©"Семь искусств"
  июнь 2018 года

Владимир Фромер: Философ на страже империи

Loading

Марку Аврелию власть досталась уже на закате могущества и славы Рима, что наложило трагический отпечаток на его судьбу, поразительную по накалу   трагизма и величия. По сути, это история одиночества и изнурительных сражений без ожидания наград и сиюминутного успеха. Это жизнь правителя, никогда не искавшего посмертной славы, но которому она была дарована cвыше — и на века.

Владимир Фромер

Философ на страже империи

Из цикла «Исторические портреты»

Владимир Фромер Ночная мгла окутала стройные ряды палаток, где   спали усталые солдаты.  Крупные звезды сияли в чаше неба над головой, и белые трепещущие языки костров на бескрайней равнине внизу казались их отражением.   

 Это был его час, и он долго писал в мерцающем свете оплывающих светильников, доверяя бумаге сокровенные свои мысли, ибо больше их некому было доверить. Никто не знал, чем занимается император по ночам в военном лагере. А он похищал часы у короткого ночного отдыха, чтобы создавать немеркнущие жемчужины философско-нравственной этики. Записки свои, известные под названием «Размышления», с подзаголовком «Наедине с собой» он вел исключительно для себя. Действительно, еще никогда ни один человек не всматривался так пристально в глубины своего подсознания. В «Размышлениях» сосредоточенно одиночество души, пытающейся осознать свое предназначение в космическом хаосе Вселенной.

 Для Марка Аврелия «Бог это Вселенная, вечность которой «призрачная река, поток призраков. Только показалось нечто и уже пронеслось.   Бог это все сущее, постоянно обновляющееся по не постижимым для нас законам». Текучая изменчивость мира отражена в данном человеку уделе: «Время человеческой жизни — миг, ее суть —стремительное течение; ее душа — неустойчива; судьба — загадочна, слава — недостоверна. Все относящееся к плоти, — подобно сновидению и дыму».

  Поток жизни несется к неизбежному концу, вовлекая в себя человека. Желать счастья в мире, где нет ничего постоянного, сродни безумию. Это как   влюбляться в пролетающих птиц.   

    В «Размышлениях» нет поучений и наставлений, а только советы самому себе. Марк Аврелий не пытался никого исправлять.  Его мысли и максимы поражают запредельной искренностью. Безразличие к чужому мнению, великолепная интимная интонация, делают их бесценными выразителями тайных сокровищ души.  Написаны записки на греческом языке — ведь это язык любимцев богов. Они были обнаружены после смерти Марка в его походной палатке, эти девятнадцать тетрадей, которые издавались и переиздавались бессчетное число раз во все времена последующей европейской истории. «Размышления» стали для многих великих людей не только настольной книгой, но и руководством по морально-этическим ценностям.

  Марк АврелийВ течение трех последних лет своей жизни Марк вел изнурительную войну с германскими племенами квадами и маркоманами и не покидал военный лагерь. И хотя он не был великим полководцем, его присутствие воодушевляло легионы, одерживавшие одну победу за другой.   Окончание войны уже маячило на горизонте, когда моровая язва, этот бич человечества, поразила и его.   

   Старый друг и личный врач императора Гален находился рядом.   Гален был не только замечательным врачом, но и выдающимся ученым. Самый прославленный врач империи, он покинул Рим и вернулся в родной Пергам, чтобы предаться любимым занятиям — медицинской практике, научным экспериментам, сочинению книг и трактатов.  Письмо Марка Аврелия заставило его бросить все. Армии великого императора нужен был великий врач. И вот Гален уже в военной ставке императора на берегу Дуная. И вереницей замелькали бессонные ночи, адская работа, и раненые — множество раненых, для которых он стал последней надеждой. Но Гален, спасший жизни сотен солдат, оказался бессильным против болезни, поразившей их полководца.  Несмотря на опасность заражения, он не отходил от ложа императора и друга до самого конца.

