©"Семь искусств"
  ноябрь 2021 года

Loading

И в разумении свою ищу я меру.
И, зная, что скорбей не убежать,
зачем в себе так трудно удержать
порыв понять, а не принять на веру?

Владимир Торчилин

И В РАЗУМЕНИИ СВОЮ ИЩУ Я МЕРУ…

В ТИРЕ

Владимир Торчилин

Обшарпанный домишко.
Приклад к плечу стоим.
Из ветхого ружьишка
на гривенник палим.

И падают со стуком
от наших метких пуль
тела гусей и уток,
медведей и косуль.

Прервав нас на минутку,
к ним тирщик подойдет
и сбитую мной утку
на место подтолкнет.

Взлетит она в надежде
на лучшее житье,
а кончит, как и прежде —
пиф-паф — и нет её…

******

Мы долго спорили,
а ты молча смотрела на нас,
и твоя растерянная улыбка,
как маленький самолет,
кружила в облаках
табачного дыма
и не могла найти
посадочную площадку…

******

ЭККЛЕЗИАСТ

1

И в разумении свою ищу я меру.
И, зная, что скорбей не убежать,
зачем в себе так трудно удержать
порыв понять, а не принять на веру?

О, мудрость, мать, твои ль печали счесть?
Какая мне достанется в награду?
И как благодарить за эту честь?

2

Награда за мудрость известна давно —
в назначенной чаше с отравой вино.

А если не действует? Что ж, не беда —
есть жернов на шею и рядом вода.

А если все воды повысохнут вдруг?
Пустое — найдется завистливый друг.

А если у друга кинжал не остер?
Так божьи старушки разложат костер.

А если бы ветры вдруг пламя задули?
Не страшно — в обойме отыщутся пули.

А если осечка? Молчит карабин?
Навряд ли, приятель — стрелок не один.

******

Под вечер
набрела на город туча…
Задумчиво остановилась в небе,
потом
рассеянно пошевелилась
и поползла по тонким нитям
вниз,
как пауки ползут по паутине…
Дождь лил сильней,
и каменные зданья
спиной широкой отбивали струи
или, скрутив жгутом,
их загоняли
в воронки говорливых водостоков…
И мерный гул вонзающихся капель
глушил все звуки,
и чужие лица
мелькали и мгновенно исчезали
за серой параллельностью дождя…

******

ВЕСНА В ПРОВИНЦИИ

В провинции — весна… И муторно от грязи,
которая везде, которая всегда,
и из которой вам не то что впрыгнуть в князи —
сапог не вытащить!… А в небе провода
все сплошь унизаны крикливой птичьей стаей,
галдящей день и ночь. Оно бы и пора
дроздам обратно быть, раз снег вот-вот дотает
и в самом тенистом из уголков двора…
А грязь — что грязь? Пригреет  — и подсохнет
под птичий грай и ночи не до сна,
и посуху пройдет прохожий — только охнет:
ведь главное-то что? В провинции — весна!

******

Гильотины веселый нож
ищет шею Антуанетты.
М. Светлов

Париж. Октябрь. Дождь идет.
На сером небе ни просвета.
Все ждут с утра Антуанетту
и гильотина скромно ждет.

Вот шея женская. Ну что ж,
не все ль равно, чье это тело —
ведь он прекрасно знает дело,
по желобу скользящий нож.

Смерть на миру — всегда почет.
Ведет людей к помосту вера.
Нож поджидает Робеспьера.
Париж. Июль. Вовсю печет.

******

Должно быть я уже когда-то жил…
не помню кем — крестьянином, солдатом,
не помню, где, когда… Но жил когда-то.
И странно мне порой смятеньем жил
почувствовать со мной не бывших встреч
внезапно подступившее волненье
и ощутить неведомое рвенье,
моих — зачем? — коснувшееся плеч.
И мне порой мучительно знаком
случайный голос, что в толпе услышан,
белесый мох на деревенской крыше,
и снятый с полки запыленный том.
Как будто кто-то — не узнать когда —
моими посмотрел на всё глазами
и отвернулся… И стоит меж нами
глубокая и черная вода…

******

ПЕСНЬ О РОЛАНДЕ

Б-г свидетель — так и было,
в наш, в другой какой ли век,
как осенний дождь уныло,
жил однажды человек.

Не последний на работе —
то ли сеял, то ли жал —
и, не по своей охоте,
но начальство уважал.

Был примерным семьянином,
взносы членские платил,
портил сердце никотином
и, не так чтоб очень, пил.

А когда случилось лихо —
как-то враг на них напал —
он с врагом рубился лихо,
но в одном бою пропал:
в западню его поймали,
там он был — увы — убит…

И в ущелье Ронсеваля
больше рог не протрубит.

******

О, письма женщины нам милой…
Н.А. Некрасов

А ты мне не писала писем,
спасибо, если позвонишь…
И телефонный зуммер высек
искру о каменную тишь.

Перебирать листки сухие —
мне этой боли не дано…
Твой смех, и сумерки глухие,
и утром — камешек в окно.

И сжечь все — нету матерьяла,
камина нет, и писем нет…
И почтальонша не теряла
твой ненаписанный ответ.

