СЕМЬ ИСКУССТВ

Легенда: в день голосования академики решили сыграть в тотализатор — сколько человек пройдет из 20 назначенных Пленумом Президиума АН кандидатов. Сахаров молча подошел, послушал, понял, о чем речь, и сделал ставку, назвав число 8. Сахаров оказался точен.

Борис Альтшулер

ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ «САХАРОВ И ВЛАСТЬ: ПО ТУ СТОРОНУ ОКНА. УРОКИ НА НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ»^*

Гений инженера-конструктора: водородная бомба, Вселенная, человеческое общество. К 100-летию А.Д. Сахарова

Тема книги приобрела новые поразительные смыслы после того, как были рассекречены «сахаровские» документы Политбюро ЦК КПСС и КГБ СССР. И тут моя искренняя благодарность Архиву Сахарова в Москве, то есть Бэле Коваль и Кате Шиханович. Спасибо не только за то, что в Архиве хранятся копии этих документов, но главное — за их краткое описание, чередующееся с описанием деятельности Сахарова в определенный период. Я просто брал куски этих описаний и вставлял в книгу как документальное сопровождение.

Это обложка той вышедшей к 100-летию Сахарова книги [1], о которой сейчас пойдет речь. По замыслу книги канву повествования задает сам Андрей Дмитриевич Сахаров, краткие цитаты из двух книг воспоминаний которого («Воспоминания» [2] и «Горький, Москва, далее везде» [3]) чередуются с воспоминаниями знавших его современников, справочно-документальным материалом и пояснениями.

Структура книги — биографическая, следуя воспоминаниям самого Андрея Дмитриевича. Но в целом прослеживаются четыре крупных блока его судьбы и его творчества ученого и инженера-конструктора:

— конструктор водородных бомб:

— конструктор моделей Вселенной;

— конструктор более безопасного человеческого общества;

— и в последний год жизни — конструктор предсказуемого, демократического способа управления в нашей стране; вообще-то у Сахарова удивительным образом всё получалось — от термоядерных зарядов до побед в голодовках, и я уверен, что и с демократией в России получилось бы, не погибни он так рано.

Прежде, чем перейти к более-менее последовательному рассказу — в порядке информации о некоторых других юбилейных изданиях.

К 100-летию Сахарова было подготовлено и тоже только что вышло в издательстве ФИЗМАТЛИТ переиздание научных трудов Сахарова с современными комментариями специалистов [4].

Предыдущие издания научных трудов Сахарова — англоязычное в США в 1981 г. к 60-летию со дня рождения [5] и у нас в ФИАНе в 1995 г. [6]. Но наука идет вперед и новое издание это учитывает. Также в мае в «Успехах физических наук» вышла моя статья «Научная деятельность А.Д. Сахарова и современная физика. К 100-летию со дня рождения» [7].

Назову также, хотя это уже не по физике, подготовленный в ФИАНе совместно с издательством «РМП» большой юбилейный альбом — множество фотографий, документов, цитаты Сахарова и о нем [8].

Предки, семья, учеба, Пушкин, патронный завод, Клава Вихирева, Елена Боннэр, песни в электричке, кратко о научном наследии

Предки Сахарова со стороны матери — русские дворяне древних родов с небольшой примесью греческой крови, со стороны отца — духовного звания. После смерти Андрея Дмитриевича Елена Георгиевна Боннэр предприняла детальное изучение его родословной (см. [9]) и обнаружила много чего интересного, чего сам Сахаров не знал. Например, что его свободомыслящие дед Иван Николаевич Сахаров и его жена — любимая бабушка Андрея Дмитриевича Мария Петровна Сахарова-Домуховская обвенчались в 1899 году после рождения всех их шестерых детей и тогда же, как это полагалось в то время, обратились на высочайшее имя с ходатайством об особой Монаршей милости «об узаконении добрачных детей». Через два года ходатайство было удовлетворено. Елена Боннэр:

«Несмотря на то, что почти 20 лет Сахаровы жили без церковного брака, родители Ивана Николаевича тепло и очень уважительно относились к Марии Петровне и трогательно нежно к их детям» [9].

Прадед Андрея Дмитриевича, Николай Иванович Сахаров был священником в селе Выездное под Арзамасом. Интересно, что Нижегородская область все время присутствует в судьбе Сахарова — это и предки, это 18 лет работы в ядерном центре в Сарове в 75 км от Арзамаса, и это 7 лет ссылки в Горьком (Нижнем Новгороде). Здесь же через полтора месяца после смерти Андрея Дмитриевича, 27‒28 января 1990 года, состоялись знаменитые «Сахаровские чтения», организованные горьковскими физиками Борисом Немцовым, Яковом Альбером и Юрием Беляевым. В «Чтениях» участвовали многие поистине легендарные люди: Сергей Ковалев, Татьяна Великанова, Александр Лавут, Алесь Адамович, Лев Тимофеев, Борис Болотовский, Михаил Левин, Борис Немцов и др. Тексты выступлений на «Чтениях» опубликованы в книге «Андрей Дмитриевич. Воспоминания о Сахарове» [10], 1991 г. А когда готовилась эта книга, на меня вышли дальние родственники Андрея Дмитриевича и передали воспоминания их бабушки, младшей сестры И.Н. Сахарова, Надежды Николаевны Райковской (1865‒1960) — о детстве в селе Выездное под Арзамасом и о ее родителях: прадедушке и прабабушке Андрея Дмитриевича. Эти удивительные воспоминания тоже опубликованы в названной книге. Процитирую немного:

«…Теперь перехожу к своей родной семье. Прежде всего с любовью и глубоким уважением остановлюсь на светлых образах своих отца и матери. Это были в полном смысле слова хорошие люди. Свою сознательную жизнь они начали в светлую эпоху шестидесятых годов, лучшее время царской России…»

И далее о ее отце — прадеде Андрея Дмитриевича, священнике Николае Ивановиче Сахарове:

«О политике он говорил обычно мало. Ретроградом не был. Помню, нам, уже подросткам, с мастерством и сочувствием читал «Письма к тетеньке» Салтыкова-Щедрина в «Отечественных записках», и как он был огорчен и возмущен, когда журнал этот в 1884 году закрыло правительство».

Обращаю внимание, что речь здесь идет не о наших «шестидесятых», а об аналогичной «оттепели» XIX века эпохи императора-реформатора Александра II. Грустно, конечно. Почему у нас всегда периоды замечательных надежд сменяются какими-то чудовищными «заморозками»?!

И ещё несколько слов Надежды Николаевны о Николае Ивановиче:

«Отец начал свою духовную карьеру 19 лет… Он был и оставался до конца дней своих очень добродушным и скромным человеком. В его молитвеннике, который он всегда носил с собой везде в кармане, была надпись на первой странице: «Никого не оскорбляй». Как я понимаю, это значило: не делай никому скорби, горя. Таким он был и таким оставался в памяти знавших его… У него, этого немудрого старика, было много духовных детей: за несколько лет перед смертью Нижегородское городское и пригородное духовенство выбрало его духовником». ([10], стр. 241‒261).

«Самое удивительное в Сахарове, то, что “he is not angry” («он не сердитый»)», — сказал мне американский физик Джереми Визнер, когда мы вышли с ним после вечера, проведенного у Сахаровых на улице Чкалова. «Он не сердитый» — удивительно точно и по-американски лаконично сказано. Видно, что это было в крови, от предков, от семьи.

Много чего у Сахарова от семьи. Физиком он стал под влиянием отца. Любовь к стихам, к поэзии — тоже от семьи. Ну и, конечно, острое чувство справедливости и сострадания к ближнему — тоже наследственное.

Лев Копелев и Раиса Орлова о Сахарове в юбилейном — к 60-летию — «Сахаровском сборнике» 1981 года [11]:

«С первыми сказками бабушки, со звуками пианино, на котором играл отец, со стихами и книгами воспринимал Андрей ту духовную культуру, из которой выросли его представления о добре и зле, о красоте и справедливости.

Мы несколько раз слышали, как он читал наизусть Пушкина, тихо, почти про себя: «Когда для смертного умолкнет шумный день…». Он сказал однажды: «Хочется следовать Пушкину… Подражать гениальности нельзя. Но можно следовать в чем-то ином, быть может, высшем…»

Говорили о том, как Пастернак восхищался Нобелевской речью Камю, и Андрей Дмитриевич заметил: «Это по-пушкински, это — пушкинский кодекс чести…»

Вдвоем с братом Юрием они по-юношески азартно, перебивая друг друга, читали вслух «Перчатку» Шиллера и вспоминали свою детскую игру: один «мычал» ритм, а другой должен был угадать, какое стихотворение Пушкина тот задумал…»

А в «Воспоминаниях» Сахаров с огромным удовольствием перечисляет десятки книг, которые читал в детстве, и пишет, как трудно ему остановиться, оборвать этот перечень.

Окончив с отличием школу, Андрей поступил в 1938 году на физфак МГУ. Три довоенных года — интенсивная учеба. Подружился с однокурсником Михаилом Левиным. Воспоминания Михаила Львовича «Прогулки с Пушкиным», написанные уже после смерти Андрея Дмитриевича, — наверно, лучшее, что написано о Сахарове. Процитирую:

«Андрей не просто читал и перечитывал Пушкина, он как-то изнутри вжился в то время. Много лет спустя он сказал мне, что кусок русской истории от Павла I и до «души моей»[1] Павла Вяземского существует для него в лицах. Но и 18-й век Андрей знал очень хорошо. (в сборнике [12])

***

Война,  высочайший приказ  студентов старших курсов физфака  на фронт  не призывать,  дать им доучиться.  Год ускоренной учебы в эвакуации в Ашхабаде.  После окончания  Сахарову предложили аспирантуру,  но он отказался.

Вспоминает однокурсник Илья Капчинский [12]:

«Мы сдали госэкзамены, получили дипломы и были распределены. Не знаю, кто в тот год поехал по распределению. Все стремились в Москву или на воссоединение с семьями. Только твердо помню, что Андрей (может быть, единственный) отправился в соответствии с путевкой на завод в город Ковров. Андрей всегда казался идеалистом».

В Коврове молодому специалисту применения не нашли и через 10 дней направили его в Министерство Вооружений в Москву, где Сахаров получил новую путевку — на патронный завод в Ульяновске.