   Настала последняя ночь. Скупой свет двух чадящих свечей, стоявших на небольшом мраморном столике, не мог одолеть сгустившийся в палатке мрак. Марк Аврелий послал за сыном. Коммод появился сразу и встал у изголовья.

   — Ты будешь продолжать войну, или заключишь мир?     

   — Зачем продолжать ее, отец? Ты ведь разбил всех врагов империи, и им уже не подняться. Продолжать эту войну бессмысленно, да и казна пуста. Но я выполню твою волю, какой бы она ни была.

     — Ладно, действуй, как сочтешь нужным, — с трудом произнес Марк.  Дышать ему становилось все труднее.    После паузы, он вновь заговорил:

      — Ты получаешь в наследство хорошие законы и хорошую армию. И неограниченную власть, которая превратит тебя в деспота, если ты забудешь все то, чему я тебя учил…

                                       ***

    Марку Аврелию власть досталась уже на закате могущества и славы Рима, что наложило трагический отпечаток на его судьбу, поразительную по накалу   трагизма и величия. По сути, это история одиночества и изнурительных сражений без ожидания наград и сиюминутного успеха. Это жизнь правителя, никогда не искавшего посмертной славы, но которому она была дарована cвыше — и на века. Это внезапный кульбит судьбы, когда поражение, зафиксированное в скрижалях истории, становится триумфом в зеркале вечности.

  «Общее дело начнет процветать, когда править будут философы, а правители станут заниматься философией». Эта фраза Платона стала любимым изречением Марка Аврелия.  Для него любовь к философии всегда сохраняла приоритет над любыми другими занятиями. Он ненавидел войны, разрушения и убийства, но жестокое время, в которое ему довелось жить, наложило отпечаток на все его правление. Эта великая душа проходила горнило испытаний, когда зловещая тьма уже сгустилась над Римом.  Казалось, что наступил Армагеддон. 

  Вышедший из берегов Тибр затопил вечный город. Неизвестно откуда появившаяся саранча пожирала посевы, обрекая людей на голод. Землетрясения небывалой мощи, уничтожали города и веси.   Войны, вспыхивали сразу в нескольких местах, и, казалось, что этот кошмар никогда не кончится. Парфяне разбили римские легионы в Сирии, Малой Азии и Армении. Мармады и Кведы вторглись в Грецию и Каппадокию

  На смену утомившемуся от кровавой работы богу войны, пришла чума, опустошившая целые провинции.  Скопища таких бед Рим еще не испытывал.

  Но хоронить империю было еще рано. Провидение вручило нить судьбы в руки тому, кто твердо знал, что нет таких испытаний, которых не мог бы выдержать человек.

   Сам Марк Аврелий не отличался физическим здоровьем, но, стоик, он приучил себя не обращать на свои недуги внимания и делил походные тяготы наравне со своими солдатами. Ел ту же грубую пищу, что и они. Спал в палатке, накрывшись плащом. И хотя он был   снисходителен и старался никого не наказывать, дисциплина в его легионах была высокой, ибо солдаты не желали огорчать своего императора. На протяжении всей жизни этот зоркий наблюдательный дух умело скрывал ранимость души под маской своеобразного морального равнодушия и холодного настороженного безразличия.   

   Уравновешенный и спокойный, он никогда не давал воли своей уникальной впечатлительности, хоть она и помогала ему освобождать душу из оков свинцовых будней и уводить ее в бесконечные странствия по проторенным мудрецами путям.  Тонкая чувствительность   сочеталась в нем с холодным и чистым, как горный родник, интеллектом.

  Он стремился создать идеальное государство философов, о котором мечтал Платон. Своих бывших учителей и наставников — Аттика, Фронтона, Юния Рустика, Клавдия Севера, император сделал консулами и сенаторами и с их помощью осуществил ряд важных государственных реформ. Его ум охватывал все отрасли управления огромной империи, душа была свободна от пороков, присущих предыдущим и оследующим императорам, тело не знало наслаждений и отдыха. Но он был вынужден нарушать сосредоточенность своей души и тратить силы и способности на служение обществу, которое осуждал. Был он не только стоиком, но и скептиком. Темные очки скептицизма позволяли смотреть, не отводя глаз, и на солнце, и на смерть.

