И я сказал: » С тех пор, как пал Адам,
Прекрасное в трудах дается нам.
Когда-то и любовники служили
Своей любви в высоком, сложном стиле,
Вздыхали важно, повторяли длинно
Слова из книг, прекрасных книг старинных.
Все это праздный вздор для наших дней» 

[Дебют]Стихотворения У.Б. Йейтса
в переводах Елены Дунаевской

 

Песня странствующего Энгуса

Я в лес ореховый пошел,
Затем что лоб огнем горел,
И срезал прут, и на крючок
Лесную ягоду надел.

Когда белели мотыльки
И блекли звезды на заре,
Я бросил ягоду в ручей
И гибкую поймал форель.

Ее я в хижину отнес,
И я склонился над огнем,
Но вдруг окликнули меня,
И залил свет мой нищий дом.

И вся мерцая и смеясь,
С цветами яблони в руке
Скользнула девушка за дверь,
И смех растаял вдалеке.

И по долинам и горам
Я вслед за ней иду, иду
И верю: рук ее коснусь
И губы юные найду.

И стану рвать вдоль всех дорог,
Пока течет поток времен,
И лунных яблок серебро,
И яблок солнца желтый звон.

Он мечтает о небесном покрове

Будь у меня небесный покров —
Парча, которую выткал свет,
Синий, туманный, темный покров,
Которым владеют мгла и рассвет,
Его расстелил бы у ног твоих.
Но есть у нищих только мечты.
Мечты расстелил я у ног твоих,
Ступай же легко, не порань мечты.

Ирландский летчик предвидит свою смерть.

Я знаю, выше облаков
Я должен встретить свой удел.
Я не мечтал разбить врагов
И счастья ближних не хотел.

Мои края — Килтартан-Кросс
Для бедняков отвел Творец.
Ни облегчения, ни слез
Не принесет им мой конец.

И не закон, не ложный долг,
Не вождь, не вера, не приказ
Один стремительный восторг
Меня забросил в облака.

Я вспомнил, словно наяву,
Ту жизнь, в которой негде сметь,
И выбрал эту синеву,
И эту жизнь, и эту смерть.

Адам был проклят

Мы говорили о стихах втроем:
Красавица с приветливым лицом
И мы с тобою — на исходе лета.
И я сказал: «Порой корпят поэты
Над строчкою, но строчке грош цена,
Когда хоть капля пота в ней видна.
И легче днями, стоя на коленях,
Скрести полы или дробить каменья,
Как у дороги нищий в непогоду,
Чем звукам сладостным давать свободу
И знать, что шумный и крикливый мир —
Любой священник, педагог, банкир, —
Тебя за труд, тягчайший в мире труд,
Считает праздным.
Отвечала тут
Красавица, чей голос так глубок,
Так мягок и приветлив, что обрек
Столь многие сердца столь долги мукам:
«Быть женственной — нелегкая наука,
Которой в школах не преподают.
Но наша прелесть — это тоже труд.»
И я сказал: » С тех пор, как пал Адам,
Прекрасное в трудах дается нам.
Когда-то и любовники служили
Своей любви в высоком, сложном стиле,
Вздыхали важно, повторяли длинно
Слова из книг, прекрасных книг старинных.
Все это праздный вздор для наших дней.»
Мы смолкли. Небо сделалось темней,
И поднялась над углями заката
Из зыбкой синевы зеленоватой,
Как раковина, полая луна,
Чей перламутр сточили времена,
Дробя валы о звезды ежечасно.
И я подумал: ты была прекрасна,
Я силился сложить к твоим коленям
Всю высоту старинного служенья,
И что ж в душе? На нас глядит со дна
Усталость, как ущербная луна.

Холодное небо

И вдруг увидел я зияющее небо:
Казалось, лед горел и оставался льдом,
И память, исступясь, стряхнула, словно небыль,
Случайные слова и помыслов содом
Случайных, и в душе остались, прочно слиты,
Жар юности былой и канувшей любви,
И разум исторгал все давние обиды,
Покуда я рыдал и свет меня язвил
До боли и до спазм. О, если призрак встанет
Со смертного одра, то много ль правды в том,
Что должен он блуждать нагим и в наказанье
Казнить себя небес неправедным судом?

Против никчемных похвал

Пребудь, мое сердце, в мире.
Что тебе шут и плут,
Если вершишь ты на лире
Во имя женщины труд.
И что тебе их хвала,
Если любовь слова
Такие тебе дала,
Что казалась твоя работа
Сновидением грозным льва
Или тайной двух душ гордых?
А если хвала взманит,
Иное вспомни мерило:
Женщины этой дни
И то, по каким лабиринтам
Водили ее мечты,
А шут и плут ее дело
Чернили до хрипоты.
Но, лев и дитя душою,
Та женщина шла и пела,
И в мире была с собою.

Богоматерь

Любовь. И страх необоримой силы,
И молния, что слух пронзила,
И тесно в комнате от шума крыл.
Любовь и ужас, ибо я носила
Во чреве бога сил.
За что избранницей небес я стала?
У очага я мир и радость знала,
Любила сад и мелкий водоем,
Где терпеливо женщины стирают,
Судача обо всем.
Рожденный в муках, кто он, мой ребенок?
Звезда какая грудь берет спросонок?
Как жить под бременем любви моей,
От коей дыбом волосы и холод
Пронзает — до костей.

Моя работа стала ремеслом…

Моя работа стала ремеслом.
Когда-то все отвлечь меня могло:
То женщина, то ложный зов страны.
А ныне труд, блаженный для иных,
За горло держит. В юные года
Я ни гроша бы за стихи не дал,
Не верь я в то, что их слагал поэт,
Над коим был Господень меч воздет.
А ныне, будь я властен, я б избрал
Немоту рыб и бессердечье скал.

Цикл: Размышления во время гражданской войны.

YI. Пустое гнездо скворца у меня под окном

В разломах стен всегда идет работа:
В них пчелы строятся, птенцы пищат.
Моя стена разрушена. В пустоты
Летите пчелы, наполняйте медом
Пустой скворечник, отрешенный взгляд.

Мы заперты в незнании своем
На ключ снаружи. Где-то, говорят,
Людей убили, подожгли их дом.
Но что мы знаем? Что к себе зовем
В пустой скворечник, в отрешенный взгляд?
Гражданская война. Ей только две
Недели, этой власти баррикад.
Вчера здесь протащили по траве
Труп юного солдата, весь в крови.
Пустой скворечник, отрешенный взгляд.

Идеями мы жили в эти годы,
Но вымыслы вражду животворят.
Любви нужны дары иной природы:
Летите пчелы, наполняйте медом
Пустой скворечник, отрешенный взгляд.
Выбор

Одно из двух: и если смеет разум
Не жизнь, но труд всей жизни предпочесть,
Уют на небе для него заказан,
В ночи он бьется за свою же честь.
Его труды окончены, и что же?
Он победил, он в чем-то подкачал?
Одно из двух — безденежье изгложет,
Иль почести, и совесть — по ночам.

Другу, чья работа пошла прахом

Все теперь очевидно:
Молчи, и пускай твердит
Тебе этот сброд бесстыдный,
Что ты вчистую разбит.

Но честному не тягаться
С тем, кто, за руку схвачен,
И сам не будет стесняться,
И глаз от людей не спрячет.

Триумф — работа простая,
Тебе — труднее дана:
Под бешеными перстами
Ликующая струна,

Ты в мире каменных сводов
Будь скрытен и свет храни,
Ибо труднее работы
Не было искони.