За 2,5 года в Ульяновске Сахаров сконструировал ряд важных для производства приборов контроля качества патронов и снарядов, а также в заводской лаборатории познакомился с Клавой Вихиревой.

Сахаров:

«10-го июля 1943 года мы расписались. Алексей Иванович, отец Клавы, благословил нас иконой, перекрестил, сказал какие-то напутственные слова. Потом мы, взявшись за руки, бежали через поле, на другой стороне которого были райсовет и ЗАГС. Мы прожили вместе 26 лет до смерти Клавы 8 марта 1969 года. У нас было трое детей — старшая дочь Таня (родилась 7 февраля 1945 года), дочь Люба (28 июля 1949 года), сын Дмитрий (14 августа 1957 года). Дети принесли нам много счастья (но, конечно, как все дети, и не только счастья). В нашей жизни были периоды счастья, иногда — целые годы, и я очень благодарен Клаве за них». ([2] часть I, гл. 4)

Я был на похоронах Клавдии Алексеевн Вихиревой в марте 1969 года. Андрей Дмитриевич очень тяжело пережил эту потерю:

«Несколько месяцев после смерти Клавы я жил как во сне, ничего не делая ни в науке, ни в общественных делах (а в домашних тоже все делал механически)» ([2] часть II, гл. 3).

Он жил тогда с 20-летней дочкой Любой и 12-летним Димой. От секретной работы на объекте его за «Размышления» уже отстранили. Друзья-теоретики проявляют инициативу и добиваются возвращения его на работу в ФИАН, который АД покинул в 1950 году. Одновременно Сахаров всё больше включается в правозащитную борьбу и на этих путях осенью 1970 года знакомится с Еленой Боннэр. И это стало спасением.

Елена Георгиевна Боннэр хорошо знала и классическую русскую, и новую советскую поэзию, а множество стихов могла прочесть наизусть. Тогда как Сахаров в этом плане «жил», в основном, в XIX веке, начиная с Пушкина, перед которым он преклонялся и которого знал в совершенстве. А с советской поэзией его познакомила Елена Боннэр. Но Андрей Дмитриевич был хороший ученик. И после возвращения из ссылки в декабре 1986 года в ответ на вопрос журналиста «Когда Вам вернут правительственные награды?» он, не задумываясь, ответил строчкой погибшего на фронте Михаила Кульчицкого: «Не до ордена, / Была бы Родина / С ежедневными Бородино».

И ещё живая картинка начала 1970-х.

Владимир Лумельский (кибернетик, знакомый Е.Г. Боннэр и А.Д. Сахарова в течение многих лет, из книги «Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья» [13], стр. 380):

«Как нередко в Подмосковье, вечера в Жуковке бывали чудесные. Пили чай. Сын АД Дима уходил гулять с дочерьми Ростроповичей, с соседней дачи. Часов в девять с дачи слышалось оперное контральто Галины Вишневской, “Девочки, пора домой”. Обратно в Москву обычно возвращались поздно вечером в воскресенье, когда вагоны электрички уже пустели. В пути пели. В электричке почему-то тянуло на геройско-советские песни. “Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем командир полка…”… “Уходили комсомольцы на гражданскую войну…” “Вьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…” Тут на меня был спрос — я таких песен знал множество. Люся обычно не пела; слушала, улыбалась. АД очень нравилось петь…»

В заключение этого краткого обзора на личные темы — важное замечание.

Недоброжелатели говорят, что на антисоветскую правозащитную деятельность нашего гениального ученого совратила Елена Боннэр. И даже сегодня, сейчас эту унижающую Сахарова чепуху можно услышать, например, в Сарове, в РФЯЦ ВНИИЭФ. Вот я и решил обратить внимание, что ещё за 4 года до первого мимолетного знакомства с Еленой Боннэр Сахаров участвовал в молчаливой демонстрации диссидентов у памятника Пушкина в Москве 5 декабря 1966 года. И именно он, нарушив условленное молчание (группу демонстрантов окружала толпа сотрудников КГБ), подошел к памятнику и громко прочитал выбитые на нем пушкинские строки: «И долго буду тем любезен я народу, / Что чувства добрые я лирой пробуждал, / Что в мой жестокий век восславил я свободу / И милость к падшим призывал». А первым слушателем его «Размышлений» 1968 года была Клава Вихирева.

***

В конце 1944 года Сахаров получил вызов в аспирантуру ФИАНа от Игоря Евгеньевича Тамма. 1945‒1947 годы — написание и защита кандидатской диссертации, занятия любимой фундаментальной теоретической физикой. «Я чувствовал себя посланцем богов», — Сахаров о своем первом докладе по квантовой теории поля в Теоротделе ФИАНа в 1945 г. Научное наследие Сахарова — тема отдельного доклада. Здесь отмечу лишь, что не каждый ученый может похвастаться тем, что некоторые его работы остаются актуальными через 50‒70 лет после их выполнения. Я имею в виду идею магнитного удержания плазмы в установках управляемой термоядерной реакции, объяснение барионной асимметрии Вселенной, индуцированную гравитацию, «Сахаровский осцилляции» (достаточно набрать в поисковике “Sakharov oscillations”, чтобы убедиться, насколько актуальна сегодня эта работа Сахарова 1965 года).

Но в начале 1948 года Сахарову пришлось надолго расстаться с фундаментальной физикой и снова заняться «патронами», теперь, правда, совсем другими, чем в Ульяновске.

Ядерное вооружение и ядерное разоружение, правозащита и главное нравственное наследие Сахарова

На вопросы, не мучают ли его как создателя страшного оружия угрызения совести, Сахаров всегда отвечал отрицательно, подчеркивая, что именно термоядерное «равновесие страха» («mutual assured destruction») в течение десятилетий удерживало мир от трагедии Третьей мировой войны. Но совсем точные акценты в этом вопросе ставит его цитата:

«Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо еще) — чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялось». («Воспоминания» [2], часть I, гл. 6).

В «Воспоминаниях» Андрей Дмитриевич пишет, как в течение 1960-х годов он постепенно приходил к осознанию, что мир висит на волоске, что названное выше «равновесие страха» становится все более неустойчивым по мере накопления противостоящей друг другу термоядерной мощи СССР и США. Отсюда главная мысль его «Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», написанных в первые месяцы 1968 года:

«Каждое разумное существо, оказавшись на краю пропасти, сначала старается отойти от этого края, а уж потом думает об удовлетворении всех остальных потребностей. Для человечества отойти от края пропасти — это значит преодолеть разобщенность».

И этот призыв Сахарова был услышан руководством СССР. Согласно ныне рассекреченным документам КГБ СССР и Политбюро ЦК КПСС, эта распространенная в самиздате, «изъятая при негласных обысках» и в конце мая 1968 года представленная в ЦК КПСС Председателем КГБ Юрием Андроповым статья, а на деле объемная брошюра, Сахарова была изучена Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым и по его поручению другими членами Политбюро. И что самое удивительное — предложения «Размышлений» Сахарова в сфере ядерной безопасности и смягчения международной напряженности стали приоритетами внешней политик СССР в последующие годы.

Уже 1 июля 1968 года, за 10 дней до публикации «Размышлений» на Западе президент США Линдон Джонсон заявил, что СССР в изменение прежней негативной позиции согласился на переговоры с США о моратории на развитие систем противоракетной обороны (ПРО). В «Размышлениях» Сахаров объяснял, насколько опасно развитие ПРО, которое, нарушив ядерное «равновесие страха», может спровоцировать третью мировую войну, и предлагал заключить с США договор о запрете ПРО. И такой договор был заключен в Москве в мае 1972 г.[2].

Дальше — больше. Бессменный, в течение четверти века, посол СССР в США Анатолий Добрынин вспоминает[3], что тогда же, в 1968 году, ему поручили начать секретные переговоры с советником президента США по национальной безопасности Генри Киссинджером о смягчении международной напряженности, получившей название «политика разрядки». Отсюда и апогей политики разрядки — созванное по инициативе стран Варшавского Договора (то есть СССР, то есть Л.И. Брежнева) Хельсинкское совещание 35 государств (все страны Европы плюс США и Канада) с его Заключительным Актом от 1 сентября 1975 года и «Третьей корзиной» этого Акта — обязательствами стран-подписантов по соблюдению прав человека.

Возникают два естественных вопроса:

(1) Почему такое внимание высшего руководства СССР к предложениям академика Сахарова?

(2) Почему реальная политика СССР радикально отличалась от провозглашаемой ее лидером Леонидом Брежневым?

***

Ответ на первый вопрос — во всей 20-летней работе Сахарова в «бомбовой» сфере. Начиная с 1948 года, когда направление работ по его — 27-летнего молодого специалиста — предложению конструкции водородной бомбы «Слойка» было утверждено Постановлением Правительства СССР, он стал для Кремля ядерным физиком №1. Интересно относящееся к тому времени свидетельство приятеля Сахарова по ФИАНу Матвея Рабиновича:

«Однажды Андрей рассказывал мне: «Получается такая ситуация. Меня часто приглашают в Кремль, на заседание. Оно длится обычно часов до четырех утра, потом все участники идут к своим легковым машинам, а у меня машины нет, и никто не знает, что машины нет, я этого никому не говорю. И нужно от Кремля добираться до Октябрьского поля — а это километров двенадцать, а то и пятнадцать«. И он, если не схватит такси, пешком шагает домой». (в сборнике [12])

Эта схема «Слойки» выполнена на основе множества открытых публикаций. Что навсегда останется секретным — это числовые параметры, размеры и т.п. Как видно, Слойка — это «обычная» атомная бомба, дополненная «легкими» слоями термоядерного горючего и «тяжелыми» слоями урана-238, расположенными между внешним толстым слоем обычного ВВ и центральным ядром делящегося материала урана-235 или плутония. Подрыв внешнего слоя ВВ и последующий взрыв центральной А-бомбы сжимает и нагревает до миллионов градусов термоядерное горючее, но этого оказывается недостаточно для зажигания термоядерной реакции. Чередование слоев легкого и тяжелого элементов («1-я идея», принадлежащая А.Д. Сахарову) в условиях их полной ионизации и равновесия электронных газов приводит к дополнительному сжатию «легкого» термоядерного горючего примерно в 10 раз, и тогда уже происходит взрыв водородной бомбы. Это явление дополнительного сжатия «легких» слоев коллеги назвали «сахаризацией». Вскоре В.Л. Гинзбург выдвинул ключевую «вторую идею» — взять в качестве термоядерного горючего твердый дейтерид лития-6. Главное его преимущество в том, что при подрыве в ядерных реакциях с участием лития выделяется изотоп водорода тритий, который как термоядерное горючее примерно в 100 раз эффективнее дейтерия. В будущем все термоядерные заряды конструировались с использованием дейтерида лития-6.

