©"Семь искусств"
  октябрь 2020 года

Loading

С экономических позиций инфляция не должна влиять на уровень зарплаты, ибо зарплата ориентируется на производительность труда, а не на жизненный уровень работников. Жизненный уровень следует считать социальным феноменом, который следует за экономическими (производственными) отношениями, но не определяет их.

Леонид Шейнин

ЗАРПЛАТА И ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ ТРУДА
(РАЗДЕЛ ОБЩЕСТВЕННОГО ПРОДУКТА)

(окончание. Начало в № 8-9/2020)

Идеология смешения экономического и социального начала в заработной плате.

В истории народного хозяйства известны случаи, когда государство ограничивало заработную плату рабочих, ссылаясь на падение цен на предметы существования. В Австрии в 1711 и 1722 были изданы так наз. таксы для строительных рабочих, где законодательное ограничение их заработка мотивировалось именно таким образом. [1] При этом экономическое отношение (заработная плата) до некоторой степени подменялось социальными отношениями (дороговизной или дешевизной жизни). В 1561 г. в Англии (при королеве Елизавете) по закону судьи и некоторые другие должностные лица получили право повышать установленный минимум зарплат, ибо (как утверждал закон) произошло повышение цен на съестные припасы и другие необходимые рабочим предметы. [2] Вместе с тем, в литературе указывалось, что зарплата не обязательно следует за ростом цен.[3]

В настоящее время смешение социального и экономического имеет своим основанием чаще всего инфляцию. В некоторых странах наметились две основные идеологические линии, связывающие инфляцию и заработную плату трудящихся. Согласно одной из них (условно ее можно назвать правительственной), инфляция развивается, потому что рост зарплаты обгоняет рост производительности труда. На рынках потребительских товаров оказываются «лишние деньги», которые гонят цены вверх. Согласно другой (ее условно можно назвать профсоюзной), рост заработной платы только следует за инфляцией. Требуя и добиваясь повышения заработной платы, рабочие только защищают свои позиции, как потребителей. Иными словами, инфляция является первичным феноменом, тогда как рост зарплаты — вторичным, «защитным» явлением. При этом зарплата выступает уже не столько как экономическая категория, сколько как фактор социальной защиты рабочих. [4]

Инфляция давно сопровождает экономический рост во многих странах, но она не является нейтральным фактором. Инфляция мешает экономическому прогрессу. Она бьет также по непосредственным (житейским) интересам массы населения, в том числе трудящихся. Поэтому профсоюзы, не отказываясь от требования повысить зарплату за рост производительности труда, нередко ссылаются еще на инфляцию.

 С экономических позиций, инфляция не должна влиять на уровень зарплаты, ибо зарплата ориентируется на производительность труда, а не на жизненный уровень работников. Жизненный уровень следует считать социальным феноменом, который следует за экономическими (производственными) отношениями, но не определяет их.

Тем не менее, некоторые зарубежные профсоюзы более или менее успешно используют ОБА названных основания, социальный и экономический (по крайней мере, на словах), для оправдания своих требований о росте зарплаты. Где-то в 1960-х годах профсоюз, объединяющий рабочих «Дженерал Моторз», включил в коллективный договор как экономический, так и социальный фактор. В коллективном договоре был предусмотрен рост зарплаты на определенный процент «за инфляцию», а равно повышение зарплаты «за рост производительности труда». Эта формула о двойном основании роста зарплаты была воспринята и некоторыми другими профсоюзами при переговорах с предпринимателями.

В современной литературе высказывалась та точка зрения, что указание на инфляцию, как на основание для повышения зарплаты, есть лишь способ сослаться на популярную (понятную) идею, тогда как на самом деле требование о повышении зарплаты во многих случаях основывается на чисто экономическом соображении. А именно, что такое требование предъявляют работники отраслей, в которых рост заработной платы отстает от среднего (или от высшего) уровня. Основанием для повышения зарплаты на самом деле служит не инфляция, а экономически законное стремление выровнять зарплату на разных предприятиях и в разных отраслях в соответствии с правилом «Равная оплата за равный труд». При таком подходе «социальная составляющая» в спорах о зарплате полностью заменяется «экономической составляющей».[5]

На теоретическом уровне эта точка зрения означает, что зарплата — феномен экономический, а не социальный.

 Во времена СССР, особенно после смерти Сталина, когда был ослаблен политический диктат в экономике, в разное время в некоторых отраслях наблюдался рост зарплаты, не отвечающий росту производительности труда в этих же отраслях. [6] Требования о росте зарплаты слабо отражались в официальных изданиях, но фактически они проявляли себя с большой силой. С этими требованиями приходилось считаться и на политическом, и на экономическом, и на идеологическом уровнях.

Идея планово-финансового «вторжения» в размер зарплаты.

 Такая идея широко внедрялась в СССР на заре Индустриализации и в годы первых Пятилеток, хотя на словах она не доводилась до логического конца. Так, она не утверждала прямо о необходимости замораживания или даже уменьшения размера заработка рабочих и окладов служащих, но фактически была направлена именно на эту цель. [7] В течение ряда лет ведущим экономическим лозунгом было ускоренное промышленное развитие страны (Реконструкция народного хозяйства; Индустриализация; Пятилетки). Этот лозунг требовал мобилизации всех ресурсов, не исключая средств, жизненно важных для населения. В результате, профсоюзы должны были заниматься не столько защитой интересов и прав рабочих и служащих, сколько помощью хозяйственникам в развитии производства (лозунг «Лицом к производству»). Из коллективных договоров были исключены пункты, предусматривавшие повышение заработной платы. Промышленность и другие отрасли материального и нематериального производства должны были обеспечивать государству получение средств — не просто на развитие производства, а на развитие производства средств производства. Тем самым закреплялась нехватка продуктов и пром. товаров, в которых нуждалось население, поскольку все средства направлялись в так наз. Первое Подразделение Экономики. Нехватка продуктов питания и товаров повседневного спроса во многом обесценивала те прибавки к зарплате, которые производились в централизованном порядке. Сама идея Пятилетки (Пять лет трудностей, чтобы получить обеспеченную жизнь в социалистическом обществе) подразумевала не повышение, а понижение текущего жизненного уровня трудящихся ради создания Общества Социализма. С 1929 г. городское население СССР жило по карточкам; карточная система действовала до 1935 года.

