СЕМЬ ИСКУССТВ

Рассказала все, как было, дядьке и жене его. Те говорят: «Бог, видать, не велит сироту обижать, охраняет». С того дня перестали девочку гнобить. Выросла, окончила профессиональное училище. Хорошего человека встретила, вышла замуж. Так жизнь и наладилась.

Борис Швец

ВЗГЛЯД ИЗ ДЕТСТВА
(Из книги «По прихоти памяти»)

ШИРОКАЯ ДУША

В 1976 году количество жителей уральского города Челябинска достигло миллиона. Событие торжественно отметили, увековечили в значках и в почтовых марках. Даже с продуктами ненадолго стало получше, ведь большие города должны есть. Как, впрочем, и малые города, хотя большие города прокормить труднее. В те годы плохо удавалось кормить и большие города, и малые. Челябинск — город металлургов и машиностроителей, химиков и электронщиков, город тружеников. Еды не хватало, а без еды какая работа? Рабочие Челябинска пригрозили забастовкой. Забастовка в крупном городе оборонного значения — это серьезно. Надо было что-то срочно предпринять, и под зеленые семафоры отправили в Челябинск железнодорожный состав с автомобилями «Жигули». По тем временам хорошая была машина, престижная, остродефицитная. Подогнали состав к городу и вселюдно объявили, что купить автомобиль может любой работник. Купить без записи, без талона, без переплаты и без очереди. Приходи, плати и бери. Народ и вправду сразу забыл про нехватку продуктов, новая тема возникла, еда подождет.

Работал в то время на Челябинском электроцинковом заводе старшим печевым молодой мужчина из предместья, назовем его условно Василием. Печевые зарабатывали тогда о-го-го, и надумал Василий купить себе «Жигуленок». Сказано-сделано, и вот уже автомобиль во дворе. Расслабляться некогда, надо обмыть.

Обмывали всей бригадой. Пили, пока деньги не кончились. Занял Василий немного денег, у кого было. Пили. Потом и эти деньги кончились. Помчался Вася в деревню, откуда сам родом, а там у него в наследстве хозяйство, соседи приглядывали. Продал Василий с пылу наследственную корову, в город вернулся. Пили, деньги от коровы пропили. А Василий во вкус вошел, в деревню к себе опять наведался, дом с имуществом по-быстрому продал, и в город, друзья ждут. Пили. Когда и эти деньги пропили, автомобиль Вася продал, а деньги, вырученные за него, с друзьями в остаток пропил. Больше пить не на что, остановились, стало быть.

Долго пили, работу забросили, да на это смотрели тогда спокойно. Если нутро у человека горит, а душа широкая, то кто осудит?

СУДЬБА ЖЕНЩИНЫ

В тесном мирке ведомственного дома и жители, и обслуга, казалось, были хорошо знакомы. Но порой всплывающие детали по-новому освещали отдельные судьбы.

Работала консьержем немолодая женщина. Тихая и неприметная, она несла в себе отголоски далекого трагического детства. Родилась и жила в деревне, что в средней части России. Было ей лет пять, когда умерла мать, и остались она да трехлетний брат с отцом. В деревне без хозяйки нельзя, пропадешь, так что отец вскоре женился повторно. Молодая мачеха сирот невзлюбила — отец в город на заработки, а она держит детей впроголодь, ругает, бьет, и заступиться некому. Знала маленькая девочка, что у покойной матери в городе ее брат остался, решила к нему податься. Может, приютит? Однажды зимой взяла братишку за руку, и пошли они в сторону города. Идти далеко, дороги не знают, заплутались. Брели целиной по глубокому снегу, стали замерзать, и тут провалились под землю. Даже испугаться не успели, оказались в норе. А там — большая серая собака, и щенки повизгивают. Сразу стало тепло и интересно. Собака зубы показала, детей обнюхала… и пригрела. Чем кормила, неизвестно. Когда через несколько дней отец из города вернулся, детей отправились искать всей деревней. Нашли в логове волка, живых и вполне здоровых. Самой волчихи и волчат в норе уже не было.