От первичных идей Сахарова и Гинзбурга до успешного испытания «Слойки» 12 августа 1953 года прошло 4 года. Сахаров был ключевой фигурой этой очень напряженной многоплановой творческой работы, за что получил первую Звезду Героя Социалистического труда и по инициативе И.В. Курчатова осенью 1953 года, в 32 года, был избран академиком.

Тогда же, в октябре 1953 года, во время командировки Сахарова в Москву Министр среднего машиностроения В.А. Малышев попросил его написать краткую докладную в Правительство о путях дальнейшего совершенствования термоядерных зарядов. Андрей Дмитриевич тут же в министерстве записку написал, а через две недели его пригласили на заседание Политбюро.

На этом заседании, где присутствовали все советские полубоги, известные стране по портретам (Маленков, Молотов, Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян, Хрущев…), были приняты два секретных постановления Правительства СССР. А.Д. Сахаров:

«Одно из них обязывало наше Министерство в 1954‒1955 гг. разработать и испытать то изделие, которое я так неосторожно анонсировал. Другое постановление обязывало ракетчиков разработать под этот заряд межконтинентальную баллистическую ракету. Существенно, что вес заряда, а следовательно, и весь масштаб ракеты был принят на основе моей докладной записки. Это предопределило работу всей огромной конструкторско-производственной организации на многие годы. Именно эта ракета вывела на орбиту первый искусственный спутник Земли в 1957 году и космический корабль с Юрием Гагариным на борту в 1961 году. Тот заряд, под который все это делалось, много раньше, однако, успел “испариться”, и на его место пришло нечто совсем иное. Об этом я пишу в следующих главах…». («Воспоминания» [2], ч. 1, гл. 11).

В начале 1954 года вместо оказавшегося тупиковым варианта термоядерного заряда, анонсированного Сахаровым в его докладной записке и утвержденного Постановлением Правительства, теоретики объекта предложили принципиально иную конструкцию термоядерного заряда потенциально неограниченной мощности — «3-ю идею» радиационной имплозии, строго симметричного обжатия и нагрева термоядерного горючего излучением атомной бомбы-запала. И снова роль Сахарова в разработке этого заряда была ключевой:

«Решения о сроке испытания только увеличили темп работы по “третьей идее”, и без того очень напряженный. Я уже писал о тесном взаимодействии с конструкторами. Получилось так, что особенно многое тут выпало на мою долю. Я, не дожидаясь окончательных расчетов и вообще окончательной ясности, писал технические задания, разъяснял конструкторам то, что казалось мне особенно важным, писал “разрешения” на разумные послабления первоначально слишком жестких технических условий; в общем, очень много брал на себя, на свою ответственность, опираясь не только на расчеты, но и на интуицию. Я часто бывал в конструкторском секторе, завязал тесные, непосредственные деловые отношения с конструкторами, вполне оценил их нелегкий, кропотливый и требующий специфических знаний и способностей труд». ([2] часть I гл. 12)

Итогом стало успешное испытание 22 ноября 1955 года; за это он получил вторую Звезду Героя. Гибель при этом испытании 2-летней девочки (75 км от эпицентра взрыва) и солдата (35 км) произвели на Андрея Дмитриевича тяжелейшее впечатление.

На банкете вечером 22 ноября, устроенном военным руководителем испытания Маршалом М.И. Неделиным, произошел первый конфликт Сахарова с высоким начальством по вопросам ядерной безопасности. Неделину не понравился пацифистский тост Сахарова («…чтобы наши изделия никогда не взрывались над городами») и он отреагировал весьма грубой и ясно понимаемой притчей — мол вы ученые создавайте («укрепляйте»), а как использовать («направлять») эти ваши изделия — это уже не ваше дело. Сахаров вспоминает: «Прошло много лет, а до сих пор у меня ощущение, как от удара хлыстом…» ([2] часть I гл. 13).

Через пять лет Митрофан Иванович Неделин трагически погиб на Байконуре при запуске новой баллистической ракеты. Вместе с ним сгорели заживо более сотни высших офицеров ракетных стратегических войск СССР. Причина катастрофы — грубейшее нарушение правил техники безопасности по приказу Неделина. Сахаров понимал, что то же самое они — те, кто «направляет», могут сделать и со всем человечеством.

Следующий конфликт Сахарова с властью, в данном случае с Генеральным секретарем ЦК КПСС Н.С.  рущевым, произошел 10 июля 1961 года, когда Хрущев собрал в Кремле около 300 атомщиков, чтобы объявить им свое решение о возобновлении ядерных испытаний — после 2,5 лет добровольного моратория на испытания СССР, США и Великобритании. «— Будет ли война? — Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется», — этот образец народного творчества возник сразу после того, как решение Хрущева было объявлено в СМИ всей стране.

На том совещании Сахаров передал по рядам Хрущеву записку, в которой возражал против такого решения. На банкете после встречи Хрущев разразился в адрес Сахарова получасовой гневной речью — мол, нечего лезть в политику, оставьте это нам — специалистам в этом деле.

А 30 октября того же года над Новой Землей взорвана 50-мегатонная «сахаровская» «царь-бомба». Цифра 50 мегатонн мало что говорит непосвященным. А вот некоторые наглядные параметры термоядерного взрыва в 350 раз меньшей мощности, 140 килотонн (проект «Чаган» — первый советский промышленный термоядерный взрыв 15 января 1965 г., Казахстан): взрывное устройство внешне представляло собой контейнер диаметром 86 см. и длиной 3 метра; оно было заложено в пойме реки Чаган в скважине на глубине 178 метров; взрыв выбросил 10,3 млн тонн грунта на высоту 950 метров, образовав воронку диаметром 430 метров и глубиной 100 метров.

За эту бомбу А.Д. получил третью Звезду Героя. Награды ему и коллегам вручались в Кремле в январе 1962 года, причем Сахарова посадили между Хрущевым и Брежневым — между действующим и будущим (после октября 1964 года) лидерами СССР. А в своих воспоминаниях, написанных позже, после отставки, Хрущев называет Сахарова «нравственный кристалл» среди ученых.

Из «Воспоминаний» Сахарова, а также из некоторых эпизодов, которые он мне рассказывал, видно, с каким глубочайшим уважением относился к нему Л.И. Брежнев. И это многое объясняет в дальнейшем. В целом статус Сахарова в его взаимоотношениях с высшим руководством СССР был особый, хотя и «по ту сторону окна». Он мог в любой момент (до 1970 года) позвонить по спецсвязи Хрущеву, Брежневу, Андропову; каждое его письмо, направленное «наверх», достигало адресата и им читалось. А среди обвинений, предъявленных М.А. Сусловым Н.С. Хрущеву после его отстранения от власти 4 октября 1964 года, звучало и такое: «В течение двух недель не показывал членам Политбюро письмо Сахарова о положении в советской биологической науке».

Ну вот, кажется, я объяснил, почему случилось такое чудо, почему «Размышления» Сахарова 1968 года были прочитаны руководством СССР и, вроде бы, даже были учтены в большой внешней политике.

***

Ответ на второй вопрос, почему все эти замечательные приоритеты («разрядка», «права человека»…), во многом, оставались на бумаге, по сути дан Сахаровым в ответе на мое наивное замечание в нашем разговоре в те же далекие 1970‑е. Я спросил его, почему Брежнев не делает каких-то очевидных вещей (не помню, о чем была речь)? Андрей Дмитриевич ответил на языке физики: «Чем выше положение, тем меньше степеней свободы. Брежнев может очень мало». И правда, «разрядка», правозащитная «Третья корзина» — всё это прекрасно, но вот репрессии в отношении членов Московской и республиканских Хельсинкских групп, 1977‒1978 гг., показали, что всё это «слова, слова, слова».

Также и в деле ограничения ядерных вооружений. Остановить, либо даже притормозить этот гигантский военно-промышленный маховик Брежнев не мог.

Было очевидно, Сахаров это хорошо понимал, что без реальных внутренних реформ в СССР «отойти от края термоядерной пропасти» не получится. Отсюда тезис о неразрывной связи международной безопасности и соблюдении прав человека, отраженный и в названии Нобелевской лекции Сахарова «Мир, прогресс, права человека». И не случайно он в этой лекции перечисляет 127 (сто двадцать семь!) имен советских узников совести и извиняется перед теми, кого не сумел назвать.

Идея, что реальный путь к избавлению человечества от угрозы самоуничтожения в термоядерной войне — это спасение конкретного человека, совершенно нетривиальна. На физическом языке это называется голограмма, когда часть, осколок большой системы содержит информацию о всей большой системе.

Историческое достижение советских правозащитников 1970‑х годов, начиная с Сахарова, состоит в том, что удалось побудить руководителей мировых держав обратить внимание на страдания конкретного человека, сделать права человека приоритетом их Большой политики. Но как это было непросто. Насколько машина большой политики «ржавая», видно по первичной реакции (по отсутствию адекватной реакции) руководителей стран-участниц соглашения в Хельсинки на аресты членов советских хельсинкских групп. Одна из основных задач, которую решало правозащитное движение в последующие годы — побудить обитателей «политических олимпов» сделать нечто, ранее для них невозможное и противоестественное: разглядеть где-то далеко «внизу на земле» отдельного страдающего человека.

Эта тесная связь вопросов международной безопасности и соблюдения прав человека актуальна и сегодня, в том числе в свете предстоящей через неделю, 16 июня 2021 г., встречи президентов Российской Федерации и США.

Правозащитная деятельность Сахарова, битва за каждого конкретного узника совести — это огромный пласт его жизни, не умещающийся в краткий доклад.