Рецидивы этой политики наблюдались и позже. Ю.А. Белик, быв. 1-ый заместитель заведующего Экономическим отделом ЦК КПСС, пишет об этом так:

«Во второй половине 70-х — начале 80-х годов развернулась беспрецедентная пропаганда милитаризма. Когда Брежнев стал во главе страны, он дал возможность взвалить на плечи советской экономики непосильные для страны расходы на развитие оборонных отраслей промышленности в ущерб гражданским, в ущерб провозглашенной партией главной цели социализма — заботы о человеке, о его благе. …Разумные экономические пропорции в использовании национального дохода были нарушены. Все вместе взятое отбросило нас в разряд бедных стран мира по удовлетворению насущных потребностей человека… Истинное положение в экономике скрывалось от общества». [8]

В этих условиях экономическая мысль (по крайней мере, в ее официозном обрамлении), анализировавшая вопросы национального дохода, обычно была направлена на объяснение народу того, «куда идут его деньги». Поскольку эти деньги шли на создание тяжелой и связанных с нею отраслей промышленности, то есть на стратегические цели, трудящиеся должны были мириться с временными жизненными трудностями. Тем самым «узкий» вопрос о повышении зарплаты в связи с ростом производительности труда оказывался подчиненным гораздо более широкой планово-финансовой задаче, которая как бы поглощала этот вопрос, отодвигала его на второй план. (В научной и научно-публицистической литературе был распространен тезис, что национальный доход СССР делится в отношении 75 : 25. При этом 75 % направляется на потребление, а 25 % на накопление.)

С теоретических позиций такое поглощение предмета исследования не было оправданным. У планово-финансовых задач государства есть свое поле деятельности и свой инструментарий. Подавать и решать эти задачи «в одной упаковке» с чисто экономическими вопросами — оснований для этого не было. С этой точки зрения, если государство планировало мобилизовать для нужд Индустриализации (или Милитаризации) средства населения (то есть предпринимало наступление на его жизненный уровень), то оно должно было увеличить налогообложение заработной платы. Но так сделано не было по политическим соображениям. Это означало, что экономика была принесена в жертву не просто финансам, а финансам, подчинённым политической идеологии. [9]

Экономическая мысль, занятая вопросами производительности труда, свернула на «соседнюю тему». Рост производительности труда стал рассматриваться не столько как база для повышения зарплаты, сколько для расчетов его вклада в развитие производства средств производства. Одна проблема подменялась совершенно другой. Эта подмена имела отношение к планово-финансовой задаче (поиск средств для развития тяжелой и военной промышленности), но скорее выполняла идеологический заказ: давала некоторое объяснение и оправдание тяжелой жизни трудящихся.

Существовали также две другие (близкие по своей идеологической направленности) линии анализа роста производительности труда. Одна из этих линий занималась фондами коллективного потребления, поскольку они рассматривались как источники весомых добавок к заработной плате каждого работника. Вторая линия связывала уровень заработной платы с происходившими в СССР в послевоенные годы снижением государственных розничных цен на потребительские товары. [10]

Однако обе эти линии анализа нельзя назвать чисто экономическими. Не вдаваясь в факты, которые лежали в основе указанных линий, достаточно сказать, что выгоды трудящихся, которые они извлекали из коллективных фондов потребления и снижения цен, распространялись не только на них. Этими выгодами пользовалось в той или иной степени все население СССР. Иными словами, они имели не столько экономический, сколько социальный характер. По одной этой причине их не следовало (и не следует) смешивать с проблемой величины заработной платы.

Экономико-математическая связь между ростом зарплаты и производительностью труда.

Отечественная экономическая литература в течение многих десятилетий внушала широким читателям ту (в общем бесспорную) мысль, что зарплата не должна обгонять производительность труда, что рост зарплаты должен лишь следовать за ростом производительности труда. В то же время количественных пропорций между этими двумя показателями предложено было не так много. По-видимому, это не случайно.

Дело в том, что с ростом выпуска снижается себестоимость продукции за счет того обстоятельства, что условно-постоянные затраты предприятия распределяются на большее число товарных единиц. Для каждого производства это снижение неодинаково, ибо удельный вес условно-постоянных расходов в себестоимости единицы продукции — разный. Тем не менее, в любом случае при росте производительности труда предприятие имеет двойную выгоду: растет число товарных единиц его продукции и снижается себестоимость каждой единицы. [11]

Некоторые предлагаемые в литературе примеры соотношения роста зарплаты и производительности труда этого обстоятельства не учитывают. [12]

Многие авторы молчаливо исходят из той идеи, что рост заработной платы должен отвечать (соответствовать, равняться) росту производительности труда.[13] Однако такая идея не может быть универсальной. Рост зарплаты должен отвечать (соответствовать) росту чистого продукта, но не валового продукта. Так, если рост валового продукта достигнут за счет механизации производства, то заслуга труда в этом росте может быть невелика. Это тем более справедливо, если в составе себестоимости единицы продукции повышается удельный вес материальных затрат, в том числе амортизации, так что прибавка прибыли оказывается незначительной. Если при этих условиях производительность труда увеличилась (скажем) в два раза, то при повышении в два раза оплаты труда все производство может оказаться убыточным.[14]

Не всю прибавку производительности можно и нужно вменять живому труду. Рабочий добивается более высокой выработки «не на пустом месте», а с помощью орудий и средств производства, которые ему не принадлежат. Поэтому чистый выигрыш от прибавки производительности следует разделить между ним и собственником средств производства.[15] Порядок и принципы этого раздела в известной нам литературе не описаны и требуют, по-видимому, дополнительного исследования

Рынок труда.

Дополнительные социальные факторы. Выше указывалось, что рынок труда испытывает воздействия, которые нельзя признать чисто экономическими. Эти воздействия не ограничиваются законодательным установлением минимума заработной платы. Имеются и другие обстоятельства, которые делают рабочую силу товаром особого рода.

 Как и всякий товар, у рабочей силы должен быть свой рынок. Вместе с тем, в литературе признается, что «настоящего» рынка (подобного рынку для других товаров) для рабочей силы зачастую не существует. Этому препятствует слабая мобильность рабочей силы (трудность переезда в другие районы), а также известный консерватизм многих людей в случаях, когда им надо переменить свою квалификацию. К этому прибавляется дополнительное обстоятельство.

На рынке «обычных товаров» замена одного товара другим, выбор одного товара вместо другого, обычно зависит от покупателя. Но на рынке труда замена одного работника другим не происходит гладко. Нередко заменяемый работник не соглашается с заменой и препятствует ей; в ряде случаев обоснованность такой замены проходит судебную проверку, причем проверяющая инстанция не связана одними только экономическими соображениями; нередко она принимает во внимание также социальные последствия, предусмотренные в законе. Все это выделяет рынок труда из разряда «обычного» рынка и накладывает свои особенности на характеристику рабочей силы как на товар.