Отец детей домой привел, жену побил: «Не обижай сирот!» — и опять в город на заработки. Стало детям дома немного сытнее, да все нехорошо. Видит отец, что изведет детей мачеха, решил у брата покойной жены их пристроить, тот бездетным был. Привез. Но время-то голодное, дядьке с женой самим есть нечего. Жена дядьки к маленькому мальчику прикипела, приняла. Ну, а девчонка взрослая, шестой год пошел, лишний рот, должна помогать, работать. Поручениями и заданиями ребенка замучила. Послала однажды на рынок за покупкой, а у девочки деньги украли. Как домой вернуться? Решила утопиться. Побежала на речку, да споткнулась. Упала носом в снег и видит — у самого лица в снег денежка вмерзла. Снег разгребла — купюра, да какая большая! В кулаке зажала, домой подалась. Рассказала все, как было, дядьке и жене его. Те говорят: «Бог, видать, не велит сироту обижать, охраняет». С того дня перестали девочку гнобить. Выросла, окончила профессиональное училище. Хорошего человека встретила, вышла замуж. Так жизнь и наладилась.

ПУТЕШЕСТВИЕ МОЛОДОЖЕНОВ

Сергей, студент московского института, будущий врач-эпидемиолог, женился. Не надо смеяться, с каждым может приключиться. Это событие они с молодой женой решили отметить поездкой на теплоходе по Волге от Москвы до Астрахани. Представляете себе: отдельная каюта, предупредительные стюарды, изысканное по тому времени меню. Прекрасные волжские виды, маленькие старинные городки с базарами-развалами. Местные музеи с заблудившимися шедеврами. Несравненные волжские помидоры, ароматные арбузы, домашняя выпечка на стоянках. Представляете? Вот и они все именно так себе представляли. Только жизнь внесла коррективу: аккуратно в день отъезда молодоженов из Москвы зафиксирована была в регионе Волги вспышка холеры, вследствие чего объявлен карантин.

Плыли молодые до Астрахани без остановок. Еда… ну, вы понимаете. Само собой, исключились овощи-фрукты. Все прочее соответствовало ситуации, не было ни музеев, ни прогулок вдоль резных палисадов. А в Астрахани Сергея ссадили с теплохода и забрали в инфекционную больницу. Подхватил ли он холеру или врачи подстраховались, изолировав его от общества с обычной диареей от некондиционных харчей, сказать не могу. Только провел Сергей в холерном бараке положенный срок под капельницей и на унитазе, а молодая жена его металась на свободе в попытке передать супругу записку со словами любви и материальное подкрепление своих чувств в виде недозволенных съестных припасов.

Для будущего эпидемиолога такой взгляд на проблему изнутри был безусловно полезен. Только спустя не самое продолжительное время после той поездки Сергей развелся. Нельзя исключить, что именно поездка разочаровала его в семейном счастье.

НА ВЕРБЛЮДЕ В ПУСТЫНЮ

На двугорбом верблюде чего не ехать, пристроился между горбами, и вперед. А вот усидите на одногорбом верблюде! Того вначале оседлать надо, седло прочно закрепить, вы от него зависите. Затем верблюда посадить, иначе Вам не вскарабкаться. И садитесь. Одну ногу свесьте, а другую вперед вытяните и в сторону первой перебросьте через низенький деревянный столбик, который с Вашим седлом составляет единое целое. За тот столбик будете держаться в движении. Уздечку в руку. Да не та это двойная уздечка, которой конем управляют, потянул правый повод, потянул левый повод. Здесь хитрее — всего один ремешок, надо им скомандовать верблюду, куда Вы хотите. Вы сели? Поднимайте верблюда. Поехали.

Премудрость эту мы с женой осваивали в пустыне Негев. Вы поняли, что было это в Израиле? Там мы отдыхали на любимом израильтянами курорте Эйлат. Среди многих удовольствий, предлагаемых бездельникам, был пятичасовой тур на верблюдах по пустыне. Подобралась интернациональная группа из восьми туристов и двух погонщиков. Меня не оставляло впечатление, что каждый из десятка участников говорил на своем языке. Удивительно, но друг друга мы понимали.

