Я пишу на варварском наречьи
(У России вырвали язык!)
Царственно себе противоречу
По примеру всех земных владык.
Николай Шатров (1929 – 1977)
[Дебют]«Век жизни прожит»
Стихотворения
ПУШКИНУ
Ему, воспетому не раз
На «ты» и даже ближе,
Мой нерасседланный Пегас
Покорно руки лижет.
Я панибратства не терплю!
Вы, вероятно, тоже…
О, Пушкин мой! Я Вас люблю,
Как собственную кожу…
Дано ль мне бронзой прозвенеть
Иль только кандалами,
Но я согласен умереть,
Чтоб породниться с Вами!
Мирская слава — дым и сон!
Понять ли прочим людям,
Что на собранье всех племен
Стоять мы рядом будем.
А здесь, в сомнительном тепле
Приветствий фарисеев,
На искупительной земле
Пред сбродом ротозеев,
Лишь Вам, воспетому не раз
На «ты» и даже ближе,
Мой нерасседланный Пегас
Покорно руки лижет.
Январь 1947
_^_
ВОПРОС
А. Блоку
Россия! Бедная Россия!
Моя злосчастная страна!
Какой грядет к тебе Мессия?
Какой любовью ты больна?
В глазах твоих читать не в силах:
Багровый пламень ослепил их,
Кровь запеклася на устах…
Ты обернулася вампиром
И понесла над грешным миром
Надежду, ненависть и страх.
Гудят трагические струны,
Как телеграфа провода.
Уже грозят приходом гунны,
И океанская вода
Окрашена зарею бранной…
Уже он близок, день туманный,
Когда стальная саранча,
В послушном воздухе рыча,
Обрушит груз на грудь земную!
Россия, что ответишь ты?
Взойдут ли в гарь пороховую
Победы смертные цветы?!
18 февраля 1948
_^_
СТРАШНАЯ ВЕСНА
Как мамонты, трубят электровозы,
По звонким рельсам убегая в ночь,
Что над землей нависла, как угроза
Кувалдой лунной душу истолочь.
Хоть плотно присыпает нафталином
Земли полотна хмурая зима…
Снег завивает пухом тополиным,
Сводя на нет, сводя ее с ума!
Он растечется лужами по лужам,
Он истекает, словно кровью рать,
И мы ему плохую службу служим,
Когда сгребаем в кучи умирать.
И солнце, как палач и добрый пастырь,
Кропит лучами тлеющую плоть,
Уже не снег, а лишь зубную пасту,
Которую использовал Господь.
И мы с тобой похожи на кристаллы
Размытого сокровища зимы.
И нас с тобой ненастье опростало
И довело до кражи и сумы.
И мы воруем у судьбы минуты,
Старуху жизнь за скаредность коря,
Миг — зазевался — и уже в плену ты,
И счастье поднимает якоря.
И мы стоим на паперти удачи:
Голодные, с протянутой рукой…
Не много выпадало нам подачек
В погоне за рублем и за строкой.
Любимые нам быстро изменяли!
Смертельные прощали нас враги…
Сердца свои отнесшие к меняле,
Мы подбивали на позор других!
За это нам анафема навеки!
И скорое забвенье наших снов…
Когда однажды, в день заветный некий,
Мы станем таять Страшною Весной.
Март 1949
_^_
* * *
Скоро лошади вымрут, останется
Только глупое стадо машин.
И последний распластанный пьяница
Вместо водки проглотит аршин.
Зашагает, как аист, по площади,
Очень трезвый и очень смешной…
И не будет на случай той лошади,
Чтоб она засмеялась со мной.
1949
_^_
НЕДОУМЕНЬЕ ДЬЯВОЛА
Б. Пастернаку
Еретик, еврей из Назарета,
Человек по имени Исус…
Не пойму, как Он пошел на это,
Но скажу одно: Он не был трус!
Да, простить блудницу из Магдалы
Много легче, нежели понять,
Что земля Его не угадала,
Что земля не повернется вспять.
Говорил не раз ведь я в пустыне,
Что напрасно пред тупой толпой
На кресте распластанным застынет
Бога труп — безгласый и слепой.
А столетья по церквам и залам
Будут бить поклоны сатане…
«Отойди, не искушай», — сказал Он.
Мне казалось, Он поверил мне…
Но потом, я ничего не понял,
Принялся упрямец за свое:
То Он к чаше простирал ладони,
То опять отталкивал ее.
О, как женщины Его любили,
Я такого не видал с тех пор:
Даже ноги, серые от пыли,
Миром омывали из амфор.
Трудно было Понтию Пилату
Отстоять святого простеца,
Что Себя протягивал, как плату
За людские грешные сердца.
Помню, рана запеклась сквозная
На боку, от римского копья…
Для чего Он умер — я не знаю…
Ничего не понимаю я.
20 февраля 1950
_^_
ЭМИГРАНТ
Я хочу туда, где кока-колу
Нагло рекламируют афиши,
Где толпятся под луною голой
Небоскребов каменные крыши.
В той стране, порабощенной джазом,
Я нарежусь в баре сода-виски
И по-русски одурманю разум,
Чтобы протрезвиться по-английски.
В этом мире не поставят в счет нам
То, что мы не склонны к переменам.
Очень хорошо быть безработным,
Очень хорошо быть бизнесменом!
Но еще приятней с крошкой Меджи,
Скинув с плеч стандартную сорочку,
Ворковать в скворечнике коттеджа
На кровати, купленной в рассрочку.
Мне фокстрот сыграйте на рояле,
Тот, который любит Фостер Даллес.
Я хочу, чтоб гангстеры — стреляли,
Кинозвезды — только целовались.
Февраль 1951
_^_
ЖАКЛИН ПУАТЬЕР
Я помню голос, помню смех счастливый,
Блестящие глаза, упругий стан,
И помню, как внимательно-пытливо
Прильнула ты к моим сухим устам.
Как, бросившись к тебе напропалую,
Я пробегал губами по лицу…
Как бабочками бились поцелуи,
Отряхивая с крылышек пыльцу.
И каждый был жемчужиной редчайшей
В полуоткрытой раковине рта…
И каждый был — моление о Чаше
И посейчас скорбящего Христа.
Май 1951
_^_
Б. ПАСТЕРНАКУ
Предтеча будущего века,
Мой Батюшков, мой Пастернак!
Дух в оболочке человека,
Язычества последний маг.
Незаконнорожденным детям,
Что делать нам с больным отцом?
Ведь тень его над всем столетьем
Грозит немыслимым концом.