  Римский историк Дион Кассий писал: «К народу он обращался так, как это принято в свободном государстве. Он проявлял исключительный такт, когда нужно было либо удержать людей от зла, либо побудить их к добру.

Он делал плохих людей хорошими, а хороших превосходными. Отличаясь твердостью, он был справедлив».

   Марк был единственным из императоров, кто возвратил народу свободу волеизъявления, а сенату прежнее величие. Презирая патрицианскую спесь, он признавал только величие добродетели.  Гражданское право, ответственность правителя перед законом, и заботы государства о слабых и беззащитных ведут свое начало от Марка Аврелия.  Он добивался не просто повиновения граждан закону, но и смягчения нравов. В его правление рабство было объявлено вне закона, а убийство раба стало преступлением.

  Традиции Рима требовали даже от императора угождать кровожадным инстинктам толпы, и Марк Аврелий был вынужден присутствовать на гладиаторских боях в Колизее. Но при этом он подчеркивал свое осуждение кровавого зрелища, с презрительным равнодушием читая книгу, не обращая внимания ни на то, что происходит на арене, ни на беснующихся зрителей. 

                                        ***

  Марк Аврелий Антонин, «гордость и услада человечества», — так называли его римские историки —родился 26 апреля 123 года в знатной римской семье. Отец Марка умер рано, и его усыновил дед Анний Вер, позаботившийся о том, чтобы он получил превосходное образование.    Во время второго похода Марка Ульпия Траяна на даков, Анний Вер служил в первом легионе Минервы, которым командовал   Публий Элий Адриан, ставший впоследствии императором.  Он рано оценил тонкую, одухотворенную натуру Марка и взял его под свое покровительство.

  С юных лет Марк Аврелий выполнял различные поручения императора. В 15 лет он стал устроителем латинских празднеств во всем Риме.  Ему еще не исполнилось 18-ти, когда Адриан сделал его консулом.  Император даже собирался назначить Марка своим наследником, но не решился. Все-таки он был слишком молод. Тогда Адриан остановил свой выбор на Антонине Пие с условием, что тот усыновит Марка Аврелия и передаст ему власть, когда придет время. По настоянию Андриана, Пий усыновил также Луция Вера, происходившего из известной патрицианской семьи.  Это было сделано «про запас». У Антонина Пия не было сыновей. 

     Рим переживал тогда свой «золотой век». Войны совсем прекратились, и в пределах империи воцарились мир и процветание, но в этом благополучии таились семена будущих катастроф. Отвыкшие от войн граждане Рима изнежились, как солдаты Ганнибала в Капуе. Они больше не желали сражаться. Забыли, как это делается.   Варвары же копили силы и готовились к решающей битве с целью уничтожения дряхлеющей империи и захвата ее богатств.

     А в самом Риме в благополучии и роскоши императорского дворца подрастали наследники имперской власти. Они не были похожи.  Историк Дион Кассий писал: «Марк не мог похвастаться отменным здоровьем и почти все время посвящал чтению и письму. Младший Луций, хоть и был крепким и сильным, но отличался любовью к чувственным удовольствиям, слабоволием, безрассудством и легкомысленностью».   

   Удивительнее всего то, что оба наследника были друзьями.  Ясно, что из двух сыновей любимцем Антонина Пия был близкий ему по духу и характеру Марк, Он и стал главным наследником императора после того как Антонин Пий выдал за него свою единственную дочь Фаустину. Свадьба состоялась весной 145 года, как только девушка достигла необходимого для замужества возраста. Мать Фаустины умерла задолго до этого события, и Антонин Пий, как мог, старался компенсировать эту потерю своей единственной дочери. До нас дошло его частное письмо другу, где есть такие слова: «Я предпочел бы жить с ней на Гиаросе, чем без нее на Палатине».  Гиарос — это маленький безлюдный остров, место ссылки особо опасных преступников.