Безработица. На «обычных» товарных рынках появление избытка продажных товаров обычно ведет к падению их цены. Это характерно и для рынков труда. Но с усилением роли профсоюзов и с ростом государственного вмешательства в трудовые отношения указанная закономерность начинает действовать намного слабее. Дело в том, что как профсоюзы, так и государство способствуют удалению с рынков труда «избыточных» работников. Это достигается путем организации помощи безработным — с тем, чтобы они меньше конкурировали за рабочие места со своими занятыми товарищами. Исторически некоторые союзы рабочих оказывали поддержку безработным, чтобы не допустить падения заработной платы. Например, в 1741 г. такой порядок был принят в Англии среди чесальщиков шерсти.[16]

В годы НЭПа профсоюзы в СССР, ведавшие биржами труда, оказывали безработным некоторую материальную поддержку, за которой можно видеть не только товарищескую помощь, но также рыночный прием — удаление с рынка труда избыточной рабочей силы, поскольку она способна понизить цену труда. В настоящее время, по некоторым данным, профсоюзы Дании с той же целью страхуют от безработицы своих работающих членов. Во многих странах в страхование рабочих от безработицы государство вовлекает также предпринимателей (хотя основание для такого вовлечения весьма спорное). В России в начале 1990-х годов к страхованию от безработицы были привлечены одни только предприниматели, но к началу ХХ1 века этот порядок был несколько исправлен: выплата пособий по безработице была возложена на государственный бюджет, то есть на все общество.

С рыночных позиций устранение безработных с рынка труда можно рассматривать как монополистический прием со стороны организованных рабочих: помогая безработным, работающие лица искусственно сокращают предложение труда, чтобы не допустить падения цены своей рабочей силы. (Прием этот нельзя считать односторонним, а тем более осуждать его, ибо рабочие имеют дело либо с одним предпринимателем, либо с их группой, в пределах которой обычно действуют негласные представления о пределах заработной платы для рабочих.) В этом плане вызывает удивление позиция современных Российских профсоюзов, которые практически не обращают внимания на безработных.

Коллективные договоры. Теоретически каждый работник может заключить с работодателем договор об условиях своего труда, в том числе о величине заработной платы, в индивидуальном порядке. Иногда такие контракты действительно заключаются. Но в огромном большинстве случаев работник принимается на работу на некоторых общих условиях, «как все». Распространенность такого приема объясняется не только его техническими удобствами, но и таким обстоятельством, которое может быть названо экономическим законом. По этому закону за равный труд должна полагаться равная плата. Нарушение этого правила чревато разного рода конфликтами, поэтому соблюдать его нередко стараются сами заинтересованные стороны. Более того, выполнять названное правило обычно требует закон (например, в форме требования равной оплаты за равный труд женщин и мужчин).

В старой России коллективные формы оплаты труда поддерживалисьтакими приемами, как наем работников артелями, а не по-одиночке. Предоставлением бригад рабочих для «заказчиков» иногда ведали так наз. рядчики. Во времена СССР целые контингенты рабочих на стройки, в лесную и другие отрасли промышленности вербовала и посылала государственная организация — Оргнабор. (Весь этот опыт в настоящее время почти забыт. [17] )

Как в России, так и в других странах, профсоюзы с давних пор стремились и стремятся отрегулировать вопросы заработной платы в коллективных договорах. При такой системе переговоров позиция работников обычно оказывается более сильной по сравнению с положением, когда каждый рабочий в отдельности договаривается с предпринимателем о размере своей заработной платы. Коллективные договоры во многом уравнивают положение сторон : хотя предприниматель выступает как единственный представитель одной стороны, но и рабочие (если их представляет профсоюз) выступают как одно целое. С рыночных позиций такую ситуацию можно оценить как соглашение продавца и покупателя, каждый из которых является на данном рынке монополистом.

Более того. Союзы рабочих в разных странах и в разное время накладывали запреты на выполнение работ, если за них выплачивалась недостаточная (по мнению союза) плата. В конце ХУ11 века во Франции, как сообщает Буагильбер, нарушителю грозило «отлучение» от профессии. Подвергался бойкоту и хозяин, нанявший рабочего за меньшую, чем обычную, плату. [18] Сходным образом, в Х1Х веке некоторые английские профсоюзы запрещали своим членам заключать индивидуальные контракты о найме на работу, если в этих контрактах они соглашались на меньшую, чем обычную, оплату труда. Они справедливо считали, что индивидуальный договор имеет общественное значение. [19] На этом основании некоторые профсоюзы, например в США, пытались принудить предпринимателей принимать на работу только своих членов, поскольку такие работники были подчинены союзной дисциплине (система так наз. закрытых цехов).

Упрощенная формула зарплаты.

Для конструирования этой формулы целесообразно прибегнуть к упрощению. А именно, считать, что спрос на труд равен его предложению. (В какой-то мере это упрощение оправдано тем, что безработные не всегда «давят» на рынок труда, так как получают пособия от государства). При этом следует использовать два правила, которые известны как: 1) Упущенная выгода (lucrum cessans — лат.) и 2) 50:50.(fifty-fifty). Первое правило означает, что обе стороны — Предприниматель и Рабочий имеют альтернативу своему сотрудничеству. Предприниматель может ссужать в долг свой капитал и получать за это проценты, а Рабочий — трудиться самостоятельно.[20] Поэтому еще до раздела произведенного на предприятии чистого продукта каждая сторона может «забрать себе» то, что она могла бы получить без содействия другой: Предприниматель — процент на капитал, рабочий — альтернативный заработок. Остаток чистого продукта они могли бы разделить поровну [21] в соответствии с правилом о «равенстве угроз» (разрыва сотрудничества).

Обоснование указанной формулы требует более пространного изложения.

Выводы.

Из всего сказанного выше можно сделать пять основных выводов. 1) Под ростом производительности труда надлежит понимать увеличение не валового выпуска, а чистого продукта предприятия. 2) Предпочтительным способом установления заработной платы является не индивидуальный, а коллективный договор, ибо размер заработка не является частным делом договаривающихся сторон. 3) Независимо от причины роста чистого продукта, выгоду от этого (в разных случаях — не в равной степени) должен получать как трудящийся, так и предприниматель. 4) В настоящее время зарплата частично выполняет социальные задачи. Это нежелательно. Размер зарплаты не должен зависеть от возложения на нее социальных задач. Но чтобы добиться выделения в зарплате социального и экономического начала, требуется усилить некоторые социальные институты (например, упорядочить комплекс мер в части помощи одинокой матери и ребенку.) 5) В настоящее время рост зарплаты в частном секторе происходит стихийно. Передовые предприятия и организации повышают зарплату за счет своих растущих доходов, тогда как другие хозрасчётиые единицы такими возможностями не располагают. Но поскольку они также вынуждены повышать зарплату персоналу, то делают это за счет повышения цен на свою продукцию и услуги. Это тянет за собою инфляцию. Предотвратить или смягчить такое положение можно только путем регионального контроля за ростом зарплаты в передовых фирмах в порядке трипартизма. Большую часть средств, передовых фирм, предназначенных для прибавки зарплаты, следовало бы у них отбирать и передавать на пополнение фондов Соцстраха.

