ли ропщу и сникаю,
подводя неизбежный итог?
Дьявол — счастлив! — я вижу, я знаю…
Но не ведаю: СЧАСТЛИВ ЛИ БОГ?
* * *
Неужто бывали денёчки
счастливые? — я не пойму.
Она зашивала носочки
и нос вытирала ему.
А он на совочке песочек
носил или в мячик играл…
Господь! — ты ведь знал, что он хочет!
Господь, как же ты проморгал?..
Столетьям залечивать раны
и не залечить ничего…
Была ли у Гитлера мама?
Кормила ли грудью его?
АПОКРИФ
Как Господь дела свои обтяпал!
Что он сделал? — страшно произнесть.
Полубог ты? — значит, полудьявол!
Да. Всё верно. Так оно и есть.
Вот и стал я менее наивный,
понемногу многое узнал:
дьявол в нас участвовал активней —
он не только яблоко давал.
И за вещей книгой той старинной
видит, видит мой туманный взор:
вот Господь стал нас лепить из глины…
Кто Ему замешивал раствор?..
БЕСКОНЕЧНОСТЬ
Из бесконечности приходим.
И в бесконечность улетим.
Работу тихую находим.
В саду на лавочке сидим.
И, к бесконечности причастны,
не часто думаем о ней.
И вот по-мелкому несчастны,
смутны, и в помыслах неясны,
и бренны в сутолоке дней…
Ах, эта горе-бесконечность,
она покоится во всём.
Мы бестолково и беспечно
в самих себе её несём!
И я прошу о доле скромной:
раздумья эти миновать.
Иль никогда о ней не помнить,
иль никогда не забывать.
* * *
Всем хватит надежды и света.
Дай волю страстям и уму.
А жизнь не имеет сюжета,
придумать — тебе самому.
Тут нет никакого секрета,
тут важно решиться и сметь.
А жизнь не имеет сюжета,
вот разве рожденье и смерть.
И надо унять суесловье,
и вспомнить, покуда не лень,
что был бы наполнен любовью,
а там все равно, какой день.
ДЕКАБРЬ
Свет полуденный, декабрьский,
истончённый за год свет…
Для души моей лекарства
лучше не было и нет.
Неба синего осколки.
След пугливого зверья.
Свет, чуть розовый, чуть жёлтый,
из иного бытия.
Свет, чуть розовый, чуть жёлтый,
тусклый, нежный колорит.
Невсамделишные ёлки…
Тишь. Сугроб. Снегирь горит.
* * *
Сколько свежести, сколько простора!
Сколько нежности и красоты…
Всё равно не избегнуть разора,
не уйти от могильной плиты.
Как приветна земля, как открыта!
Белый свет — из глубин бытия…
У разбитого напрочь корыта
будешь ты, будет он, буду я.
Но под вечной небесною твердью
я хочу человека просить
проявить на земле милосердье,
также доблесть прошу проявить.
Не воздастся ни боль, ни правдивость,
не воздастся, увы, никому.
Но прошу проявлять справедливость,
даже если она ни к чему.
Эту долю без труб и оваций
надо вынесть, подобно ярму…
Так ценнее, когда не воздастся.
Так нужнее, когда ни к чему.
* * *
Хорошеет лицо у поющего,
даже если он худо поёт.
Хорошеет лицо у дающего,
даже если он мало даёт.
Но взгляните на рожу орущего,
что корыстью и злобой влеком…
И как тягостно видеть берущего…
Что с его происходит лицом?
* * *
Жизни темны содроганья —
в сперме, поту и крови….
Всё, как в Священном писанье:
в Творчестве смысл и в любви…
Но неувязочка вышла!
Некого в ней обвинять.
Все ищут тайного смысла,
явный не в силах понять.
НАЧАЛО ЗИМЫ
Мы дожили, Богом хранимы,
до этой блаженной зимы.
Туманы. Белёсые дымы.
И вечно туманные мы…
Ветра на своих окаринах
колдуют… Замёрзла река.
На русских бескрайних равнинах
холмы, и леса, и снега.
К ветвям притороченный иней,
шатёр простирает резной
над этой сторонкой лосиной,
кабаньей и лисьей страной.
И, вновь обратившись к деталям —
полянам, оврагам, стогам, —
в любви объясняемся далям.
Они объясняются нам.
