СЕМЬ ИСКУССТВ

Николай рѣшилъ вопросъ отдѣленія Финляндіи легко. Но Республикѣ достались проблемы подобнаго рода уже гораздо болѣе сложныя. Какъ и слѣдовало ожидать, Польша потребовала немедленнаго предоставленія независимости. Новая Россія безусловно признала раздѣлы позапрошлаго вѣка дѣяніемъ преступнымъ. Польша должна была вернуть свою государственность. Камнемъ преткновенія становился важнѣйшій вопросъ: гдѣ граница?

Сергей Левин

РУСЛО И ЗАВОДИ

(продолжение. Начало в №10/2020 и сл.)

13.

Автобусъ катилъ по петлистой дорогѣ въ долинѣ рѣки Неретвы. Судя по всему, шоссе отремонтировали недавно. Асфальтъ ровный, безъ выбоинъ, размѣтка бѣлая и пока не шелушится. Похоже, что удалось ее немного расширить, но тутъ много не получится, если не обкорнать прилегающіе склоны горъ. Они поднимаются надъ долиной то круто, то полого, покрыты красивыми, особенно въ нынѣшнюю осеннюю пору, лѣсами. Снова ясный день. Въ какой-то моментъ дорога поднялась очень высоко, и изъ окна открылся чудесный видъ на горы, покрытыя золотомъ, долину и рѣку, будто свѣтящуюся лазурью. Даже не вѣрилось, что такой цвѣтъ воды — природный, а вовсе не уловка мастеровитаго фотографа. Ирина нѣжно дернула Андрея за ухо, чтобы посмотрѣлъ внизъ, что онъ и сдѣлалъ. Извилистая дорога не давала мужу возможности уткнуться въ свой драгоцѣнный лэптопъ. Андрей сѣтовалъ на свой неустойчивый вестибулярный аппаратъ. Вмѣсте имъ пришлось уже немало попутешествовать. Ирина ни разу не замѣтила, чтобы Андрея въ дорогѣ укачало. Но онъ напоминалъ о своей слабости каждый разъ заново. Когда она заказала переѣздъ въ Дубровникъ автобусами, Андрей тутъ же высказалъ опасенія. Ирина перевела взглядъ на мужа. Выглядѣлъ вполнѣ нормально, ни капельки не блѣденъ. На всякій случай спросила:

— Ты въ порядкѣ? Поговори со мной.

— Въ порядкѣ, а что?

— Да ничего, ты же самъ боялся, уши мнѣ прожужжалъ, что укачиваетъ тебя. Посмотри на рѣку! Ты такой цвѣтъ видѣлъ?

— Красиво.

— А почему такъ получается?

— Вода съ горъ чистая и небо ясное. Можетъ быть, тамъ есть немного солей мѣди? Короче, не знаю.

— Что? Такое я отъ тебя слышу впервые. Ты точно въ порядкѣ?

— Да. Я хотѣлъ тебя спросить, только не удивляйся. Вчера вечеромъ, когда мы стояли возлѣ площади, гдѣ всѣ собрались, тебѣ ничего не показалось?

— Показалось. А что и тебѣ? Что ты увидѣлъ?

— Люди вдругъ исчезли, тамъ стало пусто, одни стѣны. И ты тоже?

— Да. И я. Нѣсколько секундъ, и все вернулось обратно. Мнѣ страшно сдѣлалось. Не понимаю.

— Значитъ, мы видѣли оба. Стало быть, это правда.

— И мистика тоже. Одновременно. Не понимаю ничего, Ира.

— Андрюша, я за минуту отъ тебя услышала такое, чего за десять лѣтъ ни разу. И «не знаю», и «не понимаю», это вобще ты или тебя подмѣнили?

— Тебѣ придется провѣрить. Слова — пустякъ. По нимъ подлинникъ отъ поддѣлки отличить трудно.

— Научи меня, дорогой, — Ирина прильнула къ нему.

— А ты вспомни, «Штабсъ-капитанъ Рыбниковъ», тамъ и отвѣтъ найдешь.

— Ну, тогда берегись. Вотъ ужъ пріѣдемъ къ морю, окажемся въ номерѣ… Ты же тамъ хорошую гостиницу заказалъ, дорогой? Пощады не жди!

— Ты будешь меня пытать съ пристрастіемъ?

— О, да, еще съ какимъ! — шепнула Ирина.

Пересадки на другой автобусъ пришлось прождать почти часъ съ лишнимъ. Въ городкѣ Мостаръ на той же Неретвѣ они вышли возлѣ автобусной станціи. Ожидалъ небольшой сюрпризъ въ видѣ неожиданной услуги: они смогли тутъ же зарегистрироваться на слѣдующій рейсъ, сдать свой чемоданъ въ багажъ и прогуляться часокъ налегкѣ по очень красивому городку въ долинѣ. Ирина, просмотрѣвшая всѣ подробности запланированнаго вояжа, скомандовала, что сейчасъ обязаны дойти до стараго моста, главной городской достопримѣчательности. Заботливо разставленные указатели прямо-таки принуждали каждаго гостя прежде дойти до него, а уже потомъ дѣлать все, что заблагоразсудится. Они быстро дошли до рѣки, поднялись на каменную знамѣнитость, налюбовались, нафотографировались вволю, успѣли посидѣть и выпить по кружкѣ хорошаго мѣстнаго пива на террасѣ съ прекраснымъ видомъ на старый мостъ, на Неретву и на маленькую рѣчушку Радоболію, впадавшую въ нее. Къ автобусной станціи вернулись аккуратъ ко времени отправленія ихъ рейса на Дубровникъ. Новый автобусъ оказался больше прежняго, и къ тому же онъ гораздо болѣе удобный. Но шоссе вновь оказалось не изъ легкихъ, хотя долина постепенно становилась шире. Путешественники любовались видами за окномъ, но вскорѣ они неизбѣжно вернулись къ прежней темѣ.

— Андрей, скажи честно, съ тобой раньше такое случалось?

— Что именно?

— Ну, о чемъ мы говорили. Или вдругъ вспоминаешь то, чего съ тобой наверняка даже произойти не могло, или вообще такого не было?

— Да. Нѣсколько разъ. Это чаще всего очень смутно возникаетъ. Зато въ первый разъ увидѣлъ такъ, что уже не забуду.

— Разскажи.

— Мне было лѣтъ восемь. Мама тогда много водила меня по городу. Она выбирала какой-то маршрутъ или просто направленіе, показывала, разсказывала. Ты знаешь, у насъ на островѣ…

— Нѣтъ, мнѣ нравится, «у насъ на островѣ». Можно подумать, я на другомъ островѣ пять лѣтъ проучилась или съ тобой же не исходила его вдоль и поперекъ! Ладно, робинзонъ, продолжай.

— Такъ вотъ, на Васильевскомъ есть самый узкій во всемъ городѣ переулокъ, знаешь? Онъ еще до сихъ поръ вымощенъ камнемъ. Соловьевскій.

— Знаю, даже не задумывалась, что онъ самый узкій.

— Мы гуляли зимой, зашли на него, и тутъ я вдругъ увидѣлъ: тамъ лежали мертвецы прямо на снѣгу, въ простыни или въ полотно завернутые, ихъ очень много. Я такъ испугался, закричалъ, пустился бѣжать оттуда, мама едва догнала. Только выскочилъ изъ переулка къ Румянцевскому скверу, такъ все и вернулось какъ прежде было. Помню, рискнулъ въ створъ узкаго переулка посмотрѣть — а тамъ почти никого нѣтъ, только пара прохожихъ.

— Скажи, а ты потомъ туда же наверняка возвращался?

— Ни разу. Не могу. Однажды рѣшилъ себя пересилить, подошелъ отъ Средняго проспекта, только одинъ шагъ сдѣлалъ и тутъ же прочь. Не смогъ.

— Ты что-то снова увидѣлъ?

— Нѣтъ, Ира, ничего. Просто ноги идти отказались.

Ирина стала вспоминать. Они съ Андреемъ вдвоемъ не приходили туда ни разу, а безъ него она одна или съ компаніей однокурсниковъ не разъ бывали въ симпатичномъ барѣ на углу Средняго. Тамъ студенты любили отмѣтить завершеніе очередной сессіи. Таковъ ритуалъ. По примѣтѣ слѣдовало изъ университета прійти туда пѣшкомъ по Первой линіи, а обратно выбрать обязательно иной путь, потому что пивное возліяніе послѣ экзаменовъ означало своеобразное очищеніе, смываніе грѣха. Полагалось выпить непремѣнно свѣтлаго пива «Бѣлая ночь», а потомъ уже просвѣтленными пройти другимъ путемъ назадъ, дабы случайно не оскверниться заново. По Соловьевскому переулку обратный путь изъ того кабака просто самъ собой напрашивался.

Они на нѣкоторое время оба задумались о своемъ. На дорогѣ все время появлялись указатели. Андрей обратилъ вниманіе, что кое-гдѣ они строго обязательно написаны какъ латиницей, такъ и кириллицей, причемъ этимъ все различіе и исчерпывается. Языкъ фактически одинъ. Андрей разве что въ меню сараевскихъ тавернъ находилъ нечто сугубо восточное и совершенно неславянское. Въ этой части пути въ какой-то моментъ кириллица исчезла, но вскорѣ появилась снова. По картѣ сербская автономія находилась чуть дальше. Или все настолько перемѣшано, что и границъ никакихъ провести невозможно?

— Андрей, а ты знаешь, что и у насъ запросто могла быть латиница?

— Слышалъ, что собирались, но по-моему, это несерьезно.