Наследник небывалой мощи,
Чужое золото стихов, —
Нетленные святые мощи, —
Я принял…
Николай Шатров!
1952
_^_
СТРАШНЫЙ СУД
Притаился мир, но скоро, скоро
Мы услышим треск и гул земли.
Хлынет лава, потечет… и горы
Поплывут по ней, как корабли.
Зашипят, вскипая, океаны,
И тогда увидят берега:
Из пучины выйдет зверь багряный
И поднимет Землю на рога.
Все живое — люди и растенья,
Словно дым, исчезнут без следа…
И настанет скука запустенья
Вместо скуки Страшного суда.
14 февраля 1953
_^_
ПО СЛЕДАМ Н. ГУМИЛЕВА
Забвенья нет… Вино забвенья
Бог расплескал росою звезд.
Неумирающие тени,
За вас провозглашаю тост!
За белизну нетленных лилий,
За Музы девственную кровь,
За всех, которые любили,
Иди на крест, моя любовь!
Нас Ад послал дорогой моря
К артисту в платье короля.
Назад к Содому и Гоморре
Крутись, проклятая земля!
1955
_^_
ПЕРЕВОД СЕБЯ
Я — новый глаз! Я — новый вкус.
Я — существо с другой планеты.
И в вашем мире растекусь
Подобьем призрачного света.
У нас он — жидкость, а у вас
Почти мираж… почти бесплотность.
Я — новый вкус… Я — новый глаз!
Недостижимая полетность.
25 декабря 1957
_^_
СЕРЕНАДА БЮРОКРАТУ
Виват! Двукраты и трикраты,
Единогласное ура!
Я воспеваю бюрократа
Капризным росчерком пера!
Незыблемого человека
Пирамидальней пирамид.
Медальную эмблему века…
Чье имя громче прогремит?
За персональною машиной
Лицо героя разглядел,
Впечатав шаг его аршинный
В масштаб тысячеверстных дел…
Гость каменный из преисподней…
Иль это мышь в углу скребет?
Но руку жму тебе сегодня,
Ломающую мне хребет…
15 февраля 1958
_^_
ЛОВУШКА
Режим наследует режиму
(На чью-то мельницу вода?),
Но только зубы обнажим мы,
Хотя б в улыбке, — вмиг беда!
Не обнажайте, Бога ради!
(Все знают, результат каков…)
Пусть мечется язык в ограде
Надежно спрятанных клыков.
15 февраля 1958
_^_
ГОЛГОФА
Голос — ведь это костер!
Волосы — это ведь змей!
Руки в пространстве простер
Ангел отчизны моей.
Капают капли с креста,
Звезды падучие слез.
Видишь, моя красота,
Что с собой сделал Христос?
Выжжены кровью зрачки.
Месяц — заржавленный нож.
Люди не чуют цены,
Бедные! Что с них возьмешь?!
Больше дышать не хочу,
И, никого не виня,
Я, умирая, молчу…
Боже, взгляни на меня!
17 февраля 1958
_^_
НЕМОЙ СТИХ
Я пишу на варварском наречье
(У России вырвали язык!)
Царственно себе противоречу
По примеру всех земных владык.
О, потомки! Полюбуйтесь, груб как
Ужас, миновавший ваши рты.
Этот окровавленный обрубок —
Громкое мычанье немоты!
Февраль 1958
_^_
НИКОЛАЙ ШАТРОВ
Большого вина ядовитая мгла
И женского мяса отрава…
Меня от соблазнов уберегла
Моя непечатная слава.
Как кости собака, я рифмы глодал
Искусства на свалках помойных.
Меня обошел этот желтый металл,
Оставив в числе недостойных!
Тот голод запал угловатостью скул —
Ты сытости яму не вырой…
Но ребра под кожей сам Бог натянул
Земле неизвестною лирой.
Да, я проносил свое тело легко,
На задних не прыгая лапах.
Нужда вынуждала глядеть далеко
И чтить только собственный запах.
Священная пища — лишь хлеб и вода,
Диета высокого духа…
Меня миновала иная еда,
К другому ушла — потаскуха.
Красивей скелета найти вам навряд.
Пустое!.. Еще приукрасим…
«Ты очень талантлив», — друзья говорят.
Враги говорят: «Он опасен»…
Я страха не знаю: чего мне терять?
Со всеми всегда одинаков…
Когда не боишься — попробуй, погладь
И волка прими за собаку.
В ответную ласку вложу не клыки —
Вложу эти острые строфы…
Никто не увидит пронзенной руки,
Моей молчаливой Голгофы…
Никто не вернется обратно домой,
Взглянувши в глаза неземные…
………………………………………..
Я путь продолжаю, великий немой,
Под стать безъязыкой России.
Март 1958
_^_
РОССИИ
Я — русский человек, и я люблю Россию.
Земля моих отцов, ты кровью мне родна:
От кочевой орды свирепого Батыя
Судьба у нас одна и страсть у нас одна.
Мой говор, мой народ, покуда сердце бьется.
Я в памяти своей навеки сберегу —
Медовый запах трав, журавль у колодца
И брызги огоньков на дальнем берегу.
Во всем ты мне мила: в распутице весенней
И поздней осенью в истоме золотой.
Люблю твоей пурги пронзительное пенье
И летний ветерок — горячий и сухой.
Готов нестись вослед за стаей лебединой
По синему ковру полуденных небес,
И пусть шумит внизу овеянный былиной
Зеленый богатырь — дремучий хмурый лес.
Что б ни было вокруг, пока я сердцем знаю,
Что Родина со мной, — я смерти не страшусь!
Не от тебя ли, Русь, печаль моя степная?
И не моя ль печаль тебя тревожит, Русь?
Когда уйду с земли, то вы, друзья живые,
Пишите на холме, где кости я сложил:
«Здесь человек зарыт, он так любил Россию,
Как, может быть, никто на свете не любил».
Март 1958
_^_
РОДИНЕ-МАТЕРИ
Ты огромная, Родина, — громче набата!
Уже бедер цыганки и шире тоски…
Как подросток, стройна, как старуха, горбата,
И по-женски хитра, и мудра по-мужски.
Ты огромная, Родина, — больше Европы!
И сильнее Америки в тысячу раз!..
Но погибнешь навек от святого потопа
Слез твоих сыновей, всех замученных нас.
Ты огромная, Родина, и плодороден,
И бесплоден пред Богом твой проклятый край!
Ты огромная, Родина, — вроде уродин
Балаганных… Живи и скорей умирай!