И тут мы подходим, наверно, к главному нравственному наследию Сахарова: сострадание к беде каждого отдельного человека. Но как же тогда не понимали Сахарова, его «фанатической» настойчивости в защите конкретных жертв политических репрессий! Я хорошо помню, с каким раздражением говорили о его многочисленных присутствиях на судах, о связанных с риском дальних поездках, о голодовках и т.п. люди, бесконечно его уважавшие, преклонявшиеся перед ним: «Ведь его жизнь несравненно более ценна, чем те, кого он так рьяно защищает», — вот вполне стереотипная подоплека этого раздражения. И приходится признать, что главная идея Нобелевской лекции Сахаров о неразрывной связи судьбы человечества и судьбы данного конкретного узника совести оказалась столь же трудной для понимания, как, например, идея Сахарова нестабильности протона, объясняющая барионную асимметрию Вселенной.

Драматическая история Хельсинкских групп — важнейший этап правозащитной борьбы в СССР. Как уже говорилось, 1 августа 1975 г. — подписание лидерами 35 государств, включая и лидера СССР Леонида Брежнева, Хельсинского Акта с его обязательствами по соблюдению прав человека. 12 мая 1976 г. по инициативе Юрия Федоровича Орлова создается Московская хельсинкская группа (МХГ) с задачей мониторинга соблюдения в СССР этих правозащитных обязательств. Вскоре создаются аналогичные группы в ряде республик.

В начале 1977 года начались репрессии, первыми были арестованы Юрий Орлов, Александр Гинзбург, Анатолий Щаранский и Мальва Ланда, за ними последовали аресты и вынужденная эмиграция других членов МХГ и групп в республиках.

В политическом плане всё это было наглядной демонстрацией на весь мир, что подпись Л.И. Брежнева под сколь угодно важными международными соглашениями ничего не стоит. Еще раньше, во время волны арестов диссидентов осенью 1976 года мой отец спросил Сахарова «что всё это значит?». И Андрей Дмитриевич, как всегда кратко и емко, ответил: «Проба сил». Разобраться в этих кремлевских неоднозначностях, наличие которых Сахарову было очевидно, наверно, невозможно. Но факт тот, что борьба с репрессиями, в защиту конкретных узников совести — это был передний край борьбы за выживание человечества.

Сахаров (из «Воспоминаний» [2] часть II, гл. 25):

«Весной 1978 года у нас произошло радостное событие. Моя дочь Люба, вышедшая замуж в 1973 году, родила мальчика — еще одного моего внука. Его назвали Гриша, Григорий. К сожалению, жизнь складывается так, что с самого его рождения и до сих пор я не мог принимать непосредственного участия в его воспитании, видел его не очень часто (а с момента высылки и вовсе ни разу). Сейчас ему пошел четвертый год!..

В те же дни (15‒18 мая 1978 г.) в Москве начался суд над основателем Московской Хельсинкской группы, членом-корреспондентом Армянской Академии наук Юрием Федоровичем Орловым».

Из сборника «Власть и диссиденты. Из документов КГБ и ЦК КПСС» (Университет Джорджа Вашингтона (США), Московская Хельсинкская группа):

Сов. Секретно
Экз. единственный
Рабочая запись

ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС 8 июня 1978 года

Председательствовал тов. БРЕЖНЕВ Л.И.

Присутствовали: тт. Андропов Ю.В., Гришин В.В., Громыко А.А., Кулаков Ф.Д., Пельше А.Я., Суслов М.А., Устинов Д.Ф., Демичев П.Н., Кузнецов В.В., Пономарев Б.Н., Соломенцев М.С., Черненко К.У., Долгих В.И., Рябов Я.П., Русаков К.В.

1. О Сахарове

БРЕЖНЕВ. На днях тов. Андропов Ю.В. информировал меня о том, что Сахаров все больше распоясывается, ведет себя про­сто по-хулигански. Дело дошло до того, что он вместе с женой вступил в драку с милиционером около здания суда, когда проходил процесс над Орловым. Причины нашего сверхтерпеливого отношения к Сахарову вам известны. Но всему есть предел. Оставлять его выходки без реакции нельзя. Было предложение о том, чтобы обсудить поведение Сахарова на президиуме Академии наук. Наверное, нужно это сделать. Члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК поддерживают это предложение».

Сахаров (там же):

«Через полтора месяца состоялись еще два суда и опять одновременно и в разных местах (видимо, ГБ понравилась эта система “разделения” наших и без того малых сил). Это были процессы Александра Гинзбурга в Калуге и Анатолия Щаранского в Москве. Мы с Люсей то вместе, то по отдельности (я в Калуге, Люся в Москве) пытались быть на обоих судах (на улице, конечно). Суд над Аликом характеризовался широким использованием показаний полуполитических, полууголовных пользователей Фонда[4] (много таких пыталось к нему присосаться) и большой активностью нагнанной публики у здания суда. Много было провокационных разговоров, выкриков, скоморошества. Гинзбург был осужден на 8 лет лагерей особого режима. Два раза я ездил в Калугу с Владимовыми на их машине. Мне все больше нравилась эта семья. Суд над Анатолием Щаранским привлек еще больше внимания…

Щаранский был приговорен к 13 годам заключения, из них 3 — в тюрьме. На приговор его мать опять не пустили. При этом гэбисты, стоявшие у решетки, построенной при входе в переулочек, где был суд, всячески обманывали ее, обещали пустить, даже когда приговор уже читали. После приговора вышел брат Толи Леня. Ему удалось запомнить и записать по памяти последнее слово подсудимого. Он громко зачитал нам этот удивительный документ, проникнутый огромной эмоциональной силой. А потом все присутствовавшие, обнажив головы, запели израильский гимн. Пошел дождь. Люди продолжали петь и плакали, и слезы смешивались со стекающими по лицам каплями дождя. Я тоже пел и плакал вместе со всеми. В соседних домах отворились окна — люди слушали. Гебисты (их было очень много) не решались помешать. Горстка людей, стоявших у решетки, в этот трагический момент была сильнее всей огромной репрессивной машины государства — для многих уже не их Родины. После суда мать Толи, его брат и жена брата Рая пошли к нам. Они впервые были у нас, но внутренне уже были нам близки. Мы и потом часто общались в начавшиеся годы трудного тюремного и лагерного пути Толи».

Я тоже был тогда перед зданием суда над Толей Щаранским, хорошо помню этот великий момент, так ярко описанный Сахаровым, когда собравшиеся пели гимн Израиля. Помню и страшные лица сотрудников КГБ, такое впечатление, что для подобных мероприятий специально подбирают уголовного типа физиономии. Один из них сзади почти навалился на меня, дышал в затылок. Я, посмотрев в сторону, увидел, как другой делает ему знак ладошкой, мол отстранись, держи дистанцию. Кто и зачем держал на коротком поводке этих бешеных псов непонятно до сих пор. Пусть будущие историки в этом разбираются.

А результатом перечисления Сахаровым 127 имен в Нобелевской лекции 1975 года и всей дальнейшей правозащитной борьбы, включая и из горьковской ссылки (письмо Горбачеву февраля 1986 г. с призывом освободить советских узников совести, разговор по телефону 16 декабря 1986 г.: «Я умоляю Вас ещё раз вернуться к рассмотрению вопроса об освобождении людей, осужденных за убеждения») стал ДРСМД. Этот, подписанный в декабре 1987 года Михаилом Горбачевым и Рональдом Рейганом Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности стал первым реальным шагом человечества от края термоядерной пропасти — к чему призывал Сахаров еще за 19 лет до того, в 1968 году в его «Размышлениях». И случилось это чудо только после другого чуда перестройки — освобождения в течение 1987 года большинства советских политзаключенных. Роль Сахарова в реализации этих двух чудес начала перестройки ключевая. Сейчас нет времени это разъяснять.

Ссылка и противоречивая позиция Кремля по поводу изоляции Сахарова

Итак, вечер 21 января 1980 г., накануне высылки Сахарова в Горький. В гостях у Сахаровых Леонид Литинский, его жена Инна Каганова, Георгий Владимов с женой Наташей.

Леонид Литинский (из книги [13]):

«…Я хвастаюсь, что уже неделю, как бросил курить и, поскольку теперь даже не тянет, наверное, всерьез и надолго. А.Д. начинает меня хвалить и захваливает так, что неудобно. “Ну, чего там, в самом деле, Андрей Дмитриевич. Вы же вот вообще никогда не курили”. “О!” — парирует А.Д. “Две большие разницы: блудный сын, вернувшийся к церкви, всегда ей дороже верного сына, никогда церковь не покидавшего”, — разговор происходит 21 января 1980 года, в прихожей на Чкалова: мы с женой пришли на званный вечер. За столом — хозяева с Руфью Григорьевной и Лизой, чета Владимовых и мы. Руфь Григорьевна (ровесница века!) оживлена разрешением на поездку к внукам в Америку; Лиза — спокойная и общительная; очаровательная говорунья Наташа Владимова (из цирковой семьи наездников Кузнецовых, сама когда-то выступала на арене); выглядящей на ее фоне медлительным увальнем Георгий Николаевич — но зато послушать его!»

Елена Боннэр («До дневников», 2004 [14], [15]):

«К 21 января Хельсинская группа наконец закончила документ по Афганистану. 22-го ко мне должны были прийти несколько человек, чтобы присоединиться к нему и поставить свои подписи. А вечером 21-го пришел Георгий Владимов с женой с той же целью и в какой-то мере чтобы отвести душу в кухонном разговоре. Они засиделись допоздна и ушли после половины первого ночи. Через час раздался телефонный звонок. Трубку сняла я. Звонил Владимов. Он сказал, что ему только что сообщили, что на самом высшем уровне принято решение завтра арестовать Андрея, и он советует ему немедленно исчезнуть из дома[5]. Когда я, несколько обескураженная, пересказала содержание разговора Андрею, он сказал совершенно спокойно: «Месяц назад я бы в это не поверил, а теперь — все может быть».

Я спросила: «Что будем делать?» Ответил: «Ложиться спать».

Спалось нам хорошо. И мы не знали, что вдвоем, В СВОЕЙ ПОСТЕЛИ, это была на много лет вперед последняя ночь».

1980. Архив Сахарова в Москве, описание рассекреченных документов Политбюро ЦК КПСС и КГБ СССР

26.12.1979 Председатель КГБ СССР Ю. Андропов и Генеральный прокурор СССР Р. Руденко направляют записку «О мерах по пресечению враждебной деятельности Сахарова А.Д.»: деятельность Сахарова носит уголовно наказуемый характер, его действия полностью подпадают под признаки преступлений, предусмотренных ст. 64. п. «а» (измена Родине) и ст. 70, ч. 1 (антисоветская агитация и пропаганда) УК РСФСР. Однако привлечение Сахарова к судебной ответственности может повлечь серьезные политические издержки.