— Въ двадцать четвертомъ году появились проекты реформы языка. Папа въ свое время прочиталъ уйму всякихъ документовъ того времени. Онъ мнѣ тоже показывалъ.

— А зачѣмъ?

— Новый порядокъ, новая власть. Обязательно откуда-то появляются возлѣ нея новые люди, которыхъ прежде не знали, не замѣчали. У нихъ появляется рѣдкій шансъ о себѣ заявить, изъ штановъ своихъ выпрыгнуть.

— А языкъ чѣмъ провинился?

— Хотя бы тѣмъ, что сложенъ, требуетъ въ изученіи некотораго усердія, а эта братія — она изъ двоечниковъ-троечниковъ. Своего рода отмщеніе за поруганное дѣтство. Тогда волна накатила удобная, имъ хотѣлось на ея гребнѣ прокатиться, шансъ такой разъ въ жизни выпадаетъ, да и то не всѣмъ.

— Хорошо, имъ хотѣлось, но тамъ же у власти не одни приспособленцы крутились, — недоумѣвалъ Андрей. — Президентъ нашъ первый былъ умнѣйшимъ человѣкомъ, въ этомъ всѣ сходятся.

— Республика хотѣла реформъ, еще реформъ, измѣнить какъ можно больше привычнаго. Въ Россіи если готовы къ перемѣнамъ, то лишь въ очень короткій срокъ. Зазѣвался — опоздалъ. Тогда забавно вышло. Вдругъ нѣкоторые активные граждане потребовали реформу языка. Президентъ, онъ же себѣ на умѣ, когда увидѣлъ проектъ съ упраздненіемъ буквъ и упрощеніемъ грамматики, сразу сказалъ, что хочетъ не одинъ, а нѣсколько проектовъ, дѣло-то серьезное, и представить въ комиссію, а потомъ уже разсмотрѣть въ Думѣ и къ народу обратиться.

— Получается, онъ рисковалъ.

— Оказалось, что нѣтъ. Двоечники создавали разные проекты и другъ съ другомъ ссорились. Въ итогѣ въ комиссію попали тотъ первый и второй, требовавшій перейти на латиницу.

— И какъ же оно обошлось?

— На обсужденіе вынесли въ первую очередь именно второй проектъ.

— Это президентъ такъ схитрилъ?

— Онъ, конечно, онъ.

Ирина смогла прочитать сохранившіяся у отца записи современниковъ, распечатанныя со стенограммъ засѣданія комитета Думы. Противъ латиницы такъ всѣ депутаты дружно объединились, что не только проектъ зарубили на корню, но и ясно дали понять, что передъ любой другой геростратовой попыткой покалѣчить русскій языкъ, невзирая на разногласія во всемъ остальномъ, дружно скрестятъ руки «хѣромъ».

— А если бы вынесли на референдумъ?

— Думаю, вышелъ бы тотъ же результатъ, — придавая голосу увѣренность заключила Ирина.

— Интересно. Я даже не задумывался. А если бы сейчасъ вынесли?

Ирина пожала плечами.

Они проговорили всю дорогу, къ вечеру оказались возле моря, когда пересѣкли хорватскую границу. Вдоль приморскаго шоссе довольно быстро дорога привела въ старинный Дубровникъ. Здѣсь оказалось гораздо теплѣе, почти какъ лѣтомъ. Андрей заказалъ гостиницу не въ городѣ, а неподалеку отъ него, у морского берега. Они добрались туда на такси очень быстро. Тоже четыре звѣздочки, современная. Номеръ на пятомъ этажѣ, видъ съ балкона — на Адріатическое море. Для пары дней въ раю всѣ условія подходятъ. Прежде чѣмъ окунуться въ рай, связались съ Августой Густавовной и Валентиномъ Сергѣевичемъ, отчитались, поболтали. У старшихъ, похоже, порядокъ. Показалось, Августа Густавовна взволнована чѣмъ-то, но она увѣрила, что вовсе нѣтъ.

Когда они поздно вечеромъ вышли на балконъ, тамъ могли наблюдать только огни внизу отъ уличныхъ фонарей набережной и проѣзжающихъ автомобилей, слабое свѣченіе далеко проплывающаго парохода, а надъ всѣмъ этимъ — еще болѣе располневшій мѣсяцъ и много звѣздъ, некоторыя мерцали ярко, съ какимъ-то вызовомъ, можно сказать, нахально и даже по-блядски.

14.

Валентинъ Сергѣевичъ уже второй день не покидалъ свой кабинетъ. Надо замѣтить, погода испортилась со вчерашняго дня, похоже, что надолго. Похолодало, вѣтеръ и мелкій колющій дождь. Пришлось только выйти купить самое необходимое въ близлежащей лавкѣ. Открывать гаражъ, заводить автомобиль ради поѣздки въ большой супермаркетъ на Лиговскій проспектъ, гдѣ они предпочитали дѣлать закупки впрокъ, сегодня было попросту лѣнь. И не хотѣлось надолго отлучаться отъ своего компьютера. Какъ разъ продолжалась работа надъ самой трудною частью книги, можно сказать, ея ключевыми главами.

Въ прошломъ такое уже случалось не разъ: возникалъ замыселъ, прежде общій, затѣмъ болѣе подробный, составлялся планъ, начиналась работа, и въ какой-то моментъ она заставляла повернуть все совсѣмъ иначе. Задумано одно, а пишется другое. И гдѣ выходъ? Опытъ однозначно требуетъ подчиниться тому, что пишется, а прежнему плану — отступить. Такъ появится одна-другая глава, и обезпечены безсонныя ночи, потому что отъ намѣченнаго плана ушелъ, какъ Колобокъ отъ родныхъ. Приходится работу осмысливать заново.

Его книга становилась на себя прежнюю совсѣмъ непохожа. Если автору удалось нѣсколько разъ буквально оказаться рядомъ и своими глазами увидѣть происходящее, то читатель имѣлъ право об этомъ узнать. Возникающія невольно естественныя эмоціи съ одной стороны важны и дарятъ автору большее читательское довѣріе, но съ другой — они коварны, способны увести вниманіе отъ главнаго. А таковымъ профессоръ по-прежнему считалъ необходимость прослѣдить шагъ за шагомъ путь Николая Александровича отъ политика слабаго, неудачника, допустившаго непростительные провалы въ началѣ пути до зрѣлаго, а нерѣдко и мудраго въ послѣдніе годы. И въ чемъ секретъ той метаморфозы, въ однихъ ли несчастьяхъ, что преслѣдовали его неотступно и ли въ чемъ-то еще? Неужели здѣсь встрѣчаемъ столь уникальный образецъ человѣка, способнаго извлечь уроки изъ своихъ ошибокъ? Не слишкомъ вѣрилось. Валентинъ Сергѣевичъ не вчера началъ искать отвѣтъ, но пока такъ и не нашелъ. Въ головѣ постоянно вертѣлось, что самые важные свои рѣшенія Николай принималъ, улавливая нечто необходимое изъ лабиринта самыхъ разныхъ сплетеній обстоятельствъ, будто умѣлъ онъ правильно услышать подсказующій гласъ. Такое объясненіе не подобало ученому, а иного никакъ не найти. Опять же, если вспомнить, что писалъ на сей разъ книгу серіи «Жизнь замѣчательныхъ людей», не обязательно ее превращать въ сухую аналитическую работу. Съ читателемъ не грѣхъ подѣлиться и неразгаданными тайнами, и собственными сомнѣніями. Главный персонажъ долженъ предстать человѣкомъ живымъ, на вѣкъ котораго выпало слишкомъ много. А еще важнѣе: читатель обязанъ заставить себя думать о томъ, какъ при томъ или другомъ иначе принятомъ рѣшеніи судьба и міра, и страны, и его семьи могла сложиться совершенно по-иному. Заодно очень важно показать, что порой пустякъ, случайность тоже могутъ свою роль сыграть и опустить одну изъ чашъ на вѣсахъ, что до поры удерживаютъ неустойчивое равновѣсіе. Попался тогда въ лапы полицейскаго до своего выстрѣла этотъ малолѣтній тщедушный дурачокъ Гаврилo Принципъ, и не случился поводъ для большой войны. Во всякомъ случае навѣрняка Николай ситуацію иного исхода въ головѣ своей проигралъ. У него были вѣскія основанія потомъ англичанамъ и французамъ сказать свое «нѣтъ» даже на предложеніе участія въ войнѣ съ турками. А если бы Франца-Фердинанда убили, Австро-Венгрія войну бы сербамъ объявила, это безъ вопросовъ. И уже переросло бы обязательно въ огромную европейскую войну и надолго. Чѣмъ бы закончилось — узнать невозможно, но нетрудно догадаться, что убитых счетъ пошелъ бы на милліоны. А разрушенія, разореніе. Дѣло, конечно, давнее, но если вспомнить, чего науки достигли въ ту пору, можно не сомнѣваться, пустили бы въ ходъ отравляющія вещества. Какъ позже стало извѣстно, работы эти вовсю тайно велись, и образцы были готовы. Случись такая война, дальнѣйшій распадъ имперій такъ безкровно не прошелъ бы. Россія навѣрняка бы пострадала больше другихъ.