Шейнин. Апрель-Май , 2008

СПЛАВ ЭКОНОМИКИ И  СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ:

(СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА )

Если говорить кратко, то под Социальной экономикой понимается «Экономика с человеческим лицом». В такой виде экономическая наука и практика противопоставляются классической экономике, ведущей начало с Адама Смита Как известно, согласно классическому учению, экономика является саморегулируемой системой. Каждый индивид, участвуя в экономической деятельности, преследует свои собственные интересы, но в итоге получается «то, что полезно для всех».

Однако классическое представление сильно упрощает действительность. Для нормальной экономической деятельности необходим ряд условий. К таким условиям относятся материальная инфраструктура (например, с древнейших времён известны дороги, почтовое сообщение), институциональное обеспечение (как минимум, суды, законы, полиция), системы информационного поддержки, благоприятная социальная среда — например, необходимый уровень общего образования и профессиональной подготовки участников экономической деятельности, не говоря уже об их физическом здоровье. Развитое рыночное хозяйство требует наличия в обращении денег, как признанных знаков ценности товаров ; деньги не могут появиться без содействия государства.

Ошибочно думать, что государственное вмешательство в экономическую среду есть продукт лишь Новейшего времени, когда (как считается) государственные мужи руководствуются правилами социальной науки. Например, многие европейские государства для обеспечения рынков своих стран серебряными монетами издавна проводили жёсткую политику , названную впоследствии Меркантилизмом. Эта политика предполагала ограничение импорта (когда монета вывозилась из страны) и поощрение экспорта. В России огромные усилия к расширению экспортных операций прилагал Пётр 1, которому, как известно, удалось создать на Балтике Петербургский порт, а заодно и новую столицу. . Но на почве «монетаризма» была и такая неудачная попытка, как внедрение в обращение медных монет с обозначением на них якобы серебряного их достоинства. (Эта попытка привела к известному в истории Медному бунту в Москве в 1662г.)

Государство принимало меры к предотвращению социальных взрывов. Например, в ХУ11 веке в неурожайные годы Москва запрещала экспортёрам вывозить зерно за границу через Архангельский порт. В следующем веке Екатерина 11 запретила создавать в Москве и её окрестностях так наз. огнедействующие заведения, требующие большого количества дров. Императрица опасалась, что это вызовет недостаток дров для населения и может спровоцировать бунт. Павел 1 не любил своей матери, тем не менее, он продолжил её меры по сохранению лесов. При его содействии начались разработки торфа в Кожухове (ныне район Москвы). На р. Мсте были поставлены опытные работы по добыче угля для Петербурга. Всем желающим разрешалась безоброчная добыча угля в местах, впоследствии получивших наименование Подмосковного угольного бассейна. При Павле 1 были запрещены посторонние рубки казённых лесов в бассейне Волги вблизи Гжатска (ныне Гагарин). Леса берегли здесь для строительства при Гжатской пристани судов, которые нагружались потом припасами для Петербурга. Павел покровительствовал архитектору Львову, создававшему так наз. землебитные дома [22]

Заготовка провианта и фуража для полков , размещённых в Петербурге и его окрестностях, разрешалась «не ближе Рыбинска» — конечного пути для судов, поднимавшихся вверх по Волге.

 Государственное вмешательство в экономику обычно имело в виду достижение каких-то социальных целей, то есть выгодных для широкого круга людей. Но при вмешательстве в экономику отдельных организованных групп наблюдалось нечто другое. Например, цеховые организации, известные во многих странах Европы, заботились больше о благосостоянии своих членов, чем о нуждах потребителей . В этих целях они могли сдерживать развитие производства, чтобы не уронить цен на свои товары. [23]

В стремлении достигнуть популярных социальных целей некоторые правители шли на сомнительное вмешательство в кредитные отношения. Чаще всего это выражалось в законодательном установлении предела для ссудного процента. До нас дошло критическое замечание Дени Дидро (1713-1784) по поводу одной такой попытки во Франции. Дидро заметил, что «мы не знаем, сколько должен стоить на базаре огурец», но берёмся устанавливать, «сколько должны стоить деньги». Установление предельных цен на рыночные товары широко практиковалось во Франции в предреволюционные и революционные годы.[24] Но такая же картина наблюдалась и в других странах [25] В России право губернаторов вмешиваться в рыночные цены на съестные припасы , дрова и проч. содержалось в своде законов Российской империи, разработанном М. М. Сперанским (1772-1839) в первые десятилетия Х1Х века.[26]

 В начале Х1Х века набравшие силу буржуазные классы ряда европейских государств добивались и во многом добились понижения степени вмешательства властей в экономические отношения. Для развития производства это было, возможно, полезно, но для трудящихся классов такой результат оказался во многих случаях вредным. [27] Рабочие жили намного хуже своих хозяев, а в годы спада производства многие из них оказывались на грани физического выживания. В Англии, тогдашней «мастерской мира», такое положение фиксировали специально назначаемые парламентские комиссии ; в художественной литературе оно отображено в некоторых романах Ч. Диккенса.

 Тогдашние государственные деятели принимали меры к улучшению положения рабочего класса. Например, в той же Англии были приняты законы, устанавливающие предельные часы работы для трудящихся, ограничивалось применение труда женщин и детей , и т. д. Наряду с этим проявились частные инициативы по сплочению рабочих и по включению их в управление производством (кооперативное движение). Первые такие опыты обычно связывают с одним из фабричных руководителей в Шотландии Робертом Оуэном ( 1771-1858 ) Оуэн добился некоторых практических результатов ; в Москве существует Рочдельская улица , названная так в честь Рочдельских пионеров, последовавших за Оуэном. Относительный успех Оуэна повлиял на последующие меры в том же направлении других социальных активистов. Помощь рабочим оказывали их профессиональные союзы, благотворительные и прочие общественные организации. [28]

Начиная с 1880-х годов, в Германии развивалось государственное социальное страхование рабочих на случай наступления болезни, старости, инвалидности и некоторых других рисков. Слово «социальное» имело ту принципиальную нагрузку, что часть требуемых страховых взносов за своих рабочих платили работодатели (первоначально — 40 %). Выплаты за инвалидность, полученную трудящимися на производстве, должны были полностью брать на себя работодатели. Тот факт, что государство заставило фабрикантов и заводчиков участвовать в страховании своих рабочих, многие авторы объясняют боязнью тогдашней власти перед растущим влиянием на рабочих социал-демократов. Привлечение работодателей к финансированию системы Соцстраха должно было ослабить это влияние. Такое объяснение имеет свой резон, но оно неполно. Существовало также экономическое основание увеличить вклад хозяев в благосостояние их рабочих. В Германии рост промышленности не поспевал за высвобождением рабочих рук из сельского хозяйства , на рынок труда давила масса безработных и полубезработных людей. Это позволяло работодателям занижать оплату труда и получать таким образом конъюнктурные сверхприбыли. Вот на такие сверхприбыли (или на их часть) и «покусились» создатели германского Соцстраха во главе с тогдашним канцлером Бисмарком. Осуществлённая ими социальная реформа опиралась на экономическое основание. Характерно, что ни о каком существенном противодействии реформе (которая затронула их доходы) со стороны немецких промышленников не известно; скорее всего, его не было. .