Проклинаю тебя поцелуем сыновним:
О, блудница! Зачем ты меня родила?!
Это чрево… Чье семя разбавит вино в нем?
Охладел?! В том себя не считаю виновным,
Ибо мать-потаскушка уж слишком тепла!..
Вот, смотри, ухожу! Даже взгляда не кину.
Коль одежда твоя — убегу нагишом!
Что же медлишь ты, шлюха?! Ударь меня в спину!
Сутенера, нарочно забытым ножом…
Март 1958
_^_
СТИХИ ПРО РОССИЮ
Я рассыплю стихи по тебе хрусталями
Ледяными и полными солнечных сил.
Окунусь с головой в песен синее пламя.
Я, влюбленный, одену тебя соболями,
Соболями, какие и сам не носил.
И за это ты мне не заплатишь рублями,
Не заплатишь деньгами за огненный пыл.
За все ливни мои над твоими полями
Ты воспримешь меня, мы сольемся телами,
Чтобы, сытый тобой, о тебе я забыл.
1958
_^_
НЕПРАВДА
Отравляться, так уж лучше ядом,
Согрешить — так с женщиной дурной.
Грешный профиль на подушке рядом,
Мир невинный остальной.
Господа, какие превращенья!
Молодеет на рассвете кровь.
Что с того, что ни один священник
Половую не простит любовь?
К исповеди мы с тобой не ходим,
Друг от друга молимся тайком.
Верую: мой жребий благороден,
Только до конца мне незнаком.
А тебе известно все на свете:
В мире нет для женщины чудес.
Если бы у нас родились дети,
Жил бы так, как будто Бог воскрес!
1958
_^_
* * *
Дух отлетел от песнопенья
И стих предстал набором слов.
Фальшивое сердцебиенье
Не кружит срубленных голов.
Гильотинированы звуки,
Их интонация мертва.
И в деревянном перестуке
Глухие рифмы, как дрова.
Кто из кремня добудет искру,
Разорванную свяжет нить,
Опустится на землю, к риску,
Глаголом трупы оживить?
Какой Христос, какой Мессия,
Отринув страх, покроет стыд,
Развяжет твой язык, Россия,
Казненных позвонки срастит?!
Сентябрь 1959
_^_
* * *
Одна осталась радость — книгу
Давно желанную купить,
Как Фауст, причастившись мигу,
Ход времени остановить.
К груди прижав блаженства сверток,
Взмыть на седьмой этаж небес.
Так ангелы возносят мертвых
На лифте плавно крыльев без.
Да, вот душа сама! И пахнет,
И шелестит! Ей нет конца…
Цены нет. Пятен на листах нет:
Бог превращается в чтеца.
Октябрь 1959
_^_
* * *
Ах, страна моя хорошая,
Всех соседних стран сильней.
Да одна беда — задешево
Продаются люди в ней.
За подачу за грошовую
От зари и до зари
Трудятся на все готовые
Кузнецы и косари…
Крепостного права нетути,
Так откуда же напасть?
Подойдет пора обедати —
Разевай пошире пасть!
Все глотай, что приготовили,
У народа не спросясь,
С матерщиной ли, с любовью ли,
Слезы с потом, с кровью грязь.
Ну, хлебайте, православные…
А не то вас ложкой в лоб!
До чего вы, право, славные
И послушные по гроб!
Жрите! Нет на вас погибели,
Благо — каша в голове,
Благо — ум из мозга выбили, —
Будет тихо на Москве.
1960
_^_
* * *
Бездарный век машинной строчки
Ракет, космических портных,
Чьи спутники поодиночке
В ночь отрываются от них,
И кружатся, как заводные,
Сужая петли над землей…
Была Россия — нет России,
Есть зло, покрытое золой.
1960
_^_
* * *
В наши дни все понятья смешались,
И хоть каждая мысль на счету,
Никакой электронный анализ
Не докажет мою правоту.
Будь ты трижды машинная эра,
Не раскроешь поэта секрет,
Правоту принимают на веру…
Доказательств для совести нет.
1960
_^_
НЕРАВНЫЙ ПОЕДИНОК
Твердишь, что устал от работы…
А видел когда-нибудь ты,
Как били волков с вертолета,
Прицельным огнем с высоты?
Они разбегались по снегу,
Услышав рокочущий вихрь.
Висящую в небе телегу,
Спускавшуюся на них.
Они спотыкались об иней…
Об собственный ужас, скорей…
Бескрылые трусы в кабине
На выбор стреляли зверей.
Когда уничтожили стаю,
Заметить смогли вожака.
Он мчал к перелеску, петляя,
Он спасся бы наверняка!
Но тут вдруг случилось такое,
Что слово пред этим мертво!
Волк стал, оглянулся с тоскою,
Увидел — за ним никого…
Лишь грохот железной убийцы,
Плывущий над полем вагон…
И волк — это может присниться-
Обратно направился он!
Навстречу чудовищу, гордо,
В величье бессильной тоски
Зверь поднял косматую морду
И грозно ощерил клыки.
Он звал к поединку машину!
Врага, изрыгавшего гром!..
И даже такие мужчины
Шесть раз промахнулись по нем.
Когда его подняли в пене,
Сраженного выстрелом в пах,
Две желтые искры презренья
Еще догорали в зрачках.
31 декабря 1960
_^_
ПРИЗВАНИЕ
Гений — тонкий, как жесть,
И заржавленный жест.
Будет нечего есть
На пороге блаженств.
Это искус искусств,
Непосильная кладь…
Крови собственной вкус
Доведется узнать!
Это — «Круглый дурак!..»
Это — «Сам виноват!..»
Арестантский барак
И потом: «Иди в ад!»
Это — «Ты идиот!»
Это — «Ты не простишь».
Откровенных зевот
Оловянный престиж.
1960
_^_
* * *
Я мудрости не накопил
И, несмотря на горький опыт,
Какой-то азиатский пыл
Ронял меня в глазах Европы.
Пронзительно-раскосых рифм
Разрез лукавый и ленивый…
При жизни я ломился в миф,
Непритязательный на диво.
О, кто загадку разрешит:
Как не заметили поэта?
Так некогда Гарун Рашид
Бродил в толпе переодетый!
1960
_^_
ПАМЯТИ ГАРСИЯ ЛОРКИ
Семь струн, играй на всех семи,
Глубокая волна гитары!
Прикосновеньем истоми!
Дождусь последнего удара!
Семь струн, семь гибельных дорог…
Прости, брести мне по которой?!