Справедливости ради нужно замѣтить: прошедшій вѣкъ привѣчалъ удачливыхъ. Столько бѣдъ могло разразиться, но нерѣдко ихъ удавалось избѣжать лишь волею случая. Валентинъ Сергѣевичъ вновь объ этомъ задумался, когда окончательно рѣшилъ включить отдѣльную главу въ книгу. По первоначальному замыслу вь ней хотѣлъ разсказать о шагахъ перваго президента и перваго правительства Россійской Республики, чтобы доказать ихъ преемственность политикѣ Николая Второго послѣднихъ лѣтъ царствованія. Когда профессоръ началъ писать, тема невольно вырвалась изъ рукъ и повела къ совершенно инымъ размышленіямъ и обобщеніямъ. Какъ соотносятся успѣшность и удачливость? Кому дѣйствительно Фортуна улыбнулась не разъ, а къ кому успѣхъ приходилъ исключительно по заслугамъ? А ежели и везеніе иной разь тоже достается по заслугамъ? Получалось, что возникаетъ еще одна важная тема. Значитъ, быть дополнительной главѣ.

Пожалуй, въ первые годы республики ни о какомъ особенномъ везеніи для ея руководителей говорить не приходилось. Вмѣстѣ съ исчезновеніемъ монархіи съ карты міра ушла еще одна имперія, да притомъ огромная. Въ октябрѣ двадцать второго года рѣшеніемъ Учредительнаго Собранія была провозглашена Россійская Республика. Дата пятнадцатаго октября стала государственнымъ праздникомъ — Днемъ Республики.

Николай рѣшилъ вопросъ отдѣленія Финляндіи легко. Но Республикѣ достались проблемы подобнаго рода уже гораздо болѣе сложныя. Какъ и слѣдовало ожидать, Польша потребовала немедленнаго предоставленія независимости. Новая Россія безусловно признала раздѣлы позапрошлаго вѣка дѣяніемъ преступнымъ. Польша должна была вернуть свою государственность. Камнемъ преткновенія становился важнѣйшій вопросъ: гдѣ граница? Въ Петербургѣ поначалу даже не знали, какъ къ рѣшенію подступиться. Не успѣли только начать обсуждать, Украина обратилась съ такимъ же заявленіемъ. Должны были предвидѣть, хотя многимъ почему-то не вѣрилось даже когда въ Кіевѣ избрали Центральную Раду. Начальная растерянность очень быстро исчезла. Самые умные и циничные вдругъ cообразили, что одна проблема другую съѣстъ. Россійская Республика съ разницей въ одинъ день заявила о признаніи суверенитета обоихъ государствъ, и получалось, что отнынѣ та самая польская восточная граница становится проблемой, которую двѣ новыя страны должны согласовать между собой. Россія и Украина къ согласованію своей границы пришли безъ особыхъ затрудненій. А у Польши съ Украиной началась война.

Новыя государства не успѣли и арміи свои создать, какъ очутились въ ситуаціи непрерывныхъ и безпорядочныхъ столкновеній еще не армій, а наспѣхъ собранныхъ ополченій безъ единаго толковаго командованія, безъ общаго плана. Вчерашніе сосѣди пошли одинъ на другого остервенѣло, кое-гдѣ сжигали цѣлыя села. Потоки бѣженцевъ потекли въ обоихъ направленіяхъ. Стоило одной сторонѣ учинить особое безчинство, какъ другая совершала нѣчто подобное. Это могло немного сдержать двѣ стороны отъ еще большихъ безчинствъ. Была тамъ и третья сторона. Ими оказались евреи, густо населявшіе край бывшей «черты оседлости». Любая военная неудача каждой изъ сторонъ означала новый погромъ. Евреи бѣжали въ разныя стороны: одни ближе къ Варшавѣ, другіе въ сторону Кіева и восточнѣе. A помимо того очень многимъ удавалось вырваться еще дальше — въ Россію, въ Палестину и даже въ Америку, но тамъ быстро создали для этого бюрократическія препятствія и почти перестали къ себѣ пускать. Лига Націй долго не могла утихомирить конфликтъ. Въ концѣ концовъ удалось найти путь къ переговорамъ, сначала черезъ посредниковъ, а потомъ и напрямую. Линію границы въ итогѣ установили черезъ два года разорительной войны. Многостороннее соглашеніe было подписано въ Санктъ-Петербургѣ съ участіемъ высокихъ делегацій изъ европейскихъ столицъ. Россійская Республика всячески подчеркивала, что желаетъ быть именно посредникомъ и никакъ не стоитъ за одной изъ сторонъ конфликта. Глядя на такую позицію, Франція постаралсь выглядѣть точно такъ же.

Еще одной проблемой стала Прибалтика. Вслѣдъ за Польшей Литва заявила о независимости, а чуть позже — Латвія и Эстонія. Въ русскомъ обществѣ стало настойчиво ходить мнѣніе, что это уже начинается манипуляція. Дескать, за Литвой тайно стоитъ Польша, съ которой они рѣшили по старой памяти объединить усилія то ли временно, то ли надолго. А за двумя другими прячетъ голову даже не Берлинъ, а Кенигсбергъ. Бароны придумали для нихъ идею государствъ, коихъ отродясь не было. Германія послѣ своего обновленія являла нѣсколько разныхъ полюсовъ общественныхъ настроеній. Гамбургъ ходилъ подъ красными знаменами соціалъ-демократовъ, похожее творилось въ промышленныхъ центрахъ Рура. Въ Мюнхенѣ появилось странное движеніе какихъ-то оголтѣлыхъ націоналистовъ и антисемитовъ, устраивавшихъ шествія съ факелами пару разъ. На третій ихъ разогнали, и они попрятались по щелямъ. А Кенигсбергъ пытался coхранить особый прусскій духъ и вѣрность идеаламъ канувшей имперіи. Берлинъ стрѣмился удержать между всѣми равновѣсіе, утихомирить зарвавшихся, укрѣпить юную и незрѣлую республику.

И на сей разъ руководителямъ Рoссіи принимать рѣшенія, оставаясь на прежде выбранномъ пути пріоритета добрососѣдства, стало сложнѣе. Но нашли въ себѣ силы и даже смогли убѣдить сомнѣвавшихся.

Валентинъ Сергѣевичъ всерьезъ задумался о томъ, что напрашивается отдѣльная глава о первомъ президентѣ Россійской Республики. Это былъ человѣкъ выдающійся. Онъ самъ по себѣ достоинъ отдѣльной книги. Глава о немъ никакъ не становилась бы искусственно вкрапленной хотя бы потому, что ходившая въ ту пору народная молва въ новыхъ легендахъ накрѣпко связала президента съ отрекшимся государемъ. Еще бы, президентомъ былъ избранъ Романовъ Василій Георгіевичъ, одинъ изъ новыхъ лидеровъ партіи кадетовъ, яркой кометой ворвавшійся въ политику совсѣмъ недавно, когда партія убрала окончательно пунктъ о конституціонной монархіи изъ своей программы и выступила за президентскую республику. Онъ оказался настолько блистателенъ какъ ораторъ, органиченъ какъ личность и по-своему красивъ какъ мужчина, что поначалу его фамилія даже не становилась поводомъ для шутокъ. Такому совпаденію не придавали значенія. Прозвище «Василій Пятый» прилѣпилось позже и въ себѣ никакого отрицательнаго смысла не несло. Такъ величали за глаза, но по-доброму.

По образованію и профессіи Василій Романовъ былъ юристъ, происходилъ изъ купеческой нижегородской семьи. На своемъ поприщѣ стяжалъ извѣстность послѣ нѣсколькихъ громкихъ уголовныхъ и одного политическаго судебныхъ процессовъ, когда удалось добиться оправданія подзащитныхъ. Особенно прославился какъ ораторъ. Его не отличало какое-нибудь особенное краснорѣчіе, онъ будто намѣренно говорилъ чуть приглушенно, безъ эмoцій, не спѣша, никогда не сплеталъ длинныхъ фразъ и не расцвѣчивалъ метафорами, рѣдко прибѣгалъ къ цитированію, говорилъ только по существу, придавая выступленію немного отстраненный тонъ. И все вмѣстѣ это порождало неожиданный эффектъ: стоило ему заговорить, наступала полная тишина, его слушали такъ, что каждое слово запоминалось накрѣпко, словно онъ не рѣчь произносилъ, а показательно забивалъ въ лузы одинъ за другимъ бильярдные шары до побѣды, не давая противоположной сторонѣ хотя бы чѣмъ-то отвѣтить.

Немудрено, что такого яркаго незауряднаго адвоката замѣтили въ политическихъ кругахъ. Онъ и самъ не сторонился политики, высказывался въ поддержку партіи Павла Милюкова, вступилъ въ нее. Расхожденія съ Павломъ Николаевичемъ впервые появились после четырнадцатаго года из-за позиціи по отношенію къ турецкой войнѣ. Милюковъ и съ нимъ партійное большинство рѣзко оппонировали рѣшенію Николая Второго отказаться отъ активнаго участія въ кампаніи, за которое обѣщаны были лакомые проливы. За это даже получило хожденіе прозвище лидера кадетовъ «Милюковъ-Дарданелльскій». Покуда шла война, особенно вслѣдъ за пораженіемъ союзниковъ в Галлиполійскомъ противостояніи, въ партіи меньше слышали «горячихъ головъ» и многимъ стала очевидна мудрость царскаго взвѣшеннаго рѣшенія. Каждый разъ Василій Георгіевичъ занималъ позицію мирную, призывалъ не искать соблазнительныхъ и поспѣшныхъ рѣшеній, думать въ первую очередь о результатахъ не сіюминутныхъ, а долгосрочныхъ. Особенно онъ ратовалъ за таковыя въ вопросахъ національной политики. Романовъ умѣло использовалъ свой незаурядный ораторскій талантъ, когда спокойно втолковывалъ объ отдаленныхъ послѣдствіяхъ и опасностяхъ сгоряча предпринятыхъ шаговъ. Въ періодъ послѣ восемнадцатаго года нерѣдко одинъ Романовъ поддерживалъ тѣ или иные шаги другого, особенно непопулярные въ средѣ правыхъ націоналистовъ. Василію Георгіевичу приходилось оказываться подъ перекрестнымъ огнемъ черносотенцевъ и своихъ однопартійцевъ. И въ такія минуты онъ негромкимъ и монотоннымъ голосомъ спокойно и виртуозно отбивалъ нападки съ обѣихъ сторонъ, умѣя выходить побѣдителемъ и даже ведя неравную битву въ одиночку. Онъ вышелъ въ лидеры кадетовъ.