  В честь свадьбы наследника империи была выпущена монета, изображавшая державшихся за руку молодоженов, над которыми возвышалась Сoncordia — богиня согласия. Судя по всему, Марк Аврелий любил свою августейшую супругу. Титул Августы ей присвоил сенат, еще в 147 году, после того как у молодой четы родился первенец.  Всего же за годы брака Фаустина родила тринадцать детей — правда, шесть из них умерли в младенчестве. Марк Аврелий был горд и счастлив, что семья его так многочисленна, а супруга так плодовита.   Как не отметить, что для человека, всецело погруженного в философию и государственные дела, вынужденного проводить гораздо больше времени со своими солдатами, чем с женой, Марк Аврелий исполнял свой супружеский долг на редкость усердно, чего не скажешь о других императорах и до, и после него.  Дело в том, что император считал своей обязанностью наилучшим образом справляться с любыми проблемами, поставленными перед ним жизнью. Как человек, муж, отец, повелитель римлян и властитель империи, он стремился стать для своих подданных примером во всем — в том числе и в семейной жизни.

  Жена его обладала острым, хотя и неглубоким умом, безукоризненным сложением, великолепной памятью, и той доверительно-интимной интонацией, которая превращает женщину в располагающую к откровенности собеседницу.  При этом она была далека от типа классической красавицы из-за глаз навыкате — следствие базедовой болезни.   

   Темперамент ее был неисчерпаемым, обаяние неотразимым — таких женщин невозможно забыть, но их опасно оставлять одних.  Марк Аврелий понимал это и позволял Фаустине сопровождать себя в военных походах.  Легионеры даже прозвали её mater castrorum — мать лагерей.       

  Фаустина, по-видимому, тоже любила мужа, но ей было трудно справиться с обуревавшими ее страстями. Мерзкие слухи распространялись об августе.  Поговаривали, что, одержимая похотью, она выбирала себе любовников среди матросов и гладиаторов, и что наследник престола Коммод был плодом одной из этих связей. А однажды император застал ее за завтраком с сенатором Тертуллом, известным своим распутством.  Слух об этом распространился настолько широко, что даже стал сюжетом театрального водевиля. Дошло до того, что друзья предложили Марку развестись с женой, позорящей его имя, но он сказал: — Если я разведусь с Фаустиной, то должен буду возвратить ей приданное.   А приданным этим, разумеется, была империя, которую Марк получил от Антонина Пия, женившись на его дочери.

   Не исключено, что источником сплетен, позорящих Фаустину, были не только ее нравственные качества. Суть в том, что сын Марка Аврелия Коммод во всем оказался полной противоположностью отца. Он был жесток, кровожаден, расточителен, любил бои гладиаторов, в которых лично участвовал, погряз в разврате. Благо империи его совсем не волновало.   Люди были не в силах понять, как такое чудовище могло быть сыном такого отца 

                                       ***

   В 161 году император Антонин Пий умер, и бразды правления огромной державой принял Марк Аврелий. Ему было тогда 39 лет. Он сразу же взял в соправители Луция Вера, другого приемного сын Антонина Пия.

К этому времени границы империи раскинулись на трех континентах, и покой 50 миллионов ее жителей охраняли 400 тысяч солдат. Действовать нужно было стремительно. Границы уже пылали и на Севере, и на Юге. На Востоке пала под ударами воинственных парфян Армения — союзник Рима. Под угрозой оказалась Сирия.

   Античный историк Дион Кассий: «Парфяне окружали римские легионы, поражая их стрелами и ломая строй, лишая армию и командиров воли к победе и способности сражаться». Легионы терпели поражения в ожесточенных сражениях, и не могли больше сдерживать натиск парфян.

  У Рима не было иного выхода, кроме как сформировать новые легионы и послать их на Восток. С армией отправился император Луций Вер. Его брат и соправитель Марк Аврелий остался в Риме.  То, что Луций Вер распутен, легкомыслен и ленив, знали все. Антонин Пий только из уважения к воле Адриана усыновил его. Правда потом он полюбил второго приемного сына за добродушие и открытость и стал снисходительно относиться к его слабостям. Страсть к наслаждениям то и дело вовлекала Луция Вера в опрометчивые поступки  и пороки,  но он был настолько справедлив и добродушен, что искренне уважал и любил  названного брата, признавал его превосходство во всем, и безропотно подчинялся его воле.