Певучий выучен урок…
Ты умолкаешь, а как скоро?
Семь струн, пять пальцев… Итого
Двенадцать соловьиных пыток.
Не камень бросил бы в него —
А сердца золотого слиток!
17 января 1961
_^_
В. СОФРОНИЦКОМУ
Ты шел по ведомству другому,
Не композитор, не поэт,
Но исполнитель роли грома
За молнией горящих лет.
Ты жил пробирною палатой,
Где ставят пробу на металл.
Твоя судьба была, как в латах,
А сам ты молнии метал.
Я знал тебя и в плане личном
Апостолом, главой семьи,
И в настроении отличном,
Когда вокруг одни свои…
И замыкавшимся порфирой
Громокипящих облаков
От призрака иного мира,
Который нес тебе Шатров.
1962
_^_
СОН ОБ УЧИТЕЛЕ
Мне завещал, без передачи,
Покойный: землю, облака,
Трагедию весны невзрачной
И осень, пьяную слегка.
Я принял во владенье зори —
Его любимый карандаш;
В морозном на стекле узоре —
Души тропический пейзаж.
Наследство — это не подарок.
Тут подлинно рука судьбы
Татуировку без помарок
Наносит на людские лбы.
Я заклеймен потоком света:
Вот, зайчик солнечный на мне…
И, освещенный и согретый,
Отныне буду жить вдвойне.
1962
_^_
ДРУГУ ФЕЛИКСУ
У пивного ларька теснота,
Разговоры сугубо мужские.
Матюги — словно дым изо рта:
Хорошо матерятся в России.
Впрочем, ужас, конечно, не то,
Что за столиком мраморным в баре…
Ничего — нараспашку пальто —
Постоим, мы с тобою не баре.
Слушай меткую русскую речь:
Только здесь отдыхаешь. Еще бы!..
Хорошо бы на травку прилечь
И еще два по сто — хорошо бы!
1962
_^_
* * *
Вся жизнь накопленьем была,
И этого будто бы мало, —
Как ткань проникает игла,
Судьба моя мной вышивала.
Поэт — очарованный вор
Сокровищ, свалившихся даром…
……………………………….
Все ткется с изнанки ковер
Каким-то блаженным кошмаром.
1963
_^_
РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ
Вверх и вниз — небесные качели!
Бесконечно веря в свой маршрут,
Вновь и вновь… Венера Боттичелли
Гасит раковины парашют.
Изогнулась, чуть прикрывшись снизу,
Словно новобрачная фатой, —
Первым воплощением стриптиза,
Неземною, легкой наготой.
И совсем красавице не нужен
Справа край плаща. Ведь так чиста.
К лучшей из искусственных жемчужин
Одержимо тянется мечта.
1963
_^_
СОБАЧЬЯ ВЫСТАВКА
Собачья выставка. Немного
Здесь на скамье передохнем.
Две девушки выводят дога —
Мужчину голого с хвостом.
За ним болонка-лилипутка
Из опереточных актрис.
Соотношенье просто жутко:
«О, дети! Не смотрите вниз!»
Вот пудель, пуделем завитый,
Как иностранный дирижер,
Проходит в окруженье свиты
Филармонических обжор.
Невольно русская борзая
Напомнит собственную дичь.
Не раз глядел в ее глаза я,
Но тайны их не мог постичь.
Чего не скажешь о легавой:
Сплошной четвероногий нюх,
Охотничьей овеян славой,
А на работе ловит мух.
Бульдог, на Черчилля похожий…
Сравненье можно пошлым счесть,
Но истина всего дороже:
Так схожи мужество и честь!
А мне, где мне занять отваги,
Чтоб описать вам, важно как
Ведут хозяева-дворняги
Своих породистых собак!
1966
_^_
* * *
Я — звезда! Понимаю прекрасно,
Сердцем выше обид…
Лишь когда на земле я погасну,
К вам мой свет долетит.
Кто сидел, кто лежал на диване,
Кто работал в цеху…
Я — горел! Это тоже призванье:
Пригвожденный к стиху.
1966
_^_
* * *
В. В. Розанову
«Ничего нет выше личной жизни,
Убедился в этом ты вполне.
Кровь и пот отдай своей отчизне,
Самый важный сок — одной жене.
Да, она и радость, и услада,
Торжество твое и Божество.
Дети изменяют. Их не надо.
Кроме ласк, не надо ничего.
Все высокое всегда бесплодно.
Вспомни — Леонардо, Рафаэль…
Только сладострастье благородно,
Не стремись за тридевять земель.
Не ищи бессмертья в поколеньях,
Насладись жестокостью любви…» —
Так шептал мне ночью дух растленья
Аргументы лживые свои.
1966
_^_
* * *
Кот смотрел на меня, как Жорж Санд на Шопена,
В два зеленые ока — крыжовника два,
И, кусок за куском, всю скормил постепенно
Я ему колбасу, сам отведав едва.
И, последнюю крошку дожрав, облизнувшись,
Он ушел… Ну, хотя б промурлыкал «мерси».
Только хвост я его увидал, улыбнувшись,
Все поняв, все простив на Советской Руси.
Октябрь 1967
_^_
_^_
АВТОЭПИТАФИЯ
Каждый человек подобен чуду.
Только гений — тихая вода.
И меня как смертного забудут,
Чтоб потом вдруг вспомнить навсегда.
4 августа 1969
_^_
ПАМЯТИ О. МАНДЕЛЬШТАМА
Есть керосин, есть чай и сахар
И в книжный магазин маршрут…
О, если б только меньше страха,
Что ночью за тобой придут.
Все перетопчут, перероют,
Перетрясут, перестучат…
Производители в герои
На трассе в неприкрытый ад.
Кого минует эта чаша?
За Блоком повторю, смеясь:
«И все уж не мое, а НАШЕ.
И с миром утвердилась связь!»
Август 1969
_^_
КАРАКУЛЬЧА
Памяти поэта Павла Васильева
Мех на ваших плечах, дорогая, немыми устами
Прикоснусь я к нему — на губах, словно дым, завиток…
Вы не смеете знать, как пластали овцу в Казахстане,
Из утробы ее вырезая предмет этих строк.
Нет! Не ждите дешевки! Описывать в красках не буду
Убиение агнца, еще не рожденного в мир…
Распинали Христа, и сейчас кто из нас не Иуда,
Из предателей жизни — служителей скрипок и лир?!