Андропов и Руденко предлагают применить в отношении Сахарова административные меры: лишить высоких званий, премий и государственных наград; выселить из Москвы в один из закрытых для иностранцев районов страны; обсудить поведение Сахарова на расширенном заседании Президиума АН СССР, опубликовать соответствующее сообщение в печати о принятых в отношении Сахарова мерах.

3.01.1980. Заседание Политбюро ЦК КПСС

Принято постановление:

1) согласиться с предложениями КГБ СССР и Прокуратуры СССР от 26.12.79; <…>

8.01.1980 Подписан Указ Президиума ВС СССР о выселении в административном порядке из города Москвы

«в целях предупреждения враждебной деятельности Сахарова, его преступных контактов с гражданами капиталистических государств и возможного в этой связи нанесением ущерба интересам Советского государства». <…>

22 января 1980 г. А.Д. Сахаров задержан и вывезен вместе с Е.Г. Боннэр в закрытый для иностранцев г. Горький. После этого Елене Георгиевне в течение 4-х лет и 4-х месяцев разрешается совершать челночные поездки Горький-Москва-Горький, встречаться с иностранными журналистами в Москве, голос Сахарова продолжает звучать на весь мир, усиленный многократно тем фактом, что доносится он из ссылки. То есть очевидно, что на самом верху советской властной пирамиды не было единства по вопросу изоляции Сахарова.

Более того, примерно через месяц после кончины Л.И. Брежнева 10 ноября 1982 г., когда пост Генерального секретаря ЦК КПСС занял Ю.В. Андропов, тогдашний Председатель КГБ СССР В.В. Федорчук докладывает в ЦК, что Сахаров продолжает антисоветскую деятельность с помощью Боннэр и рекомендует:

8 декабря 1982 г., «пресечь возможность (Боннэр) бывать в Москве … путем привлечения к уголовной ответственности в г. Горьком». То есть КГБ рекомендует именно то, что фактически было сделано только через полтора года, когда 2 мая 1984 года Елену Георгиевну. задержали в горьковском аэропорту и больше из Горького не выпустили. А через 9 дней после этой авторитетной рекомендации, 17 декабря 1982 года, Генсек Юрий Андропов снимает Виталия Федорчука с поста Председателя КГБ СССР. А Елена Боннэр продолжает озвучивать на весь мир заявления Сахарова, включая очень острое исторической важности Открытое письмо Сиднею Дреллу «Опасность термоядерной войны» (1983 г.).

Ю.В. Андропов скончался 9 февраля 1984 года, и только тогда, не сразу, а через три месяца, Елену Георгиевну «закрыли» в Горьком, и тем самым были, наконец, исполнены вышеназванное решение Политбюро и Указ Президиума ВС СССР января 1980 года. Вот тогда Сахаров объявил бессрочную голодовку, а после неудачи голодовки 1984 года — еще полугодовая голодовка — до победы в октябре 1985 года. Он тогда говорил Елене Боннэр:

«Как ты не понимаешь, я голодаю не только за твою поездку и не столько за твою поездку, сколько за свое окно в мир. Они хотят сделать меня живым трупом. Ты сохраняла меня живым, давая связь с миром. Они хотят это пресечь»  [16].

Всё это наводит на интересные мысли, в том числе на вопрос: откуда в 1985 году взялся М.С. Горбачев с его чудесной перестройкой и какова тут роль многолетнего Председателя КГБ СССР, а потом Генерального Секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова? Михаил Сергеевич мог бы прояснить этот вопрос, но он, увы, пока молчит.

«Оторвались» и навестили Мальву Ланда (февраль 1980), визиты друзей и коллег, кратко о ссылке

Лизе Алексеевой разрешали навещать Сахарова в Горьком в первые несколько месяцев ссылки, до мая 1980 г. Это фото сделано в Горьком в тот период.

А я не могу не рассказать об эпизоде с участием Елены Боннэр, Лизы и косвенно Мальвы Ланда. После первого суда в 1977 году и двух лет ссылки Мальва жила «за 100-м километром» в городе Петушки Владимирской области, где останавливаются поезда Горький-Москва. Вторично ее арестовали 7 марта 1980 года. А в феврале Елена Боннэр решила навестить ее по пути из Горького в Москву. Но приводить к Мальве команду всегда сопровождавших Боннэр сотрудников КГБ было нельзя. Значит надо было суметь как-то по дороге от них «оторваться». И Елена Георгиевна сумела это сделать.

Ехали они из Горького вдвоем, вместе с Лизой; поезд прибывает в Петушки примерно в 5 утра и стоит 1 минуту. Лиза потом рассказывала, что не поняла, почему Елена Георгиевна сказала ей не брать в дорогу никаких вещей, а спать в вагоне, не раздеваясь. И вот поезд подходит к Петушкам. Елена Георгиевна слезает с полки, толкает Лизу: «пошли». Та лишних вопросов не задает, а дремавшие на соседних полках крупные мужчины поглядели — решили: «бабы в туалет отправились» (так рассказывала Е.Г.). А они тихонько сошли с поезда, и тот вместе со всеми сопровождающими уехал в Москву. Как было приятно «сбросить хвост», остаться одним. Утром они заявились к Мальве, это была радостная встреча. А после обеда другим поездом приехали в Москву. И, подходя к дому №48-Б на улице Чкалова, увидели у своего подъезда толпу сотрудников КГБ — человек 50. Паника в ведомстве в связи с утерей «сопровождаемых» была великая. И, как рассказывала Е.Г., видно было по лицам, какое облегчение, счастье они испытали, увидев приближающихся к дому двух искомых женщин.

***

Марина Сахарова-Либерман (внучка Андрея Дмитриевича, дочь его старшей дочери Татьяны, из статьи «Обаятельная и несгибаемая зверюга в юбке» в книге [13]):

«Годы горьковской ссылки для меня смешали в себе и самое близкое, неторопливое общение с дедушкой и Еленой Георгиевной и воспоминания о самых трагических событиях их жизни. Иногда, когда я приезжала в Горький на каникулы в тёплое время года, мы шли гулять на Оку, где можно было настроить радиоприемник на “Голос Америки” и “Свободу”, избежав персональной глушилки над дедушкиной квартирой, которая не позволяла никогда послушать радио дома. В зимние холодные вечера мы могли часами сидеть вместе в гостиной, за телевизором, чаем и болтовней, с Еленой Георгиевной с какой-нибудь штопкой в руках. Мы ездили в лесок на прогулку, а за дедушкиной “Ладой” неотступно».

***

В обсуждаемой книге [1] цитируются яркие воспоминания о визитах к Сахарову Бэлы Коваль, Михаила Львовича Левина, Бориса Михайловича Болотовского, увы, покинувшего нас совсем недавно, 28 мая с.г. Болотовский приехал в Горький вместе с Ефимом Самойловичем Фрадкиным примерно через два месяца после выхода Сахарова из больницы после 4-месячного там пребывания в связи с первой его длительной голодовкой 1984 года.

Борис Болотовский (сотрудник Отдела теоретической физики ФИАН, о визите к Сахарову 12 ноября 1984 г. вместе с Е.С. Фрадкиным, из статьи «Один день в городе Горьком» в книге [12]):

«Щербинка — район массовой застройки на краю Горького. Вдоль проспекта Гагарина стоят кирпичные типовые дома, похожие друг на друга. Около часа мы бродили по микрорайону, заглядывая по дороге в попавшиеся продовольственные магазины. То, что мы увидели, нас не обрадовало. Сыра не было, сливочного масла не было, мяса не было. Вспомнился анекдот, который я слышал незадолго перед тем: «Как сообщают из Горького, академик Сахаров прекратил голодовку. Остальное население города продолжает голодать».

К девяти часам утра мы вернулись к дому, где жили Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна. Позвонили в дверь. Нам открыл Андрей Дмитриевич и сразу же из кухни в переднюю вышла Елена Георгиевна. Нас ждали».

Борис Михайлович очень красочно описывает многочасовые беседы Сахарова и Фрадкина о работах по теории струн. Сахаров засыпал Фрадкина вопросами, Ефим Самойлович все время порывался пояснить что-то с помощью формул, что Андрей Дмитриевич твердо отклонял, говоря:

«Нет, Фима (они были знакомы с 1945 года — Б.А.), вы мне на словах растолкуйте постановку задачи. Может быть, я после этого на ваши формулы и смотреть не захочу». Фрадкин и Болотовский, нарушив строгие требования к посещавшим Сахарова физикам, вывезли тогда из Горького знаменитое письмо Сахарова Президенту АН СССР А.П. Александрову, где Андрей Дмитриевич описывает пытки, которым он подвергался в горьковской больнице.

***

Ссылка Сахарова — отдельная большая тема. Тут и эпопея с кражами рукописей «Воспоминаний» (каждый раз согласно специальному решению Политбюро ЦК КПСС), их мучительным переписыванием заново и чудесным спасением. Это голодовки, это постоянное балансирование между жизнью и смертью, несмотря на столь же постоянное внимание высшего уровня. Вспомним народное: «Дальше от царей — голова целей»:

Сахаров о телефонном звонке в конце мая 1987 года, через 5 месяцев после возвращения из ссылки (из книги «Горький, Москва, далее везде» [3]):

«Зловещее напоминание о неоднозначности нашего положения. Позвонил некто Мухамедьяров (неизвестный нам лично человек, сидевший, кажется, в 70-е годы в тюрьме и психушке и по слухам ведший какие-то малопонятные игры с КГБ[6]). Я взял трубку. Мухамедьяров сказал: «Я говорил вчера с вашей женой. Она сказала, что обо всем можно говорить по телефону. Я бы предпочел встретиться лично, но раз вы не хотите, скажу по телефону, не называя фамилий. Мне пришлось в последнее время иметь контакты со многими работниками КГБ, в том числе с весьма ответственными. Они рассказали, что в конце 1981 — начале 1982 года было принято решение о ликвидации Елены Георгиевны (т.е. об убийстве), это решение не было утверждено на самом высоком уровне (видимо, в Политбюро. — А.С.)». Даты Мухамедьяров назвал после моего вопроса, несколько неуверенно. Я сказал, что в случае убийства Елены Георгиевны я также убью себя. Я спросил: “Кто сказал вам все это?” — “Один работник КГБ, генерал, занимается вопросами…” (я забыл, какими именно, но не имеющими отношения к нам, кажется, Мухамедьяров сказал, вопросами культуры).

