СЕМЬ ИСКУССТВ

Наконец-то пришли те мгновения, которых я так долго ждала. Моя госпожа положила в мое лоно своего маленького внука. Прелестное дитя! Конечно, не понравилось ему, что его туго запеленали, и громко заплакал: «Инга-инга».

Умид Али

ВСТРЕЧА

Перевод с узбекского Мухаббат Юлдашевой.

В погребе, где царствуют тьма и холод, несёт мышами. Тишину нарушают только иногда снующие туда-сюда мыши. Время от времени отодвигается щеколда двери, и в погреб входит один из хозяев дома. Включается свет. Пыльная лампочка светит тусклым светом. Входящие находят, что нужно, и опять выходят. Сырой и холодный подвал опять погружается во тьму. Меня когда-то повесили на крючок, который торчит в потолке погреба. По поперечным балкам вбиты гвозди, и на них висит разный хлам. Простирающаяся по всему потолку паутина обвила и меня, захватила и все мое лоно. Из-за паутины еле видны очертания других вещей, висящих на гвоздях. Я, находясь на крючке, невольно погружаюсь в раздумье. И от этих приятных воспоминаний темный, как кладбище, погреб будто светлеет.

Спи,  моё дитя, спи,
Спи, сынок мой, спи!
Вырастай скорее, будь моей опорой,
Пусть в жизни не случается плохое…

Волшебное звучание нежного голоса будто очаровывает ребенка, лежащего в моем лоно. Я с осторожностью, еле заметно качаюсь от движений нежных руках своей госпожи, придающих райское наслаждение. Она поет своему ребенку волшебную колыбельную песенку, но мне кажется, что это песня предназначена для меня. Это колыбельная создана только для меня. Она начинает завораживать. Я, очаровываясь от песенки, качаюсь то влево, то вправо…

Вот ребенок и заснул. Колыбельная, затихая, закончилась.

Моя хозяйка нежно поцеловала щечки ребенка, встала и направилась к двери. Ребенок, посапывая во сне, спит в моем лоно. Я смотрю на него, любуюсь им, боясь шевелиться. Он такой милый, такой прекрасный. Розовые щечки просто прелесть! Как крылышки стрекозы, трепещут густые ресницы… Мне хочется обнять его крепко-крепко, и в это время начинаю чувствовать биение маленького сердечка. Каждый раз, когда моя хозяйка укладывает своего ребенка в мое лоно, во всем моем теле начинается еле заметная дрожь. Так люблю этого ребенка, что если не вижу хоть минуту, уже начинаю скучать по нему.

Лежит ребеночек в моем лоно, иногда сосет свои малюсенькие пальчики, иногда пинает воздух маленькими пухленькими ножками. Причмокивая, сосет грудь своей матери, пьет молочко из маленькой бутылочки… Ах, какой удовольствие видеть все этого!

 Моя госпожа родила десять детей. Все они выросли в моем лоно. Каждый раз, принимая ее новорожденного ребенка в свое лоно, я чувствовала какой-то необычный трепет. Соскучившись по аромату детского тельца, я так истомилась в ожидании очередного ребенка, что даже начинала терять терпение, так хотелось, чтобы госпожа скорее уложила ребенка ко мне…  Но когда чувствовала внутри себя долгожданного младенца, то просто пьянела от радости. Я всегда была готова взять в свое лоно ребенка. Вся моя жизнь прошла среди детского плача и капризов, но я никогда не жаловалась на это, наоборот, старалась приспособить их к себе. Если младенец быстро привыкает, он сразу становится моим любимцем. Даже если его “умные” ножки невольно дергаются в воздухе, со временем все-таки подчиняются мне. Ах, это были дающие неимоверное наслаждение прелестные дни…

Иногда во время кормления ребенка моя госпожа нечаянно засыпала. Платок спадал с головы, но она не замечала, все спала и сладко улыбалась во сне. А ребенок, хотя уже был сыт, но не мог оторваться от груди матери и, устав сосать, тоже засыпал. Отдых маленького существа в моем лоне давал блаженство, сознание заполнялось теплым сиянием тихой радости. Разве в такие минуты можно не волноваться, не радоваться? Нет, ни в коем случае!

А сейчас на меня смотреть больно. Всё мое лоно стало обиталищем пауков. Меня покрыли слой за слоем паутина и пыль. В моем лоне бегают и радуются пауки, качаются, как на качелях, паучки на паутине…

Ах, где же теперь мои бархатные накидки и атласовые матрасики? Когда-то пара моих бархатных накидок сияла, как раскалённые угли.

А сейчас увидевшего меня может стошнить. Всё мое тело в паутине и пыли. Ф-фу!

Дверь открылась с громким стуком. Мои светлые воспоминания улетучились, испугавшись света, проникающего из дверной щели. Опять загорелась лампочка… О-о, это же моя госпожа?!

Она, тяжело дыша, приблизилась и остановилась напротив меня.  Подперев щёку указательным пальцем, едва заметно покачала головой.  Прикусила нижнюю губу. Я чувствую, что она жалеет меня…

Госпожа резким движением сняла меня с крючка и поставила на землю. Потом, оглядываясь вокруг, начала что-то искать. Вот нашла. Это был старый куцый веник, от которого осталась только рукоять.

Но в руках моей госпожи куцый веник как превратился в волшебную палочку и мгновенно очистил меня от грязной паутины. Большие и маленькие паучки разбежались куда глаза глядят. Ну и ну, неужели их было так много?! За многие годы моего ожидания они так расплодились, что сейчас казалось, они кишмя кишат в моем лоно!

Моя госпожа взяла меня в руки и вынесла наружу. Я увидела теплое лицо улыбающегося мне солнышка. Меня стали ласкать невидимые руки легкого ветерка. После заточения в затхлом подвале я так наслаждалась чистым воздухом!

