СЕМЬ ИСКУССТВ

Вся — дрожь, вся сладостная нега,
Предчувствий горестных полна,
Разрезонировалась дека:
— Оставьте лишнюю опеку.
Я хороша и влюблена.

Борис Юдин

ПОСЛЕВКУСИЕ

(продолжение. Начало в № 8-9/2020)

Ночь на Лиго
Лиго — латышский национальный праздник, аналог Иванова дня.

Огонь, вода, и папоротник, и
Царь всех озёр , найти невету хочет.
И звёзды из серебряной фольги
Летят к земле и прячутся меж кочек.

Костры, вода и девичьи венки,
И хлеб, и сыр, и пенистое пиво.
И песни незатейливо легки,
И, как вода реки, несуетливы.

Качается бессонный материк.
Тела желанны и уста дурманны.
И хороводы русокосых Лиг
Плывут венком в озёрные туманы.

Цветок любви колеблется вдали,
В лесных объятиях тепло и сыро.
И солнце катится вокруг земли,
Как ароматная головка сыра.

* * *

Быть может это не зазря,
А для чего-нибудь и важно.
Как этот дом многоэтажный,
Забытый в травах пустыря.

Как парфюмерии манок,
Как макияжные обманы,
Как пол, уплывший из-под ног
В нирвану, как в щелчок капканный.

Но, появившись втихаря,
Бродил рассвет в коробках комнат.
Конечно, это не зазря.
Но кто теперь об этом помнит?

Скрипичный концерт

Скрипач подумал про разлуку,
Расправил фалды — культи крыл, —
Потом щекой прижался к звуку
И в полусогнутую руку
Гриф привередливый вложил.

Стрелой в старинном арбалете,
Язвительнее, чем Вольтер,
Приструнивая многоцветье,
Как дам китовый ус в корсете,
Взлетел смычковый шамберьер.

Вся — дрожь, вся сладостная нега,
Предчувствий горестных полна,
Разрезонировалась дека:
— Оставьте лишнюю опеку.
Я хороша и влюблена.

И вот скрипач взглянул лукаво,
Остатки скрипки сняв с плеча,
Мол, тяжела земная слава.
И зал взорвался криком: “Браво!”
Ладонью о ладонь стуча.

Странный вечер

Часы молчали, сидя на комоде,
И день застыл, как муха в янтаре.
Закат кровит. А это к непогоде,
Ветрам, суставным болям и хандре.

Без суеты загадочно и немо
В себя ушли на время зеркала.
И три слегка увядших хризантемы
Устроились на плоскости стола.

Всё потому что от звонка в прихожей
Вздохнул давным-давно забытый стих,
Внеся сумбур, прохладные ладоши,
И странный вечер только для дво

В ритме танго

Девушки спрятаны в платья, как в фантики карамельки.
Томные звуки оркестра не удержать в горсти:
Падают в запахи зала и, словно репейник, клейки.
Если случайно поднимешь — прицепятся не отскрести.

Шарканье по паркету, взгляды, потливость ручек.
А саксофон на сцене, криклив и на редкость груб.
Как ни крути, влюблённость — это несчастный случай.
Это когда споткнулся и рухнул в припухлость губ.

Зал, как змея в брачном танце, оркестр не дождётся антракта,
И девушки, словно конфетки, но если раздеть — Ой, ой, ой!
Семейная жизнь — де-юре, а смерть в адюльтере — де-факто.
И звуки хмельного джаза любуются сами собой.

* * *

Я отложил на завтра, на потом,
На ледоход, на всплеск собачьих свадеб.
Пусть дачницы ложатся животом
На нежность грядок у своих усадеб.

Пусть пестик ждёт касание пыльцы,
А жёны ждут тоску семейных спален.
Пусть тешатся романсами скворцы.
Красавцы. Как их голос сексуален.

Но нынче осень. Тянет спать и спать.
Унылый день и солнце, как лампада.
Всё неизбежно и не стоит лгать
Что никогда не будет листопада.

Времена

Вокзалов гулких суета,
Калоши, муфты и гамаши
Исчезли в маревном “Тогда”,
Как танго томные пассажи.

И годы, раскрывая рты,
Глотали никели кроватей,
Друзей невнятные черты,
Подруг случайные объятья.

Изнашивались башмаки,
Менялись лозунги в газете,
Пугались смерти старики,
Неудержно старели дети.

Дни раскалялись добела,
Но Ева вновь была брюхата.
И не завесить зеркала
Багряной ленточкой заката.

Осенняя любовь

Бесстыже, охристо и рыже
Под ветра заоконный всхлип
Упала осень между крыш и
Вздохнули кроны старых лип.

И сквозь запреты и препоны,
Стремясь к началу всех начал,
Текли вдоль улиц феромоны,
Ища спасительный причал.

Орехи конского каштана,
Коварность луж, оплывший след,
Случайное меццо-сопрано
И неслучайное: “Привет!”.

А в парке, ни о чём не зная,
Листва ложилась всё желтей
И заливался хриплым лаем
Кобель, промокший до костей.

Осколочье

Эти бешенные ночки
Я в руках своих сожму.
Сердце рвётся на кусочки,
Как письмо невесть кому.

Полетят осколки блюдца
Со стола под Новый год.
Не успеешь оглянуться —
А река ломает лёд.

Слов осколки, как наркотик,
Строк коварная лыжня.
Параходик, пароходик,
Ты куда же без меня?

Пейзаж от Борисова-Мусатова

Два аиста на луговине,
Старинный дом, заросший сад,
И дама в белом кринолине,
И небосвод голубоват.

Она, подол приподнимая,
Тропинкой глинистой идёт.
Россия. Середина мая,
Неведомо который год.

Пьянит безумие сирени,
В бутонах — роскошь блеклых роз.
Лень и предчувствие мигрени,
И робкий рокот дальних гроз.

Сад ждёт любви. Земля прогрета
И поступь женская легка.
Ажур беседки, томик Фета
И лёгкий след от башмачка.

У леса дремлет церковушка,
Свежо дыхание пруда.
И похваляется кукушка,
Что может досчитать до ста.