©"Семь искусств"
  май 2017 года

Виктор Гроссман: Этюды о Пушкине

Loading

Читая Пушкина и наслаждаясь прелестью его стихов, мы зачастую просто забываем, что перед нами строки, написанные полтора столетия тому назад, и воспринимаем слова поэта в привычном для нас, т. е. современном нам смысле.

Виктор Гроссман

[Дебют]Этюды о Пушкине

Публикация Исаака Подольного

Ошибаться и усовершенствовать свои суждения сродни мыслящему созданию.
А.Пушкин

Птичка божья

Ясный, легкий, прозрачный  стих Пушкина кажется простым и доступным для понимания каждого. Так думают читатели, так утверждают даже те, которые преподают русскую литературу, однако нет ничего ошибочнее такого суждения.

Пушкин труден, а порою и недоступен для понимания по множеству причин. Вот некоторые из них: отдаленность эпохи, в которую жил и творил Пушкин, особенности языка того времени, тесная связь стихов поэта с жизнью, многоплановость его замыслов и многое другое.

Это признавал и сам поэт

Она одна бы разумела
Стихи неясные мои, —

пишет он в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом».

Не буду останавливаться на вопросе, кто была та единственная, которая могла бы постичь всю глубину и полноту пушкинских произведений. Это выяснится позднее. Женщина эта не обладала ни особыми критическими способностями, ни филологическими познаниями. Зато, если бы она захотела, она бы могла стать настолько близкой поэту, что перед ней раскрылись бы все тайны его души, она знала бы связь его стихов с жизнью, знала бы, какие цели преследовал Пушкин, когда писал их. Можно сомневаться в том, осуществилась ли бы мечта поэта (действительно ли она уразумела бы неясные стихи Пушкина), но один бесспорный вывод из признания поэта в «Разговоре с книгопродавцем» можно сделать: стихи Пушкина автобиографичны. Их нельзя понять, если не знать  жизни п поэта. Об этом уже давно говорили исследователи, в особенности Вересаев, и Гершензон, но они не приводили в подтверждение своих предположений признания самого Пушкина.

И всё же главное препятствие при адекватном толковании пушкинских текстов для нашего современника коренится в языке. Читая Пушкина и наслаждаясь прелестью его стихов, мы зачастую просто забываем, что перед нами строки, написанные полтора столетия тому назад, и воспринимаем слова поэта в привычном для нас, т. е. современном нам смысле.

Не станет же нынешний читатель проверять значение каждого слова по специальному  словарю. А следовало бы!

Пушкин говорил «пустынный», когда хотел сказать «одинокий». «Свободы сеятель пустынный» значит «одинокий» сеятель свободы. «Твоя печальная пустыня» – твое печальное одиночество. «В своей глуши мудрец пустынный», т.е. одинокий мудрец.

В одной из ранних стихотворений «Городок» Пушкин писал:

В досужный мне часок
У добренькой старушки
Душистый пью чаек.
…………………………………
Она не приседает,
Но тотчас и вестей
Мне пропасть наболтает
Газеты собирает
Со всех она сторон.

На языке 18-го и начала 19-го века «газетами» назывались сплетни, слухи, а не экземпляры печатных газет, как говорят теперь.

Слово «позор» пережило в русском языке сложную цепь превращений. Пер­воначально «позор» от глагола «позирать», т.е. глядеть, видеть, обозначало просто зрелище, вид, пейзаж. Но так как церковь запрещала театральные представления и другие увеселительные зрелища, например, пляски скоморохов с их сатирическими сценками, объявив их греховными и постыдными, то изменилась и семантика слова «позор». Зрелища именовались «позорищами», а потом слова «позор» и «позорище» приобрели значение «срам», «стыд», «поношение», «поругание».

У Пушкина встречаются оба значения этого слова. В юношеском стихотворении  «Деревня» читаем: «Везде Невежества убийственный позор»,  т.е. картина невежества, вид невежества. Много позже в «Онегине»  Татьяна говорит:

Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен,
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь.

Конечно, здесь речь идет о стыде, о бесчестьи. Кстати, в этой строфе есть еще одно не вполне ясное слово. Позор Татьяны мог бы принести Онегину соблазнительную честь. Как это понимать? Идет ли речь о чести соблазнителя княгини или о чести, которая соблазняет Онегина и побуждает его добиваться ее любви?

В первом случае надо бы сказать соблазнительскую честь. Однако Пушкин часто применяет пассивную форму вместо активной. Например,

И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.