Все пустыни разные. Пустыня Негев неприглаженная — резкие изломы барханов, разорванные складки песка. Библейская картина начала мира. Собственно, почему нет, ведь там и зародилась Библия.

В середине маршрута привал. Разжигаем костер, наши проводники-бедуины готовят пустынный хлеб. Я сказал «бедуины»? Я вас обманул, это евреи в пустыне Негев работают бедуинами. Хлеб приготовили быстро и ловко. Мука, вода и медный лист, прокаленный на костре. Тесто перемешано, разделено на куски. Каждый кусок превращается в лепешку прямо в воздухе, когда наш проводник ловко его подбрасывает и крутит. И вот она уже испечена, теплая и хрустящая пресная лепешка. В Израиле замечательная еда, но ничто не сравнится с этим хлебом. Впрочем, вы вправе не согласиться.

ОБЛОМ

Виктору с детства предрекали большое будущее. Незаурядная память позволяла способному ребенку легко запоминать длинные тексты, с одного прочтения повторять стихи. Школьные годы промелькнули незаметно, мальчик в осознании собственной одаренности учебой особо не утруждался. В итоге аттестат расцветили тройки, по причине чего в институт юношу не приняли. Армия способствовала прилежанию, но с некоторым опозданием. Непрочные школьные знания за годы армейской службы выветрились из бедовой головы, да и родителей следовало поберечь, так что пошел работать. Что может предложить обществу молодой человек без квалификации? Знаний нет, только руки и обучаемость. Устроился официантом, и здесь парню повезло. Ресторан «Петрович» в тихом московском закоулке, взявший его на работу, был клубным местом, одним из тех, куда стекалась ностальгирующая интеллектуальная элита. В созвездии громких имен и знакомых лиц из телевизионной кассеты Виктор воспрял, навыками официанта успешно овладел. И несколько неожиданно для себя стал своего рода достопримечательностью учреждения благодаря уникальной способности лихо принимать заказы «на память». Этот дар у молодого человека заметили быстро, и вот уже проинформированные и заинтересованные посетители наперебой заказывали ему по длинным спискам. Безукоризненное исполнение и четкость работы все больше укрепляли репутацию официанта к чести заведения.

Тут в Москву наведался любимый сценарист и близкий друг Федерико Феллини — Тонино Гуэрра, поэт и скульптор, обладатель четырех «Оскаров». Гуэрра был женат на россиянке, и они с женой нередко навещали нашу страну. Ко времени этой истории возраст Тонино Гуэрра перевалил за восемь десятков лет. Ну, где было принять почтенного маэстро? Неформальный «Петрович» с домашней кухней подходил как нельзя лучше. Привезли, усадили, предварительно проведя уважительной экскурсией по залам в стиле «советского ретро». Предложили сориентироваться в меню, и в дивертисменте отрекламировали, как звезду ресторана, Виктора, приставленного к дорогому гостю. Гуэрра талантом официанта восхитился и сделал заказ. Виктор в точности повторил наизусть все заказанное маэстро и его спутниками. И отправился исполнять. В интересных разговорах потекло время. Принесли заказанное спутникам дорогого гостя. Поужинали и стали расходиться посетители из-за соседних столиков. А маэстро Гуэрра все ждал заказанной им еды.

Еда не прихоть, если человек, как Тонино Гуэрра, страдает диабетом, требующим своевременного питания. Иначе беда. Светская беседа прервалась неожиданно: терпеливо дожидавшийся Гуэрра стал заваливаться, теряя сознание. Конечно, помогли. Конечно, тут же обратили внимание на задержку. И выяснили: в этот день было много посетителей, и хваленый дар Виктора, обращенный к приезжей знаменитости, от волнения официанта дал осечку. Попросту говоря, Виктор напрочь забыл о Гуэрра.

МИЛОСЕРДИЯ!