Слишком груб для утонченной моды обычный каракуль,
И додумались люди прохладным умом палача,
Чтоб приехать вам в оперу было бы в чем на спектакль,
С материнского плода сдирается ка-ра-куль-ча!
Трижды прокляты будьте! Священно тут матерно слово!
Ах, его не пропустит цензура, печатная блядь!..
«Убивают на бойне животных, и что тут такого?»
По какому же праву фашистов тогда оскорблять?!
Из младенческой кожи не нравятся нам абажуры!
«Эти зверства неслыханны!» О, запахните манто!
Я вспорю тебе брюхо, бесстыжая, жадная дура!
И пускай убивают меня, как овцу, ни за что!
Как поэта Васильева в тридцать-ежовом убили…
Чью же шкуру украсил тот сорванный с гения скальп?
…Я стихов не пишу. Я заведую лавкой утиля…
Вся земля прогнила: от глубин преисподней до Альп!
Не хочу вспоминать искупительных возгласов Бога,
Как каракуль, распятого на крестовине креста…
Я — убогий писака, простите меня, ради Бога,
И последним лобзаньем мои помяните уста.
26 декабря 1970
_^_
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА
В. Набокову
Когда ты будешь старой в восемнадцать
И на тебя я даже не взгляну,
Сладчайшая из всех галлюцинаций —
Кто даст мне с неба новую луну?
Когда ты станешь девушкой обычной,
В привычном окружении юнцов, —
О, вспомни, вспомни, чьей была добычей:
Я не тебя любил, в конце концов! —
А возвращался в собственное детство,
К резинкам, бантам, мячикам и снам,
Где никуда не деться, и раздеться
Невинность предуказывает нам.
Прости мне за ожог прикосновенья,
Но женщины в тебе не узнаю.
Ты будешь жить в пульсирующей вене,
И никогда — со мной, в былом раю.
Играющие солнечные блики…
И голуби садятся на карниз.
Сообщница… И ни одной улики —
И только губы уголками вниз.
Спасительная крошечная метка
Убережет от бреда в двадцать лет.
По-прежнему надеюсь, что нередко
Ты с отвращеньем произносишь «Нет».
На прошлом никаких кровавых пятен.
Все девственно — ни боли, ни стыда.
И я тебе, как взрослый, неприятен
И больше — непонятен навсегда.
16 апреля 1971
_^_
ПАМЯТИ ГУМИЛЕВА
Там будет лучше — в это верю:
В небесный райский зоосад,
Где птицы, и цветы, и звери
Вполне святые — все подряд…
Там в реках не уснула рыба
От пленки нефти на воде,
И ангел говорит спасибо
Ему молящейся звезде.
А змеям — ленточкам на шляпах —
Над ухом нравится свистеть
И испускать не яд, но запах:
Ведь дух не может умереть.
Там мы с тобою оба будем;
Войдем в небесный зоосад
Не в тягость ни Богам, ни людям
Смотреть немеркнущий закат.
23 апреля 1971
_^_
* * *
Смерть возможна каждый миг:
Переход туда отсюда.
Ты бледнеешь, ученик,
Ты еще не веришь в чудо.
Так подумай, сердце кровь
День и ночь струит по венам.
Это сделала любовь,
Чтобы стал ты вдохновенным.
Не боялся ничего,
Никого, нигде, вовеки.
Жил всегда, как существо
Богодуха в человеке!
28 апреля 1971
_^_
БОГ
Зову — молчишь, по дням, неделям…
Иду — и нет тебя нигде.
И вдруг приходишь Рафаэлем,
Дорожкой лунной на воде…
Молюсь — напрасные моленья,
Но часто, посреди утех,
Въявь опускаешь на колени
Меня, невидимо для всех.
29 апреля 1971
_^_
ВЫСШАЯ МУДРОСТЬ
Жизнь и смерть — как вдох и выдох.
Не заботься о любви
И не думай об обидах,
Сам себя благослови.
Радуйся игре мгновений,
Слезы жемчугом считай.
Да не будешь тенью тени,
Но в аду увидишь Рай!
30 апреля 1971
_^_
* * *
Беру на себя все похмелья,
А праздники в счет не беру.
Когда-то ведь люди умели
От зла устремляться к добру.
Нет, я благодарен эпохе
За сердцем оплаченный труд,
За утро, за крепкое кофе
Своих предрабочих минут.
10 мая 1971
_^_
* * *
Без поэтов обойтись нетрудно:
Ну, немножко меньше праздных слов,
Краски голубой и изумрудной —
И не будет мир казаться нов.
Без поэтов обойтись, пожалуй,
Можно, да не спохватиться б вам:
Было нужно то, что всем мешало
Придавать привычный смысл словам,
10 мая 1971
_^_
* * *
Вырезан ангелом лист виноградный,
Дьявол придумал колючий репейник…
В утреннем море купаться отрадно.
Ах, хорошо жить на свете без денег!
Замшевый персик безгрешно срываю,
Пью из источника чистую воду.
Нет, никогда я не ездил в трамвае!
Автомобилей не видывал сроду!
Разве бывают кирпичные стены?
На тротуарах приличные дамы?
Та мне жена, кто родится из пены:
О, Афродита! Отдайся Адаму!
Июль 1972
_^_
* * *
В. Ш.
Ничего не узнаю: и кто ты? и где ты?
Почему мне не пишешь — понять не могу…
О, спасибо за все! За счастливое лето,
За сады под дождем; за следы на снегу…
За московскую оттепель зимней порою,
За весенний приход, за осенний отъезд…
И за то, что нас было не двое, а трое…
И за этот, нам свыше ниспосланный КРЕСТ.
О, любимая! Будем судьбе благодарны,
Что увиделись в мире, при свете свечей…
Ведь Вселенная — Церковь. А запах угарный
Мы вдыхали от адских, закрытых печей.
Несмотря на разлуку, тебя умоляю
Не забыть никогда пробужденья вдвоем
За оградой навеки запретного Рая,
Где отныне себя за людей выдаем.
Несмотря ни на что, мы останемся в ранге
Первозданных Существ, не вкусивших греха.
И пылающий меч свой опустит Архангел,
И, как брачная ночь, будет вечность тиха.
27 сентября 1972
_^_
* * *
От твоего молчанья обезумел:
Как можешь ты сводить меня с ума!
Так Этной бредит стынущий Везувий,
Так света жаждет Мировая Тьма.
Откликнись из пространства: выбей искру,
Подобную сорвавшейся звезде,
Ведь помешаться мыслимо от риска
Не отыскать в живых тебя нигде!