Такое словоупотребление было в духе века. Декабрист М.Ф. Орлов писал, что «вступит в гроб утешенной ногой», если удастся пробудить в обществе протест против самодержавия.

Еще сложнее судьба слова «заветный».

На берегу заветных вод
Цветут богатые станицы.
(«Кавказский пленник»)

Некий критик из журнала «Вестник Европы» спрашивал: «Что такое заветные воды?»

В письме к князю Вяземскому Пушкин разъяснил: «Кубань – граница, на ней карантин и строго запрещается казакам переезжать об-он-пол» т.е. по другую половину реки через фарватер /об оную половину/.

«Здравствуй Дон, заветный Дон»
Приготовь же, Дон заветный,
Для наездников лихих
Сок кипучий, искрометный
Виноградников твоих».
В степях зеленых Буджака,
Где Брут, заветная река,
Обходит русские владенья.

В «Путешествии в Арзрум», доехав до реки Арпачай, нашей границы, Пушкин записал: «Я весело въехал  в  заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег».

Слово заветный имеет у Пушкина чаще всего значение либо «тайный», либо «запретный».

Позволь одушевить прощальный лиры звук
Заветным именем любовницы прекрасной.

Или:

Пускай увенчанный любовью красоты
В заветном золоте хранит её черты
И  письма тайные…

Посылая князю Вяземскому кощунственную поэму «Гавриилиаду»,  Пушкин писал:

И под заветною печатью
Прими опасные стихи.

В послании графу Олизару:

И тот не наш, кто с девой вашей
Кольцом  заветным сопряжен,
Не выпьем мы заветной чашей
Здоровье ваших красных жен.

В знаменитой «Вакхической песне» есть такие строки:

Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!

Значит, в густое вино бросают кольца, а не только пьют его. Для чего? И почему эти кольца поэт называет  заветными?

Очевидно, имеется в виду античный обычай вакхических ночей. Там пары соединялись не по выбору, а по жребию. Для этого бросали мужские и женские кольца в сосуд с вином темного цвета. У Пушкина –  в стакан с густым, т. е. непрозрачным вином. Из этого стакана не пили, а вынимали из него два кольца – одно мужское, другое женское, не зная, чьи они. Поэт потому и называет эти кольца заветными, что они содержат тайну предстоящих любовных сближений.

Здесь уместно напомнить, что знание античной истории, мифологии и ли­тературы во времена Пушкина было обязательным для каждого образованного человека, так же,  как         знание французского языка. Поэтому Пушкин широко пользуется мифологическими образами, именами и событиями, считая их известными читателю. Первое напечатанное стихотворение Пушкина-лицеиста пестрит словами: «Арист», «Минервина эгида», «Пинд», «Аполлон», «Геликон». Нимфы, дриады, музы, грации, хариты, аониды – для него привычные персонажи. Историче­скими именами или мифологическими названиями Пушкин часто характеризует знакомых ему людей. Особенно часто он делает это в переписке с друзьями. Так царицу он именует Лаллой Рук, Нину Воронскую – Клеопатрой Невы, Софью Потоцкую – похотливой Минервой, Батюшкова – российским Парни. Нина Воронская не живое лицо, а персонаж романа, все же Пушкин с нею обращается так, словно бы она была предметом его светских разговоров.

Нынешнему читателю уже не обойтись без обстоятельного комментария.  При этом мало указать, что Клеопатра была царицей древнего Египта, а Пар­ни – французским поэтом. Нужно объяснить, какие черты роднили супругу императора Александра I с Лаллой Рук, что общего между Батюшковым и Парни, чем оправдывалось сравнение Нины Воронской с царицей древнего Египта. Иначе мысль великого поэта, понятная для его современников, не будет до конца ясна нашему читателю.

Вернемся снова к «Вакхической песне». К какой эпохе она относится? Где, в какой стране раздавались вакхальные припевы? Из содержания стихотворения на этот вопрос ответить невозможно. Близость стихотворения к «Вакхической песне» к Элладе, к эпикурейской философии наслаждения жизнью, про­славление любви, искусства, мысли и вина, как источников человеческой радости, еще ничего не определяет, потому, что они могут быть заимствованы.

Между тем, мы уже отметили, что произведения Пушкина тесно связаны с его жизнью и никогда не носят отвлеченного характера. В чем же «Вакхи­ческая песня» перекликается с известными нам фактами из биографии поэта?