Обычный российский город на пару сотен тысяч жителей. Какой? Да, неважно. Обычный судебный процесс. Что совершил обвиняемый? Какая разница, важно, что виновен. Подсудимый дал признательные показания, вина явная. Неожиданностей быть не должно, рутина, тоска. А тут на судебном заседании адвокат вытаскивает «из рукава» медицинское заключение о том, что его подзащитный страдает «неизлечимой алопецией второй степени». Заключение официальное, выдано авторитетной клиникой. Перед законом все равны, кому, как не судье, это знать? Но судья тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Есть такой термин в юриспруденции — «Argumentum ad hominem», что означает перенос акцента спора с предмета обсуждения на оценку личности участника. В нашем случае это была попытка адвоката привлечь внимание к тяжелому состоянию обвиняемого и призвать суд к милосердию и состраданию. Попытка удалась. Высокий суд с учетом заболевания подсудимого назначил ему вместо реального срока наказания условный. Пусть лечится и живет, много ли ему осталось с такой грозной болезнью.

Спустя некоторое время вынесший приговор судья нашел время и любознательно стал разбираться в медицинских терминах. Алопеция, которой страдал подсудимый, оказалась ничем иным, как тривиальным облысением, плешивостью, свойственной большинству представителей сильного пола.

«Я МИЛИЦИЕЙ ДОВОЛЕН»

В таежной зоне Среднего Поволжья посреди Марийской низменности течет река Малая Кокшага, несущая воды в великую русскую реку Волгу. С давних времен населяли те места свободолюбивые финно-угорские племена, именовавшиеся марийцами или черемисами. В 16 веке царь и великий князь всея Руси Иван IV Грозный, дабы воспрепятствовать многократно вспыхивавшим Черемисским войнам, повелел заложить на Малой Кокшаге город-крепость, в память чего город назван Царевококшайском. В советской действительности этот город стал столицей Марийской автономии и с конца двадцатых годов прошлого века носит имя Йошкар-Ола, что на русский язык переводится как Красный город. Положенным образом Йошкар-Ола обрастала во времени всеми атрибутами столицы, чему немало способствовало перемещение туда в начале Великой Отечественной войны потребных для военных нужд заводов из западных областей страны. В то лихолетье на улицах города утонула в грязи, захлебнувшись, персональная лошадь директора одного из местных предприятий. Улицы постепенно замостили, а потом и вовсе закатали в асфальт. На провалах пешеходных дорожек воздвигли деревянные мостки на сваях. Появились кинотеатры и театр. И тогда в общем потоке всепроникающей культуры в Йошкар-Оле заработали вытрезвители.

Как, вы не знаете, что это такое? Большой толковый словарь Д.Н. Ушакова определяет вытрезвитель как «Учреждение санитарно-медицинского характера для вытрезвления пьяных». Людей, пьяных до невменяемости, свозят в эти заведения, где они ночуют. Не могу сказать, в какой мере вытрезвители являются отечественным изобретением, но в России первый вытрезвитель под названием «Приют для опьяневших» появился в 1902 году в городе Туле в целях борьбы с вырождением населения, его экономическим разорением и нравственной порчей. Штатный кучер вытрезвителя ездил по городу и подбирал попавших в поле зрения бесчувственных граждан, которых доставлял затем в вытрезвитель для оказания им помощи. Спустя несколько лет через вытрезвители Тулы проходили ежедневно по триста и более человек. К тому времени во многих губернских городах страны существовали подобные заведения. На событиях 1917 года вытрезвители исчезли, чтобы возникнуть вновь через полтора десятка лет, вначале как заведения Наркомата здравоохранения, а с 1940 года — Наркомата внутренних дел. В советское время пьяных на улицах собирали наряды милиции и народные дружинники. Существовали привилегированные категории граждан, которых запрещалось помещать в вытрезвители. Вместе с тем сложилась целая когорта соотечественников, для которых ночь в вытрезвителе стала нормой жизни. В 2011 году вытрезвители на территории России закрыты, что вряд ли следует рассматривать как следствие тотального сокращения алкоголизма в отечестве. Практика работы вытрезвителей при громких реляциях была довольно непривлекательной. Пришедшие в бессознательное состояние люди должны были получить там медицинскую помощь, пройти санитарную обработку и найти кров над головой и чистую постель. Услуги эти, конечно же, потом надлежало оплатить. Фактически медицинская помощь сводилась к беглому осмотру и фельдшерской помощи с приемами ускоренного отрезвления. Кров, какой-никакой, тоже был. А вот с чистыми постелями везло не всем. Нередко случались побои и ограбление беспомощных людей.