******

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Распалась мира внутренняя связь.
И оказалось вдруг, что все предметы,
Которые для нас еще вчера
Имели смыл и цену —
ну, хотя бы,
одежда, что от холода спасала,
дома, что укрывали друг от друга,
машины, что посредниками были
меж нами и природой,
даже книги,
в которых на двунадести языках
томилось то, что люди называли
наследием минувших поколений —
все лишь труха,
которой придавало достоинство и форму
только наше воображенье —
ведь оно всегда
всему приписывает большее значенье,
чем есть на самом деле…
И как только
кому-то в голову пришло
взглянуть на все,
лишь изменив чуть-чуть
привычный угол зренья,
и рассказать о виденном соседу
и нескольким друзьям — а значит всем,
то вмиг нарушилась привычная гармония
(которой вовсе не было и так,
но мы об этом не подозревали),
и тут же
с земли исчезла, превратившись в мусор,
вся та в поту и крови созданная корка,
которую мы с гордым простодушьем
прозвали цивилизацией…
И мир внезапно стал
таким же первозданным и прекрасным,
как был когда-то после сотворенья,
и люди — нагие и счастливые,
как прежде
их праотец Адам и их праматерь Ева
в саду эдемском были,
возрадовались…
Но они при этом
зачем-то снова судорожно хватали
трухлявые обломки
и из них
пытались вновь собрать все то, что разлетится
в куски через положенное время,
когда кому-то в голову придет
взглянуть вокруг,
лишь изменив чуть-чуть
привычный угол зренья,
и рассказать о виденном соседу
и нескольким друзьям —
а значит всем…

******

В открытое окно плывет зеленый свет,
и холод высоты обветренного неба,
и шелест голосов, которых нет,
и грохот городов, где я ни разу не был.

Плывет зеленый свет в открытое окно,
и солнца узкий блик качается по стенам,
и пыль сухих дорог легла на полотно
колышащихся штор… Но не бывать нигде нам,

пока так зелен сад, пока так светел дом,
пока полдневный зной в кленовой мгле таится,
пока не разорвет изогнутым крылом
пустую синеву взлетающая птица

предвестием пути… В осеннем холодке
поспешного дождя, бормочущего что-то,
скорей, скорей, как были, налегке,
в безвестие дорог… Пора… Ну, что же ты?
Что ты?

МАРТОВСКАЯ СНЕГУРОЧКА

Не понять — то ли дождь, то ли снег.
Не понять — то ли смех, то ли боль.
Хоть на миг задержи, не позволь
быть весне, уже взявшей разбег.

Сбереги хоть немного зимы
в этот серый расплывшийся день,
снова улицы снегом одень…
Только снег, только снег, только мы…

Только мы, и вокруг ни души,
разгулялась шутница-зима,
в белый крутень уводит дома,
только ты, только ты не спеши.

Ведь и так — только миг до весны,
ведь и так — ты растаешь сейчас,
но зима заступилась за нас,
и глаза, и глаза так ясны…

Не понять — то ли синь, то ли муть.
Не понять — то ли тьма, то ли свет.
Так скажи, так скажи ты ей — нет,
нет весна, подожди…
Хоть чуть-чуть…

******

Когда потерянному рад,
какие видятся начала?
И от забытого причала
корабль уходит наугад.

Как много путников до нас
волна унылая качала,
как много раз других встречала
сырая мудрость рыбьих глаз.

И по агатовой воде
давно наезжена дорога,
и тень заброшенного бога
трезубцем чешет в бороде.

А боль колышется в висках,
и кажется — еще немного
и я пойму певучесть слога,
что спит в береговых песках.

РАЗНОЕ

Что напраслину гадать —
было ль, не было?
А вокруг такая гладь —
море, небо ли…

Все пускают на муку
божьи мельницы,
А посмотришь — на веку
что изменится?

Правду скажут или соврут —
не запомнится.
Оловянный гнется прут,
да не ломится.

От зеленого плода —
лишь оскомина.
Птицей кружится беда —
да не поймана…

******

На Чистые Пруды –—
зима!
Не чую ног,
заброшены труды,
наезженных дорог
сверкают колеи…
Спешу, скольжу, бегу,
и волосы твои
навстречу
и ожгут
касанием щеки,
руки,
воротника…
И больше нет тоски
осенней,
а пока —
на Чистые Пруды,
и в инее аллей
за долгие труды
глоток зимы налей…

ШЕКСПИР

Актеру ль не знать, что случится в конце,
когда не помогут ни ум, ни отвага,
а дело решит ядовитая шпага,
иль шепот коварный зловредного Яго,
иль мудрый король в надлежащем венце —
актеру ль не знать, что случится в конце…

И зрителю ведомо все до предела —
где сломится Макбет, чем кончится Лир,
какой у Фальстафа любимый трактир,
и что там над речкой Офелия пела —
и зрителю ведомо все до предела…

А все рассуждает — “Bедь вот как бывает!” —
когда в десять тридцать домой уезжает,
как раньше в карете, так нынче в трамвае,
театр посмотрев, что прабабка смотрела…

Print Friendly, PDF & Email
Share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.