Звонок Мухамедьярова несомненно был инспирирован КГБ как напоминание и угроза. Что за этим последует — не знаю, скорей всего — ничего. По существу сообщения Мухамедьярова я думаю, что, возможно, на каком-то уровне КГБ на каких-то этапах действительно рассматривал план физического устранения (убийства) Люси. Как это часто бывает, те, кто распространяет клевету, начинают сами в нее верить. Поэтому в КГБ мог внедриться “яковлевский” стереотип Люсиного образа и наших отношений — властной, честолюбивой и корыстной женщины, манипулирующей безвольным, далеким от жизни “тихим старичком”, в прошлом гениальным ученым, ныне склеротиком. Мы имели множество доказательств ненависти КГБ к Люсе. Вот один из эпизодов, постоянно стоящий у меня перед глазами. Однажды, когда я находился в больнице, Люся поехала за хлебом и еще чем-то в магазин (известный под названием “Стекляшка”). Выходя из машины, она поскользнулась на глинистых буграх и, упав, больно ушиблась (потом оказалось, что она сломала себе копчик). Люся несколько минут не могла подняться и лежала на земле. Ее обступили гебисты из двух сопровождающих машин, они злорадствовали и деланно хохотали. Никто из них не сделал даже малейшей попытки помочь упавшей женщине.

Убийство Люси кому-то могло показаться способом решения “проблемы Сахарова”. Очевидно, этот план, если он существовал, не был принят в простейшем варианте. Но многое из того, что я рассказывал в “Воспоминаниях”, слишком сильно к нему приближается. После инфаркта могли возникнуть надежды, что все разрешится само собой, конечно при этом надо было не допускать к Люсе врачей и, тем более, не разрешать поездки за рубеж. Именно такова была принятая по отношению к ней тактика. Вероятно, не случайно милицейский пост у дверей московской квартиры, отпугивавший врачей, был установлен сразу после того, как в поликлинике Академии у нее диагностировали инфаркт. Более мелкая, но характерная деталь. В 1983 году, когда Люся ехала в Москву и ей было особенно плохо, я заказал для нее через медпункт кресло-каталку. Ее должны были встретить с ней в Москве на вокзале. Но “кто-то” отменил этот заказ».

Возвращение из ссылки, последние три года, эпопея избрания народных депутатов от АН СССР

Три бурных последних года (1987‒1989) жизни А.Д. Сахарова — это названные выше два чуда перестройки (освобождение узников совести и ДРСМД), это ужасы погромов при до сих пор не объясненной вялой реакции центральной власти и лично М.С. Горбачева, это первые в жизни поездки за рубеж, это «торможение перестройки» и сопутствующий политический и экономический хаос, и это первые относительно свободные конкурентные выборы на Съезд народных депутатов.

18 января 1989 г. руководство АН СССР забаллотировало всех прогрессивных кандидатов в депутаты Съезда (А.Д. Сахарова, Р.З. Сагдеева, Д.С. Лихачева, Г.Х. Попова и др.), выдвинутых многими коллективами академических институтов. Это вызвало бурный протест ученых. Об этих фантастических событиях пробуждения к активной общественной деятельности многих тысяч научных сотрудников академических институтов Москвы и всей страны см. яркие воспоминания их активного участника, сотрудника Института химической физики Людмилы Вахниной в статье «История избрания Сахарова…» [17]: от первого шока, вызванного решением руководства Академии 18 января, — к неформальными встречам, «безумной» идее подать заявку на митинг перед зданием Президиума АН СССР, образованию 25 января межинститутской Инициативной группы — и до полного нокаута академической бюрократии.

Людмила Вахнина [17]:

«Собрание нашего актива 25 января. На нём была заложена основа основ нашей дальнейшей жизни — кустовая система связей, определены координаторы «физического», «химического», «биологического», «геологического», «гуманитарного» кустов, позже к ним прибавился «информационный»… Телефон продолжал надрываться, теперь спрашивали, есть ли разрешение на митинг. Заявка была подана на 500 человек, но стало очевидно, что будет гораздо больше. Организаторы почувствовали некоторую растерянность, но — с очередным звонком пришло спасение. Чуть сипловатый голос, столь знакомый мне впоследствии, объяснил, что его обладателя зовут Николай Францевич Санько, работает он в ИКИ[7] и имеет огромный опыт организации массовых сборищ, а именно слетов Клуба самодеятельной песни. «Ой, как нам нужен такой человек!» — воскликнула я, и 30 января мы с Колей встретились у ворот Президиума. Забыть ли, как мы с ним в темноте мерили шагами площадку между ступеньками Президиума и клумбой, как рыскали вокруг, ища места для предварительного сбора институтов.»

Сахаров [3]:

«Такие же драматические события, как в Академии, происходили в других общественных организациях и почти во всех территориальных и национально-территориальных округах. Кроме работников аппарата и выбранных им “послушных” кандидатов почти всюду были выдвинуты альтернативные кандидаты, обладающие собственной программой, яркой и независимой позицией. Завязалась, впервые за долгие годы в нашей стране, острая политическая предвыборная борьба. И тут выявилось то, на что даже мы, ведшие в предшествующую эпоху одинокую и внешне безнадежную борьбу с очень ограниченными целями, не решались, не смели надеяться.

Многократно обманутый, живущий в условиях всеобщего лицемерия и развращающей коррупции, беззакония, блата и прозябания народ оказался живым. Свет возможных перемен только забрезжил, но в душах людей появилась надежда, появилась воля к политической активности. Именно эта активность народа сделала возможным избрание тех новых, смелых и независимых людей, которых мы увидели на Съезде. Не дай Бог обмануть эти надежды. Исторически никогда не бывает последнего шанса. Но психологически для нашего поколения обман надежд, вспыхнувших так ярко, может оказаться непоправимой катастрофой.

На Съезд прошла, конечно, лишь малая часть прогрессивных кандидатов. Аппарат, опомнившись от неожиданности первых недель, стал применять все находившиеся в его распоряжении средства — вплоть до подлогов, подмены бюллетеней, не говоря уж о регулировании допуска к средствам массовой информации. Зато те, кто прошел, были уже закаленные борцы. <…>

2 февраля состоялся беспрецедентный митинг сотрудников научных учреждений Академии наук. Митинг был организован Инициативной группой по выборам в Академии. Группа добилась в Моссовете разрешения на проведение митинга перед зданием Президиума, в большом сквере, где собралось более 3000 человек (по некоторым оценкам более 5000). На ступеньках старого дворцового здания Президиума были установлены микрофоны, перед которыми выступали ораторы и организаторы митинга.

Президент Марчук, председатель избирательной комиссии академик Котельников и некоторые другие находились на втором этаже здания и изредка выглядывали из окна, отодвинув занавеску. Мы с Люсей приехали на академической машине, я прошел вперед и встал вблизи трибуны, но не выступал. Люся стояла вдалеке от меня. Цель митинга, как она была сформулирована Инициативной группой, — выразить отношение научной общественности к решениям Пленума Президиума Академии от 18 января, к позиции Президиума АН и руководства Академии в целом, довести до людей возможность и необходимость исправления создавшегося нетерпимого положения.

Сотрудники институтов приходили целыми колоннами, неся транспаранты с лозунгами. Чувствовалась удивительная раскованность, радостное возбуждение тысяч людей, которые вдруг осознали себя некоей мощной силой. Это была атмосфера освобождения! В начале митинга Толя Шабад стал читать лозунги на транспарантах, а собравшиеся — громко повторять последние ключевые слова. “На съезд — достойных депутатов!” — Депутатов!, “Бюрократам из Президиума — позор!” — Позор!, “Сахарова, Сагдеева, Попова, Шмелева — на съезд!” — На съезд!, “Президиум — в отставку!” — В отставку!, “Президента — в отставку!” — В отставку!, “Академии — достойного президента!” — Президента! На митинге было принято несколько обращений, было решено добиваться срыва выборов академических депутатов 21 марта, с тем чтобы были назначены новые выборы (первоначально предлагалось бойкотировать выборы, затем была принята тактика призвать голосовать против всех кандидатов)».

Людмила Вахнина (продолжение, см. [17]):

«19 марта мы проводили собрание выборщиков в ФИАНе. На этот раз участвовали все выборщики — от Питера до Владивостока. На это собрание пришел Сахаров, только что вернувшийся из Америки. Он вошел где-то через полчаса после начала, и был встречен аплодисментами, сел в 3-м или 4-м ряду у прохода и… заснул. Шабад говорил, что он еще не привык к смене дня на ночь. Но вообще-то Сахаров часто засыпал на разных собраниях, иногда даже в президиуме… Перед концом собрания кто-то сказал: «Андрей Дмитриевич, завтра у нас трудный день. Скажите нам что-нибудь». А.Д. вышел к микрофону и очень будничным голосом: «…Что сказать…То, что я видел на митинге и сейчас… Очень изменилась обстановка, настроения… Раньше было совсем, совсем другое настроение…». И он неожиданно, с коротким восклицанием «А!» взмахнул руками… Мне был так понятен этот его жест, я так почувствовала накопившееся в нем за эти годы ожидание — что когда-нибудь будут вот такие лица, такие слова, такие голоса, что очнутся люди, перестанут бояться… Ожидание — уже, как будто невозможного, и вдруг — вот оно…

Накануне голосования выборщиков, 20 марта, все еще в легкой тревоге по поводу возможной отмены выборов я подходила к Дворцу молодежи. У входа уже было заметно некое шевеление. Митинг не митинг, а пикеты есть. Среди плакатов — один метров 5 длиной — коронный — «Свободу академику Михалевичу, отсидевшему 2 срока в Верховном Совете» (автор — Дмитрий Юрьев). Забегая вперед, скажу, что плакат оказался убийственным: Михалевич получил минимум голосов тем более, что в своем выступлении не нашел ничего лучшего, чем всерьез возмущаться и спорить: «Я не сидел, я работал…». Кроме плакатов висели газеты, юмористические листки, привезенные из институтов…

И вот настал решающей день. В фойе были установлены кабины для голосования. А на стенах появились красивым казенным шрифтом написанные контр-плакаты Президиума: «Нет экстремистам, организаторам бАйкота». Наши оппоненты начинали брать на вооружение наши методы…

Приехал Сахаров и мгновенно был окружен корреспондентами. Со всех сторон на него были уставлены микрофоны, объективы, телекамеры, всё вокруг щелкало и вспыхивало, а он стоял поразительно спокойно, как если бы ничего этого не было, и говорил что-то корреспонденту, будто знакомому, встреченному на улице. Вот он направился к кабине для голосования, оставался там долго (честно всех вычеркивал, отмечали мы с неким удовольствием), а все ждали, когда он выйдет, и снова — щелчки, вспышки.