    Луций Вер, привыкший к роскоши, неохотно отправился в поход.  Впрочем, он устроил себе роскошную ставку в Антиохии, где вернулся к прежнему образу жизни. С ним были его любимые наложницы и распутные друзья. Он регулярно получал сведения из армии, и пытался руководить военными действиями, посылая военачальникам гонцов с приказами, которых никто не выполнял. 

   К счастью для Рима, у Вера имелся лучший полководец того времени Авидий Кассий, наместник Сирии. Личный друг Марка Аврелия за долгие годы своей блистательной карьеры не потерпевший ни одного поражения, он прекрасно ориентировался во всех хитросплетениях римской политики, но истинным его призванием была военная карьера.  На его плечи и легла вся тяжесть войны.

   Римские легионеры были лучшими солдатами античного мира, ибо были приучены сражаться, сойдясь с врагом на расстояние вытянутой руки, грудь с грудью, щит со щитом. Они бились лицом к лицу, имея перед собой врага с мечом или топором, не зная, что происходит за спиной или сбоку. Шлем ограничивал обзор, и легионер мог видеть только то, что впереди. Для того, чтобы так сражаться, нужна неимоверная храбрость, нужно победить страх в самом себе.

  Три года Авидий и его легионы с боями продвигались вглубь парфянского царства. В 165 году они достигли, наконец, Ктесифона — столицы Парфии, расположенной недалеко от современного Багдада. Античный историк Дион Кассий: «Парфянский царь был покинут своими приближенными. Авидий преследовал его до самого      Ктесифона, взял город и разрушил его до основания. Добыча сама шла в руки. Разоряя храмы местных богов, солдаты растаскивали священные сосуды и другие реликвии».

  В Риме осквернение храмов любых богов считалось ужасающим кощунством. За это боги незамедлительно и жестоко карали. Победно вернулись из Парфии римские легионы, не ведая, что парфяне заразили своих завоевателей смертельной болезнью — бубонной чумой. Уже вскоре эпидемия распространится по всей империи, свирепо набросилась на Рим, унесла сотни тысяч жизней.

  Ну а пока ликующий народ торжественно встречал победителей. Великолепие триумфального празднества растянулось на целую неделю.  Огромные толпы римлян приветствовали легионы, медным шагом прошествовавшие мимо форума.

 Основные почести воздавались Луцию Веру, а истинный победитель Авидий Кассий оказался в тени, что, возможно, заставило полководца задать себе вопрос: неужели ему суждено всегда добывать победы для других?

                                       ***

  Ослабела зараженная чумой империя. Чуть ли не 25 процентов ее населения погибло, в том числе множество ветеранов предыдущей победоносной войны. Восстановить боеспособность армии было   нелегко.

    «Искусство жизни более напоминает искусство борьбы, нежели танцев. Оно требует готовности и стойкости в отношении к внезапному и непредвиденному», — писал Марк Аврелий в своих записках. 

   В 167 году тысячи варваров пересекли Дунай и вторглись в римскую провинцию Панонию. Они убивали и грабили беззащитных жителей приграничной полосы, захватывали их земли, угоняли пленных. Постепенно германские племена маркомадов и квадов не только наводнили римские провинции на севере империи. Они вели за собой десятки других варварских племен.

  Реагировать на эту угрозу нужно без промедления, но что можно сделать, если императорская казна полностью истощена, и нет средств, чтобы собрать войска для нового похода против германцев.  Марк нашел выход. Вот как об этом говорится в «Жизнеописания Августов» — сборнике трудов древних историков: «Марк распродал императорскую утварь. Золотые и фамильные кубки и даже наряды жены из шелка с золотым шитьем». Конечно, собранной сумы недостаточно для ведения войны, но готовность императора тратить личные средства на благо государства, воодушевила римлян. Состоятельные римляне поддержали начинание своего императора.