Еще на лицейской скамье в 1815 году Пушкин написал шутливое «Мое завещание. друзьям». В черновиках стихотворения находим такие строки:

И брякнут перстни золотые
В завет любви в последний раз.
Где вы, подруги молодые?

Лирический герой завещания друзьям именуется: «юноша-мудрец, питомец нег и Аполлона».

Думается, что теперь легко отыскать черты общие «Вакхической песне» и «Моему завещанию».

«Наполненные чаши», «отрада юных дней», «узы дружбы», «родные музы», веселье и дружеские беседы — вот жизнь, достойная юноши-мудреца. В другом месте Пушкин признаётся:

Люблю я доброго Сократа!
Он в мире жил, он был умен.
С своею важностью притворной
Любил пиры, театры, жен.
(«Послание Лиде»)

Как видим, важность у Сократа притворная, а его отношение к жизни совпа­дает с эпикурейским. За это его и любит юноша-мудрец. Недаром поэт называет главу стоической философии «совместником», т.е. соперником Аристиппа, философа, учившего, что человеческое счастье в наслаждении.

По окончании Лицея Пушкин стал членом содружества, которое именовалось «Зеленой лампой». Участники содружества собирались у богатого камер-юнке­ра Никиты Всеволожского в его доме на Екатерингофском проспекте. Они зака­зали себе одинаковые кольца с изображением лампы и связали себя взаимной клятвой ничего никому не говорить о том, что происходило на общих собра­ниях. Обо всем этом Пушкин упоминает в послании к Я. Толстому, председателю содружества.

Но в стихотворении   этом имеются странные строки:

Вновь слышу, верные поэты,
Ваш очарованный язык.
Налейте мне вина кометы,
Желай мне здравия, калмык!

Тут, что ни слово, то загадка. Кто они эти верные поэты? Что у них за очарованный язык? Что такое вино кометы? И почему Пушкин про­сит, чтобы ему пожелал здравия калмык, а не кто-либо другой?

Объяснение заключается в том, что члены содружества «Зеленая лампа» проводили время довольно разнообразно. Были серьёзные разговоры насчет «небесного царя, а иногда на счет земного». Были шалости и попойки. Иногда говорили о литературе, иногда читали стихи, иногда играли в карты. Пушкин даже как-то проиграл Никите Всеволожскому тетрадь своих стихов, и долго не мог её потом выручить. Собрания «лампистов» посещали театральные «сильфиды». При их участии устраивались веселые представления, как, например, «Изгнание Адама и Евы из рая» или «Гибель Содома и Гоморры».

Сохранились очень умные и содержательные доклады А.Д. Улыбышева, отчеты о театре Пушкина, есть указания на то, что много внимания уделялось и по­литическим вопросам. При этом на собраниях «лампистов» царила полная свобода слова.

Впрочем, одно ограничение было: запрещалась непристойная брань. Но как было удержать подвыпившего гусара или другого разгоряченного члена содружества от привычного «русского титула»? Такое средство нашли. На дружеских пирушках прислуживал калмык, дворовый мальчик Все­воложского. О нем Я.Г. Толстой рассказывает:  «Мы решили, что этот маль­чик всякий раз, как услышит пошлое словцо, должен подойти к тому, кто его отпустит, и сказать: «Здравия желаю!». При этом подавалось вино, чаще всего шампанское марки «Вэн де комет», т. е. французское одиннадцатого года, когда над Францией появилась комета, и её появление совпало с боль­шим урожаем винограда. Тогда вошло в моду «вино кометы». Его пили и Онегин с Кавериным в ресторане «Талон».

Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул сок.

Как видим, очарованный язык верных поэтов обозначает попросту «пошлое словцо». Впрочем, Пушкин и сам не остается в долгу и просит калмыка на­лить ему вина кометы и пожелать здравия.

Поэтому правильнее считать, что «Вакхическая песня» скорее навеяна впечатлениями и воспоминаниями о «Зеленой лампе», чем образами античной истории и философии. Если сравнить «Вакхическую песню» с посланием к Я.Н. Толстому, то увидим, что лампада и заветные кольца, юные девы и полны стаканы, ложная мудрость и бессмертное солнце ума, всё это находится в обоих произведениях.

Гений Пушкина опоэтизировал не только вакхические оргии, но даже и прозаические «словца» лампистов. Для этого он прибег к таким выражениям, которые совершенно непонятны непосвященному читателю. И во времена Пуш­кина их не все понимали. Впрочем, Пушкин об этом и не заботился. Ему надо было, чтобы его намеки, шутки и насмешки дошли до тех, кого они касались.