Но вернемся к упомянутой Йошкар-Оле. Годах в семидесятых постоянным клиентом Йошкар-Олинского вытрезвителя стал некий марийский поэт. Любил человек выпить, ну и что? А если случалось ему многократно ложиться на улице отдохнуть, приняв свою дозу, так организм же требовал. Милицейская перевозка его добросовестно подбирала и в вытрезвитель транспортировала. Тут случился очередной юбилей доблестной милиции. Поэт, естественно, по случаю праздника выпил и опять попал в вытрезвитель. Проспался и на следующее утро бодро попросил в вытрезвителе книгу отзывов. Удивляться не следует — во всех нормальных советских учреждениях книги отзывов были. Дали нашему герою книгу отзывов. И он оставил в ней такую искреннюю запись:

«Я милицией доволен, у меня претензий нет.
За хорошую работу шлю милиции привет.
А пить я буду и знаю наперед —
Моя милиция меня подберет.»

Говорят, эти стихи одна из местных газет перепечатала как пример хорошего тона для культурных жителей марийской столицы.

В ЗАПОЛЯРЬЕ

С моим другом Сергеем и его бывшей, тогда всего второй по счету, женой отправились мы на Север. Но вообще-то я туда не собирался, намереваясь в свой законный отпуск пройти на байдарке с нашим лаборантом, тоже Сережей, по реке Великой, что на Псковщине. Хотели мы отдохнуть и Пушкинские места посмотреть. Только Сережа в день отъезда свалился с высокой температурой, не идти же мне в одиночку. Поменял планы, решил навестить родителей, живших в другом городе. Согласовал планы с женой, ей так и так работать, она без отпуска. Родителям позвонил, обрадовал близким появлением, на аэровокзале купил билет на завтрашний самолет, вернулся, сижу дома. Звонит мой друг Сергей. «Нет ли у тебя лишнего спальника? — спрашивает. — А то мы в Заполярье податься решили, рыбку половить». «Есть, — говорю обреченно, — бери спальник, бери два. Сам я было на Великую собирался, да напарник заболел». «Так ты с нами давай, очень здорово будет», — предлагает друг. Я заинтересованно: «Поезд когда?» А он мне: «Часа через два». Каюсь, отреагировал я не вполне вежливо.

Про спальник договорились, и трубки повесили. Я как раз перед этим очередную книгу дочитал, новую брать сразу не хотел. Дел нет, и предстоящему размеренному периоду явно не хватает красок. Почему бы не на Север? Рюкзак еще не разобран. жене позвоню, она мой билет на самолет сдаст. Перед родителями извинюсь, приеду к ним чуть позже. Курева вот почти нет, ну, уж как-нибудь. Так все и сделал. Через два часа был с друзьями в поезде. Свобода. «Хорошая вещь каникулы!»

Приехали на станцию «Полярный круг». Пересели на другой поезд, едем севернее. Вышли у деревни с загадочным названием «Черная речка». Оттуда надо еще севернее, но уже по реке, другого ходу нет. Только у нас лодки нет. Пошли по деревне. Народу там осталось немного, кто помер, кто уехал. Оставшиеся занимаются сбором морской капусты, ламинарии по-научному, достают вилами со дна, сушат и сдают. Тем живут, да подножным кормом. Мужики, как водится, пьют. Мы в один дом, в другой. «Нельзя ли лодку на время получить?» Не дают лодку, говорят, что нет. А у нас спирт с собой, литра три. Начали мы по душам в избах разговор вести, здесь угостим и пригубим, там. Глядишь, подружились, где-то и сошлось, отыскали лодку. Хозяин, правда, к тому моменту не совсем в себе был, но на ногах держался. «Берите, — говорит, — мужики, только верните потом». А сам в это время к жене моего друга обращается, смотрит, не моргая. Это чтоб мужик не подумал, что он пьян — он ее тоже за мужика принял, не разобрался, видать.