  Но дело было не только в деньгах. Катастрофически не хватало солдат. К тому же в истощенной чумой империи не хватало также рабочих рук, и мужчины не желали оставлять свои семьи, которые без них  обрекались на голодное существование.

   Но Марк и тут нашел выход. Он принял беспрецедентное решение и приказал вооружить рабов и гладиаторов. В Риме роптали. Считали такое решение проблемы позором для римской чести, не понимая, что речь идет о выживании Рима.

   Аврелий и его полководец Помпеян конечно знали, что новые легионы это всего лишь разношерстный сброд, которому нужно прививать профессиональные навыки,  но времени не было. Ситуация на севере становилась все хуже, и на сей раз Марк сам отправился вместе с армией в поход против германцев.  К тому времени скончался от чумы Луций Вер, и Марк Аврелий остался единоличным правителем империи.   

  Неопытность новой римской армии сразу привела к плачевным результатам. Римские легионы перешли Дунай, и оказались в непроходимых лесах, где они не могли действовать в привычных боевых порядках. В первом же крупном сражении войска Марка и Помпеяна были разбиты.  Но Марка это не смутило, и он продолжил войну с удвоенной энергией и спокойной невозмутимостью. В те дни он писал в своих записках: «Не ведите себя так, как будто вы собираетесь жить 10 тысяч лет, смерть подстерегает вас. Пока вы живете, пока у вас есть силы, сохраняйте свое достоинство».

   Холод и сырость северных лесов тяжело отразились на здоровье императора. Его личный врач Гелен ежедневно готовил ему лекарства и снадобья для поддержки жизненного тонуса.  Марк многое перенял у своих врагов, что помогло ему провести ряд успешных операций против квадов и маркоманов. Отказавшись от традиционных правил ведения войны, он   стал применять тактику малых подвижных отрядов. Это позволяло римлянам наносить удары по врагу там, где он меньше всего этого ожидает. С огромными усилиями, но Марк Аврелий сумел добиться победоносного окончания этой изнурительной войны. На германских землях были созданы две новые провинции Маркомани и Сарматия

   Не успела закончиться война с Германцами, как пришло страшное известие из Сирии. Правитель Азии Авидий Кассий, прославившийся своей храбростью и военным талантом, провозгласил себя императором. Антиохия и некоторые другие города признали его власть. Гордый своими былыми победами, Авидий давно уже желал единоличной власти. Вероятно, он презирал Луция Вера за разврат и изнеженность, а Марку Аврелию просто завидовал. В дошедшем до нас его эдикте говорилось, что империей должны править воины, а не философы.

  Наскоро закончив войну с германцами, Марк Аврелий. отправился в Сирию для подавления мятежа. Но, прежде чем император туда прибыл, Авидий Кассий был уже убит центурионом Антонием. Посланник доставил Марку страшный подарок — голову Авидия Кассия, его бывшего соратника и лучшего друга.

   Историк Дион Кассий: «Марк так сильно переживал смерть Авидия, что не смог заставить себя посмотреть на оскверненную голову своего врага».   Он просто закрыл лицо обеими руками. С мятежниками Марк поступил очень милостиво, и никого не казнил.   

  Когда Марк Аврелий находился в Малой Азии, умерла его жена Фаустина, порочные наклонности которой он терпеливо сносил, не делая ей никаких упреков. На месте ее кончины император воздвиг храм и основал в ее память воспитательный дом для дочерей римских граждан.

   Тем временем война на севере возобновилась с прежней силой.  Об этой третьей войне с германцами мы почти ничего не знаем. Дион Кассий упоминает о большой битве,

в который варвары продержались против римлян целый день, но все же были разбиты. Но и эта победа не сломила силы и ненависти врагов.

  Война еще не закончилась, когда Марка сразила неизлечимая болезнь. Перед   самой кончиной император сказал Галену: «Кажется, я уже сегодня останусь наедине с собой», после чего его губы тронуло некое подобие улыбки.