Многие стихи Пушкина при жизни его не печатались именно потому, что он в некоторых случаях «творил для немногих». Но теперь мы должны рас­крыть смысл каждого слова во всем творческом наследстве нашего вели­чайшего поэта. Это нелегко, но тем более обязательно.

Приведу еще один пример. В альбоме Онегина, который был «опрятно по краям окован позолоченным серебром»:

Meж непонятного маранья
Мелькали мысли, замечанья,
Портреты, числа, имена
Да буквы, тайны письмена,
Отрывки, письма черновые,      
И, словом, искренний журнал,
В который душу изливал
Онегин в дни свои младые,
Дневник мечтаний и проказ.

Что такое «тайны письмена»?  Или без усечения «тайные письмена»? Шифр, тайнопись, криптограмма? Нет, попросту стихи. Отметим, кстати, что других упоминаний о стихах в альбоме нет. А мог ли существо­вать в те времена альбом образованного молодого человека без стихов, своих или чужих, все равно!?

Говоря о поэзии, музе, Парнасе, Кастальском ключе и прочих античных образах, связанных с творчеством поэта, Пушкин всегда называет их тайными:

Люблю ваш сумрак неизвестный
И ваши  тайные цветы,
О вы, поэзии прелестной
Благословенные мечты?

Или:

О вы, которые любили
Парнаса тайные цветы.

Или:

Как он, без отзыва утешно я пою
И тайные стихи обдумывать люблю.

Или:

Прилежно я внимал урокам девы тайной («Муза»)

Или:

Наверх Фессальские горы
Вели нас тайные изгибы.

Или:

Как часто ласковая муза
Мне услаждала путь немой
Волшебством тайного рассказа.

Или:

Где музы нежные мне тайно улыбались.

Иногда Пушкин пишет вместо  слова тайный «тёмный».

Тебе, но голос музы темной
Коснется ль слуха твоего..

И еще:

Недаром темною стезей
Я проходил пустыню мира,
О, нет, недаром жизнь и лира
Мне были вверены судьбой!

Истинный поэт, «исполнен мыслями златыми, непонимаемый никем, идет туда, куда его влекут «мечтанья тайные» («Египетские ночи»).

Избежав гибели после разгрома декабристов, Пушкин пишет о себе:

Погиб и кормщик и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою.
(«Арион»)

Число примеров можно было бы умножить, но и этих достаточно. Мудрено ли, что стихи Пушкина и нынче представляются нам загадкой, разрешимой только после кропотливых изучений, а иногда и совсем неразрешимой.

А бывает и так, что все слова в стихах, взятые отдельно, совершенно ясны, и содержание стихотворения на первый взгляд не таит в себе ничего загадочного, на самом деле подлинный замысел Пушкина становится понятным только после того, как раскроется глубокая философская мысль поэта, скрытая в общем контексте всего произведения.

В дореволюционных хрестоматиях неизменно помещалось стихотворение под заголовком «Птичка божия».

Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда,
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда,
В долгу ночь на ветке дремлет;
Солнце красное взойдет,
Птичка гласу бога внемлет,
Встрепенется и поёт.
За весной, красой природы,
Лето знойное пройдет –
И туман и непогоды
Осень поздняя несет:
Людям скучно, людям горе;
Птичка в дальние страны,
В теплый край за сине море
Улетает до весны.

Эту «птичку божию» мы знали наизусть, как «Отче наш», и в гимназиях нас уверяли, что она представляет собою образец «чистого искусства», чуждого каким-либо политическим тенденциям. Многие были убеждены, что «Птичка божия» самостоятельное произведение, изображающее мирную картинку природы.

Позже мы узнали, что это отрывок из поэмы «Цыганы», печатающийся в хрестоматиях под произвольным заглавием. Но и это не изменило нашего взгляда на аполитичный характер стихотворения. И только позже научное изучение поэмы открыло нам подлинное значение этого отрывка.

Взятая в общем контексте, «Птичка божия» представляет собою распро­страненное сравнение, относящееся к герою поэмы:

Подобно птичке беззаботной
И он, изгнанник перелетный,
Гнезда надежного не знал
И ни к чему не привыкал.

Алеко (Александр), «презрев оковы просвещенья», ведет простой и воль­ный образ жизни, близкий к природе, забыв неволю душных городов. В этом сказалось увлечение Пушкина идеями Жан-Жака Руссо. Образ Алеко имеет кроме имени еще много черт, роднящих его с Пушкиным. Стремление уйти от цивилизованного общества на лоно природы содержало протест против тех, которые:

Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят (т.е. пред царями)
И просят денег да цепей.