Не было этого противодействия и в России, где в 1912 г. рабочее («больничное») страхование было принято по германскому образцу. Правда , оно . не предусматривало выплаты рабочим пенсий по старости и охватывало лишь небольшую часть рабочих (в основном занятых на крупных предприятиях)..

 Впечатляющие успехи экономического . развития передовых стран мира , сопровождавшиеся повышением уровня жизни трудящихся, позволили некоторым экономистам и социологам придти к идее о возможности параллельного экономического процветания всех классов общества. Одним из ведущих разработчиков этого тезиса признаётся английский экономист Артур Пигу (1877-1959). На дальнейшее экономическое и социальное развитие экономисты, занимавшиеся макроэкономикой, в том числе Пигу, смотрели с оптимистических позиций. Несмотря на ужасы Мировой войны, закончившейся в 1918 году, Пигу уже в 1920 г. издал свою книгу «Экономическая теория благосостояния». В ней он утверждал одну из основных идей ортодоксальной школы политэкономии относительно того, что колебания производства и рыночных цен не так опасны для общества , потому что экономика способна сама восстанавливать нарушенное равновесие.

Возможно, это последнее утверждение является правильным, но оно упускает из виду важнейший вопрос относительно той ЦЕНЫ, которую надо заплатить обществу, чтобы восстановить раз нарушенную экономику. Европейским и другим развитым странам пришлось столкнуться с высокой (социальной) ценой такого восстановления в ходе Мирового экономического кризиса (Депрессии), который разразился в 1929— 1933 годах В кризисные годы в некоторых странах возникли миллионные армии безработных. Помимо сложной задачи прокормить этих людей, перед учёным сообществом (и не учёным — тоже) встал вопрос, насколько подходящим для человечества является сам частно-капиталистический строй, который способен неожиданно поломать жизни миллионам трудящимся, не говоря уже о людях, принадлежащих к социально слабым . кругам общества.

Ответ на этот вопрос попытался дать английский экономист Джон.М. Кейнс (1883-1946).. Кейнс не был марксистом и не поддерживал идеи планирования производства в стране из одного центра — как это было в СССР. Он стоял за частную инициативу и за частную собственность, за конкурентный рынок. Но он считал необходимым , чтобы все эти институты были подконтрольны государству, чтобы государство с помощью особых финансово-кредитных и других мер предотвращало нежелательные сбои в экономике. В своём основном труде «Общая теория занятости, процента и денег» (1936 г.) он особо останавливался на проблеме безработицы. Кейнс справедливо полагал, что обширная безработица — безусловное зло для современного ему общества, и что это зло должно устраняться самыми решительными мерами. Поскольку эти меры далеко не всегда доступны системе частного предпринимательства, их выполнение должно взять на себя государство. Так, если частный сектор не может поглотить всю наличную рабочую силу, то в качестве работодателя должно выступать государство. Государство как предприниматель способно осуществить немало нужных (и даже не особенно нужных) для общества проектов/ При этом оно должно заботиться не столько о полезных хозяйственных результатах, сколько о том, чтобы занять свободную рабочую силу, Если у государства недостаёт для этого средств, то не следует останавливаться перед увеличением государственного долга, Правда, выплата прежним безработным заработной платы может привести к повышению цен на некоторые потребительские товары, но этим не следует смущаться, ибо увеличение занятости более чем оправдывает те экономические минусы, с которыми связана возможная инфляция.

 О том, что идеи , которые разделял Кейнс, способны помогать в критических ситуациях, свидетельствует , как будто, опыт США, где в разгар экономического кризиса , наступившего в 1929 году, для безработных были организованы общественные работы по постройке современных автострад, плотин и по осуществлению других инженерных проектов. В бассейнё реки Теннеси крупные гидротехнические и другие работы были предприняты под руководством специально организованного ведомства, существующего в США до сих пор на правах министерства — Администрации долины Теннеси. Нельзя считать случайным, что работы этой Администрации были сосредоточены в одном из глубоко депрессивных регионов США — штате Теннеси. В связи с развитием хозяйственных работ, производимых под эгидой государства, тогдашнего президента Франклина Рузвельта обвиняли даже в «насаждении социализма» в США.

Идеи, вдохновлявшие Кейнса, в какой-то мере принимались во внимание в СССР в конце 1920-х — начале 1930-х годов , которые относят к годам форсированной индустриализации страны. Как известно, в то время в СССР, как и в старой России, в сельской местности ощущалось то, что экономисты и статистики называли аграрным перенаселением. Рабочих рук в деревне было больше, чем требовалось тогдашнему (мало интенсивному) сельскому хозяйству. Рабочие руки не находили себе полного применения также в городах, так как промышленность не могла поглотить всего избытка предложения труда. . В годы НЭПа в городах существовали Биржи труда., но они обеспечивали работой прежде всего горожан — членов профсоюза, к которым пришлые рабочие из сельской местности не принадлежали.

Политика Индустриализации, несомненно, учитывала такой благоприятный (если можно так выразиться) фактор, как избыток в стране рабочих рук. Этот фактор означал, что затеваемые стройки, а затем и выстроенные предприятия не будут нуждаться в рабочей силе — если только заблаговременно позаботиться о профессиональном росте привлекаемой рабочей силы. О том, что этот фактор был использован, можно судить по такому событию, как закрытие в 1930 г. Бирж труда. Это означало, что безработица среди городского населения была в основном ликвидирована, а вместе с тем улучшилось положение на рынке труда также «отходников» из числа сельского населения. Более того, рабочей силы стало не хватать, и для пополнения ею (за счёт сельских местностей) открывающихся строек был создан специальный аппарат в виде системы Оргнабора. Были приняты меры к вовлечению в производство вторых членов семей рабочих и служащих, то есть женщин.

Что касается дополнительных расходов государства, необходимых для содержания растущей армии работников на государственных стройках , то их пришлось закрывать с помощью разных источников. Одним из таких источников служила эмиссия денег. О её масштабах можно судить по сравнительным таблицам, показывающим быстрый рост массы денег, находящихся в обращении.[29] Однако неблагоприятным побочным результатом такого способа финансирования народного хозяйства была инфляция.

По-видимому, идеи Кейнса в каких-то частях были использованы при восстановлении народного хозяйства ФРГ после 2-й Мировой войны, когда это мероприятие успешно осуществил тогдашний Министр хозяйства ФРГ в 1949-1963 годах Людвиг Эрхардт. В кругах, близких к Эрхардту, возник термин «Социальное рыночное хозяйство», который на практике означал, что рыночному хозяйству предоставляется максимум свободы, тогда как государственная поддержка социально слабых слоёв населения осуществляется в основном ВНЕ рынка и НЕ рыночными методами.