Въ Думѣ шестого созыва послѣ Учредительнаго Собранія и новыхъ парламентскихъ выборовъ въ двадцать второмъ году ихъ представительство очень выросло по сравненію съ предыдущими и даже превысило половину депутатскихъ мандатовъ. И это уже были въ подавляющемъ большинствѣ сторонники Василія Романова. Лидеръ ведущей политической партіи въ тотъ годъ пришелъ къ своему пятидесятипятилѣтію. Онъ выглядѣлъ импозантно, какъ и всегда прежде, только голова покрылась сѣдиной. Такой успѣхъ нельзя было назвать случайнымъ. Была продѣлана серьезная работа.

Въ теченіе двухъ лѣтъ передъ отреченіемъ Николай Второй постепенно расширялъ полномочія Думы, порой даже заставляя депутатовъ обсуждать нѣкоторыя проблемы, находившіяся доселѣ исключительно въ сфере компетенціи самодержца. Василій Георгіевичъ далеко не каждый разъ поддерживалъ политическія и законодательныя иниціативы Николая Александровича. Бывало, онъ категорически возражалъ, умѣло приводя аргументы. Наканунѣ отреченія въ Царскомъ Селѣ состоялась очень долгая встрѣча государя съ лидеромъ кадетовъ безъ присутствія кого-либо еще. Государь сообщилъ о своихъ планахъ и желаніи, чтобы Россія кореннымъ образомъ измѣнила свое устройство съ монархическаго на республиканское. На той встрѣчѣ Василій Георгіевичъ слушалъ и старательно избѣгалъ высказыванія своeго мнѣнія, потому что тонкое политическое чутье подсказывало сегодня поступить именно такъ. Государь изложилъ тогда съ глазу на глазъ свои соображенія. Василій Георгіевичъ въ тотъ вечеръ былъ почти увѣренъ, что Николай подобныя встрѣчи назначилъ каждому лидеру хотя бы крупныхъ думскихъ фракцій. Оказалось, что вовсе нѣтъ, только ему одному, но узналъ объ этомъ гораздо позднѣе. Единственный вопросъ былъ заданъ лидеру кадетской партіи: какой республикой желательно Россіи быть, парламентской или президентской? На это Василій Романовъ отвѣтилъ, что президентской. А государь задумался и замѣтилъ: «А я думалъ о парламентской, но это ужъ вы рѣшите сами». Покидая Царское Село, Романовъ Василій раздумывалъ o наименѣе болѣзненномъ способѣ преображенія власти, подготовкѣ замѣны себя въ качествѣ партійнаго лидера на кого-то другого. А самому нужно было думать о выдвиженіи кандидатомъ въ президенты будущей Россійской Республики. Порядокъ вырисовывался несложный: отреченіе — созданіе Временнаго правительства до созыва Учредительнаго собранія, а оно уже должно утвердить будущее устройство и установить порядокъ другихъ выборовъ. Если на каждомъ этапѣ ихъ партія сможетъ доказать свою вѣрность подлинно демократическому пути и предѣльную ясность позиціи по каждому вопросу, то и побѣда будетъ за ними. Не разъ потомъ Василій Георгіевичъ мысленно возвращался къ тому долгому разговору въ Царскомъ Селѣ, осмысливая тѣ или иныя его грани. Помимо сказанныхъ словъ многое передалось ему какимъ-то инымъ невѣдомымъ образомъ. Онъ ясно осозналъ свой долгъ бережно по отношенію къ огромной, могучей, но на самомъ дѣлѣ довольно хрупкой странѣ, провести ее черезъ необходимыя преобразованія, чтобы смогла по-настоящему расправить крылья. Прежнее устройство уже этого сдѣлать не позволяло. Великій подарокъ судьбы состоялъ въ томъ, что продолжались тучные годы, не приходилось рѣзать по живому, только трудно въ такую пору убѣдить большинство народа совершить это именно сейчасъ. Когда все разваливается на глазахъ, тогда становится очевиднымъ, только мѣнять гораздо больнѣе.

15.

Изъ двухъ полныхъ дней, отведенныхъ на пребываніе въ адріатическомъ раю, они лишь пару часовъ побродили вдоль стѣнъ, башенъ и уютныхъ закоулковъ стариннаго почти игрушечнаго городка, больше похожаго на вышедшую прямо изъ моря крѣпость. Андрей нашелъ сравненіе: тридцать три богатыря вышли, только коснулись берега, но передумали, встали плотно другъ къ другу, окаменѣли, да такъ и застыли въ каменное нагроможденіе. Только волны морскія терпѣливо и долго плескали о скалу, прокладывали межъ камней узкія улочки и переходы, даже получилась посерединѣ маленькая базарная площадь, видно, на томъ мѣстѣ схлестнулись волны, бьющія справа и слѣва.

А въ оставшееся время Ирина съ мужемъ нѣжились своими блѣдными петербургскими тѣлами на морскомъ берегу или ненасытно барахтались въ морѣ. Жара давно ушла, и народу вокругъ крутилось довольно мало, но для сѣверянъ такое называться могло лишь словомъ «лѣто». Пришлось себя умастить кремомъ отъ загара, иначе черезъ пару-тройку часовъ все бы закончилось очень печально. Удалось не сгорѣть, но слегка прирумяниться. Райская жизнь обязываетъ испытывать исключительно наслажденія. Насытившись пляжемъ, они спѣшили въ номеръ, гдѣ всегда было немножко прохладно, смывали съ себя остатки морской соли и песчинок, за чѣмъ произносилась торжественно строгая безъ риѳмы ритуальная рѣчевка:

— У насъ что?

— Свадебное путешествіе!

— Имѣемъ право?

— Да попросту обязаны!

И произнеся это, нужно было съ очень серьезными физіономіями отправиться въ свою широченную кровать. Кто первымъ смѣялся, считался проигравшимъ и «въ наказаніе» долженъ былъ исполнить самое немыслимое желаніе побѣдителя, причемъ такое, которое превосходило бы или хотя бы не уступало по непристойной дерзости всѣмъ предыдущімъ. Они счастливо обнаруживали, что предѣла въ безобразіи не бываетъ, и цѣнили за это другъ друга больше и больше.

Когда пробуждались отъ дневного сна, срочно отправлялись отвѣдать чего-нибудь легкаго подъ бокалъ-другой мѣстнаго вина. Утоливъ голодъ-жажду, снова отправлялись на берегъ почти до заката. Полупансіонъ обѣщалъ полноценный ужинъ лишь въ семь. Дожидаясь его только и оставалось силъ обсудить, имѣло ли смыслъ брать полный или нѣтъ. Андрей сѣтовалъ, что отъ голода почти умираетъ, а Ирина возмущалась и считала, будто и этого много, теперь придется дома на діэту безпощадную садиться. Они растягивали вечернюю трапезу надолго, смакуя всяческія легкія закуски, морскіе деликатесы съ бѣлымъ виномъ, овощныя фантазіи. Хватало силъ и на главное блюдо, и на десертъ. Вечеромъ допоздна они гуляли вдоль берега.

Два дня промчались такъ, будто бѣсы гнали время вскачь. Молодые не успѣли духъ перевести, какъ снова вернулись въ Дубровникъ, на сей разъ къ морскому причалу. Здѣсь большой, ослѣпительной бѣлизны пароходъ шикарной туристической италіанской компаніи уже ожидалъ ихъ. Черезъ часъ должны отдать швартовы. Остатокъ дня, вечеръ и ночь предстояло провести въ морѣ, а утромъ они уже окажутся въ Венеціи. Поднимаясь на бортъ бѣлаго красавца, Ирина и Андрей посмотрѣли другъ на друга и оба осознали, что путешествіе близится къ финишу.

Пароходъ совершалъ круизъ по Средиземному морю. Отчасти обитавшіе на борту пассажиры совершали полный кругъ, а многіе, подобно Андрею съ Ириной, присоединялись на отдѣльные части пути. Какъ и подобаетъ хорошему круизу, гостямъ предлагались всевозможныя услажденія. Данный круизъ предлагалъ музыкальные вечера. Андрей, конечно же, въ интернетѣ изучилъ досконально программу круиза и высмотрѣлъ, что сегодня въ концертномъ залѣ выступитъ камерный оркестръ. Въ программѣ Гайднъ, Моцартъ и Прокофьевъ. Онъ заказалъ билеты заранее.