Руссоистские взгляды Алеко (и Пушкина) с особенной силой выражены в монологе, который не вошел в окончательную редакцию поэмы. У Земфиры родился сын.

Бледна, слаба, Земфира дремлет.
Алеко с радостью в очах
Младенца держит на руках
И крику жизни жадно внемлет.
Прими привет сердечный мой,
Дитя любви, дитя природы,
И с даром жизни дорого?
Неоцененный дар свободы!
Останься посреди степей;
Безмолвны здесь предрассужденья,
И нет их раннего гоненья
Над дикой люлькою твоей;
Расти на воле без уроков;
Не знай стеснительных палат
И не меняй простых пороков
На образованный разврат;
Под сенью мирного забвенья
Пускай цыгана бедный внук
Лишен и неги просвещенья,
И пышной суеты наук –
Тщеславных угрызений чужд,
Он будет жизнию доволен,
Не зная вечно-новых нужд.

Философские и политические взгляды Жан-Жака Руссо сложны и противоречивы. Все же он первый обосновал право народов порвать с «общественным договором», который якобы всегда существовал между народом и властью, хотя бы и без специального акта, т.е. обосновал право на революцию.

Пушкин называл Руссо «защитником вольности и прав». По выражению Пушкина, Руссо служил формою протеста против лицемерия и предрассудков, которые господствовали в образованном обществе, т.е. в обществе, жившем в городах.

Таким образом, мирная «птичка божия» на самом деле знаменовала собою бунтарские настроения Пушкина   против русского «цивилизованного», вернее, против привилегированного общества,  и против власти, которая угнетала русский народ.

Памятник

 Стихотворение, известное под заголовком «Памятник», содержит всего 20 строк. Это итоговое произведение написано Пушкиным 21 августа 1836 г.,  т.е. за несколько месяцев до смерти. Оно вызвало такое количество толкований, что академик М.П. Алексеев  написал монографию величиной в девять печатных листов, в которой рассматривается творческая история стихотворения и даётся подробный обзор исследований, посвященных «Памятнику».

Между тем, мы и сегодня далеки от правильного (адекватного) толкования «Памятника». Поэтому я хочу сделать попытку прочитать спорное произведение как бы заново и перевести его на язык прозы.  Может быть, такой простой, но необходимый способ поможет уяснить мысли Пушкина, которые волно­вали его с первых дней вступления на тернистый путь русского поэта.

После латинского эпиграфа из Горация «Exegi monumentum», написанного с ошибкой (Exegi вместо Exigi), читаем:  «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».

И уже эта первая строка возбуждает нелегкий вопрос: что подразумевал поэт под словом «памятник»?  Гораций, создавший оригинал произведения, и два его переводчика – Ломоно­сов и Державин, под видом…… памятника, говорили о своем поэтическом на­следстве. Поскольку же для них  памятником стали написанные ими же поэтические произведения, постольку они имели право сравнить свой «памятник»  с другими предметами внешнего мира. Гораций утверждал, что его памятник долговечней меди и выше царских пирамид. В тон ему писал Державин: «металлов тверже он и выше пирамид». Ни дождь, ни буря, ни поток времени ему не страшны. Гораций, Ломоносов и Державин были первыми поэтами своего времени. Пушкин, написавший свое стихотворение в стиле «Памятника» Гора­ция, как бы следуя традиции, утверждает без ложной скромности своё первенство среди русских поэтов. Естественно поэтому, что современники Пушкина видели в его «Памятнике» вольный перевод из Горация, но при чтении не видели, различия в основных мыслях и образах обоих произведений.

Так князь Петр Андреевич Вяземский, близкий друг Пушкина, сам поэт и Критик, возражал против эпитета «нерукотворный».

– « А чем же писал Пушкин свои стихи, как не рукой?» – иронически спрашивал он.

Князь Вяземский ошибался. Из дальнейшего чтения будет видно, что Пушкин не воспроизвел образ Горация, а создал свой и дал ему свое новое значение.

И если Гораций, Ломоносов и Державин под словами: «Я воздвигнул памятник» подразумевали «Я создал произведения, которые сделают  бессмертными меня и  мои стихи», то Пушкин, под «нерукотворным памятником» понимал только своё имя. После смерти поэта от него остаются имя и его произведения. Пушкин с исключительной прозорливостью указал судьбу того и другого.