Кейнс не разработал стройной системы мер, с помощью которых государство может и должно бороться с безработицей, обеспечивать высокие темпы экономического развития, сдерживать инфляцию, помогать бедным, престарелым и пр. Но ему принадлежит та заслуга, что он серьёзно поколебал или даже опроверг «оптимистическую» теорию , она же ортодоксальная теория (которую разделял ряд видных экономистов — его современников), согласно которой экономика способна сама исправлять появляющиеся в ней нарушения. Кёйнс показал (а ещё лучше это показал кризис 1929-1933 гг.), что государство может и должно предупреждать нарушения, а если и когда они появляются — принимать меры по их исправлению.

 О неполноте анализа, выполненного Кейнсом, можно говорить также в связи с тем, что сам институт Рынка, которому были и остаются преданы ортодоксы, в ряде случаев является не совершенным, не способным «выдавать» правильные цены в отношении циркулирующих на рынке товаров. Между тем, при господстве частно-капиталистического хозяйства цены являются важнейшим стимулом и важнейшим ориентиром, направляющим усилия участников экономической деятельности . в том числе владельцев накопленных капиталов. . Понятно, что при «неправильных» ценах эти усилия и капиталы будут направляться не по оптимальным направлениям.

Несовершенство рынков касается прежде всего рынка труда. Например, если в каком-то городе одно предприятие — передовое, другое — отсталое, и если за равный труд на разных предприятиях платят по-разному, то работники отсталого предприятия не ломятся в ворота передового предприятия, чтобы предложить ему свои услуги за меньшую оплату по сравнению с той, которая там действует. В результате, коллективы передовых предприятий оказываются на положении трудовых монополистов на своих предприятиях . Можно утверждать, что причина, почему механизм конкуренции между рабочими в данном случае не работает — чисто социальная. На рынке труда «не принято» , чтобы работники одного предприятия предлагали свои услуги соседнему предприятии., где платят больше. Действует другой механизм : работники отсталого предприятия требуют, чтобы им повысили оплату труда применительно к уровню зарплаты их товарищей, занятых на соседнем передовом предприятии.

В старой России применялся особый метод , с помощью которого власти боролись с таким явлением, как разный уровень оплаты труда на смежных предприятиях. Губернаторы некоторых текстильных регионов запрещали передовым фабрикантам повышать заработную плату своим рабочим, если такого же повышения не могли обеспечить своим рабочим смежные предприятия. Власти опасались, что если в уровнях заработной платы на разных предприятиях возникнет «вилка», то не исключен бунт со стороны рабочих, оказавшихся в худшем положении. [30] В данном случае государственные мероприятия — пусть в грубом виде — «поправляли» несовершенства рынка труда. Социальные соображения брали верх над микро-экономическими, ибо эти последние, возможно, не отвечали более широким рыночным понятиям.

Заслуживает внимания, что государственное вмешательство в размер оплаты туда в колхозах применялось в СССР. В колхозный период передовым хозяйствам негласно запрещалось поднимать оплату труда своих работников выше определенного уровня. Власти опасались, что если такая планка будет превышена, то возникнет недовольство у тружеников в соседних хозяйствах , поскольку не все колхозы имели возможность для повышения оплаты труда своих колхозников. [31]В СССР, несомненно, существовал рынок труда, и с этим обстоятельством приходилось считаться всему аппарату государственного управления, несмотря на то, что в целом хозяйство велось по государственным планам.

В СССР, как и в нынешней России, слишком робко применялся и применяется такой механизм ценообразования, как двухставочный тариф. Этот тариф гарантирует от убытков многие системы массового обслуживания в тех случаях, когда потребитель по какой-то причине снижает потребление товара или услуги. (Типичный пример — сокращение потребления сетевого газа в годы с мягкими зимами.) Несовершенны многие формы бухгалтерского учёта — в том числе учёта хозяйственных операций. Необходимость «вмешательства» государства в подобные недостатки хозяйственного механизма, в том числе «рынка», очевидна.

В СССР собственно Кейнсианские идеи никогда не признавались привлекательными для плановой экономики. К тому были объективные причины. В СССР были свои меры и свои методы, позволявшие не допускать экономических кризисов и бороться с массовой безработицей. Но в трудах последователей Кейнса и в их делах его идеи вышли далеко за рамки государственного регулирования одной только экономики. Например, одним из видных последователей Кейнса являлся Беверидж (1879-1963) которому Британия во многом обязана нынешней системе социального страхования. Беверидж пошёл «дальше Кейнса» в придании государству авторитарных функций. В своём докладе правительству Британии в 1942 г. Беверидж развернул программу обширного . вмешательства правительства в хозяйственную жизнь страны ради достижения идеи всеобщего благосостояния. Это касалось не только Соцстраха и борьбы с безработицей, но также семейных пособий, здравоохранения, образования и других сторон экономического и социального благополучия страны. Доклад Бевериджа не остался только научным трудом. Его взяло на вооружение пришедшее к власти в стране в 1945 г. лейбористское правительство. В частности, оно пошло на национализацию угольной и некоторых других отраслей. Идеями Бевериджа «питались» многие социалистические деятели. как в Европе, так и на других континентах, в том числе составлявшие правительства в своих странах.

Беверидж, как и Кейнс, не был идейным ориентиром в СССР. Его труды не издавались на русском языке, и он был почти не известен в учёных кругах. Тем более любопытно, что в послевоенном СССР довольно широко практиковались мероприятия, в которых экономические институты ставились на службу социальным задачам. Например, в области планового ценообразования в СССР проводилась политика поддержания искусственно низких цен на одежду для детей и на продукты детского питания. В Москве по низким ценам продавался картофель. В результате установления для горожан низкого уровня платежей за услуги городского хозяйства, терпели убытки многие государственные жилищные и коммунальные предприятия, с убытками работали многие предприятия городского транспорта. Обширные группы населения (например, ветераны) имели льготы по оплате услуг, предоставляемых предприятиями городского хозяйства ; количество льготных групп и льготников разрослось настолько, что на получение льгот федерального и регионального уровня имело право более половины населения. Это ненормальное положение частично было преодолено после принятия известного закона РФ 2004 г. № 122, получившего название «монетизация льгот». Многие льготы федерального уровня были отменены, а взамен носителям льготных прав была выплачена денежная компенсация. Монетизация льгот вызывала протесты льготников в городах , но в целом она была справедлива , та как сельские жители , проживавшие в собственных домах и не обслуживавшиеся коммунальными предприятиями, льготами фактически пользоваться не могли. Льготы нарушали нормальную работу многих жилищных и коммунальных предприятий. Сокращение числа льгот и льготников позволило этим предприятиям более широко пользоваться благами хозяйственного расчёта.