Въ каютѣ не было простора хорошихъ гостиничныхъ номеровъ, но оказалось вполнѣ уютно. Когда устроились, рѣшили отправиться осмотрѣть лайнеръ. Прежде еще ни разу никому изъ нихъ бывать на такомъ не приходилось. Изъ Санктъ-Петербурга предлагалось отправиться въ самые разнообразные туры отъ короткихъ по Балтикѣ до чуть ли не кругосвѣтныхъ. И желающихъ — прудъ пруди. Дѣло не въ томъ, что такого рода путешествія слишкомъ дороги. Иринѣ казалось, это развлеченіе для людей другого возраста. Андрей даже не мыслилъ оказаться надолго на плавучемъ шикарномъ, но все же островѣ. Они взяли со столика въ каютѣ исполненный въ глянцѣ буклетъ съ подробнымъ анатомическимъ атласомъ парохода, и отправились его изучать вживую. Увидѣнное превосходило ожидаемое. Не только самые важные и посѣщаемыя мѣста, но и коридоры, лифты, лѣстничные переходы, вспомогательныя комнаты за стеклянными дверями, которыя тоже попадали въ полѣ зрѣнія гостей, несли печать не просто роскоши, а такой, которая не для нихъ, она сама по себѣ. Уже повидали главный ресторанъ и пару тематическихъ баровъ, осмотрѣли спортивный залъ и бассейнъ, прошли сквозь галерею, гдѣ въ данный моментъ проходила выставка мастеровъ современнаго фотографическаго искусства Италіи. Перевести духъ рѣшили въ оранжереѣ. Ирина всю дорогу исподволь наблюдала за Андреемъ, который странно реагировалъ на увидѣнное. Глаза его спокойно озирали все вокругъ, взглядъ казался немного устраненнымъ, зато плечи иногда дѣлали странныя движенія, будто чѣм-то недоволенъ или что-то его раздражаетъ.

— Андрюша, какъ тебѣ здѣсь?

— А тебѣ?

— А я не знаю. Какъ на чужомъ балу.

— Точно, словно напоминаетъ, что попалъ ты, братецъ, сюда случайно. Кто ты еси?

— Ничего, главное, не показать свой испугъ, какъ при встрѣчѣ съ незнакомой собакой.

Они отдохнули въ оранжереѣ и отправились дальше. Концертный залъ располагался неподалеку. Онъ оказался скроенъ вполнѣ традиціонно безъ прежняго безумнаго роскошества. Залъ небольшой, уютный съ не очень большимъ количествомъ рядовъ партера, плавно переходящаго съ боковъ и сзади вверхъ въ своеобразный амфитеатръ наподобіе раковины, обращенной къ сценѣ. Отдѣлка изъ свѣтлаго дерева. Въ небольшомъ фойе уже готовили оформленіе, подходящее къ программѣ сегодняшняго вечера. А она была заявлена какъ «Вѣнская классика и ея позднее возрожденіе». Въ концертѣ будутъ исполнены одна изъ симфоній Гайдна, концертъ Моцарта для арфы и флейты, а въ завершеніи обещана Первая симфонія Прокофьева, которая «Классическая». Двѣ дѣвушки заканчивали оформленіе фойе, устанавливая стенды съ портретами композиторовъ и разсказомъ о неожиданномъ появленіи неоклассицизма въ музыкѣ. Приближалась столѣтняя годовщина «Классической» симфоніи. Андрей зналъ ее наизусть. Онъ выросъ возле «Новаго Петербурга», который сталъ продолженіемъ этой музыки. Когда-то мама очень интересно разсказывала ему, какъ въ началѣ двадцатаго вѣка идеи модерна вихремъ ворвались въ искусство, причемъ почти сразу появлялись самыя разныя направленія. Однѣ горѣли жаждой разрушенія, сокрушенія основъ, другія уводили въ усложненіе, въ глубину мистификаціи. Словно въ противовѣсъ появился неоклассицизмъ съ его добрымъ взглядомъ, ироніей, признаніемъ подлинности красоты тамъ, гдѣ она есть, а не тамъ, гдѣ ей будетъ указано поселиться. Какъ знать, можетъ быть, именно онъ уберегъ Россію отъ потрясеній, которые могли бы съ ней случиться. Сколько возникало соблазновъ все разрушить до основанія, даже казалось, что само время этого требуетъ, и къ будущему остается только такой путь. И надо же, бываетъ, что тихій голосъ прозвучитъ такъ, что будетъ услышанъ наперекоръ любому яростном шуму.

Остатокъ дня прошелъ въ ожиданіи концерта. Осмотрѣли всѣ доступные закоулки великолѣпнаго парохода. Когда солнце предупредило о скоромъ закатѣ, вышли на палубу, тамъ разгулялся уже вполнѣ осенній вѣтеръ. Они отправились въ ресторанъ, гдѣ на сей разъ поѣли легко. До концерта оставался часъ. Ирина кропотливо колдовала надъ макіяжемъ, а Андрей съ любопытствомъ наблюдалъ не столько надъ метаморфозами ея облика, сколько надъ эмоціональной стороной столь важнаго процесса, отпуская въ мѣру на сей счетъ шуточки, за которые обѣщаны ему были всевозможныя кары. Когда они пришли снова въ знакомое фойе, тамъ уже все оформленіе давно было завершено. Публика, проходя плавно кругами, читала о томъ, какъ сто лѣтъ назадъ двѣ разныя эпохи вдругъ посмотрѣли другъ на друга новымъ взглядомъ, и что отъ этого появилось. Андрей вспомнилъ извѣстный эпизодъ изъ воспоминаній Сергѣя Сергѣевича Прокофьева о чудѣ, случившимся на премьерѣ Первой Симфоніи, что и тогдашнимъ слушателямъ запомнилось. Наканунѣ еще на генеральной репетиціи въ залѣ Капеллы въ Петербургѣ, Прокофьевъ всталъ за пультъ, и въ этотъ моментъ солнечный лучъ сквозь маленькое верхнее окно освѣтилъ его голову такъ, будто сошло сіяніе, благословляя автора и грядущую симфонію. На премьерѣ, состоявшейся за два дня до двадцатисемилѣтія композитора, произошло ровно то же самое. Не случайно критики потомъ назвали эту музыку «по-моцартовски солнечной». Оказалось, что объ этомъ курьезѣ Ирина не знала.

Публика въ уютномъ залѣ собралась очень разноликая. Къ облегченію Ирины, здѣсь не преобладали снобы, и надъ гостями не довлѣлъ зловѣщій дрессъ-кодъ, какъ стали называть это въ послѣднія десятилѣтія. На пароходѣ не хотѣлось облачаться такъ же, какъ въ Вѣнѣ, ни ей самой, ни Андрею. Тотъ лишь смѣнилъ клѣтчатую рубашку на бѣлую, а въ остальномъ остался вѣренъ себѣ. Ирина оглядѣла мужа придирчиво и замѣтила, что теперь, когда къ его статной фигурѣ и прямымъ чертамъ лица добавился загаръ, онъ сталъ уже опасно красивъ.

Оркестръ и солисты были молоды, дирижеръ — въ лѣтахъ. Онъ работаетъ съ ними уже не первый годъ и очень успѣшно. Оказаться въ концертной программѣ такого тура — это очень непросто, сюда попадаютъ лучшіе. Играли они замѣчательно. Произведенія всѣ знакомы, но слушали и казалось, что это впервые. Гайднъ сегодня удивилъ какой-то особой отеческой добротой. Андрею показалось, что услышалъ отъ него слова простыя, но именно тѣ, что сегодня были ему необходимы. Концертъ Моцарта онъ тоже слышалъ многократно, но на сей разъ тотъ прозвучалъ совершенно иначе: въ немъ появилась загадка, которая во второй части при попыткѣ ее понять вдругъ словно на крыльяхъ унесла въ невѣдомый край. А тамъ можно было лишь изумиться увидѣнному и вернуться обратно. Изумленіе оставалось, а разгадка не пришла. Ирина потомъ сказала, что сама испытала нѣчто похожее.

«Классическая» симфонія завершала программу. Да, она становилась естественнымъ продолженіемъ и по замыслу автора, и по исполненію сегодня. Андрею думалось о другомъ. Онъ прежде считалъ, что у Прокофьева, какъ у Пикассо, были разные періоды — розовый, голубой прочіе. А сегодня онъ ощутилъ, что Прокофьевъ, дерзкій, свободный, не знающій страха, не боящійся высоты, онъ единъ и въ этой симфоніи съ ея доброй ироничной стилизаціей, и въ томъ, что написано послѣ. Даже когда неподготовленнаго слушателя можетъ въ первый моментъ напугать столь непривычный языкъ его музыки, онъ уже въ слѣдующій обязательно откроетъ немыслимую красоту тамъ, гдѣ встрѣтить ee не ожидалъ, и тогда уподобится старателю, увидевшему блескъ самородка въ промывочномъ жолобѣ. А какъ любятъ Прокофьева въ Россіи и въ мірѣ! Дѣти вырастаютъ, зная съ самыхъ малыхъ лѣтъ, что какъ «Щелкунчикъ» или «Спящая красавица» — это Чайковскій, такъ и «Золушка», «Ромео и Джульетта» — это Прокофьевъ. А сцену часовъ въ полночь ожидаютъ каждый разъ съ прежнимъ трепетомъ. Дѣтство пройдетъ, а ожиданіе прохожденія двѣнадцати гномовъ сквозь часы останется тѣмъ же.

Композиторъ жилъ въ Москвѣ. Въ Петербургъ пріѣзжалъ очень часто. Премьеры балетовъ, симфоній и оперъ проводились поперемѣнно въ обеихъ столицахъ, а нерѣдко еще и въ Кіевѣ или на родинѣ въ Юзовкѣ. Мама разсказывала Андрею, что пятаго марта пятьдесятъ третьяго года, когда Сергѣй Сергѣевичъ умеръ, Москва вышла на улицы, и благодарные люди въ молчаливомъ многотысячномъ шествіи по улицамъ осиротевшаго города проводили любимаго композитора до Новодѣвичьяго кладбища.