Если принять, что «я памятник воздвиг себе нерукотворный» значит: «я прославил своё имя», то следующие строки поддадутся последовательному раскрытию.

«К нему не зарастет народная тропа» означает, что русский народ всегда будет чтить своего первого поэта.

Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

В дневнике от 28 ноября 1834 года Пушкин записал: « Я был в отсутствии – выехал из Петербурга за 5 дней до открытия Александровской колонны». Рукотворный памятник императору Александру, которой при жизни преследовал поэта, дает Пушкину повод указать на разность их судьбы при жизни и после смерти. При жизни «непокорная глава» поэта была во власти всесильного русского самодержца, но после смерти их роли переменились. Слава царя русских поэтов вознеслась над гранитной колонной в бозе почившего властителя, который не оставил никаких других памятников своей исторической славы, и народ ему отвечает полным равнодушием. Церемония открытия памятника носит сугубо казенный характер.

«При открытии Александровской колонны, говорят, будет 100.000 гвардии под ружьем», — записывает Пушкин в другом месте.

Царем поэтов Пушкина постоянно именовали в русском образованном обществе.

«Никитушка, где Пушкин царь поэт?» — спрашивал в шутливой записке князь. В.С.Голицын не застав Пушкина дома.

«Ты царь: живи один!» – обращался Пушкин к поэту, но,  конечно, имел в виду себя.

Андрей Муравьев даже в эпиграмме  должен был признать первенствующее положение Пушкина среди поэтов:

Как не злиться Митрофану?
Аполлон обидел нас:
Посадил он обезьяну
В первом месте на Парнас.

«Александрийский столп» до того напугал Василия Андреевича Жуковского, что он заменил его  Наполеоновым. Получилась бессмыслица, которую Гоголь тотчас же обнаружил ……….  »

Но и тогда немногие понимали, что, назвав Александровскую колонну столпом, Пушкин унизил её величие. «Столп» или «столб» слово недостаточно почтительное для обозначения царского монумента. К тому же Пуш­кину приписали еще и эпиграмму:

В России дышет всё военным ремеслом:
И ангел делает «на караул» крестом.

Александровская колонна заканчивалась фигурой ангела, который держал в руках крест.

Итак, в первой строфе Пушкин утверждал, что он прославил своё имя, что народ будет его помнить, что при жизни он восставал против императора Александра, а после смерти обоих имя Пушкина будет стоять выше имени его царственного тезки.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

«Нет, весь я не умру» – точный перевод Горация – и никаких объяснений не требует. Зато вторая часть предложения сложнее.  В черновике вместо слов: «Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит» стояло – «Душа в бессмертной лире меня переживет и тленья убежит». Пушкин зачеркнул слово «бессмертной» и надписал сверху «заветной». Над зачеркнутым словом «меня» написал «мой прах».

Эти поправки легко объяснимы. «Бессмертие лиры», т.е. вечное существование пушкинской поэзии, требовало уточнения. Где будет продолжаться жизнь его поэтических произведений? Чья память их сохранит? И Пушкин заменил слово «бессмертная» на привычное ему в подобных случаях слово «заветная», т.е. «запретная» и «тайная».

Фраза «душа меня переживет» также включала в себя неизбежное противо­речие. Ведь душа есть часть «меня». По воззрениям того времени, человек состоял из тела и души. Тело – смертно, душа – бессмертна. Поэтому, сказать, что душа меня переживет, значило то же, что я переживу себя. Поэтому Пушкин и уточнил: душа переживет прах, ибо она бессмертна, а прах – смертен, он подлежит тлению. В стихах же заключена душа поэта, а не его тело.

В следующих двух стихах поэт раскрывает содержание «бессмертной лиры», своей поэтической славы:

И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Значит истинная слава, хоть она и вечна, но бытует не везде, а только среди поэтов. И хотя пространство, которое покроет слава Пушкина, безгранично, вся вселенная, но население вселенной может и не знать великого рус­ского поэта. Зато собратья по перу, непременно будут его читать и ценить по достоинству,

Свой взгляд на неувядаемостъ поэзии Пушкин выразил так:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгуз, и друг степей калмык.

Итак,  слава распространится по всей вселенной, но только среди посвященных, пиитов, а не среди всех людей.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык.

На Руси, на Родине поэта, где живут десятки народов, говорящих на своих языках, Пушкин не ждет себе славы. Будут знать только имя его («и назовет меня») все живущие на Руси народы.