  Со смертью Марка Аврелия закончился «золотой век» римской империи. После отца-философа на престоле оказался его сын-гладиатор, и старая цивилизация все сильнее стала погружаться в дерьмо и позор, пока не погибла совсем. От нее остались лишь скорбные руины былого великолепия. Но остались также мысли Марка Аврелия, обращенные к миру, к Богу. Эти мысли   золотыми нитями связали великого императора-философа с вечностью.

Share

Владимир Фромер: Философ на страже империи: 4 комментария

  1. Бляхин-Мухин

    Владимир Фромер: Философ на страже империи . Из цикла «Исторические портреты»
     Ночная мгла окутала стройные ряды палаток, где   спали усталые солдаты.  Крупные звезды сияли в чаше неба над головой, и белые трепещущие языки костров на бескрайней равнине внизу казались их отражением….
    ==================
    Сэм: если можно, то 2 замечания:
    1. М.б. лучше было без таких завитушек, вроде «Ночная мгла…»?
    2. Жаль, что в статье обойдено известное высказывание императора : «О маркоманны, о квады, о сарматы!
    Наконец я нашел людей хуже вас».» Фейк?
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Предполагаю, что »император, наконец, нашел людей хуже вас», а «ночная мгла» — простая реальность, увиденная В.Ф. Вечная память замечательному автору, Владимиру Фромеру.

  2. Б.Тененбаум

    На мой взгляд, данный текст следует рассматривать не как историю, а как художественное произведение: он избыточно красив и недостаточно точен.
    В качестве иллюстрации можно привести следующую сентенцию: «… В его [Марка Аврелия] правление рабство было объявлено вне закона, а убийство раба стало преступлением …». Как первая часть — рабство объявлено вне закона — согласуется со второй — убийство раба стало преступлением?

    Мысль, высказанная мимоходом — легионы поддерживали высокую дисциплину, потому что не хотели огорчать императора — звучит по-детски наивно: это явно цитата из какого-нибудь апологического трактата, не осмысленная автором.

    В том же духе следующий поразительный пассаж:

    «… Римские легионеры были лучшими солдатами античного мира, ибо были приучены сражаться, сойдясь с врагом на расстояние вытянутой руки, грудь с грудью, щит со щитом. Они бились лицом к лицу, имея перед собой врага с мечом или топором, не зная, что происходит за спиной или сбоку. Шлем ограничивал обзор, и легионер мог видеть только то, что впереди. Для того, чтобы так сражаться, нужна неимоверная храбрость, нужно победить страх в самом себе …».

    Дело все-таки не в приучении биться грудь с грудью — это просто глупость. Не говоря уж о «… шлеме, ограничивающим обзор …» и «… неимоверной храбрости …». Легионы побеждали строем, дисциплиной, и организацией — сотня людей, согласованно действующих как единый механизм, разгонит толпу любой численности.

    Однако придирки такого рода имели бы смысл только в случае и вправду исторического очерка, а не художественного эссе — и коли так, то автора следует поблагодарить: в тех рамках, которые он себе поставил, написано все очень ярко и талантливо.

  3. Сэм

    Очень, очень интересно, прочитал с большим удовольствием и не отрываясь:
    Но если можно, то 2 замечания:
    1. М.б. лучше было без таких завитушек, вроде «Ночная мгла…»?
    2. Жаль, что в статье обойдено известное высказывание императора : «О маркоманны, о квады, о сарматы! Наконец я нашел людей хуже вас».» Фейк?

  4. Сэм

    Прошу убрать предыдущий отзыв, ушедший частично.
    Правильно так:
    Очень, очень интересно, прочитал с большим удовольствием и не отрываясь:
    Но если можно, то 2 замечания:
    1. М.б. лучше было без таких завитушек, вроде «Ночная мгла…»?
    2. Жаль, что в статье обойдено известное высказывание императора : «О маркоманны, о квады, о сарматы! Наконец я нашел людей хуже вас».» Фейк?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.