Когда заигралъ знаменитый гавотъ, Андрей почувствовалъ, что самъ онъ, Ирина, сидящіе съ ними рядомъ дышатъ въ тактъ, наверняка и сердца ихъ сейчасъ подчиняются дирижеру, забывая все остальное какъ ненужное, лишнее безсмысленное. Дирижеръ, прекрасно понимавшій происходящее со слушателями, изящно завершилъ этотъ короткій, добрый и притворно строгій танецъ, сдѣлалъ маленькую паузу и отпустилъ ихъ въ счастливые волны искристаго финала, гдѣ наступили свобода, веселое круженіе, смѣхъ и непремѣнно исполненіе желаній.

Публика аплодировала стоя и очень долго. Когда дирижеръ вышелъ въ очередной разъ на поклоны, Ирина подумала, что въ ночной часъ да еще и на пароходѣ неоткуда было бы появиться солнечному лучу, но судя по всему, тотъ самый лучикъ, что побывалъ на премьерѣ, незримо съ той поры появлялся каждый разъ, когда раскрывалась эта партитура.

Они вышли на палубу. Вѣтеръ почти совсѣмъ затихъ. Надъ ночнымъ моремъ свѣтила полная луна.

Ира, я, знаешь, о чемъ подумалъ?

— Разскажи.

— Я подумалъ, что если бы не построили тогда «Новый Петербургъ», все сложилось бы иначе. Ты слышала, какіе споры разгорѣлись из-за проекта? Очень многіе были противъ.

— Всегда мнѣнія разныя, это нормально. Что бы случилось?

— Не знаю, но навѣрняка вышло бы очень плохо. Не могу толково объяснить, но этотъ стиль оказался парусомъ, который подняли вовремя и онъ увелъ корабль въ безопасное мѣсто отъ страшной бури, которая вотъ-вотъ должна была разразиться и погубить. Или штурваломъ, который повернулся въ нужную минуту.

— Ты такъ думаешь?

— Да, Ира. Все было бы иначе и, разумѣется, безъ насъ съ тобой.

— Если ты правъ, то мы живемъ по волѣ случая? Такъ получается?

— Это всегда вѣрно насчетъ случая. Но тутъ онъ мнѣ видится вполне ясно. Совсѣмъ какъ это звѣздное небо и луна.

— Ладно, дорогой Иммануилъ Кантъ, намъ пора пойти спать. Надеюсь, что тотъ самый законъ внутри тебя подобнаго не отвергаетъ.

— Я сдѣлаю соотвѣтствующій запросъ.

— Постарайся получить отвѣтъ до того, какъ я выйду изъ душевой.

16.

Валентинъ Сергѣевичъ позвонилъ мамѣ Андрея послѣ того, какъ стало извѣстно о нападеніи погромщиковъ на аптеку доктора Пеля. Подобные случаи въ Санктъ-Петербургѣ на его памяти были большой рѣдкостью. Нетрудно догадаться, что руку приложили націоналисты. Кто бы еще подобное написалъ на стѣнахъ! Да и то, въ новостяхъ сначала лишь сказали о нападеніи, погромѣ внутри, поджогѣ. Лишь черезъ три дня стали извѣстны подробности объ оставленныхъ надписяхъ. Ужасъ и стыдъ испытывалъ бѣдный профессоръ Мартыновъ. Звонокъ на подвижной телефонъ раздался немного въ неподходящій моментъ, когда Августа Густавовна отжимала тряпку надъ раковиной въ туалетѣ той самой пострадавшей аптеки. Она пріехала вмѣстѣ съ братомъ помогать Пелямъ. Братъ наканунѣ выписалъ банковскій чекъ на немалую сумму. Августа хотѣла отдѣльно выписать свой, но Генрихъ сообщилъ, что онъ сдѣлалъ это отъ всѣй семьи Гринвальдъ. Въ тотъ день пріѣхали помочь многіе василеостровцы. Можно было увидѣть, какъ отскабливаютъ стѣны, выносятъ мѣшками мусоръ и обломки отбитой лѣпнины. Уже столяры снимаютъ мѣрки съ пострадавшей витрины, чтобы какъ можно быстрѣе сдѣлать новую. Трогательно смотрѣлись вдвоемъ пасторъ изъ кирхи святого Михаила на Среднемъ проспектѣ и батюшка изъ Андреевскаго собора, которые, уже изрядно перепачканные известкой, вдвоемъ выносили остатки разбитаго топоромъ стеллажа. Конечно же оказавшійся тутъ какъ тутъ репортеръ дальновизіоннаго канала запечатлѣлъ эту пару для душещипательнаго сюжета въ вечернемъ выпускѣ новостей.

Августа сомнѣвалась, стоитъ ли отвѣчать, но телефонъ настойчиво продолжалъ звонить. Вдругъ это дѣти? Она сняла перчатку, извлекла аппаратъ изъ кармана рабочаго халата, увидѣла, что звонитъ профессоръ Мартыновъ. Чиркнула по экрану пальцемъ. Только слово произнесла, какъ расчихалась, потомъ вышла изъ пыльнаго помѣщенія и смогла говорить. Валентинъ Сергѣевичъ такъ переживалъ случившееся, что впору было успокаивать его самого. Когда онъ узналъ, гдѣ настигъ ее звонокъ, сказалъ, что немедленно примчится и тоже поможетъ. Шестымъ чувствомъ Августа поняла, что лучше его не отговаривать. Дѣйствительно, пусть и онъ здѣсь будетъ.

Въ дорогѣ на Васильевскій профессоръ вспомнилъ, что на прошлой недѣлѣ прошелъ слухъ о какомъ-то малопонятномъ историческомъ семинарѣ, который организуется не университетомъ и не академическими структурами. Вродѣ бы некій меценатъ оказываетъ всяческую поддержку недавно созданному историческому обществу. Кто они, откуда общество? Пока этого никто изъ его окруженія не зналъ. Они успѣли заявить о себѣ въ Москвѣ, въ Воронежѣ, въ Саратовѣ, дали анонсъ о грядущемъ выпускѣ своего журнала. О своей программѣ сообщили только одно: придерживаются патріотическаго направленія. Доселѣ любая попытка историковъ университетскихъ установить съ ними какой-нибудь контактъ успѣха не имѣла. Они отъ таковыхъ упорно уходили. Зато гораздо болѣе осведомленными о нихъ оказались студенты. Къ нимъ откуда-то стали попадать небольшія брошюры, написанныя крайне примитивнымъ языкомъ, гдѣ говорилось объ ошибочно выбранномъ пути страны и необходимости пересмотра многихъ привычныхъ реалій. Хорошіе студенты кое-что разсказывали и смѣялись. Менѣе успѣвающіе молчали, словно затаились. Ихъ молчаніе пугало. Судя по всему, малопонятный полузакрытый историческій семинаръ страннаго общества и нападеніе вандаловъ на аптеку Пеля cуть событія связанные и организованныя. Навѣрняка доказать это окажется задачей непосильной, но сомнѣваться въ этой прямой связи нельзя.

Профессоръ Мартыновъ оказался на мѣстѣ очень скоро, удалось припарковать автомобиль почти рядомъ. Онъ легко нашелъ Августу Густавовну. Та приготовила и ему рабочій синій халатъ. Конечно, онъ примчался въ хорошей одеждѣ. Этому можно не удивляться. Она вручила профессору большую тряпку, бутылку моющаго средства, и они стали на пару оттирать стѣну отъ скверны, а заодно и просто отъ грязи. Мартыновъ началъ было эмоціонально высказывать свои сужденія обо всемъ случившемся, но Августа Густавовна деликатно перевела разговоръ на тему о путешествіи дѣтей по Европѣ. Каждый передалъ подробности послѣдняго разговора съ ними. За бесѣдой работа шла споро, стѣна засіяла какъ не бывало со дней основанія, не меньше. Въ аптеку вошли молодые люди съ какими-то инструментами и приборами. Старшій Пель попросилъ сдѣлать паузу и обратился къ копошащимся со всѣхъ сторонъ добровольцамъ. Онъ поблагодарилъ ихъ и сказалъ, что теперь работу продолжитъ бригада строителей, которую направилъ градоначальникъ. Всѣ расходы городъ взялъ на себя.

Валентинъ Сергѣевичъ предложилъ сватьѣ пообѣдать въ одномъ ресторанѣ неподалеку. Августа Густавовна невольно улыбнулась и подвела профессора къ чудомъ уцѣлевшему въ погромѣ зеркалу. Увидевъ свое чумазое отраженіе, Мартыновъ отъ прежней идеи отказался. Она позвала къ себѣ на Семнадцатую линію, куда они на автомобилѣ доѣхали меньше, чѣмъ за четверть часа. Привели себя въ порядокъ. Долго сидѣли за обѣдомъ и бесѣдой. Когда уже въ вечерній часъ раздался звонокъ на «Скайпъ», дѣти удивились, заставъ старшихъ вмѣстѣ. Имъ по взаимному уговору не сообщили, почему сегодня встрѣтились, ничѣмъ не хотѣлось омрачать путешествіе. Впрочемъ, дѣтямъ достаточно было заглянуть на страничку новостного портала Петербурга въ интернетѣ. Увидятъ рано или поздно сами.