Это точное «назовет меня», а не будет знать или читать, подтверждает правильность нашего толкования первой строчки стихотворения: «я памятник себе воздвиг нерукотворный», когда под памятником мы считали нужным подразумевать имя поэта, а не его произведения.

Имя Пушкина будут знать и произносить и финн, и тунгуз, и калмык, и все славянские народности, населяющие великую Русь, хотя и не все они  будут читателями его бессмертных стихов.

Следующая строка в настоящее время читается так:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

В одном из первоначальных вариантов было:

И долго буду тем любезен я народу,
Что звуки новые для песен я обрел,
Что вслед Радищеву восславил я Свободу
И милосердие воспел.

С.А. Венгеров  считал, что Пушкин в этих строках высказал свое мнение о собственных литературных заслугах и поэтому решительно зачеркнул этетические ценности, которыми поэт обогатил родную словесность, а на первый план вы­ставил общественную полезность своего творчества. Не «звуки новые для песен», а «чувства добрые» — вот что ценно в творчество великого поэта.

Против такого толкования этих вариантов выступил Михаил Осипович Гершензон,  который считал, что Пушкин излагал не своё мнение, а мнение народа, толпы, будущего  читателя о значении пушкинского литературного наследия. При этом Гершензон добавлял, что будущий читатель провозгласит ложь о творчество Пушкина, ибо не будет знать и понимать правды. В соответствии с таким пониманием второго варианта спорной строфы Гершензон чутко отметил, что есть противоречие в тональности всего стихотворения и его последней строфы. Первые четыре строфы написаны в мажорном тоне. Они оптимистичны и радуют поэта тем, что его творчество будет высоко оценено потомством, и оно в благодарность наградит его вечной славой. В пятой же строфе ощущается какое-то смирение перед неизбежной несправедливостью, которая постигнет произведения поэта в будущем.

Веленью божию, о Муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

Характерно, что, совершив свой поэтический подвиг, Пушкин как бы доволь­ствуется сознанием совершенного, и для него не надо другой награды, даже венца, символа царственного величия. И в то же время для него равны хвала и клевета. Отметим, что хвале поэт не противопоставил порицания, как бы следовало, а именно клевету, т.е. ложь. И в то же время спор с будущим читателем он считает бесполезным, ибо читатель этот умных суждений не выскажет, даже если похвалит.

Мне кажется, что объяснить эти настроения поэта, раздумывающего о судьбе своих произведений в далеком потомстве, можно только твердо помня, что лиру свою он назвал «заветной»,  т.е. запретной и тайной.

Если при жизни поэта «она одна лишь понимала стихи неясные» его, то чего уж можно ожидать от далеких потомков? Им и подавно не разобраться в «мечтаньях тайных», которые скрыты в гениальных, но недоступных полному раскрытию, творениях скрытного поэта.

Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная, судьбой,        (как по тексту)
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!)
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет.
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья;
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!

И всё жe, по Пушкину, поклонник мирных аонид, заслуживший благодаренья поэта, сохраняющий в памяти его творенья, остается невеждою, т.е. человеком, не ведающим подлинного смысла тех творений,  которые он помнит и любит. В этом слове ничего обидного нет. О Ленском сказано: «Он сердцем милый был невежда». Таким «милым невеждой» представляется Пушкину, его будущий читатель и почитатель.  Что ж остается поэту, как не примириться с неизбежным?

Как и всякое великое произведение, «Памятник» был создан не сразу. Ему предшествовали наброски, подобные этюдам к большой картине. Так среди юношеских записей читаем:

Могу ль воскликнуть я
Я воздвигнул памятник?

Поэт и сам понимал преждевременность вопроса. О вечной славе говорить было рано, и стихи не получили продолжения. Несколько позже Пушкин написал:

Когда бы верил я, что некогда душа,
От тлена убежав, уносит мысли вечны
И славу, и любовь в пустыни быстротечны,
Клянусь, давно бы я оставил этот мир!

(здесь есть расхождение с известным текстом Пушкина)

Все это отозвалось в  «Памятнике». Тема стихотворения – поэт и слава, была предметом раздумий Пушкина в течение всей его жизни.

Но особого внимания заслуживает тот момент, когда Пушкин в последний раз обратился к этой теме. Под стихотворением стоит точная дата и место написания: «21 августа 1836 года. Каменный остров».