А лжи и отчаянья довод
ветшает, уходит на слом…
И всё, что ты помнил дурного,
внезапно помянешь добром.
ЗОЛОТОЙ ЗАКОН
Как берёза из церкви растёт,
камень ест, чтобы к солнцу тянуться,
мотылёк у стекла вопиёт,
чтобы лапкой к огню прикоснуться,
под асфальтом живут муравьи,
набираются сил шампиньоны,
так и ты — не противься любви,
подчинись золотому закону!
Так и ты — знай устои свои,
страх забудь и не ведай корысти.
Никогда не противься любви,
как они не противятся жизни…
В этом деле подолгу не лгут.
И тебя эти чувства найдут.
И тебя они жёстко проучат.
Не потерпят заслонов и пут,
как гудрон, приподнимут и вспучат,
сдавят сердце и душу прорвут.
ВЗГЛЯД
Лишь согревает и светит,
лишь зазывает к себе,
вновь приютит и приветит,
вновь подчинившись судьбе.
Только обрадовать смеет
в сонме скорбей и утрат.
Только любить и умеет
этот заплаканный взгляд —
если вернуться назад.
РЕДКИЕ ВСТРЕЧИ
Даль волновалась и цвела
в старинном добром захолустье.
А ты смеялась и звала,
вся, вся из нежности и грусти…
Прошло полжизни. Вновь цветы
и та же трепетность в просторе.
И снова улыбалась ты,
вся, вся из нежности и горя.
Всё той же нежности кольцо.
И тем же веяло покоем
твоё прекрасное лицо.
И грусть, твердеющая горем.
* * *
Осень мне не надоела.
Грязь. Ну что ж, я рад и ей!
Выпал снег и потеплело.
Думал: станет холодней.
Снег! Его-то мне и надо!
Начинаю понимать:
заменять природа рада
благодатью благодать.
И земля не хуже неба,
только ближе и родней.
Я обрадовался снегу,
как вот этот воробей.
Воробей — моя жар-птица,
серовата и глупа, —
распевает и кружится
у фонарного столба…
А за день, что мне подарен,
за мгновение одно
я кому-то благодарен,
благодарен всё равно.
* * *
Ах, Боже мой, как всё лилово:
и снег, и небо, и дома.
Переполняют душу снова
и краски, и полутона,
забытых чувств высокопарность,
старинных мыслей перелив,
и благодать, и благодарность
за то, что жив.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Я задорен, силён, крепко пахну вином.
Помнят женщины, знают собаки…
Что там в прошлом моём?
Что там в прошлом моём?
Что скрывают судьбы буераки…
Вот мужчина идёт — неуклюже одет,
седина да рубец по-надбровью,
да короткая планка от громких побед,
что оплачены страхом и кровью.
Вот идёт он, сегодня его торжество.
Знает ужас, убийство и горе.
Я моложе, но нет, нет осанки его,
нет орлиности этой во взоре.
И хотел бы дожить до далекого дня,
чтоб вот так же идти и не гнуться,
и чтоб кто-нибудь вдруг посмотрел на меня
и, как я, захотел оглянуться.
На дружеской встрече ветеранов
Фриц морщинистый, прыткий, поджарый,
малость выпил — его не унять:
— Нет-нет-нет!! Мне не снятся кошмары.
Но хочу я хоть что-то понять.
— Мы вас били… Но всё потеряли…
Я ведь помню… Я в здравом уме
Это как же мы ВАМ! проиграли?
Вон у вас всё доныне в дерьме!
— Как мы шли! И как пели крылато!
Вот уж Химки!! Нам скоро домой…
Проиграли бы Англии…, Штатам…
Ну а вам-то… Ах, Боже ты мой…!
— Мусор, ямины, грязь и вонища
среди тучной и щедрой земли!
Тут у вас до сих пор пепелище,
словно танки недавно прошли!
— Сколько лиц, измождённых и пьяных!
Как мутна в вашей речке вода…
Это мне не понятно и странно,
что мы вас не добили тогда…
А наш Ваня — дышал перегаром.
Улыбался… И слёзы из глаз..
Фриц сосал дорогую сигару
и с угрюмо косился на нас.
2010 г.
***
Если только в моё парадное
ходят три пожилых инвалида,
Значит, сколько же было ранено?
А убито?
Прекрасные стихи Вадима Ковды, Ларисы Миллер и Валентина Нервина — спасибо!