Тут ни при чем душа! Тут тяга тела,
Пронизанного духом духоты:
Всемирным притяженьем за пределы
Галактики, которой образ — ты.
Ослеп от слез. Руками молча шарю:
Ищу бумагу — написать слова,
Что на земном, летящем в бездну шаре
Еще моя кружится голова!
Люблю нечеловечески! Сгораю
Метеоритом над планетой снов.
О! Если снова будет жизнь другая,
Я для тебя вновь Солнцем стать готов!
Сентябрь 1972
_^_
* * *
Отвыкаю от моря, чтобы легче расстаться…
Не купаюсь, не слушаю шума его:
Этот грохот, похожий на эхо оваций,
За которым незримо стоит Божество.
Постепенно и сам становлюсь независим
От ступенчатой пены прибоя у ног.
Отвыкаю от всех ненаписанных писем
От тебя, без кого и дышать я не мог…
Разве кто виноват, если ты не такая,
Как хотелось бы мне, подголоску стихий?
Отвыкаю от смеха, от слез отвыкаю.
От блаженства наполнить тобою стихи…
Сентябрь 1972
_^_
* * *
В. Ш.
Ангел мой, ангел мой белокурый…
Ты незримо со мной ночь и день.
Помню все: и лицо, и фигуру,
И на белой стене твою тень.
Если ты хоть когда-то любила,
Мне поверишь — нисколько не ложь
Притяженья небесная сила,
Вне которой напрасно живешь,
Без которой работа — обуза
И не стоит ни пить и ни есть…
Капля веры в возможность союза
Говорит уж, что счастие есть.
Так тянись ко мне порами всеми,
Всеми клетками плоти иной:
Да проникнет бессмертное семя
В райский грунт, осязаемо твой!
1 октября 1972
_^_
ПОРТРЕТ ЛЮБИМОЙ
В девственном холоде рук твоих утренних,
В пальцев движении вслед за расческой,
(Жестом ленивым) вакханки беспутнее —
Ты представляешь Венеру Милосскую.
Ты отражаешься в зеркале глаз моих
Так, как щитом меч врага отражается.
Неощущаемо голос твой пасмурен,
Но и по голосу слышно красавицу.
Встала, и локти заломлены за спину.
Мрамор, невидимой цепью отколотый.
Губы твои зацелованы, заспаны,
За промелькнувшею вечностью молоды.
Ночью! — Пытался сказать и обмолвился.
Брови чуть сдвинуты. Веки опущены…
Моешься — не на себя ли ты молишься —
Ты, Божество, и на то власть имущая?!
16 октября 1972
_^_
ФАНТАЗИЯ НА ТЕМУ СЕРВАНТЕСА
Дон Кихот, рассвет уже синее
Мавританских крепостных ворот…
Ты в Альдонсе видишь Дульсинею,
Санчо Панса — тот наоборот.
Россинант заждался господина,
В герцогской конюшне сны томят.
Грезятся ему ковры Медины,
Трав ламанчских горький аромат.
До сих пор на автострадах мира
Раздается стук его копыт,
И моя неведомая лира
О тебе неслышимо бренчит.
Дон Кихот, проснись! Восходит солнце!
С минарета муэдзин орет.
В Дульсинее прячется Альдонса,
А быть может, и наоборот.
Крест на Полумесяц, Серп и Молот
Новою религией на свет
Вылупится. Вечно только молод
Рыцаря придумавший поэт.
Однорукий, полоумный мытарь,
Сочиняющий в тюрьме наш век…
Сам потоком времени омытый,
На коне усталый человек.
Стих отвлекся, перепутал планы,
Католичество одел в чадру…
«Дон Кихот, вставай! Заря, как рана!
Понимаешь, я сейчас умру!»
«Уходи! Не выходи из роли!
Покровитель бедных и сирот…
Мельницы меня перемололи,
Чтоб с тобою — все наоборот!»
Октябрь 1972
_^_
САМОЕ ГЕНИАЛЬНОЕ
Я чаю заварю в стакан —
На ложку полную заварку.
Тепло душе, тепло бокам,
Пока метель метет по парку…
Расстроишься по пустякам,
И кажется, вся жизнь насмарку,
Но час придет — по облакам
Пойдешь под радужную арку.
Как хорошо, что ты — поэт
И можешь жить землей и небом,
Питаться воздухом и хлебом
(Хоть ничего дороже нет).
1974
_^_
* * *
Не дай мне Бог сойти с ума,
Уж лучше посох и сума…
А. Пушкин
Не понимаю, нет. Не понимаю!
И никогда на свете не пойму
Расхожую заезженность трамвая,
В котором на работу, как в тюрьму!
Уж лучше жить пороги обивая.
Взяв пресловутый посох и суму…
Уж лучше жить…
А почему не хуже?!
Да! Крикни вслух: «Я хуже жить хочу!»
Пусть корка хлеба на обед и ужин,
Зато не хлопать сволочь по плечу,
Но знать одно: я снова Богу нужен!
И вот — расправил крылья и… лечу.
1974
_^_
* * *
Не верь, не верь поэту, дева…
Ф. Тютчев
Беги, беги от совершенства!
Оно — медузы голова.
И — чисто женское блаженство —
Делам предпочитать слова.
Вполне ужасен лик Горгоны:
Он камень обращает в хлеб,
Язык низводит до жаргона,
Но ты оглох, но ты ослеп!
На солнце посмотрел как будто
И грома услыхал раскат…
И в ту секунду, в ту минуту
Рай променял на вечный ад!
О, переводчик, раб лукавый,
Чужою речью не греши…
Лишь ангелы имеют право
Осмыслить музыку души.
Февраль 1975
_^_
ДУХ ОГНЯ
Если сам ты раздуешь огонь
И не будет свидетеля рядом,
Подними пред глазами ладонь,
Чтоб не встретиться с пламенем взглядом.
Но раздвинь свои пальцы чуть-чуть,
Словно прорези шлема скафандра…
И увидишь, не смея дохнуть,
Как танцует в огне Саламандра!..
1975
ПАМЯТИ МАКСИМИЛИАНА ВОЛОШИНА
И в мыслях способный на грех,
Еще не причастный святому,
Приветствую путников всех,
Оставшись на родине, дома!
Кто странствует, время губя,
Не знаю, поймет ли поэта:
Вот я обернусь вкруг себя,
Как ты обошел вокруг света.
Не надо мне пальм и машин
Наземных, небесных, подводных.
Я меряю жизнь на аршин
Кормления тварей голодных.