За пять месяцев до смерти поэта в семье его происходили сложные и печальные события. Красавица-жена, 23-летняя Наталья Николаевна, стала предметом светских пересудов.  Любви её домогались двое – царь Николай и кавалергардский поручик Дантес. Страсть молодого француза нашла отклик в сердце Натальи Николаевны. Положение осложнилось тем, что проживавшие в доме Пушкиных две сестры Натальи Николаевны, Александра и Екатерина стали её соперницами. Екатерина была безумно влюблена в Дантеса и, по некоторым сведениям, вступила с ним в связь, зная, что он любит не её, а сестру. Что же касается до Александры Николаевны, Азиньки, как ее звали дома, то она решительно стала на сторону Пушкина, вела хозяйство, воспитывала детей и была другом и поверенной всех тайн поэта. А вскоре произошло и полное их сближение, которое досужие сплетницы довели до сведения Натальи Николаевны. События семейной жизни Пушкиных протекали на глазах высшего света и двора, порождали сплетни и позорящие слухи, которые быстро становились достоянием широких кругов русского общества.

А Пушкин уже твердо знал, что принадлежит не себе, а русскому народу, как его величайшая гордость. Вопрос о личной чести перерастал семейные рамки. Было о чем задуматься гениальному поэту! И как-то незамеченным оказалось, что «Памятнику» предшествует другое стихотворение, тоже написанное в Петербурге на Каменном острове за наделю до «Памятника». Под этим стихотворением стоит такая же подпись: «14 августа 1836 г. Каменный остров». Стоит внимательно вчитаться в медитации Пушкина:

Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный,
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе на утро ждут, –
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит,
Хоть, плюнуть да бежать…

Этой картине противополагается картина родового кладбища в деревне. Поэту любо его посещать.

Хочется отметить, что Пушкин петербургское городское кладбище назвал «публичным» по явной аналогии с «публичным домом»,  т. е. домом разврата. И еще его внимание привлекает «по старом рогаче вдовицы плач амурный». Пушкин знает, что его в обществе ославили рогоносцем, хотя он твердо убежден, что жена его верна долгу чести.

Таким образом,  мы с достаточной вероятностью можем воспроизвести творческую историю стихотворения.

Взволнованный сложными событиями в своей семье, чувствуя, что его чести грозит нешуточная опасность, понимая, что в любую минуту ему может пред­ставиться необходимость отстаивать свою честь с оружием в руках, а значит, подвергнуть свою жизнь опасности, Пушкин во время своих обычных утренних прогулок задумывается о возможном и близком конце.

День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.

– писал поэт еще 26 декабря 1829 года. И спрашивал пророчески:

И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?

Смерть ему была послана в бою. Предчувствуя свой конец, Пушкин бродит за городом и посещает «публичное кладбище». Оно вызывает в нем чувство уныния и отвращения. Неизбежна мысль о собственной судьбе, о чести, о посмертной славе. Так последовательно создаются два замечательных произведения, тесно связанные между собою единством раздумий поэта.

«Решетки, столбики, нарядные гробницы» на публичном кладбище наводят на мысль о нерукотворном памятнике, который поэт воздвиг сам себе. И возникает замечательное произведение, в котором без ложной скромности подведен мужественный итог творческой жизни величайшего русского поэта.  Слава его будет вечна, но истинные мечты и возвышенные мысли поэта останутся тайной, недоступной пониманию будущего читателя. И с этим он готов смириться.

Но мы не можем смириться с мыслью, что

… его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас.

Мы не должны щадить усилий, чтобы эту тайну раскрыть и донести до сознания современников наших, потомков величайшего русского гения, подлинное содержание его поэтических творений, и эти наблюдения и заметы – мой посильный вклад в общее трудное дело.

Один комментарий к “Виктор Гроссман: Этюды о Пушкине

  1. Инна Беленькая

    И всё же главное препятствие при адекватном толковании пушкинских текстов для нашего современника коренится в языке.
    Пушкин говорил «пустынный», когда хотел сказать «одинокий».
    На языке 18-го и начала 19-го века «газетами» назывались сплетни, слухи, а не экземпляры печатных газет, как говорят теперь.
    Слово «позор» первоначально означало (от глагола «позирать», т.е. глядеть, видеть) просто зрелище, вид, пейзаж, а потом слова «позор» и «позорище» приобрели значение «срам», «стыд», «поношение», «поругание».
    ___________________________

    И это – пушкинские времена. Что тогда говорить о временах более отдаленных, когда « существовали не только иные значения, но совершенно иные основы словотворчества и словоупотребления», по выражению одного ученого.

    Спасибо, первоклассный труд.

Обсуждение закрыто.