Домой Валентинъ Сергѣевичъ возвращался довольно поздно. Нехорошія мысли назойливо роились въ головѣ. Пожалуй, назрѣвала новая тема для изслѣдованія: объ общественныхъ проблемахъ, таящихся въ періоды пресловутыхъ «тучныхъ лѣтъ». Періодъ послѣдняго десятилѣтія являлъ собой классическій образецъ таковыхъ. Наблюдался стабильный экономическій ростъ, не бѣшеный, но вполнѣ обнадеживающій. Рубль велъ себя спокойно. Цѣны колебались въ предѣлахъ ожидаемыхъ величинъ безъ скачковъ. Безработица нынче на самомъ скромномъ уровнѣ. Понеже правительство опирается въ Думѣ на коалицію, составленную изъ партій умѣреннаго толка, ихъ расхожденія между собой не угрожаютъ политическимъ кризисомъ въ ближайшемъ будущемъ. Президентъ Евгеній Борисовичъ Покровскій зарекомендовалъ себя какъ политикъ трезвый и сдержанный, онъ завершаетъ свой первый срокъ и имѣетъ всѣ шансы (если только ничего не случится) выбраться и на второй. Въ такой вотъ благостной атмосферѣ никому въ голову не придетъ искать тлѣющія гдѣ-то скрытно отъ глазъ и умовъ проблемы, которыя прорвутся наружу, какъ только очередной кризисъ, вызванный чѣмъ угодно, разразится въ странѣ. И будутъ думать, что именно онъ ихъ породилъ. А на самомъ дѣлѣ прозѣвали или, какъ отецъ говорилъ за игрой въ шашки, профукали ихъ въ сытое время.

Да, тема серьезная, придется надъ ней думать. А, между прочимъ, то, что случилось на Васильевскомъ — это откровенный вызовъ. Некое подлое «общество» уже выползло изъ своей щели открыто, нагло, не дожидаясь благопріятнаго кризиснаго момента. Значитъ, за собой чувствуютъ силу и находятъ поддержку. Профессоръ вернулся домой. За цѣлый день почти ни слова не прибавилось въ очередной главѣ книги. Съ утра захотѣлось внести кое-какія коррективы въ первую часть. Свои прежнія сомнѣнія насчетъ жанра онъ однозначно рѣшилъ въ пользу книги именно для самаго широкаго читателя. Необходимо было пересмотрѣть многіе абзацы, вычищая языкъ отъ конструкцій, умѣстныхъ въ статьѣ для научнаго журнала, а не для книги серіи «Жизнь замѣчательныхъ людей». Связавъ въ себѣ на время ученаго, Валентинъ Сергѣевичъ ощутилъ прежде въ такой степени не испытанную свободу. Онъ позволялъ читателю вмѣстѣ съ собой увидѣть цѣлыя картины, которыя являлись ему вживую. Онъ разрѣшилъ себѣ выплеснуть эмоціи, но очень аккуратно, боясь и не допуская страшнаго грѣха провала въ безвкусицу. Книга становилась живой. Онъ перечитывалъ заново переписанные главы, и самому нравилось. Это не всегда хорошо, а нерѣдко и наказуемо. Придется отложить въ сторону, не трогать недѣлю, дать отстояться. А то и взяться заново за нихъ лишь зимой на дачѣ, а пока что поработать надъ чѣмъ-нибудь инымъ.

Онъ искренне хотѣлъ еще посидѣть и подумать до того, какъ пойдетъ спать, но ничего не получалось. Въ голову снова настойчиво лѣзли мысли о коварствѣ «тучныхъ лѣтъ». За многіе годы у профессора сложилось представленіе, что возникающія въ любомъ обществѣ перемѣны, иногда даже самыя радикальныя, никогда не являются результатомъ каких-то бурныхъ событій въ періодъ, имъ предшествующій. Наоборотъ. Существуетъ живущій скрытно въ общественныхъ нѣдрахъ определенный векторъ неумолимо грядущаго преобразованія. Нерѣдко съ нимъ одновременно живетъ и векторъ противоположный. Они могутъ много лѣтъ оставаться въ дремлющемъ состояніи, а борьбу между собой проявлять только въ столкновеніи мнѣній мыслителей и литераторовъ определенныхъ направленій. Лишь стоитъ почуять, что насталъ моментъ, это скрытое стремленіе подобно проснувшемуся вулкану вырвется наружу, порождая всѣ бурные событія и добиваясь своихъ цѣлей не всегда напрямую, не всегда сразу, зачастуя используя силы и фанатизмъ людей, несущихъ совершенно иныя идеи, но въ итогѣ необратимо восторжествуетъ истинный глубинный замыселъ. Историкъ подобно вулканологу долженъ изучать повадки спящаго вулкана, чтобы изверженіе людей врасплохъ не заставало. А если застанетъ, такъ научить увидѣть не сіюминутные взрывы и потоки лавы, а отдаленныя опасныя послѣдствія.

Навѣрняка появившееся очередное «общество» ничего новаго не продемонстрируетъ. Судя по тому, съ чего они начали представленіе себя публикѣ (а сомнѣній на этотъ счетъ у Мартынова не было), снова очередные «великодержавники» поднимаютъ головы. Все это случалось уже много разъ. А за благополучіемъ сытныхъ лѣтъ, да особенно когда такъ все мѣняется подъ напоромъ воцаренія новѣйшихъ технологическихъ достиженій, снова охватываетъ людей снотворная иллюзія забвенія или исчезновенія мрачныхъ и столь архаичныхъ идей. Забывают, что архаика дошла до нашихъ дней лишь благодаря особой живучести и стойкости.

Исторія, какъ извѣстно давно, имѣетъ свойство повторяться. Собственно такое качество и служитъ вѣскимъ аргументомъ въ давнемъ спорѣ о ея принадлежности къ наукѣ. Знатоку россійской исторіи двадцатаго столѣтія профессору Мартынову первымъ дѣломъ пришла на память ситуація кризиса конца двадцатыхъ-начала тридцатых годовъ. Тогда достиженія проведенныхъ реформъ вкупѣ съ успѣшными изслѣдованіями агрономической науки породили массовое разореніе мелкихъ крестьянскихъ хозяйствъ. Какъ толькo крупныя стали осваивать технику и использовать лучшія сорта сельскохозяйственныхъ культуръ, они подняли урожаи, существенно снизивъ при этомъ себѣстоимость. Газеты полны были радостныхъ сообщеній о томъ, что огромная страна съ помощью ученыхъ не только досыта накормила себя, но и при дальнѣйшемъ внѣдреніи лучшихъ сортовъ и технологій легко сможетъ еще половину планеты Земля накормить. Конечно же газеты пестрѣли именами ученыхъ, особенно молодого біолога Николая Ивановича Вавилова и экономиста Александра Васильевича Чаянова. Охотно разсказывалось о становленіи крупныхъ фермерскихъ хозяйствъ. О томъ же, что творилось въ деревнѣ одновременно съ безспорными успѣхами, говорить было не принято. А происходило вотъ что: привычная деревня исчезала, миллионы семей, чьи дворы являли собой самый общепринятый типъ традиціоннаго мелкаго хозяйства, разорялись на глазахъ. У слишкомъ многихъ выборъ состоялъ въ томъ, чтобы либо пойти работниками къ успѣшнымъ, либо оставить деревню и искать иной способъ зарабатывать на жизнь. И нельзя забывать, что въ ту пору уровень грамотности населенія все еще оставался неприлично низкимъ. Нельзя было назвать страну передовой при всѣхъ ея очевидныхъ успѣхахъ, имея такое количество неграмотныхъ. Промышленное производство находилось въ состояніи спокойнаго развитія, ему не требовался притокъ большого количества новыхъ работниковъ въ короткій срокъ, тѣмъ болѣе не обладающихъ квалификаціей. Какъ назло еще въ мірѣ намѣтился кризисъ съ паденіемъ курса акцій на биржахъ. Понятно, что экспортъ рѣзко сталъ снижаться. Все вмѣстѣ породило давно не приходившее въ Россію общественное напряженіe, а съ нимъ и два излюбленныхъ вопроса: «что дѣлать?» и «кто виноватъ?» Первый — онъ по-настоящему трудный и дѣйствительно серьезный. Зато второй на рѣдкость соблазнителенъ и существуетъ лишь для того, чтобы отъ перваго увернуться. «Вы, молъ, друзья подумайте надъ первымъ, а я обязанъ сосредоточиться надъ вторымъ». И такъ заняты всѣ вторымъ, что первый некому рѣшать, зато на «виноватыхъ» только успѣваютъ указывать.

Президентомъ Россіи въ двадцать девятомъ году былъ Алексѣй Петровичъ Кораблевъ, побѣдившій на досрочныхъ выборахъ въ двадцать восьмомъ. Василій Романовъ подалъ въ отставку, пребывая на своемъ второмъ срокѣ, по состоянію здоровья. Онъ пережилъ апоплексическій ударъ, остался парализованъ съ нарушеніемъ рѣчи. Понятно, что въ подобной ситуаціи отставка стала дѣломъ очевиднымъ. Тогда еще не было предусмотрено должности вице-президента, ее ввели послѣ этого случая. Алексѣй Кораблевъ въ партіи былъ ближайшимъ сподвижникомъ Романова, въ годы президентства сталъ, можно сказать, его правой рукой. Долгое пребываніе невольно въ тѣни своего харизматичнаго начальника сказалось не лучшимъ образомъ. На выборы онъ пошелъ какъ преемникъ, декларируя именно это повсемѣстно. Сработало. Зато позже всякій разъ сравнивали дѣйствія новаго и стараго президентовъ, или того хуже, пытались вообразить, что бы предпринялъ прежній и получалось, что новый разъ за разомъ предпринимаетъ совсѣмъ не то.