И кошек, и птиц, и собак,
И поздних гостей зачастую…
Пред всеми юродствую так,
Напутствуя пищу простую:
«Иди им во благо, еда,
Подошвы не рани, дорога,
А мне, дай Господь, никуда
Не трогаться дальше порога».
1975
МОЦАРТ
Все я ведал, как сыпал отраву
Он мне в рюмку… смешно, из кольца…
О, такую посмертную славу
Грех отнять в ожиданье конца.
Чаша дружбы полнее бокала
Не разбавленной страстью любви.
И душа моя — яда алкала
За одни только мысли твои…
1976
* * *
Райская песнь, адская плеснь,
Сердца биенье…
Юность — болезнь, старость — болезнь,
Смерть — исцеленье!
Скоро умру… Не ко двору
Веку пришелся.
Жить на юру… Святость в миру.
Жребий тяжел сей!..
Что же грехи? Были тихи
Речи и встречи…
Били стихи… Ветер стихий!
Ангел предтеча…
Как тебя звать? И отпевать
Ночь приглашаю.
Не на кровать, в зеркала гладь!
Только душа я!
Опыт полезен. Случай небесен…
Все на колени!
Детство — болезнь. Взрослость — болезнь.
Смерть — исцеленье.
1976
* * *
Никто не ждет меня нигде:
Ни в черном небе, ни в воде,
А на земле уж и подавно…
И только эта тишина
Со мной в постели, как жена,
Как я в себе самодержавно.
Не смеет даже и слеза
Ко мне явиться на глаза…
Все сухо! Воспаленно сухо!
И что ни пробовал я пить,
Ничто не может утолить
Неутолимой жажды духа.
1976
* * *
Опять колдует пьяный ветер
И тянет вдаль, и тянет ввысь.
Под снегом спящее столетье,
Я говорю тебе: «Проснись!»
От чёрных бурь найду спасенье
И в белом, и в другом вине.
Душа становится весенней,
Душа бушует о весне!
Весна пришла, а это значит,
Что нет запрета сердце красть.
И девушки ночами плачут,
Предчувствуя позор и страсть.
Дрожите, люди! Март на воле!
Теряя стыд, ломая лёд…
Никто не спрячется от боли,
Никто от жизни не уйдёт!
1955
* * *
Ночь жива лишь до рассвета,
Как жива до правды ложь.
Можно и убить поэта —
Песне горла не заткнёшь!
Заточи её в темницу,
Спрячь от солнечных лучей,
Глядь, она щебечет птицей
И наполнила ручей.
1946
* * *
Под синим сводом над белым снегом
Кудрями Бога клубятся тучи.
Презренны люди, что сыты хлебом:
Земля питает, но небо учит.
За звёздным светом недольным счастьем
Тоскует сердце, стремится разум,
Но разве можно огонь украсть им
И мирозданье окинуть глазом?
О, как те жалки, что так довольны
Трудом — твореньем своим убогим:
Родятся в рабстве, умрут не вольны,
Высокий жребий суждён немногим.
Вселенной тайну проникли смутно
Одни пророки, одни поэты
Но цель безмерна, а жизнь минутна.
На все ль вопросы найдёшь ответы?
Чем жить по-волчьи, ночным набегом,
Отверзни слух свой, смотри и слушай:
Под чёрным небом над белым снегом
Бушуют ветры, блуждают души,
1946
* * *
Мы постигаем мир на ощупь
И большего нам не дано.
Но чем сложнее всё — тем проще;
Нет многого, но есть одно.
В угарном сне земного пира,
В хмельном обманчивом бреду,
Мы видим только профиль мира
Мы видим то, что на виду.
Когда же изредка оттуда
Сюда луч тайны промелькнёт,
Мы не хотим поверить в чудо
И принимаем цвет за плод.
Но силы неба необорны,
Напрасно закрывать глаза,
Незримо набухают зёрна, —
Неслышно близится гроза.
Лишь с первым грозовым ударом,
Вдруг потрясённые поймём,
Что на песке построив дом,
Мы потеряли время даром.
О, как нам будет невтерпёж
Ловить зарницу откровенья…
Ведь даже Истина и Ложь —
Друг другу родственные звенья.
1947
* * *
Настоящая сила стиха
Не в искусном сплетении слов.
Нет, ты можешь пустить петуха,
А в итоге — затмить соловьёв.
Настоящая сила стиха
Это — вывернутые потроха.
К вдохновения адским котлам,
Где с чернилами кровь пополам.
— Пополам! Если кровь лишь одна —
То она ни на что не годна:
Сочиненье не стоит труда
И чернила без крови — вода.
Настоящая сила стиха
Иногда небывало тиха
В черновых очертаниях чар,
От которых родился Анчар…
Это нектар созвездья Ковша,
Духом схваченное бытие.
Настоящая сила — душа, —
Невозможно подделать её!
1957
Муза
Он горек, как вода морская,
Твой неприкаянный покой.
Ведь, ни на миг не умолкая,
Ты лиру трогаешь рукой.
Я слушаю неясный шорох
Рифм, прилетающих на зов,
И ты присутствуешь при спорах
Подсказанных тобою слов.
Но вот спешишь ты удалиться,
Владычица судьбы моей,
Забыть скучающие лица
Непонимающих людей.
И без малейшего нажима,
Очищены от шелухи,
Легко, почти непостижимо
В душе рождаются стихи.
1950
Прогресс
Вечной памяти в мире не быть!
Я придумал, как быстро, без ссоры,
Можно мамонта в яме убить
И в грядущей карете — рессоры.
Ты во сне осенила меня,
Хоть, наверное, вызовет пренья
Новый вид производства огня —
Высеканьем без помощи тренья.
Изыскал я, как бросить копьё
Силой жилы на согнутой палке.
Колесо — это дело моё,
И удобные кресла-качалки.
Порох, запонки, нефть и сонет —
Вот плоды бесподобной работы,
У которой названия нет,
Так свербит всё и мучает что-то!
А нельзя ли освоить Луну?
Пробуравить насквозь нашу Землю?
От восторга глотаю слюну,
Вытекающим формулам внемля.
Я сегодня отправил в печать
Обоснованный вывод: возможно
Человека в пробирке зачать.
Антикрест — пирамиды безбожной.
И становится ясно уму:
Для смертельно удобного быта
Можно всё! Лишь зачем — не пойму…
Это в самом начале — забыто.
1963
Память
Если ночью тяжело мне,
Слышу голос — сон и явь —
«Вспомни будущее, вспомни.