Лодка нам перепала — решето, в воде по макушку. Воду мы отчерпали, щели, как могли, законопатили, и в путь, пока хозяин не протрезвел, обратно лодку не затребовал. Когда на обратном пути мы ту лодку возвращали, узнали, что мужики за нас свечку на поминание поставили. Потому что лодка эта была для плавания не пригодна, и когда мы в ней сидели, то один нас непрерывно воду черпал, иначе потонули бы. Ну, есть Бог!

Дошли до острова «Олений», что на Белом море в Чупской губе Кандалакшского залива, там неподалеку филиал биостанции Московского университета когда-то был. Палатку поставили, на случай дождя окопали, растяжки от ветра укрепили, все, как надо. И роскошно время провели. Рыбалка по щедрым северным меркам — треска, навага, скорпена. Кто не знает: скорпена — это такая многоцветная рыба из отряда ядовитых ершей, ее еще морским ершом кличут. С виду страшненькая, но в уху хороша, навариста. Удочки не нужны, мы рыбу с лодки на закидушку брали. На палец леску толстую наматывали и два здоровущих крючка цепляли. На крючки пескожилов насаживали — червей, которые в песке на берегу обитают, на том месте, которое отливом обнажается. То место приливно-отливной зоной или литоралью называют. Видишь на литорали конусы закрученные — это пескожил накрутил. Походишь — найдешь.

Случалось, что мы зараз на оба крючка ловили. Хватает на один крючок треска или навага, а пока тащишь, за второй крючок скорпена уцепится, она жадная. Еще зайчик на литораль вышел, а мы со стороны леса оказались. Зайчишка от нас, а там море. Прижал зайка ушки, сжался, трясется. В руки малыша брать не стали, иначе мать-зайчиха могла его не принять. Отошли в сторону, свистнули, он и побежал в лес, родных искать.

Люблю Север. Курева бы с собой побольше.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РЫНОК

В Стамбуле очень много достойного внимания, но Центральный рынок меня поразил. Представьте себе бессчетные ряды лавок, длинными параллелями уходящие к горизонту. Каждый ряд специализирован. В этом, к примеру, сладости. В воздухе пряный аромат лукума, которого десятки, а может, сотни видов. С лукумом соседствуют другие лакомства, знакомые и неизвестные. Таких лавок сотни, если не тысячи. В другом ряду пряности со всего света. И там невообразимая смесь ароматов, только иных, но тоже манящих и дразнящих. Есть ряды мясные, овощные, фруктовые. Обувь, одежда, белье, галантерея и все-все-все, на любой вкус и любой размер, всех стран и всех народов. Ювелирные ряды требуют отдельного описания. Смотрите — вот украшения из благородных металлов в мыслимых и немыслимых видах и сочетаниях, с камнями-самоцветами или без них. Золото желтое, красное, зеленое, розовое и белое, известнейших ювелирных фирм и самострок, «умелецкая» работа.

Под говор толпы со всех сторон на Вас сыплются предложения. Продавцы обращаются на разных языках, с прозорливостью опытного сыщика-физиономиста безошибочно определяя Ваше происхождение. С дружеской фамильярностью могут ухватить Вас за рукав и пытаться подтянуть ближе к своему товару. Процесс покупки регламентирован. Если товар Вас устроил, нужно торговаться. Купить за предложенную цену значит проявить неуважение к продавцу, а себя выставить простофилей. Искусство покупки, как и искусство продажи — это искусство торга и разговора, ритуал. Порой искушенный покупатель, опытный в словесной дуэли, способен понизить начальную цену в пять-десять раз. Купить товар на радость себе и продавцу, удовлетворенному в таком разе и совершенной сделкой, и правильным общением.

Я хотел бы приехать в Стамбул еще и непременно побывать на Центральном рынке. Не обязательно покупать, можно просто смотреть.

ПЕРЕД ЮБИЛЕЕМ

Как не вспомнить мудрую, как народ, русскую пословицу «Робкого и в церкви бьют»? Илья Петрович был типичным ученым слегка карикатурного образа — интеллигентным до робости, любознательным до наивности, аналитичным до самозабвения. Перейдя пенсионный рубеж, продолжал трудиться на благо родной космической отрасли, на пенсию прожить трудно.