Если быть до конца честнымъ, не надѣленъ былъ Кораблевъ тѣмъ обаяніемъ, которымъ въ избыткѣ природа одарила предшественника. Возможно, наступившіе трудныя времена добавляли соблазнъ осуждать почти все, что онъ предпринималъ. На его долю выпало не разъ принимать весьма непростыя рѣшенія. А еще совершенно парадоксальнымъ образомъ очень многое изъ того, что сдѣлано было при Романовѣ-президентѣ, вдругъ приобрѣло оценку негативную, хотя къ самому Василію Георгіевичу осталось исключительно хорошее отношеніе. Все больше говорили, что нѣкія темныя силы наводили добраго президента на невѣрныя дѣянія. А къ таковымъ отнесли въ первую очередь предоставленіе независимости сосѣднимъ странамъ, бывшимъ частямъ имперіи. Забыли, что Финляндіи свободу далъ еще Николай Второй. Когда разговоръ заходилъ объ этомъ, напоминали, что отродясь не было никакой ни Эстоніи, ни Латвіи, ни Финляндіи. Ихъ придумали враги Россіи. И граница возлѣ самаго Петербурга вдругъ начинала до того нестерпимо зудѣть, что ее хотѣли чуть ли не до крови расчесать. Справедливости ради нужно замѣтить, что болѣе спокойной и безопасной границы, чемъ эта, у Россіи за всю исторію не было. По поводу Польши и Литвы никто не могъ заявить, будто ихъ не существовало, тутъ звучалъ «аргументъ» о свершившемся при Екатеринѣ историческомъ фактѣ, который можетъ кому-то не нравиться, но онъ таковъ. А по поводу Украины столько вдругъ поднималось злобы, что она уже носилa просто черты болѣзни.

Настоящая болѣзнь состояла въ томъ, что слишкомъ много молодыхъ людей потеряли привычную, устоявшуюся во многихъ поколѣніяхъ жизнь. Они либо уже успѣли покинуть свои деревни, либо оказались къ такому рѣшенію близки. Если найти виновника своихъ невзгодъ въ лицѣ кого-то другого, то это приводитъ къ состоянію сладостнаго опьянѣнія. Власть обязана была это понимать и подлымъ настроеніямъ не подыгрывать. Руки, которыя потянулись расчесывать свежіе рубцы по линіямъ разлома былой имперіи, необходимо было срочно занять дѣломъ, а заодно и головы.

Алексѣй Петровичъ Кораблевъ до ухода въ политику работалъ инженеромъ. Говорили, что былъ грамотнымъ и толковымъ, причемъ утверждали это люди знающіе. Почему онъ измѣнилъ карьеру, да еще и въ политику пошелъ, осталось за предѣломъ ихъ пониманія. Младшій братъ Алексѣя Кораблева Аркадій сталъ извѣстнымъ экономистомъ, занимался макроэкономикой. Говорятъ, что идею путей выхода изъ кризиса двадцать девятаго-тридцатаго подсказалъ братъ. Онъ съ коллегами провелъ оцѣнку существующаго и потенціальнаго на ближайшее будущее запаса золота и алмазовъ. Нашли возможнымъ открыть финансированіе общественныхъ работъ прежде невиданнаго размаха. Предполагалось строительство шоссейныхъ дорогъ какъ въ европейской части, такъ и въ Сибири, на Дальнемъ Востокѣ, расширеніе и обновленіе желѣзнодорожной сѣти. Попутно планировалось быстро увеличить добычу золота и алмазовъ путемъ ускореннаго освоенія самыхъ перспективныхъ пріисковъ и мѣсторожденій. Параллельно развернули обученіе неграмотныхъ любого возраста, безъ чего возможности нормально работать у людей попросту не было. Результатомъ должно было стать не только вовлеченіе въ новую работу десятковъ милліоновъ человѣкъ, но и неизбѣжное перераспредѣленіе промышленныхъ предпріятій изъ большихъ городовъ, гдѣ отъ нихъ становилось очень непросто жить, по огромной территоріи, которая еще далеко не вся освоена.

И чтобы такому плану реализоваться, нужно было осваивать и совершенно иныя производства, использующія новѣйшія достиженія науки. К примѣру, въ Санктъ-Петербургѣ профессоръ Владиміръ Козьмичъ Зворыкинъ представилъ публикѣ аппараты «дальновидѣнія» и другія чудеса электроники. Не зря нѣмцы, которые умѣютъ «держать носъ по вѣтру» на своемъ петербургскомъ заводѣ радіоаппаратуры «Сименсъ и Гальске», что на Васильевскомъ, такъ охотно готовы были предоставить профессору Технологическаго Института свои мастерскія. Образцы приборовъ онъ собиралъ у нихъ. Либо нужно было теперь выкупить заводъ полностью, либо выдѣлить средства на новый, чтобы сталъ свѣточемъ россійскаго электроннаго производства. Заводъ выкупили и оснастили новымъ оборудованіемъ.

И это, и многое другое осуществить удалось. Дороги построили, хорошія, широкія. Прежде унылые безликіе маленькіе уѣздные города переставали походить одинъ на другой. Вставали новыя фабрики. Удалось прежнее общественное напряженіе успокоить. Безработица упала до минимума. Ко второй половинѣ тридцатыхъ годовъ страна настолько измѣнила свой обликъ, что люди не прекращали удивляться. Хорошо зарабатывали, покупали хорошія вещи, въ домахъ теперь не только радіо появилось, но уже нерѣдко и аппараты того самаго «дальновидѣнія» можно было встрѣтить. Дѣтище Зворыкина окрестили въ мірѣ словомъ «телевидѣніе». Только русскіе оставили свое оригинальное названіе, а заодно и нѣмцы, которые помнили, что первые приборы Зворыкинъ собралъ на ихъ петербургскомъ заводѣ. Считали себя равноцѣнными первооткрывателями чуда по имени «eіn Fernseher». Люди привыкали къ новой жизни, входили во вкусъ, хорошо одѣвались, ѣздили въ собственныхъ автомобиляхъ, но въ разговорахъ если и поминали прошедшіе годы съ двадцать девятаго по тридцать четвертый, то называли ихъ погаными, проклятыми, лихими или просто «кораблевскими», что вмѣщало въ себя вышеперечисленное и еще похлеще. Второй президентъ въ должность свою вступилъ на выборахъ внѣочередныхъ, поэтому слѣдующіе состоялись въ срокъ. Онъ побѣдилъ съ малымъ перевѣсомъ. Въ странѣ было очень трудно. Народъ былъ крайне озлобленъ. Какъ знать, можетъ быть тогда, кабы не демагоги, кричавшіе по всѣмъ угламъ, что «коней на переправѣ не мѣняютъ», не видать бы Кораблеву вымученной побѣды. За свой законный полный президентскій срокъ онъ успѣлъ въ цѣломъ задуманную реформу осуществить. Однако правомъ избираться на второй срокъ рѣшилъ не пользоваться. Ушелъ отъ дѣлъ, жилъ преимущественно въ деревнѣ, гдѣ охотился, собиралъ грибы и ягоды, книги читалъ, принималъ гостей. Говорятъ, онъ до старости не оставлялъ привычки купанія въ проруби зимой, любилъ русскую баню. Часто у него гостили самые извѣстные люди, особенно изъ міра науки. Бывали тамъ академикъ Николай Вавиловъ съ братомъ Сергѣемъ, знаменитый физикъ Петръ Капица любилъ пріѣзжать не одинъ, а брать съ собой кого-нибудь изъ коллегъ. И если прежде незнакомый ученый вмѣстѣ съ нимъ у Кораблева въ деревнѣ появлялся, то это означало, что онъ — настоящій геній, олицетвореніе будущаго. Хозяину больше всѣхъ запомнился Левъ Ландау. Одинъ разъ пріѣхалъ Игорь Ивановичъ Сикорскій, знаменитый конструкторъ аэроплановъ. Самымъ же частымъ гостемъ на кораблевской дачѣ оказался профессоръ Зворыкинъ. Они стали самыми близкими друзьями. Вдвоемъ по лѣсу ходили, въ банѣ парились съ вѣниками, оттуда выскакивали — и въ сугробъ. Въ прорубь нырнуть Владиміра Козьмича такъ и не смогли уговорить. А выпивали оба на равныхъ и съ превеликимъ удовольствіемъ. Два раза пріѣзжалъ въ гости самъ Сергѣй Васильевичъ Рахманиновъ. Бывшій президентъ его боготворилъ. У композитора всегда расписаны были выступленія по всему міру надолго впередъ. Откуда только силы брались! Но нашлось пару разъ время уважить Алексѣя Петровича. Рахманиновъ могъ другимъ казаться небожителемъ, но на самомъ дѣлѣ его отличало всегда очень глубокое и тонкое пониманіе текущей жизни и происходящихъ событій. Въ отличіе отъ большинства современниковъ онъ давалъ очень высокую оцѣнку тому, что удалось осуществить въ годы нелегкаго кораблевскаго президентства.

Кораблевъ послѣ отставки прожилъ больше двадцати лѣтъ. Воспоминаній не написалъ, интервью журналистамъ не давалъ. Люди того рѣдкаго круга, которые у него бывали, кое-что оставили въ своихъ мемуарахъ или разсказали устно. И ничего особеннаго о немъ такъ никто и не повѣдалъ. Второй президентъ былъ человѣкомъ закрытымъ и крайне немногословнымъ. Зато результатомъ его президентства стала страна, которая очень сильно измѣнила свой обликъ. Съ середины тридцатыхъ снова пришла пора спокойная, ровная, благополучная, и продлилась она до тревожнаго начала сороковыхъ, когда думали, что новая бѣда можетъ погубить цѣлый міръ.

Профессоръ Мартыновъ поймалъ себя на томъ, что уже знаетъ, о чемъ будетъ написана его слѣдующая книга. А пока что онъ обязанъ сосредоточиться на книгѣ о Николаѣ. Но разъ ужъ обстоятельства заставляютъ отложить эту работу на недѣлю, то не грѣхъ насчетъ другой книги поразмышлять.

(окончание следует)