То ли мир, а то ли — война.
Очевидцы такое несут…
Как свидетели, врут имена.
Хорошо, что это не суд.
СТИХИ ДЕКАБРЯ
***
Как свидетели, врут имена.
С этим пил, ну, а с этим — дружил.
А чужая страна — одна,
в ней родился и дальше жил.
И живу. Понимая итог,
оторваться ни сил, ни лет.
И еще, потому что исток
только в этой неловкой земле.
Как всегда, одиноко спеша,
помогаю насмешкой уму.
Как струна разорвалась душа.
Не сыграть никогда никому.
То ли мир, а то ли — война.
Очевидцы такое несут…
Как свидетели, врут имена.
Хорошо, что это не суд.
***
Не годен стать современником. Вообще не годен ни к чему.
Время и место не существенны. Это, пожалуй, всюду.
Можно любить родину, можно свою тюрьму,
можно бить баклуши, а можно посуду.
Я принимаю траур всяких случайных дат.
Весь век, его каждый день — это сплошные даты.
Жизнь похожа на танец, где приглашают дам,
а дальше уже танцуют и веселятся дамы.
Конец и начало, по-моему, просто сплетение тел.
Тела меняются часто. Конец и начало вечны.
Всегда выбираем лучших, но ясное дело, не тех,
а те выбирают кого-то и тоже не тех, наверно.
Пора бы обогатиться. Но не деньгами, а смыслом.
Только не жизни — нонсенс! — а просто здравых поступков.
Если ты любишь море, заделаться длинным мысом,
коли любитель выпить, стать рюмкою или стопкой.
И никакого чуда. Это закон природы.
Главное, сделать выбор, может, не лучший, но личный.
Зло убывает, вроде, но застревают годы
в памяти словно воры, пойманные с поличным.
***
За облаками прячут облака…
Я знаю… Только тянется рука,
но не добыть мне облако, пока…
Как в детстве:
— Обманули дурака…
А дальше:
— … на четыре кулака!
Земная жизнь.
Любая жизнь земна!
Приходится и туго, иногда.
Кому-то солнцем кажется луна.
И большинству — мгновеньями года.
Недавно строил замки из песка…
А в сумме — на четыре кулака.
Мне весело?
Не шутят лишь шуты!
Зато твердят обидные слова.
Но быть шутом уже не хочешь ты.
Все верно — так целее голова.
Харон, как называется река?
Не еду! Обманули дурака!
Прав Когелет — есть каждому черед!
В колокола играется народ.
Мы музыкою кормим небосвод…
А если вдруг навалится тоска,
Скажи ей:
— Обманули дурака!
Добавив:
— На четыре кулака!
***
Конский зуб — эка радость! — в горсти.
Звук шагов неожиданно гулких,
черно-белое счастье пути –
входим в ужас ночных переулков.
Нам не страшно, неважно, но… страшно…
Ночь темна, кто-то врал, что нежна.
Нам направо. А значит, в Шалашный.
Да, такой… И фонарь, как луна.
Тут нальют? Наливают охотно.
И побьют? Может быть, может быть…
И разинули рты подворотни.
Для чего? Говорят, поглотить.
Самогон. Огурец, шматик хлеба.
Да, неплохо, хотя… кое-как.
Проштамповано дырами небо
мы по звездам отыщем коньяк.
На бану, на балу расставаний
высший чин на земле — проводник.
Сколько б ни было в мире желаний,
он исполнит. За деньги. Привык…
Поезда уплывают со стоном.
До Раздельной в тепле, как всегда.
Коньячок отдает оцетоном,
знать паленый. Хотя… Не беда.
Свет фонарный сливается в пятна
и немного болит голова.
Мы под утро вернемся обратно.
Спать пора. Задремали слова.
В ПУТИ…
А можно в тамбур и наяривать,
стараясь песней душу высказать.
Сошлись тут и ноябрь, и май,
но друг на друга смотрят искоса.
И племена, разлук не ведая,
но путешествуют во времени…
Кому-то жизнь жена неверная,
кому-то верная, но вредная.
Мешать прощание с прощением,
а вспоминать про лето с танцами.
Но в этом суть перемещения
от мая по декабрь по станциям.
Ну, а зимой дорога длинная,
но чаще, все-таки по памяти.
Гримасы времени гадливые,
как будто ссоришься с попами ты.
Они отведают от истины,
смакуя с мыслимым талантом.
Грехи, однако, все же вычтены,
согласно ихним прейскурантам.
А год, как поезд, полустанками,
а вот и станция прощания.
И молодыми, а не старцами
меняемся с судьбой вещами мы.
***
Цвет неба порченая сталь.
Жить трудно и слегка обидно.
Туман, как в старину вуаль,
Когда под ней лица не видно.
И вечер странный и пустой.
Он ни добра, ни зла не зная,
Шуршит последнею листвой,
«Не то сердясь, не то играя…».
И так беспомощны слова,
Их смысл теряется при встрече.
И сквозь туман едва-едва,
Почти на ощупь, ходит вечер.
Плечом касается он стен
И свет чуть желтый, как солома,
Охотно зажигает тем,
Кто все-таки добрел до дома.
***
Зимнее солнце. Начало декабря.
Начинается путешествие по унынию и холодам.
зима — это время, потраченное зря,
Зима — это время, идущее по следам.
Кто-то напомнит, мол, в таком-то году…
Перед глазами то, что, вроде, забыл:
санки, летящие по молодому льду.
Да-да, именно санки — их папа купил…
Скольжу дальше. В принципе, память не лжет.
Если она добра, то слегка оправдает за что-то.
Годы — ступени старого дома и вот
приходит пора считать этажи и даже пролеты.
Что: высоко? Захватывает дух?
Знаю, хочется выше, но годы не те.
Трудновато уже на своих двух.
Слышны голоса. Оглядываешься: где?
Странные они, тараторят подряд,
слышны, словно в какой-то трубе.
Все, кого знаешь и знал, с тобой говорят.
Слава Богу еще не о тебе.
Чиркнешь светом, а то что-то стало темно.
Лампочки вроде бы неярко горят.
Причина? А вот она: глянешь в окно,
а там зимнее солнце. Начало декабря.
***
Мой мир и ложке дегтя рад,
Поскольку меда в нем ни капли.
Вино покинет виноград,
Одну вину оставив как бы.
И очутившись на краю,
Отговорюсь, соврав, мигренью.
И чуть поодаль постою,
Остановив свои мгновенья.
И нет пространства, чтобы спать.
И видеть сны? О, Гамлет, мимо!
Мой мир, зачем тебя я спас,
Кому ты нужен в этом мире?
ПРЕДРОЖДЕСТВЕНСКОЕ
Куда-то декабрь тишину уволок.
Воистину месяц не наш.
Тоскливою выдрой навис потолок
В шабат нам удался шабаш.
Рыдали пластинки, крутя пируэт,
Их вел кавалер-патефон.
И дождик обманывал звоном монет,
Но был лишь по крыше их звон.
В чертог гастронома ломилась толпа,
Но каждый в толпе был один.
И вечер поставил весь мир на попа.
А поп возражал, что раввин.
А время смеялось, слегка окосев,
Надев откровенный наряд.
И граждане радостно строили хлев,
Умеют, когда захотят.
Соседи-волхвы затевали скандал
В соседнем мостясь гараже.
И только младенец зачем-то рыдал,
Хотя был накормлен уже.