Случилось это в сентябре, в первый год двадцать первого века. Накануне своего семидесятилетия вознамерился Илья Петрович купить себе зонтик, для чего отправился после работы на ближайший рынок. Так неоправданно громко именовали обычную московскую барахолку, стихийно возникшую вокруг станции метро «Улица 1905 года». Безрезультатно пройдя по ряду рыночных палаток, Илья Петрович потешил себя лоточным пирожком с луком и возобновил поиски. Тут навстречу милицейский патруль. Походил ли пенсионер на какого-нибудь разыскиваемого террориста или обликом своим напомнил патрульным о существовании бомжей, но только привлек он внимание бдительных стражей. Его остановили и документы потребовали. Илья Петрович безропотно протянул всегда носимый при себе паспорт:

 — Пожалуйста!

 — Что это от тебя так воняет? — повел носом слуга закона, учуяв луковый дух. — Пьян, наверное.

— Что Вы, — несмело возразил Илья Петрович, — я вообще почти не пью.

— Точно, пьян, — определили милиционеры, — вишь, какой строптивый. Ну, пойдем.

— Куда? — испугался Илья Петрович.

— В вытрезвитель, на освидетельствование, — деликатно пояснили работники правопорядка.

После чего запихнули несчастного в автозак и транспортировали в расположенный вблизи Краснопресненских бань вытрезвитель. В приемнике этого славного заведения Илья Петрович с трепетом ждал обследования. За свою семидесятилетнее честное прошлое он впервые оказался в такой ситуации. Ну, везде жизнь. Случился рядом товарищ по несчастью, пребывавший в хорошем расположении духа соответственно своему легкому подпитию. Незамедлительно узрев в Илье Петровиче родную душу, по-свойски откровенно поведал, что привозят его сюда не впервой. Что удобно, потому что живет он совсем рядом с этим вытрезвителем. Мест в вытрезвителе обычно не хватает, так его, подержав недолго, попросту отпускают. И выходит, что родная милиция человека бесплатно домой доставляет. Вот ведь везение! Илья Петрович даже слегка позавидовал.

Специалиста для освидетельствования ждали часа полтора. Затем возник некто с лицом строгим и озабоченным. Надел белый халат, стало понятно — врач, будет объективно оценивать степень опьянения задержанного. Алкотестера не оказалось. Возможно, теоретически он был, но в наличии его точно не нашлось. Специалист предложил свой метод, не менее точный и, главное, доступный. Протянув Илье Петровичу чайную чашку, дал установку: «Дыхни!» Тот прилежно дыхнул. Врач понюхал из чашки, поморщился. Затем заставил Илью Петровича дыхнуть еще разок и опять понюхал. Вердикт гласил: «Вроде и не пьян». На этом интерес служителей к Илье Петровичу иссяк. Со словами: «Вали, мужик. Нечего тебе здесь делать», они выпихнули его на улицу. И Илья Петрович счастливо отправился домой, праздновать свой юбилей. Зонтик так и не купил. Да бог с ним, с зонтиком!

СТАРИЧКИ-КИБОРГИ

Заступив в девятый десяток, Илья Петрович оказался в госпитале, куда «скорая помощь» доставила его с переломом шейки бедра. Заслуженному ветерану поставили импортный эндопротез последней спортивной модели с ресурсом на пятьдесят последующих лет. Протез прижился с явным намерением оправдать свое назначение. А года через три незадачливый герой ухитрился сломать шейку другого бедра. В том же госпитале его приняли как родного и установили бедренный эндопротез на второй ноге.

Вскоре выйдя на свободу и временно приноровившись к костылям, Илья Петрович шествовал по круговому променаду садово-дачного кооператива, в очередной раз совершая предписанный для набора формы регулярный марш-бросок. Навстречу женщина почтенного возраста и тоже с явными проблемами передвижения. Незнакомка участливо поинтересовалась:

 — Что, милок, ножки не ходят?

— Нет, — парировал Илья Петрович, — у меня протез шейки бедра.