Прошлое своё представь…»
Память не киномеханик,
Не прокручивает фильм,
Память движется стихами,
С небылью рифмуя быль…
Память — творческая сила,
Руки протянув вперёд,
Предрекает то, что было
И, пророчествуя, врёт.
В ритме растворяюсь весь я,
Смыслом выгорев дотла.
Только лишь из этой смеси
Состоят светил тела.
1963
Судьба России
Судьба России в инородцах:
Евреях, немцах, латышах…
Они одни могли бороться,
А мы остались на шишах.
Мы матерились и трудились,
Блевали спьяну вперегиб,
Покуда в главные не вылез
Известный черноусый тип.
Грузинской цепкою рукою
Бразды правленья захватив,
Он пол-России упокоил
И умер, обратившись в миф.
Судьба России в инородцах,
Чьи византийские глаза —
Артезианские колодцы —
Все затопили образа!
Варяги были и монголы,
Как тучи, с гиканьем прошли
По бедственному телу голой,
Воистину ничьей земли!
Тут литургия — летаргия!
И кто не онемел — оглох…
Неведома судьба России…
Об этом знает только Бог.
1968
* * *
Не пиши чересчур образцово.
Стихотворец, себе на уме,
Добивается смысла от слова
В тесной клетке строфы, как в тюрьме.
Он не ждёт вдохновенья, он — мастер.
Но поэт, блудный сын Божества,
Только ты знаешь высшее счастье
Выпускать на свободу слова!
1971
Рай поэтов
Есть рай поэтов. Некий городок,
По видимости, даже не на небе,
Чтоб мученик новоприбывший мог
Благословить меняющийся жребий.
Не сразу бедолагу призовут
К Творца возвышенному славословью.
Напротив, сам он, с первых же минут,
Тут окружён заботой и любовью.
Поэта вдоль перрона встретит хор
Прекрасных дев, его сонет поющий…
Начало шока. Автор до сих пор
Гадал о славе на кофейной гуще.
Ему привычно хочется вина,
И пожевать, и покурить с дороги,
Душа смятенья тихого полна,
Совсем как в миг, когда почила в Боге.
По улицам ночным Рай-городка
Ведёт поэта спутница с крылами,
И кажется дорога коротка
Счастливцу, поселённому над нами.
Он произносит вслух последний стих,
Им на земле пред смертью сочинённый,
Тем боле, что соперников святых
Не слышно ни дыхания, ни стона.
Сверх золотых кудрей включает нимб
Серебряный прекрасная подруга.
И первую любовь свою под ним
Бард узнаёт в сиянье полукруга.
1976
* * *
Я был украден, подменён
Самим собою в древнем детстве.
Отсюда этот миллион
Терзаний, наслаждений, бедствий.
Есть расстоянья для людей.
Я странствую сквозь состоянья:
То блудодей, то чародей,
Так начинаются цыгане…
Но надо в духе осознать
Присягу царственного слова,
Тогда ты — подлинная знать
И можешь не рождаться снова.
Когда ты истинный поэт,
Тебе до истины нет дела!
Ты пишешь потому, что свет
Твоё переполняет тело!..
1976
* * *
Снег пошёл, всё сдвинулось как будто,
Наклонилось ближе к небесам,
Изменилось за одну минуту —
Улица, прохожие, я сам.
Снег пошёл, никто не смог приметить
Свыше шага первого его.
Вдруг немедленно светлей на свете
Засветилось мира существо.
Снег пошёл, тут Пастернак ошибся:
Он не соглядатай никогда.
Ноги, словно сломленные, в гипсе
Валенков, уносит навсегда.
Снег пошёл, от белых точек густо
замесило воздух той мукой,
Для которой слеплено искусство
И надо жизни никакой!
Так, сорвавшись в путь, напропалую,
Благодатью Божией храним,
Землю полусонную целуя,
Снег пошёл, и я пойду за ним.
17.2. 1976
* * *
Ничего не понимаю,
Как попало век пишу
И душа глухонемая
Отдалась карандашу.
Только видит, а не слышит,
Не умеет говорить,
Чует проблеск силы высшей,
Мысли солнечную нить.
И живет себе угадкой,
Понимая по губам,
Как капель над старой кадкой
Или ливня полный жбан.
«Вымани меня из дома»… —
Просится из тела прочь.
Молодая, к молодому
Каждую уходит ночь.
Водит пальчиком по векам,
Плачет и не любит дней…
…А поэту с человеком
Говорить еще трудней…
* * *
Всё-таки к земле привык не очень
Я за эти сорок с лишним лет,
Но сказать про то уполномочен
Более прозаик, чем поэт.
Трезво регистрирующий факты,
Он их топит в колдовском вине,
На ногах удерживаясь как-то,
Лишь из уважения ко мне.
Я — другой, который настоящий,
Не слежу за стрелками часов,
И внутри себя всё чаще, чаще,
Словно с неба, слышу чей-то зов:
«Сын мой, ты промаялся довольно!
Время собираться в новый путь.
Колокол разрушил колокольню
Ну а сердце износило грудь…
Ты восходишь к незнакомым звёздам,
К музыке невиданных светил…
Мир земли, что был тобою создан,
Сущности твоей не захватил!»
1976
* * *
День июньский остывает. К вечеру
Ветерок свежей.
В выси, даже сталью чуть отсвечивая,
Якорьки стрижей.
Отчего-то нервы так натянуты,
Как лучи…
Боль немой любви на фортепьяно ты
Залечи.
Странно… Ничего не надо вроде бы
От людей, вообще.
Власяницу из стихов, юродивый,
Всё ношу вотще…
Остывает кровь вослед за воздухом,
Боже мой,
По небу, что посуху, без посоха…
Путь домой.
1976
* * *
Ударит ласточка в стекло,
Влететь не сможет…
И наше время истекло:
Век жизни прожит.
Я воплотился! Для чего?
Для встречи чуда!
И ухожу, как Божество, —
Туда отсюда.
Не плачь над прахом дорогим,
Довольно страха!
Твоя любовь нужна другим,
Ударь с размаха.
Осколки брызнут в пустоту
Небесных комнат,
Где я стихи свои прочту, —
Тебя запомнят.
О, не жалей пролитых слёз,
Всё не напрасно!
От гиацинтов до берёз
Земля прекрасна.
И даже эти кирпичи
Пустого склепа
Преображаются в лучи.
Но люди слепы…
Прозрей, любимая, прозрей!
Теряя силы,
Беги за мной, ещё скорей,
Чтоб воспарила…
1976