В СССР государство неоднократно пыталось помогать сельскому хозяйству такими мерами, как льготные цены на электроэнергию, моторное топливо, на подачу воды. В послевоенные годы в СССР проводились широкомасштабные мероприятия по мелиорации земель за счёт государства: Основная цель мелиоративных работ заключалась в увеличении производства сельскохозяйственных продуктов. Таким путём надеялись сдержать рост цен на продовольствие — проблема, в решении которой были особенно заинтересованы малосостоятельные слои населения. [32]

 Особенно рельефно эта политика проявила себя после 1965 г., когда было создано специальное ведомство в лице союзно-республиканского Министерства мелиорации и водного хозяйства. Вся Государственная мелиоративная программа выглядело крайне затратной , потому что Министерство не отвечало за увеличение продовольственных ресурсов страны. Это позволяло ему выполнять спускаемые ему задания по осушению и орошению земель, а также по не водным мелиорациям (культур-техническим работам), не особенно заботясь о конечном результате. Без всякой натяжки можно утверждать, что при осуществлении государственной мелиоративной программы (она выполнялась вплоть до 1990 года) экономические выгоды были подчинены социальной задаче. Несмотря на это (или даже вследствие того, что экономические выгоды были принесены в жертву социальной задаче), решить эту задачу не удалось.

Несколько лучше «показал себя» другой земельно-хозяйственный институт, который (как и масштабная мелиорация земель за счёт государства) был нацелен на сохранение и улучшение сельскохозяйственных земель, от занятия их под застройку или иные не сельскохозяйственные нужды. Поскольку невозможно абсолютно запретить отвод сельскохозяйственных земель для иных нужд, было принято правило, согласно которому организация — получатель земли должна внести некоторую сумму республиканскому министерству сельского хозяйства; последнее (как предполагалось) возместит в натуре земельную потерю сельского хозяйства «в другом месте» — например, путём расчистки земли из-под леса. За более плодородную и удобно расположенную землю сумма взноса была выше В действительности, специальных работ для возмещения потерянных земель в натуре во многих случаях не проводилось, так как новые площади и без того расчищались и улучшались по государственным мелиоративным планам (см. выше). Тем не менее, требование уплатить известную сумму за занятие сельскохозяйственной земли заставляло претендентов более тщательно подходить к своим заявкам на землю — и при выборе мест, где они рассчитывали разместить свои объекты, и при обосновании площадей отвода. Правило о выплате компенсационных сумм (ради восстановления изъятых земель « в другом месте») способствовало снижению темпов отвода сельскохозяйственных земель для иных нужд, оно работало на продовольственную безопасность СССР. [33]

Конституция России провозглашает нашу страну социальным государством. Это означает, что государство, не отказываясь от задачи экономического развития, не должно упускать из виду проблему благосостояния граждан — в том числе тех., кто слабо или вовсе не пользуется выгодами от технического прогресса. Нет сомнения, что это требование выполняется. Россия имеет развитую систему социального страхования и обеспечения, содействует .образованию и науке, принимает меры по охране природы,

Но в некоторых случаях государство законодательно перекладывает свои социальные обязательства на принадлежащие и не принадлежащие ему хозяйственные и другие единицы. В США одно время была распространена ироническая шутка, что для гарантированного получения работы надо быть женщиной, чернокожей, и еще лучше — матерью-одиночкой. В СССР и в РФ соответствующие Трудовые кодексы перекладывали (и перекладывают) обязанности государства по содействию некоторым группам трудящихся (подростки, кормящие матери и другие) на работодателей.

 Социальные обязанности современного государства не подлежат сомнению. Обычно критике подвергается недостаточный объём этих обязательств, их неудовлетворительное выполнение. Но на самом деле, вопрос намного шире. Он включает выбор путей и методов, посредством которых государство выполняет свои социальные обязательства. Почему-то эта проблема выпадает из поля зрения, как учёных экономистов, так и социологов. Между тем, опыт показывает, что неправильный выбор средств может опорочить самые гуманные социальные программы.

Обсуждение и выбор этих средств должно составить самостоятельный раздел современной общественной науки. По всей видимости, социальные меры должны работать отдельно от экономических мероприятий , идти с ними параллельно, но не пересекать. Так, вряд ли оправдано вмешательство государства в рыночные цены, если оно хочет сохранить рынок в качестве независимого экономического инструмента. Надо сказать, однако, что выработке квалифицированных рекомендаций и принятию обоснованных решений существенно мешает недостаток экономической и социальной информации, особенно на микроуровне. Мы не ведаем о многих оригинальных экономических и социальных мероприятиях, которые принимаются и осуществляются на этом уровне». Практика, естественно, богаче теории. Без детального знания практики даже теоретически безупречные социальные программы могут оказаться негодными. В этом отношении нашим учёным не следует брать за образец чистое кейнсианство или неокейнсианство (а равно их антипода — либерализм), поскольку эти научные направления для анализа выбирали по преимуществу одну только Макроэкономику.

Публикация Оскара Шейнина

Примечания

[1] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы. М., 1905, с. 81.

[2] Там же, с. 96, 97.

[3] «Далеко не безразлично, поднимут ли новые налоги или … монополии цены на важные для рабочих продукты питания, ибо неверно, что заработная плата обязательно повышается …всегда до нормы этого налога».— Э. Бернштейн. К вопросу о железном законе заработной платы.— Спб., 1902, с. 84.

[4] Если рассматривать зарплату исключительно с рыночных позиций, то уровень жизни рабочих, который она определяет, есть показатель вторичный.

[5] Ноу-хау бизнеса № 5, 2006, с. 47-53 (Инфляция и рынок труда).

[6] Осипенков П. С. Производительность труда и заработная плата: соотношение темпов роста. М., 1974, 13-16.

[7] В 1929-1940 гг. (и в первые послевоенные годы) рост зарплаты отставал от роста производительности труда. — А.Г. Аганбегян, В.Ф. Майер. Заработная плата в СССР. М. 1959, с. 25.

[8] 10 причин краха СССР. // Экономическая и философская газета № 2-3, 2008, с. 2.

[9] В долгосрочной перспективе подчинение экономики политическим целям «аукнулось» такими отрицательными явлениями, как распространение воровства государственного и колхозного имущества, отсутствием заботы со стороны многих граждан о сохранности общественной собственности, об охране культурных и природных ресурсов. Для многих членов общества, а возможно и в массовом сознании, государство стало неким внешним образованием, чуждым интересам личности.

[10] А.Г. Аганбегян, В. Ф. Майер. Заработная плата в СССР. М., 1959.

[11] По этой причине премиальные системы на некоторых производствах предусматривают непропорционально-высокое поощрение роста производительности труда. При выпуске дополнительной продукции расценки оплаты труда возрастают; скажем, выпуск каждой дополнительной единицы продукции оплачивается работнику по расценке с коэффициентом 1.1.