 — Ф-фу, мамочка, ее надо выбросить на мусорку! — сказал откуда-то появившийся парень, состроив гримасу. — Ладно, я пошел на базар. Лучше куплю новую колыбель!

— Никуда ты не пойдешь! — возразила моя госпожа. — Твоего ребенка вырастим в этой колыбели. Я сейчас почищу ее, и она будет как новенькая!

Услышав резкий голос, я немного пришла в себя.

— Но, мама, это же рухлядь…

— Не спорь, ты сам в ней вырос. Эта особая колыбель, она принесет счастье и здоровье твоему ребенку! — решительно сказала моя госпожа, не дав сыну досказать свою мысль. — Я мечтала, чтобы и мои внуки выросли в ней, вот и берегу ее столько лет как зеницу ока…

Ах, теперь я поняла! Значит, моя госпожа женила своего первенца, и теперь у него появился ребенок. Теперь приму в свое лоно внука своей госпожи! Какое счастье! Опять почувствую тепло ребенка. Опять беззвучно буду петь ему колыбельную! Ах, как же томительно долго ждала я этот день. Встреча! Какая я нетерпеливая!

Моя госпожа за считанные минуты очистила меня от пыли и грязи, и я стала опять как «новенькая». Какое счастье быть чистой, свободной от пыли и праха…

«Уже вернулся из школы, сыночек?!», — воскликнула моя госпожа, посмотрев на мальчика, забежавшего в ворота, но не останавливаясь, продолжала протирать мои ножки.

«Сыночек»! Моя госпожа только самого младшенького называла таким ласковым словом. А младшенький уже подрос. В младенчестве он был очень шустрым, ловким мальчуганом. Пока мама подвязывала его руки-ноги к моим специальным приспособлениям, он так ловко дрыгал пухленькими ножками и ручками, просто замучил ее.

Младшенький, быстро поцеловав мать в щеку, побежал в сторону комнаты, из открытых окон которой выходил легкий дымок. Через мгновение оттуда послышался тонкий голосок девочки:

— Мама, смотри, твой любимчик уронил в казан муху!

— Я не уронил, муха сама упала!

Паренек старался возразить ей ломающимся голосом, но было заметно, что он приврал. А мама, продолжая свое дело, начала ворчать:

— Ах, ты, негодник! Скоро тебе исполнится уже тринадцать лет, а ты до сих пор как ребенок! И сам не поумнеет, и сестре надоедает! Ну, погоди, попадешься мне в руки!

Ой… Раз младшенькому скоро исполнится тринадцать, значит, прошло десять лет… Десять лет. Столько времени я висела в затхлом, запыленном, заполненным пауками подвале… Кажется… Кажется, я десять лет сидела в тюрьме, и теперь, отсидев положенный срок, вышла на свободу…

  В это время  кто-то подошел. Эта была незнакомая женщина с ребенком на руках. Нет, я ее не знаю. Совсем незнакомая…

— Дочка, зачем вынесла ребенка на улицу? Заходи скорее в дом, не дай Бог, еще сглазят! — начала ворчать моя госпожа.

 — Мама, ваш сын говорит, что старая колыбель совсем сгнила. Он хочет купить новую! — сказала незнакомая женщина приятным голосом.

— У моего сына мозги сгнили. Эта колыбель дорога мне как память. От нее веет запахом моих детей. Сын мой дурак, болтает, не подумав! — занервничала моя госпожа.

Не только моя госпожа, но и я обиделась на слова молодой женщины. То есть, невестки моей госпожи. Но услышав, как защищает меня моя госпожа, я забыла все обиды.

Сгнила! Да, немножко постарела, потускнели краски, исчезла прежняя красота, но я полна сил. Могу вырастить еще сто детей, может, и больше… Вырастила столько детей своей госпожи, неужели не хватить сил на нянчание ее внука? Я могу вырастить даже ее правнуков…

Моя госпожа очистила меня вовсю и занесла в комнату. Знакомая комната… Здесь я укачивала в себе ее десять детей. Да, да, точно, в этой комнате.

Я нашла свое место. Как и раньше, меня поставили в красный угол комнаты. Моя госпожа расстелила то, что держала в руках. Ах, какое счастье! Это была моя любимая одежда! Бархатные накидки до сих пор смотрятся как новенькие! Они были сшиты точно на меня…

Моя госпожа начала меня наряжать. Положила маленький матрасик, малюсенькую подушку. Устроила какие-то приспособления… Горшочек и трубочка, вставляемая ребёнку, лежащему в бешике между ног для отвода мочи были в целости и сохранности, ведь моя госпожа хранила их столько лет как зеницу ока.

Моя госпожа положила под подушку маленькую лепешечку, горкий перец, маленький ножик, брусок и гвоздику. От запаха гармалы я опьянела…

 Наконец-то пришли те мгновения, которых я так долго ждала. Моя госпожа положила в мое лоно своего маленького внука. Прелестное дитя! Конечно, не понравилось ему, что его туго запеленали, и громко заплакал: «Инга-инга».

Я начала качаться. Я качала ребенка. Вот послышались звуки  колыбельной. До боли знакомая мне песенка. Только голос моей госпожи стал еще нежнее, в нем чувствуется волнение матери, отражается ее сердце.

Хотя столько лет слушала эту песенку, она никогда не надоест мне. В этой песенке есть любовь, свет, призывающий к вечной доброте и нежности. Эту песенку когда-то пела моя госпожа, а сейчас поет ее невестка с волнующим сердце трепетом в голосе. Вечная песенка продолжается:

Спи, спи, мое солнышко,
Спи, спи, мое сердечко…