— Да, да, — оживилась дама. — У моего мужа тоже протез шейки бедра, и даже на обеих ногах.

— И у меня такие протезы на обеих ногах.

— А вот у моей подруги, — не сдавалась женщина, — так той протез на колено поставили. Теперь ходит, а раньше очень она жаловалась.

— Да, колено — это ужасно больно. И у меня колено стало болеть, придется, наверное, и его протезировать.

Тогда собеседница гордо выложила свой козырь:

— А мне год назад позвоночник оперировали, какую-то железку вставили и сто тыщ взяли. Вот, видишь, бегаю. — Приветливо кивнула и заковыляла дальше.

А Илья Петрович пошкандыбал своей дорогой, размышляя об этом сумасшедшем диалоге, немыслимом всего несколько лет назад.

ПО ПОРОГАМ КАРЕЛИИ

Путешествуя по Карелии, мы забрались далеко на север. Идем на двух байдарках по порогам стремительной Воньги. Дико и безлюдно, людей нет в сотне километров. Исключая, впрочем, беглых заключенных, о которых нас предупредили еще в Москве и которые могут оказаться опаснее зверя. Остерегаясь, байдарки на ночь затаскиваем под растяжки палатки, спим головами к пологу. Мы с другом кладем, каждый себе под бок, заряженные ружья стволами ко входу.

Река извилиста, за излучинами не просматривается. Пока одна байдарка порог проходит, вторая ждет своей очереди, так мы страхуемся от одновременной их поломки. Пройдя порог, с первой байдарки стреляем вверх, знак подаем, потом воссоединяемся. На шивере лодку крутит, к камням прижимает, может сломать, так что надо выворачивать. Однажды, чтобы байдарку не сложило, мне пришлось совсем развернуть ее и войти в шиверу кормой вперед, сидя верхом на кокпите. Обошлось.

Десяток порогов и ветхую плотину прошли, а впереди непроходимый порог, его можно только обнести. Но берег топкий, байдарки не пронесешь. И время отмерено, должны вернуться к сроку. Решаем выйти через болота на брошенный разъезд, там переночевать и дождаться скорого поезда «Арктика-Москва». А дальше как сложится.

Выбираемся в две ходки. Вначале, оставив девочек, мы с другом выносим байдарку и два рюкзака. Пенал с байдаркой и тем, что туда доложили, весит килограммов шестьдесят, и килограммов по сорок весят наши рюкзаки. Байдарку несем по очереди — на спине байдарка, на животе рюкзак. Идти далеко. На ногах болотные сапоги до бедер, лица прикрыты самодельными масками Павловского — марлей, пропитанной репеллентом и заправленной под кепку; гнуса, мошки невесть сколько, ощущение живого облака вокруг. Идем, в руках жерди, которые, ухватив за середину, стараемся нести горизонтально, чтобы, провалившись, иметь опору в болоте. Время от времени проваливаемся, бывает и по пояс. Если проваливается тот, кто в этот момент несет байдарку, самому ему не выбраться. В таких случаях другой снимает свой рюкзак и помогает. Эпизодически попадаются вросшие в болото гранитные валуны, следы давних ледников, морена. Мы шутливо называем эти плоские камни танцплощадками ведьм и на них отдыхаем.

На полустанке байдарку и рюкзаки бросаем, и обратно, за второй байдаркой, другими рюкзаками и нашими девочками. Все вместе на полустанке оказываемся уже к ночи, уставшие до изнеможения. Здание станции брошено и разрушено, укрыться можно только условно. Палатку не разбиваем, складываем конвертом на полу, забираемся внутрь и отрубаемся.

Ранним утром караулим поезд, который проскакивает без остановки раз в сутки. Ближайшая станция километрах в ста, иначе, как на поезде, нам не выбраться. Когда показывается поезд, вчетвером стоим шеренгой по краю платформы, изображая страстное желание уехать. Вероятно, с отчаяния нам удается передать свои чувства, потому что машинист сбавляет скорость, позволяя на ходу забросить вещи и запрыгнуть самим. Спасибо хорошим людям.

2020 год