[12] В качестве примера можно указать: А. Грингауз. Почему производительность труда должна расти быстрее заработной платы. -М., 1958. с. 30. Вдобавок в ходе своих расчетов автор почему-то поменял некоторые исходные показатели. В результате его расчеты оказались неправильными даже чисто арифметически.

[13] Эта идея «в скрытом виде» присутствует во многих рассуждениях у А. Г. Аганбегяна и В. Ф. Майера, поскольку их экономический анализ вращается в национальном масштабе. При анализе же отдельных отраслей эти авторы стремятся разделить случаи роста производительности труда за счет объективных факторов (например, механизация) и за счет субъективных факторов (например, уплотнение рабочего времени трудящихся). См. А.Г. Аганбегян, Ф.Ф. Майер., указ. соч.

[14] Предположим, что в результате внедрения средств механизации предприятие вместо одного изделия, стоимостью 100 рублей, стало производить два. («Производительность труда выросла в два раза».) Предположим, что доля зарплаты в себестоимости изделия составляла 25 рублей, а материальных издержек 65 руб,, так что прибыль на единицу выпуска составляла 10 рублей. Предположим, что в результате механизации доля материальных затрат в единице выпуска возросла с 65 до 80 рублей. В этом случае предприятие сохранит свою прибыль (10 рублей в расчете на два выпускаемых изделия) только в том случае, если зарплата вырастет не более чем до 30 рублей в расчете на те же два изделия. Прибавка зарплаты составит только 5 рублей к прежним 25 руб., или на 20 %. Если же предприятие увеличит свою прибыль, то только при условии, что зарплата вырастет не на 20 %, а в меньшем размере.

[15] Подобная задача не является уникальной (замкнутой). Она относится к целому классу аналогичных задач. Например, в литературе по агролесомелиорации не раз рассматривался случай, когда создание лесополос вокруг поля повышало урожайность, скажем на 2 ц. зерна в год в расчете на гектар. Некоторые авторы делали отсюда вывод, что всю прибавку следует «вменить» лесополосам. Однако такой вывод неправилен. Не будь поля, никакие лесополосы сами по себе не смогли бы обеспечить прибавки урожая..

[16] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы. -М., 1905, с. 288. Помощь безработным нередко оказывалась в форме выдачи «путевого пособия» — с тем чтобы безработный мог найти себе работу в другом округе.

[17] В настоящее время в России поставкой ряду предпринимателей рабочей силы («заемный труд») стали заниматься частные посреднические фирмы. Профсоюзы отрицательно относятся к этим организациям, хотя польза от их работы представляется несомненной. Проблема заключается не в том, чтобы запретить их деятельность, а в том, чтобы отрегулировать ее.

[18] С.А. Фалькнер. Происхождение железного закона заработной платы.— М., 1920, с. 51.

[19] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы.— М., 1905, с. 282

[20] В. Железнов приводил пример из труда A. Bowely (Wages in the United Kingdom in the nineteenth century. Cambridge 1900), из которого следовало, что зарплата сельскохозяйственных рабочих в Англии была выше в тех округах, где имелись фабрики или угольные шахты. (См. В. Железнов. Главные направления в разработке теории заработной платы. — Киев, 1904, с. 49. ) В литературе имеются многочисленные указания на известную причину высоких зарплат в США в Х1Х веке: возможность для рабочего получить землю и стать фермером. Предполагаемый доход рабочего, как фермера, служил точкой отсчета для его заработной платы.

[21] По расчету С. Струмилина, в 1913 г. во вновь созданной стоимости в Российской промышленности (в годовом чистом продукте) доля трудящихся (в том числе производственной администрации) составляла 1052 млн. руб., а доля хозяев — 1048 млн. руб. См. Шатан Е.О. Теория заработной платы. Харьков, 1927, с. 70, 71.

[22] Шейнин Л. Б. Социальное государство и его воздействие на экономику. — Труд и социальные отношения, 2007, № 4, с. 41-48

[23] В одном из своих выступлений в США Н.С. Хрущёв обратил внимание слушателей, что отношения членства в колхозе (социальные отношения) — выше, чем производственные отношения. Колхоз, как заявил Хрущёв, не может устранить из производства своего члена по той причине, что производство в нём не нуждается.

[24] Матьез А. Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора. — М.:Л., 1928.

[25] Струве П.Б. Хозяйство и цена Том 1, 2. — Прага, 1926.

[26] В РСФСР— СССР вмешательство властей в местные рыночные цены (с целью их понижения) отмечалось, начиная с 1918 г. В начале 1950-х годов Совет Министров РСФСР пытался запретить такое вмешательство, но его запрет не соблюдался. К сожалению, эта часть экономической и социальной истории РСФСР— СССР была и остаётся в тени.

[27] В России после отмены крепостного права в 1861 г. государство во многом отошло от вмешательства в жизнь сельского населения. В результате, масса крестьянского населения, «не приученная» к рыночным отношениям , оказалась в руках ловкачей, которых известный сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин назвал Колупаевыми и Разуваевыми.

[28] Юрьева Т.В. Социальная экономика. –М. 2001.

[29] См. например, Кронрод Я. А. Деньги в социалистическом обществе. Очерки теории. . — М., 1960..

Вайнштйн А. Л. Цены и ценообразование в СССР в восстановительный период 1921-1928 гг. — М., 1972.

[30] Озеров И.Х. Политика по рабочему вопросу. — М.,1906

[31] В Верхнеднепровском районе Днепропетровской области колхоз »Россия», имевший в 1960 году избыток соломы (на которую был «спрос» среди колхозников), должен был её сжечь. Причина была та, что у соседних хозяйств такого избытка не было, и своим колхозникам им предложить было нечего. (Материалы Украинской экспедиции Географического факультета МГУ). 

[32] Шейнин Л. Б. Некоторые правовые проблемы мелиорации земель. — Сб. Вопросы советского земельного права. — М., АН СССР, 1976, с. 42-48.

[33] Институт натуральной компенсации выбывающих сельскохозяйственных земель нельзя было признать совершенным по ряду причин. Так. он не учитывал, что при расчистке лесных участков терялся не только ежегодный прирост древесины (ранее получаемый на этих участках), но также урожаи ягод , грибов и других даров леса, которые доставались местным жителям. Выходит, что продовольственная проблема решалась противоречиво. В настоящее время институт натуральной компенсации не действует. По общему правилу (которое имеет ряд исключений) , претендент на застройку сельскохозяйственной земли должен выкупить её у прежнего собственника по её рыночной цене.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Один комментарий к “Леонид Шейнин: Зарплата и производительность труда

  1. Арон Липовецкий

    С неизменным удовольствием читаю и оспариваю, хотя куда мне, статьи Леонида Шейнина.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.