Легенда: В день голосования академики решили сыграть в тотализатор — сколько человек пройдет из 20 назначенных Пленумом Президиума АН кандидатов. Сахаров молча подошел, послушал, понял, о чем речь, и сделал ставку, назвав число 8. Сахаров оказался точен.

Вечером в опустевшем огромном дворце осталась только счетная комиссия и наша команда. В комнате для подсчета голосов установили большой стол, счетчики сидели за столом, а наши наблюдатели — в смежной комнате, наблюдали через дверь. Приближаться к счетчикам им не полагалось. В числе наблюдателей была Л.Г. Мягченкова. Для нее такие условности никогда препятствием не являлись. Не успел никто оглянуться, как Лида проникла в святая святых и обнаружила в портфеле под столом стопку «белых» бюллетеней. Тут же она стала громогласно разоблачать махинаторов. К такому же выводу пришел и Саша Собянин, он тогда уже начал применять статистику к оценке честности выборов: в одной пачке бюллетеней «белых» оказалось значительно выше среднего.

Сахаров, когда об этом узнал, возмутился: «Что ж вы их за руку не поймали, куда вы годитесь»?

Мы получали сведения по пачкам и взволнованно подсчитывали, прогнозировали, сидя в закутке неподалеку от счетной комнаты. Все шло к тому, что больше половины кандидатов были провалены! И вот, когда уже всем всё было ясно, мы продолжали галдеть в том закутке. У нас не было четко выраженного чувства победы — впереди ещё было самое главное… Я, правда, помню своё удивление: надо же — добились своего! Неужели это возможно? И тут мимо нас, галдящих, прошел академик Логачёв. Не могу забыть его лицо. Глаза несколько навыкате и выражение крайнего удивления, даже в большей степени, чем неприязни. «Вот эти? Эти меня и других членов Президиума провалили?» — было написано на его лице…

Действия Инициативной группы, широкая поддержка в институтах, сочувствие части академического корпуса — привели к выдающемуся успеху. 21 марта в первом туре на 20 мандатов было избрано лишь 8 депутатов, причём избраны были, в основном, кандидаты, наиболее приемлемые с точки зрения научной общественности. Наиболее реакционные представители академической номенклатуры были отвергнуты.

22 марта Избирком АН ушёл в отставку, сформирован его новый состав из 80 человек. После этого Президиум АН постановил провести выдвижение кандидатов в депутаты на заседании 6 апреля (реально это произошло 10 апреля), а повторные выборы народных депутатов от Академии назначил на 19-20 апреля. Тогда Сахаров и ряд других «перестроечных» кандидатов были избраны делегатами 1-го Съезда народных депутатов».

Наследие Сахарова-политика: шаг через 30 лет

Главный политический урок Сахарова

Начиная с 1988 года, всё более очевидным становилось то, что тогда называлось «торможение перестройки». Приведу некоторые высказывания А.Д. Сахарова того периода, звучащие более чем современно, поскольку те системные причины, которые крушили надежды перестройки, во многом определяют наше настоящее и делают неопределенным, опасно непредсказуемым наше будущее. Обращаю внимание, что все критические высказывания Сахарова всегда сопровождаются конкретными конструктивными предложениями, всегда с проекцией на позитивное решение проблем.

Несколько условно разобьем эти проблемы на три категории, объединенные словом «монополизм»: отсутствие комплекса сдержек и противовесов, отсутствие здоровой конкуренции (1) в политике, (2) в правоохранительной сфере и (3) в экономике.

1. В политике

А.Д. Сахаров (из программного выступления на заключительном заседании I Съезда Народных Депутатов, 9 июня 1989 г. [3]):

«По действующей Конституции Председатель Верховного Совета СССР обладает абсолютной, практически ничем не ограниченной личной властью. Сосредоточение такой власти в руках одного человека крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки. В частности, возможно закулисное давление. А если когда-нибудь это будет кто-то другой?».

И ещё там же:

«Я считаю, что Съезд не решил стоящей перед ним ключевой политической задачи, воплощенной в лозунге: “Вся власть Советам!”», и далее: «Товарищи депутаты, на вас сейчас — именно сейчас! — ложится огромная историческая ответственность. Необходимы политические решения, без которых невозможно укрепление власти советских органов на местах и решение экономических, социальных, экологических, национальных проблем…».

И там же Сахаров, перекрикивая шумящий зал и обращаясь к миллионам граждан СССР (шла прямая ТВ-трансляция), зачитывает «Декрет о власти» с его главным тезисом: «Вся власть советам!», то есть местным советам депутатов трудящихся.

Очень актуально это звучит сегодня, когда принимаются законы Российской Федерации, встраивающие местное самоуправление в вертикаль государственной исполнительной власти — при отстранении населения от принятия решений по насущным для граждан вопросам. Сильное демократическое местное самоуправление — основа здорового общественного устройства везде и всегда. Именно поэтому я считаю важнейшими событиями в современной, сегодняшней России два недавних земских съезда, увы, разогнанных силовиками.

2. В правоохранительной сфере

Не менее актуально звучат слова Сахарова о катастрофической бесконтрольности следственных органов. Отсутствие эффективных судебного контроля и прокурорского надзора за следствием ФСБ России, Следственного комитета России и МВД России стало сегодня бедой для всех: нарушения законности при дознании и предварительном следствии, вплоть до получения признательных показаний с применением пыток, удушение силовиками бизнеса, фабрикация дел «для галочки», наград и «по заказу». Всё это остается безнаказанным, а суды штампуют обвинительные приговоры.

В программной речи на I Съезде 9 июня 1989 года Сахаров, среди прочего, сказал: «следствие должно быть выведено из ведения прокуратуры: ее единственная задача — следить за исполнением Закона». Да, в СССР следствие и прокуратура были в одном ведомстве, а значит никакого надзора за законностью следствия прокуратура не осуществляла. И что интересно: ведь это системообразующее предложение Сахарова было реализовано в 2006 году Президентом Российской Федерации В.В. Путиным, когда по его поручению был создан Следственный комитет России, и прокуратура реально была отделена от следствия. Как мы — правозащитники тогда обрадовались! Но радовались мы недолго — законодатель лишил прокуратуру права надзора за предварительным следствием, оставив только утверждение передачи дела в суд. Кто-то очень сильный (силовики все-таки!) пролоббировал этот законодательный абсурд. Результат — то беззаконие правоохранителей, которое стало нашими буднями.

И еще одна актуальная и сегодня цитата Сахарова из проекта выступления на II Съезде народных депутатов, написанного утром в день смерти 14 декабря 1989 года:

«Реально в нашей жизни подозреваемый или обвиняемый находится в чрезвычайно тяжелых условиях давления следствия. У всех на памяти многочисленные случаи самооговоров, взятия вины на себя из-за пресс-камер, избиений, шантажа и угроз. У всех на памяти смертные приговоры невиновным, приведенные в исполнение не только в республиках, но и в Москве».

3. О монополизме в экономике

А.Д. Сахаров об экономической конкуренции:

«Перестройка сложившейся в нашей стране административно-командной структуры экономики крайне сложна. Без развития рыночных отношений и элементов конкуренции неизбежно возникновение опасных диспропорций, инфляция и другие негативные явления» ([3], 1988 г.).

Из предвыборной программы Сахарова (янв.–фев. 1989):

«Разукрупнить крупные предприятия с целью стимулировать конкуренцию и не допустить монопольного ценообразования» (см. в приложении «Последние десять лет» репринтного издания 1991 г. «Сахаровского сборника» [11]).

О росте цен на самое необходимое — продукты питания, жилье, лекарства, услуги ЖКХ мы сегодня каждый день читаем в газетах, в том числе и в заявлениях Президента Российской Федерации. Из-за неадекватно высокой стоимости электроэнергии, бензина, других горюче-смазочных материалов страдает производство, стагнирует экономика. Из-за высоких цен на продукты и товары первой необходимости растет бедность, падает рождаемость.

Искусственное завышение цен — прямой результат отсутствия в стране справедливой рыночной конкуренции, автоматически сбивающей стоимость товаров и услуг. Мощные государственные механизмы защиты свободной конкуренции от монополизации есть во всех странах с рыночной экономикой. К сожалению, ничего подобного нет и никогда не было в СССР в перестройку, а потом в Российской Федерации в эпоху так называемых «рыночных реформ» 1990-х. Нет этого и сегодня. В докладах Федеральной антимонопольной службы (ФАС) России мы читаем о

«всеобщей картелизации российской экономики», о том, что «специфической чертой антиконкурентных соглашений в России является участие в них государственных органов… со всеми признаками, присущими организованным преступным группам и преступным сообществам». И также поясняется, почему ФАС бессильна что-либо сделать с этими ОПГ и ОПС: «подследственная МВД России статья 178 УК РФ «Ограничение конкуренции»… практически не работает». (11-й Доклад ФАС от 30.10.2017 г.).

Те же мысли ФАС не раз повторяла и в дальнейшем, и всё без толку. Слишком влиятельны те, на чьи интересы ФАС покушается.

***

Главный политический урок Сахарова

К сожалению, Михаил Сергеевич Горбачев не прислушивался к Сахарову, а страна катилась в пропасть. Сахаров, конечно, понимал в каком трудном положении находится Горбачев, насколько сильны окружающие его консерваторы. И старался помочь ему принимать спасительные для страны решения, организовав «прореформенное» давление «снизу».

А.Д. Сахаров: «Без демократического движения снизу перестройка невозможна, и бояться этого нельзя» ([3] Гл. 6). И в этом, может быть, главный политический урок Сахарова.

Культурное наследие Сахарова. Сахаров о молодежи

«Шабаш, — вдруг раздалось в вышине»

В написанной в 1974 году и обращенной в наше время статье «Мир через полвека», где Сахаров предсказал мгновенную доступность любой информации и возможность связи всех со всеми, то есть предсказал интернет, он также пишет:

«Полная доступность информации, в особенности распространенная на произведения искусства, несет в себе опасность их обесценивания. Но я верю, что это противоречие будет как-то преодолено. Искусство и его восприятие всегда настолько индивидуальны, что ценность личного общения с произведением и артистом сохранится. Также сохранит свое значение книга, личная библиотека — именно потому, что они несут в себе результат личного индивидуального выбора, и в силу их красоты и традиционности в хорошем смысле этого слова. Общение с искусством и с книгой навсегда останется праздником». [18, стр. 80‒81].

Сахаров о молодежи (из интервью газете «Книжное обозрение», апрель 1989 г.):

«Я согласен, что подъем общества возможен только на нравственной основе. Я верю, что в народе всегда сохраняются нравственные силы. В особенности я верю в то, что молодежь, которая в каждом поколении начинает жить как бы заново, способна занять высокую нравственную позицию. Речь идет не столько о возрождении, сколько о том, что должна получить развитие находящаяся в каждом поколения и способная вновь и вновь разрастаться нравственная сила.» (см. в приложении «Последние десять лет» репринтного издания 1991 г. «Сахаровского сборника» [11]).

И в заключение — живая сценка с участием Сахарова, показывающая, что он отлично понимал, насколько ненадежны и не защищены реформы, если они только «сверху», пусть и по воле «царя»

Итак, в конце декабря 1986 года, через несколько дней после возвращения из ссылки, за вечерним чаем на знаменитой кухне в квартире 68 на ул. Чкалова (ныне Земляной Вал) кто-то из друзей задал Сахарову вполне естественный в то время вопрос:

«Андрей Дмитриевич, как Вы считаете, насколько все это необратимо? Когда все эти невероятные чудеса с перестройкой, гласностью, вашим освобождением кончатся и все вернется на привычные и страшные круги?».

Сахаров, должен сказать, никогда не поддерживал гадания на тему «Что будет?», он сам творил это будущее. И в данном случае он, улыбнувшись, не стал пускаться в рассуждения, а ответил цитатой (помнил всё наизусть!) из сказки Салтыкова-Щедрина «Орел-меценат» (речь в сказке об орле, который решил внедрить в своем царстве Просвещение, а потом ему это надоело):

«Шабаш! — вдруг раздалось в вышине. Это крикнул орел. Просвещение прекратило течение свое. Во всей дворне воцарилась такая тишина, что слышно было, как ползут по земле клеветнические шепоты».

А.Д. несколько раз повторил последние слова — причем свистяще-шипящие звуки произносил с особенным удовольствием. Как сейчас это слышу.

Литература

1. Борис Альтшулер, «Сахаров и власть: «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее. К 100-летию А.Д. Сахарова» // Изд. «Омега-Л», Москва, май 2021.
2. Андрей Сахаров, «Воспоминания». / В собрании Андрей Сахаров «Воспоминания». Том 1 / Редакторы-составители: Елена Холмогорова и Юрий Шиханович // изд. «Права человека», Москва, 1996.
3. Андрей Сахаров, «Горький, Москва, далее везде» / В собрании Андрей Сахаров «Воспоминания». Том 2 / Редакторы-составители: Елена Холмогорова и Юрий Шиханович // изд. «Права человека», Москва, 1996.
4. «Академик А.Д. Сахаров. Научные труды. К 100-летию со дня рождения» / Редакционная коллегия: Альтшулер Б.Л., Васильев М.А., Гурвиц Л.И., Дрёмин И.М., Ритус В.И., Фортов В.Е. (председатель), Шабад А.Е. / Отделение теоретической физики ФИАН // М.: изд. Физико-математической литературы, май 2021.
5. Academician Andrei Sakharov, “Collected Scientific Works” / Marcel Dekker Inc., New York & Basel, compiled in 1981 to Sakharov’s 60 years by Dmitry and Grigory Chudnovsky and Dirk ter Haar.
6. «Академик А.Д. Сахаров. Научные труды» / Редакционная коллегия: Б.Л. Альтшулер, Л.В. Келдыш (председатель), Д.А. Киржниц, В.И. Ритус // Отделение теоретической физики ФИАН, «Центрком», Москва, 1995.
7. Б.Л. Альтшулер, «Научная деятельность А.Д. Сахарова и современная физика» / УФН, Том. 191, № 5, май 2021, стр. 449‒474.
8. Альбом «Андрей Дмитриевич Сахаров» (фото, цитаты А.Д. Сахарова и о нем) // Авторы-составители: В.М. Березанская (ФИАН), Н.М. Шаульская (Изд. «РМП») // М.: «РМП», май 2021.
9. Елена Боннэр, «Без корня и полынь не растет. Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова» // изд. «Права человека», Москва, 1996.
10. «Андрей Дмитриевич. Воспоминания о Сахарове» / Редактор-составитель Т.И. Иванова // «Terra», «Книжное обозрение», Москва, 1991. (Книга включает полный отчет о «Сахаровских чтениях» в г. Горьком 27‒28 января 1990 г.; организаторы «Чтений» горьковские физики Борис Немцов, Яков Альбер и Юрий Беляев).
11. «Сахаpовский сбоpник», посвященный 60-летию А.Д. Сахаpова. / Составители: А. Бабенышев, Р. Лерт и Е. Печуро // Нью-Йоpк, «Хpоника», 1981. (Репринтное издание с приложением «Последние десять лет» и «Послесловием к изданию 1981 года» Александра Бабенышева / Сост. Б. Альтшулер, Е. Печуро // Москва, «Книга», 1991).
12. «Он между нами жил… Вспоминания о Сахарове» / Редколлегия: Б.Л. Альтшулер, Б.М. Болотовский, И.М. Дремин, Л.В. Келдыш (председатель), В.Я. Файнберг // Физический институт им. П.Н. Лебедева РАН, изд. Практика», Москва, 1996.
13. «Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: «Жизнь была типична, трагична и прекрасна”» / Сост.: Б.Л. Альтшулер, Л.Б. Литинский // изд. АСТ, Москва, 2020.
14. Елена Боннэр, «До дневников», предисловие к книге [15], 2004 // журнал «Знамя», 2005, № 11 ‒ http://magazines.russ.ru/znamia/2005/11/bo5.html
15. А. Сахаров, Е. Боннэр, «Дневники. Роман-документ» / В трех томах // изд. «Время», Москва, 2006.
16. Елена Боннэр, «Постскриптум. Книга о горьковской ссылке». (а) / Редакторы С. Еленина, В. Карауш // М.: изд. СП «Интербук», 1990; (б) В собрании Андрей Сахаров «Воспоминания». Том 2 / Редакторы-составители: Елена Холмогорова и Юрий Шиханович // изд. «Права человека», Москва, 1996. (Книга написана Е.Г. Боннэр весной 1986 г. во время пребывания в США, первая глава датирована «1 мая 1987 г.» — написана в г. Горьком, где АД и ЕГ провели месяц — через 5 месяцев после возвращения из ссылки в Москву в декабре 1986 г.).
17. Людмила Вахнина, «История избрания Сахарова народным депутатом СССР и формирования Межрегиональной депутатской группы» https://www.sakharov-center.ru/article/istoria-izbrania-saharova-narodnym-deputatom-sssr-i-formirovania-mezregionalnoi-deputatskoi
18. А.Д. Сахаров. «Тревога и надежда», второе издание / Сост. Елена Боннэр // М.: Интер-Версо, 1991.

Примечания

[1] Слова из шуточного обращения Пушкина к маленькому сыну П.А. Вяземского: «Душа моя, Павел, / Держись моих правил…» (По просьбе редакционной коллегии автор снабдил статью примечаниями с разъяснением некоторых литературных отсылок, которые могут оказаться непонятными для неискушенного читателя.) — М. Левин.

[2] Эту, по сути, детективную историю с ПРО и самиздатом детально с документами описал Г.Е. Горелик в статье «ПРО et contra. Противоракетная оборона и права человека», посвященной 50-летию «Размышлений» («Троицкий вариант», 22.05.2018).

[3] Добрынин А.Ф. «Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962‒1986 гг.)» — М.: Автор, 1996.

[4] «Фонд Солженицына» — Русский общественный фонд помощи преследуемым и их семьям, основан зимой 1973‒1974 гг. по договоренности Александра Солженицына и Александра Гинзбурга, ставшего первым распорядителем Фонда. Источником средств Фонда стали доходы Солженицына от издания в разных странах «Архипелага ГУЛАГ», а также добровольные пожертвования. После ареста А. Гинзбурга (3 февраля 1977 г.) функции распорядителя приняла на себя его жена Арина Жолковская-Гинзбург, а после её отъезда за рубеж в феврале 1980 г. распорядителями Фонда стал Сергей Ходорович, арестованный в 1983 г. Затем Фонд возглавлял Андрей Кистяковский, но это длилось недолго по причине его тяжелой болезни, возможно, не случайной. В результате репрессий, нажима и провокаций КГБ открытая деятельность Фонда была в 1983 г. прекращена. Однако помощь политзаключенным и их семьям продолжалась, о чем говорит факт возбуждения 5 мая 1986 г. по ст. 70 ч. 2 УК РСФСР дела № 106 о Русском общественном фонде помощи преследуемым и их семьям, в связи с чем следствие интересовалось деятельностью Евгении Печуро, Леонида Васильева, Нины Лисовской и Аси Лащивер. По делу № 106 перед высылкой из СССР был допрошен в Лефортовском СИЗО КГБ Юрий Орлов

[5] Георгий Николаевич позже говорил мне, что эту информацию ему сообщил конфиденциально сосед по лестничной клетке, кажется, в звании генерала госбезопасности. — БА

[6] Пояснение редакторов-составителей книги [3]: Роальд Мухамедьяров был арестован в сентябре 1972 г. по ст. 70 УК РСФСР и направлен Московским городским судом на принудительное лечение в психиатрическую больницу общего типа; из больницы был выпущен в мае 1975 г. В самиздатском очерке Виктора Некипелова “Кому отворяем дверь (к одной не совсем обычной информации)” опубликован протокол допроса Р. Мухамедьярова от 30 ноября 1972 г., на котором он дал много ложных показаний о других (“Хроника текущих событий”, вып. 61, 16 марта 1981 г.).

[7] Институт космических исследований.

^* Изд. «Омега-Л», Москва, май 2021